Глава четвертая
Джесс предполагал, что их учебный и рабочий день закончится, когда они покинут дом Абдула Неджема. В конце концов, насколько он мог судить, все прошли сегодняшнее испытание. Однако вместо этого после остановки у дома Птолемея, когда все вышли из кареты, профессор Вульф приказал Джессу вернуться в нее и забрался внутрь следом за ним.
«Что я сделал не так? – подумал Джесс и почувствовал, как липкий пот от страха стекает сзади по шее. – Может, я чем-то выдал то, что бывал в том доме прежде? Или профессор как-то узнал, что одного свитка там не хватает?»
И, наверное, самый важный вопрос из всех: как они узнали про Абдула Неджема? Джесс не верил в совпадение: что его отцу срочно потребовался свиток как раз перед тем, как в этот дом с обыском нагрянула Библиотека. Отец, вероятно, как-то узнал, что это вот-вот должно произойти.
– Ты хорошо поработал сегодня, – сказал профессор Вульф. – Но, Брайтвелл, ты совершил ошибку.
Джесс замер. «Вот и все, мне конец». Теперь его увезут в библиотечную тюрьму, и он выдал не только себя, но и всю свою семью. Джесс представил своего отца в цепях, мать, Брендана. «Нет. Я возьму всю вину на себя. Я их не выдам». Если его старший брат Лиам нашел в себе смелость пойти на виселицу и не предать своих родных, то Джесс может последовать его примеру.
Если профессор Вульф ждет, что Джесс во всем признается, то придется ждать очень долго.
Наконец Вульф продолжил:
– В этом лишь моя вина. Я не предупредил тебя об опасности. Большинство студентов не могут вынести такого расхода энергии, так что пытаются транспортировать лишь одну, может, две книги зараз. Ты же пометил и транспортировал двадцать. Зараз. Это эффектно, а еще – очень глупо. Ты мог по-настоящему навредить себе, однако, кажется, быстро пришел в себя.
Джесс сделал вдох, потому что тяжесть в его груди внезапно исчезла. Дело не в контрабанде. А в том, что он сделал со скрепками.
Его не отправят в тюрьму. По крайней мере, пока что не отправят.
– Я не думал, что есть какая-то разница, – честно сказал Джесс. – Мне не было трудно на уроке.
– Нет, – согласился профессор Вульф. – И мне было интересно посмотреть, как ты выполнишь то же сегодня. Я не ожидал, что ты решишь отправить все книги разом, и еще больше я удивился, увидев, что это не отняло у тебя так уж много сил.
– Я… я ведь не скрыватель, правда?
– Вовсе нет. Ты просто способен выдержать больший объем энергии скрывателей, чем большинство.
– О-о. – Джесс почувствовал разочарование. Хотя жизнь, проведенная взаперти в Железной башне, не казалась ему особо привлекательной.
– У тебя любопытный талант, кандидат. Он может оказаться чрезвычайно полезным. – Профессор Вульф, похоже, задумался над чем-то, когда его взгляд устремился вдаль, и Джесс понял, что профессор принимает какое-то важное решение. – Учитывая то, что ты сегодня сделал, я полагаю, тебе будет проще, чем большинству, использовать и другие инструменты Библиотеки. Именно по этой причине я и попросил тебя задержаться. Я хочу проверить одну теорию.
– Так, значит… еще одно испытание.
– В каком-то роде, да. – Губы Вульфа изогнулись в нечто напоминающее улыбку. – И я сразу предупреждаю тебя: скорее всего, будет больно.
Когда карета остановилась, они вышли в знакомом Джессу месте… Низенькое, маленькое здание, которое Джесс отлично помнил, рядом с гаванью. И тут же к ним присоединился капитан Санти.
– Что мы здесь делаем? – поинтересовался Джесс.
Профессор Вульф шел впереди всех и скоро шагнул в грязный узкий коридор. От их движения засветились тусклые фонари. Джесс сглотнул и подумал, удастся ли ему сбежать в случае чего… Однако он понимал, как понимал и Абдул Неджем, что не было на земле безопасного места, если речь шла о Великой библиотеке. Хрупкое будущее Джесса было теперь в руках Вульфа, и ему не трудно будет это будущее смять, как клочок бумаги, и уничтожить.
Когда Джесс был в этом месте в последний раз, профессор Вульф угрожал бросить бутылку с греческим огнем на головы своих студентов.
Капитан Санти легонько похлопал Джесса по спине.
– Иди-иди, малец, – сказал он Джессу. – Профессор не кусается. А вот я да. Преимущество профессии.
Внутри зал серапеума под сводчатым потолком выглядел точно так же, как и прежде, и тут по-прежнему пахло химикатами. Джесс не мог понять, были пятна на стенах оставлены новыми поджогами или старыми, однако когда он осмелился поднять голову, то с облегчением выдохнул, не обнаружив над головой опасности.
Санти все еще перекрывал один-единственный выход за спиной Джесса. Вульф же теперь стоял в центре зала, сжимая тонкую золотую веревку с двойной петлей на конце и плоской эмблемой Библиотеки посередине.
– Ты знаешь, что это такое? – спросил Вульф у Джесса.
О да, Джесс знал. У него скрутило живот при виде веревки, и он сглотнул, прежде чем ответить:
– Оковы для преступников. Вы не использовали, однако, такие для задержания пары в том доме.
– Я не видел в этом необходимости, – ответил профессор Вульф. – Они все равно не смогли бы сбежать от нас. Мы используем такие для более опасных преступников. Однако для этого нужен навык. Санти?
У Джесса сперло дыхание, когда капитан Санти вышел вперед, взял веревки и повернулся к Джессу. «Ну вот и все, – мелькнуло в мыслях у Джесса. – Теперь мне точно конец».
Санти накинул свободные петли на собственные руки и протянул их Джессу, но он был слишком взволнован и никак на это не отреагировал. Санти глянул на Вульфа.
– Используй свой библиотечный идентификационный браслет, – сказал Вульф Джессу. – Прикоснись им к веревкам.
– Для чего?
– Давай посмотрим, что произойдет.
Джесс прикоснулся своим браслетом к веревкам – и те затянулись, связав руки Санти так туго, что тот поморщился. Эмблема на оковах замерцала странным оранжевым цветом.
– Простите, – извинился Джесс. – Это было больно?
– А тебе было больно? – спросил профессор Вульф.
– Нет.
– Ты вообще хоть что-нибудь почувствовал?
– Слегка. – Джесс ощущал едва заметное покалывание в руках, как будто те затекли. И оно прошло через пару секунд.
– Интересно, – сказал Вульф и задумчиво постучал пальцем по обложке своего кодекса.
– Ни слова кому-либо, что их проверяли на мне, – сказал Санти. – Не так я рассчитывал провести свой день, Кристофер.
Кристофер? У Вульфа и правда было имя, вспомнил Джесс, однако он не мог даже вообразить, что кто-то так его называет. Особенно так… непринужденно.
– Я ценю вашу помощь, капитан, – сказал профессор Вульф. – Пришло время побегать.
– В один прекрасный день мы поменяемся. Тебе бы не помешало побегать.
– Не сегодня. – Вульф плавно махнул рукой, словно прогоняя капитана. Санти развернулся и убежал, скрывшись во мраке коридора.
– Куда он? – просил Джесс.
– Понятия не имею. Теперь тебе надо его найти, – ответил Вульф. – Однако я дам ему время уйти подальше. Это будет честно. – Он сверился со своей книгой. – Достань кодекс.
Джесс вытащил свой кодекс из кармана и держал его в руках, пока не увидел недовольный взгляд профессора, намекающий, что нужно открыть книгу.
– Прикоснись своим браслетом к странице, – сказал Вульф. – Обычно полагается это сделать сразу же, как только преступник оказался в оковах.
Джесс прикоснулся своим браслетом к бумаге, и на той тут же появилась карта… Карта улиц со всеми деталями и одной красной точкой. Джесс не знал, как это работает, однако предполагал, что технология похожа на ту, что лежала в основе действия кодекса: все отражалось в реальном времени, только вместо списка книг, доступных для копирования, сейчас на странице отражались предметы. И то, как их найти.
– Оковы показывают, где он находится, – догадался Джесс, – не так ли? – После активации оков и карты Джесс почувствовал себя слабее. Он уставился на карту, пытаясь сфокусироваться на движущейся точке, которая, очевидно, показывала бегущего капитана Санти, а потом Джесс ощутил укол боли в глазах. Он закрыл на миг глаза, и все прошло. Джесс снова открыл глаза и посмотрел на карту, на то самое место, где двигалась красная точка. И снова у него заболела голова.
– Именно. – Профессор Вульф внимательно за ним наблюдал. – Насколько все плохо? Насколько больно?
– Не сильно, – соврал Джесс. Он отвел глаза от карты, и головная боль прошла почти что мгновенно. – Больно, только когда я смотрю на карту. Это все?
– Нет. Я хочу, чтобы ты его отыскал, – сказал профессор Вульф. – И тебе лучше поторопиться. Санти бегает быстро.
Джесс набрал полные легкие затхлого серапеумского воздуха и отправился в коридор, а затем вышел под палящее александрийское солнце. Он рискнул и снова быстро глянул на карту. Красная точка находилась на расстоянии трех улиц от него и продолжала двигаться в сторону края страницы. Джесс не знал, что будет, когда она достигнет края – а вдруг исчезнет? Или карта изменится, чтобы можно было продолжить слежку? Джесс решил, что будет не очень разумно ждать, чтобы это выяснить, поэтому бросился бежать. На этот раз головная боль не прошла, как только он оторвал глаза от карты. В голове стучало, как будто за глазами у него был большой раскаленный камень. А потом его снова захлестнуло волной тошноты, однако впервые за долгое время Джесс почувствовал себя до странности уверенно.
В конце концов Джесс умел бегать. И умел отлично, так что он побежал по улицам горячего незнакомого города, шмыгая между каретами и изумленными, потными пешеходами, чувствуя себя почти что как дома. Его тело занималось знакомым делом, а пульсирующая в висках кровь и ветер, треплющий его волосы, напоминали, что точно так же, дома, он бегал и проверял, сможет ли перехитрить лондонских солдат и всех, кто попадется ему на пути.
Даже боль не могла затмить воодушевление от момента, хотя в голове гудело все сильнее каждый раз, когда Джесс косился на карту в своем кодексе. Карта менялась, понял он, двигалась вместе с ним. Красная точка, которая указывала на его убегающего пленника, уже была не так уж далеко, и, когда Джесс свернул за угол на одной из чистых александрийских улиц, он увидел огромную и пугающую Железную башню, возвышающуюся слева, обнесенную высоким забором с воротами и стражей. Беглец, однако, спешил не к башне – повернул направо, в сторону университета. Гигантская пирамида Александрийского серапеума с прямыми углами красовалась дальше, она казалась будто размытой на таком расстоянии, и Джесс замедлился всего на шаг или два, чтобы еще раз посмотреть на карту.
Похоже, Санти бежал именно к серапеуму.
К этому времени Джесс уже хорошо ориентировался на территории университета. Он ходил там каждый день на уроки к профессору Вульфу, а потом обратно, так что он знал и тропинку, по которой Санти бежал между зданиями. «Я могу срезать угол, – подумал Джесс. – Если не ошибаюсь. Если он и правда направляется к пирамиде».
Джесс посмотрел на карту и увидел, как двигается красная точка, просто чтобы убедиться еще раз. Головная боль внезапно усилилась, ослепив его темными пятнами перед глазами. Джесс отвел глаза от карты, но боль на этот раз не ослабла. Совсем.
Джесс захлопнул кодекс и спрятал в карман. Болела у него голова или нет, ему нужно было просто бежать – бежать как можно быстрее, как он бегал когда-то по Лондону, бежать в сторону пирамиды. Либо он с треском провалится, либо добьется успеха. Это было приятное чувство, забыть обо всем и просто позволить ногам нести его широкими шагами мимо магазинчиков и незнакомцев, по торговой улице с лавками с экзотическими шелками и специями, сквозь облако пара, валящего из чьей-то домовой трубы… А потом Джесс увидел, как впереди промелькнуло что-то черное, кто-то быстро бегущий.
Это был Санти. И Джесс знал, что Санти его тоже заметил. Правши обычно не глядели налево, когда пытались оторваться от погони. Они смотрели вперед, назад и направо, если, конечно, что-то не привлекало их внимание.
Джесс вот-вот его поймает.
И Джесс его поймал, подскочив к Санти с левого плеча и сбив все еще связанного по рукам мужчину с ног. Они покатились по тропинке между зданиями и оказались на каменистой земле в тени под деревом. Капитан Санти издал разочарованный вздох, который Джесс едва услышал, потому что с его ушами было что-то не так. И перед глазами у него по-прежнему плясали черные пятна, затмевая все вокруг, и ему становилось лишь хуже, тошнота подступала к горлу. Джесс не чувствовал ног, и бухающая, затмевающая все головная боль отнимала у него последние силы.
Джесс не слышал, как он упал, однако, когда черно-серый туман перед его глазами рассеялся, он увидел, будто мир, покачнувшись, склонился набок, а пойманный им Санти освободился и глядит на него сверху вниз, записывая какое-то сообщение в кодекс стилусом. Джесс зажмурил глаза. В ушах гудело, и он почувствовал что-то – может, чью-то руку на своем плече, однако боль он чувствовал куда сильнее.
Неразборчивые слова звенели вокруг. Свет. Кто-то советовал ему не открывать глаза, и да, этот человек был прав, боль становилась чуточку слабее в темноте. Тьма разрасталась в его голове, перешла на шею, а затем на плечи, грудь, руки и ноги. Все его тело теперь, кажется, состояло из одной нестерпимой боли.
В конце концов Джесс ощутил, как что-то прохладное и острое прикоснулось его запястью. И тьма поглотила его.
* * *
Джесс проснулся в своей кровати в доме Птолемея, и все произошедшее могло бы оказаться просто ночным кошмаром, если бы не дрожащие мышцы и не отголоски головной боли, все еще глухо пульсирующей в его висках. Джесс сглотнул и почувствовал привкус крови во рту.
Кто-то сидел в темноте рядом с ним, и Джесс тут же понял, что это не Дарио Сантьяго. Когда он попытался сесть, рука этого человека осторожно толкнула его обратно. Женский голос произнес:
– Лучше еще полежи.
– Халила? – Ее голос не походил на голос Халилы, однако, чтобы Глен могла бы быть столь заботлива с ним, Джесс не мог представить.
– Морган, – ответила девушка. – Закрой глаза, я включу свет. Только лампу. Скажи, если будет слишком ярко.
Сначала свет и правда показался ему слишком ярким, но Джесс заставил себя не вздрагивать. Спустя несколько секунд стало немного легче, и Джесс смог разглядеть новенькую студентку. Казалось, будто они познакомились много лет назад, хотя Джесс был уверен, что встретил ее лишь утром за завтраком.
– Что со мной случилось? – просил он.
– Тебя принес профессор Вульф. Велел тебе не подниматься. Мне сказали приглядеть за тобой, раз уж у меня все равно нет уроков до завтра. Остальные внизу. – Очевидно, она заметила обиду Джесса, потому что одарила его скромной улыбкой. – Не вини своих друзей, они хотели навестить тебя. Профессор Вульф всех собрал сейчас, чтобы объявить что-то. Его уроки всегда заканчиваются тем, что кто-то теряет сознание?
– Подожди и услышишь историю про греческий огонь, – сказал Джесс. Всего несколько слов, но они утомили его, словно долгая речь. – Есть вода?
Морган молча взяла кувшин с водой и стакан со столика и налила Джессу воды. Он выпил все большими глотками и протянул стакан, прося еще порцию. Морган налила, но на этот раз только половину:
– Пей медленно, а то станет плохо.
– Хорошо, матушка.
Она рассмеялась, но ее смех прозвучал тихо, и Джессу в нем послышалась усталость. Он вспомнил, как она выглядела за завтраком. Одного дня недостаточно, чтобы восстановить силы, а теперь она еще и тратила время на то, чтобы помочь ему.
– Я точно не твоя матушка, хотя меня обзывали и похуже… Погоди, что ты делаешь?
– Сажусь.
– Но профессор Вульф сказал…
– Я думал, ты мне не мама. – Она не стала останавливать Джесса, когда он с трудом поднялся и принял полусидячее положение. – Иди отдыхать. Со мной все в порядке.
– Я дремала.
– В кровати Дарио? Это уже наказание. Не уверен, что он менял простыни с тех пор, как приехал сюда. У него раньше для этого были слуги.
– Поверь мне, грязные простыни можно назвать роскошью по сравнению с тем, где я спала.
Она ведь приехала из мест боевых действий, вспомнил Джесс. Его глаза наконец привыкли к свету, и, попивая воду, он разглядел Морган получше. Она все еще выглядела уставшей, и черные круги красовались у нее под глазами.
– Я правда в порядке, – сказал он ей снова. – Иди. Обещаю не вставать с постели до завтра.
Морган сначала нахмурилась, однако ее усталось взяла верх, и она все-таки кивнула, спросив:
– Обещаешь?
– Даю слово.
Она встала на ноги, потянулась и ушла, притворив за собой дверь. Еще до того, как щелкнул замок, Джесс свесил ноги с кровати на пол. Ноги оказались босыми, и Джесс одной рукой обшарил пол, а второй сделал свет поярче. Медленно включая лампу на полную мощность, он смог справиться с отголосками боли в голове. И ему все еще хотелось пить. Джесс выпил почти половину кувшина, а затем наконец попытался встать на ноги.
Это был какой-никакой, но успех, решил Джесс, и, подождав пару секунд, он рискнул сделать шаг, а затем вышел из комнаты. Коридор оказался пустым. Джесс дошел до лестницы, сделал передышку, а потом спустился на первый этаж.
Из общей комнаты доносились голоса, неразборчивые и встревоженные… Однако все затихли, как только увидели Джесса в дверях. Джесс попытался принять непринужденный вид, прислонившись к дверному косяку и надеясь, что не выглядит так, будто вот-вот упадет.
– Ты должен лежать, – сказал Сантьяго изумленно, он был первым, кто осмелился произнести хоть что-то. Осознав, что его слова могут быть расценены как беспокойство за благополучие Джесса, он тут же добавил равнодушным тоном: – Полагаю, тебе досталась хорошая медсестра.
– Присядь, – сказал Томас и пододвинул стул для Джесса. – Тебе следовало оставаться в кровати. Профессор Вульф сказал…
– Я в порядке, – соврал Джесс. – Что я пропустил?
– Завтра опять будет лотерея, – сказала Халила. – Нам всем придется вытаскивать номера.
На миг Джессу показалось, что головная боль безвозвратно покалечила его мозг, потому что сказанное не имело никакого смысла. Он повторил:
– Мы все? Мы все не прошли испытания?
– Очевидно, все до единого, – подтвердил Дарио. – Включая Халилу. Я могу лишь предположить, что все оплошали настолько сильно, что наш милый пустынный цветочек пострадал только за компанию.
– И Вульф не объяснил, почему мы не прошли испытание?
– Ни словом, – сказала Халила. В комнате царило удрученное и мрачное настроение, и кто-то достал бутылку шотландского виски, глоток которого Джесс сразу же жутко захотел. – Я была там, Джесс. Мы нашли книги… ты нашел книги. И мы поймали преступников. Как мы могли провалить испытание? Чему он нас пытается научить?
– Погодите, – сказал Джесс. – А когда лотерея?
– Завтра утром, – ответил ему Томас. Его поза свидетельствовала о жутком расположении духа: ссутуленная спина, опущенная голова. – Это совершенно несправедливо.
– Никто не говорил, что жизнь справедлива, – сказал Дантон. Учитывая, что Дантон родом из Франции, подумал Джесс, его взгляд на это может быть особенным. – Ему нужно избавиться от лишних студентов. Профессор Вульф ведь с самого начала сказал, что возьмет на работу лишь шестерых. Полагаю, вот так он и примет решение. Несправедливым образом.
– Он не имеет на это права! – как всегда грубо, возразила Глен.
– Он имеет полное право, – сказал Дарио. – Он наш наставник. Они уже отказали десяткам тысяч, когда приняли тридцать из нас. В Библиотеке полным-полно людей, подающих надежды. Мы просто мелочь.
– Тогда как ты думаешь, почему он завалил нас всех? У него должна быть на это какая-то причина!
Дарио пожал плечами.
– Думаю, он так поступил, потому что имеет право, – сказал он. – И потому что еле нас терпит. Профессор-исследователь, тратящий время на нас? Зачем мы ему? Я могу лишь предположить, что его назначили нашим наставником в наказание за что-то.
Эта была любопытная мысль, и она имела смысл. Профессора-исследователи вроде Вульфа всегда путешествовали по миру, проводили исследования, эксперименты, делали работу для Библиотеки. Назначение приглядывать за студентами было… пустой тратой его времени, и Библиотека должна была это понимать.
– Я знаю, почему мы не прошли испытание, – раздался тихий голос. Все замолчали и подняли головы, чтобы посмотреть, кто это сказал. У камина сидела Идзуми. Она почти всегда говорила тихо, едва слышно, однако редко оказывалась не права. – Мы провалили испытание, потому что не спросили.
– Не спросили о чем? – не понял Джесс.
– Что произойдет с книгами, которые мы конфисковали.
– Мы знаем, что с ними произойдет. Мы отправили их обратно в архивы. Мы использовали метки, точно как профессор Вульф нас и научил, – сказал Дарио. – Это был бы глупый вопрос.
Идзуми наконец подняла голову и посмотрела прямо на Дарио. В ее взгляде мелькнуло нечто похожее на гнев, ей не свойственный.
– Те книги, – сказала она, – которые вы нашли, были уникальными?
– Редкими, – пожал плечами Дарио.
– Однако они уже были в списке кодекса. – Идзуми посмотрела на остальных, быстро пробежав глазами по собравшимся. – Хоть кто-нибудь нашел уникальную книгу?
Никто ничего не ответил. Джесс прокрутил воспоминания в своей голове. Они нашли редкие произведения, однако ничего из того, чего не было в списке до этого.
– Что Библиотека делает с редкими книгами, которые не уникальны? – спросила Идзуми. – Мы отправили их обратно в архив, использовав метки, но что делает с ними архив, когда те прибывают?
– Сохраняет их, – сказал Портеро. – Это их работа.
– Разве? Зачем им это? У них есть оригиналы. Оригиналы они отражают на бланках. Зачем им тогда еще копии? – она сделала паузу, а затем продолжила: – Я слышала, что они уничтожают книги. Сжигают в печи.
– Это ложь!
– Разве? А почему бы и не уничтожать? На книгу меньше для контрабандистов.
– Такое невозможно, – сказал Томас. – Чтобы Библиотека уничтожала книги? Это противоречит всему, чему они нас научили!
– Да, – согласилась Идзуми. – Противоречит. Как противоречит и многое из того, что они тут делают. – Она кликнула по бланку, который читала, чтобы очистить его, и встала, чтобы поставить его обратно на полку. Затем она молча вышла из комнаты.
– Она ведь несерьезно, – сказала Глен. – Библиотека не может втайне уничтожать книги.
– Но мы не спросили. Насчет этого она права, – заметил Джесс. – Мы ничего не знаем о том, что происходит, когда книги попадают в архивы.
Студенты начали спорить, и их спор вскоре перешел в громкую ссору со ставками на то, кто из них покинет учебу утром. Некоторые решили, что больше не намерены играть в игры профессора Вульфа. В итоге все разделились на два лагеря: одни решили, что Вульф блефует, чтобы посмотреть, кто станет отстаивать свои права, другие боялись навлечь на себя гнев профессора.
Джессу было плевать. Он даже ничего не записал этим вечером в свой личный журнал.
В этом, казалось, не было никакого смысла.
* * *
На следующее утро профессор Вульф не появился. Не появился и завтрак, который обычно накрывали на столах в общей комнате перед тем, как звенел утренний звонок на рассвете. Когда Джесс спустился, чтобы поесть, есть было нечего.
Вместо этого на столе лежал пустой бланк, открытый на первой странице, и Джесс подошел, чтобы прочитать, что там написано.
Всего два слова: «Тяните номер».
Чашка с лотерейными номерками стояла рядом с бланком. Джесс уставился на нее, замерев на пару секунд, а потом услышал чьи-то шаги за спиной. Тяжелые шаги. Он узнал подошедшего еще до того, как услышал голос Томаса:
– Mein Gott, он и впрямь не шутил, да?
– Не шутил, – согласился Джесс. Внутри у него все кипело от злости при мысли о том, что с ними поступают так несправедливо… Они ведь с профессором Вульфом нашли общий язык, Джесс делал все, что ему велели, даже побежал за капитаном Санти, глядя на ту чертову карту. Он загнал себя до полусмерти. И вот что Джесс получил в награду… шанс быть отчисленным ни за что.
Томас встал рядом с Джессом и тоже теперь молча таращился на слова на бланке, а затем перевел глаза на чашку, на которой были изображены египетские боги Гор и Маат. Впервые рассмотрев фарфоровую чашку, Джесс осознал, что и она, и керамические черепки с номерками в ней были старыми… очень старыми. Гладкие вставки из слоновой кости на чашке стерлись и пожелтели от прикосновений тысяч потных, нервных рук.
Затем Томас вздохнул и потянулся за номерком.
Джесс схватил друга за руку, останавливая.
– Не надо, – сказал Джесс.
– Если я не вытащу номер, меня все равно прогонят, – сказал Томас. – Лучше сделать, как велит профессор Вульф.
Томас сунул руку в чашку и вытащил кусочек фарфора, который тут же сжал в кулаке. Он не стал смотреть на номер. Когда Джесс показал на его руку, Томас покачал головой.
– Какой смысл смотреть, – сказал Томас. – Я либо останусь, либо нет, и теперь уже от меня ничего не зависит. Давай, Джесс, бери номерок, и сядем у камина. Сегодня как-то сыро с самого утра.
Так как Томас стоял рядом с ним, как спокойный и молчаливый свидетель, Джесс не мог придумать способа выкрутиться из ситуации. И он не хотел выглядеть струсившим, хотя ему и было страшно. Тревога пробирала его до костей. Его будущее зависело от одной дурацкой бессмысленной цифры.
Он не смотрел. Просто засунул руку в чашку и на ощупь вытащил номер. Затем сунул черепок в карман, где лежал его кодекс, потому что, если бы Джесс оставил номерок в руке, он не смог бы справиться с желанием взглянуть на него, как будто это было какое-то загадочное предсказание на блошином рынке.
Морган с Идзуми пришли следующими. Девушки, похоже, успели подружиться, хотя и шли молча. Морган выглядела теперь более-менее отдохнувшей, подумал Джесс, и она сменила свой теплый английский наряд на свободное хлопковое платье бледно-голубого цвета. Ей идет, решил Джесс. Теперь ее щеки налились румянцем, и Джесс наблюдал, как она остановилась в дверях вместе с Идзуми, осматривая комнату. Глаза Джесса и Морган встретились, и она едва заметно кивнула, не улыбаясь. Джесс кивнул в ответ.
– У вас всегда номерки на завтрак? – спросила она.
– Каждый вторник, – пошутил Томас чересчур веселым тоном. – Хрустят. Полезно для пищеварения.
Идзуми закатила глаза, подошла и вытащила номерок.
– Жаль, что хотя бы кофе не принесли, – сказала она. – Я не уверена, что готова к этому без кофе.
Морган с сомнением смотрела на чашку, и Джесс понял, что она сомневается, следует ли ей тоже вытягивать номерок. В конце концов, сегодня ведь был ее первый официальный день учебы. Если ей не повезет, она не проведет здесь даже одного дня и должна будет вернуться домой.
– Лучше не надо, – сказал Джесс, и Морган повернулась к нему. Она одарила его странной, напуганной улыбкой, а затем сунула руку в чашку и достала номерок.
– Я студент, – сказала она. – Профессор Вульф сказал, что каждый должен вытянуть номер. Получается, я тяну номер. Я одна из вас.
Джесс был уверен, что он бы не стал так рассуждать на ее месте. На ее месте он бы стал возмущаться, сказав, что его нельзя винить в неудаче остальных, если он в этом не участвовал. И Джесс не понимал, восхищает его смелость Морган или сбивает с толку.
Однако ему точно некогда было скучать.
Остальные один за другим прибывали в общую комнату, и каждый реагировал на увиденное по-разному. Чаще всего на номерки смотрели разгневанно, как будто думали, что профессор Вульф пошутил вчера, что, по мнению Джесса, было так же маловероятно, как снежная буря в Александрии. Глен обиженно заворчала, прежде чем вытащить номерок, а Дарио стал ругаться и пообещал воспользоваться влиятельным именем своей семьи, чтобы уничтожить карьеру профессора Вульфа, если его выгонят. Кто-то плакал. Кто-то пытался принять равнодушный вид, но Джесс знал, что равнодушным не оставался никто. Все старались, чтобы оказаться здесь. Все сделали все возможное, чтобы остаться.
Каждый из них чувствовал, что с ним поступают несправедливо.
Половина студентов отказались тащить номерки. Сначала Халлем. И некоторые, кто уже достал, тоже положили свои обратно.
– Лучше возьмите, – сказала Халила, когда вытаскивала сама. Она появилась последней. Джесс пересчитал головы – все теперь были в сборе. – Как только он придет…
И внезапно он пришел. Профессор Вульф появился на пороге в своей черной мантии и с осуждающим, как обычно, выражением на лице. Один его хладнокровный вид разозлил Джесса.
– Не сомневаюсь, что все сейчас меня проклинают, считая происходящее несправедливым, – сказал Вульф. – Или вы проклинаете меня за то, что сегодня нет завтрака. Не беспокойтесь, столы накроют, как только мы разберемся с неприятными вопросами.
– Мы не станем вытаскивать номерки, потому что мы не заслужили этого. – Халлем вышел из той группы студентов, которые не стали вытаскивать номера. Халлем был высоким и тощим, а еще грубым, из-за чего многие его избегали, однако то, что он взбунтовался против профессора Вульфа, не соответствовало его типичному поведению. Джессу так казалось до того, как он заметил пот у него на лице и промокший ворот рубашки, а потом еще и пугающе расширившиеся зрачки его глаз.
Он что-то принял с утра, чтобы набраться смелости, и это что-то лишило его способности вести себя разумно.
– Отойдите, кандидат, – сказал Вульф.
Халлем не отошел.
– Скажите нам, что мы сделали не так. Вы обязаны сказать хотя бы это.
– Я ничего вам не должен. Отойдите, – повторил Вульф. Он говорил спокойно, однако в его голосе явственно слышалась тихая, неподдельная угроза. Халлем сделал еще шаг вперед вместо этого. Джесс быстро обменялся взглядом с Дарио, который выглядел таким же удивленным, как и остальные, и – что любопытно – Дарио не стоял рядом с возмущающимися. Не стоял с ними и его последователь Портеро.
– Библиотеке не нужны овечки. Ей нужны люди, которые умеют думать. Люди, которые могут постоять за себя. – Халлем вскинул дрожащий кулак, и на миг Джессу почудилось, что Халлем окончательно потеряет контроль над собой и ударит профессора, который продолжал спокойно на него смотреть. – Вы считаете себя каким-то языческим богом! Вы считаете, что можете властвовать над нашими жизнями, уничтожать нас не за что-то, а просто по своей прихоти! Хватит с нас!
– Халлем, – сказал Джесс, – успокойся.
– Успокойся? – Халлем повернулся к нему, все тело его, казалось, теперь состояло из мышц, натянутых от гнева. – Успокойся? Ты знаешь, что ждет меня дома, если я вернусь, трубочист? Знаешь, что отец со мной сделает?
– Если он закроет тебя в комнате, чтобы из тебя вместе с потом вышло то, что ты сегодня принял, то будет, пожалуй, неплохо, – сказал Томас. Он сделал шаг вперед и посмотрел на Халлема сверху вниз. Спокойный и добродушный, Томас все равно мог выглядеть грозно, если хотел. – Честно или нет, но профессор Вульф наш наставник. Чего, по-твоему, ты добьешься этим?
– Он не может нас выгнать!
– Думаю, может, – ответил Томас. – Хуже того, думаю, архивариусы с ним согласятся. Остановись и задумайся над тем, чем ты рискуешь. Все вы. Подумайте.
Профессор Вульф перевел свой взгляд на пустое пространство, как будто Халлем его больше не интересовал.
– Номерки, – сказал профессор Вульф. – Каждый должен был вытянуть по одному. Вытаскивайте.
Халлем скрестил на груди руки.
– Я не вытаскивал. Никто из стоящих на этой стороне комнаты этого не делал. Мы с вами не согласны.
– Тогда я вытащу за вас. – Профессор Вульф сунул руку в чашку и достал керамический кусочек. – Номер три, кандидат Халлем, – сказал он. – Ради вашего же блага, надеюсь, это счастливое число. Последний шанс. Вытаскивайте.
Восставшие за спиной Халлема – большинство всех не отправленных домой, вдруг осознал Джесс, – были уверены в своем решении. Джесс знал и уважал многих из них. «Я выбрал не ту сторону», – подумал он. Джесс держал свой номерок в руке и продолжал вертеть его между пальцами, ощущая шероховатости на его поверхности. Было бы приятно возразить. Сделать что-то самому в этой ситуации.
Ему хотелось кинуть номерок обратно в чашку.
Капитан Санти присоединился к профессору Вульфу, он, как ни в чем не бывало, оперевшись плечом о дверной косяк, чистил яблоко острым ножом. Размышляя, Джесс понял, что Санти смотрит прямо на него, и, несмотря на то что тот ничего не сказал и не сделал, что-то заставило Джесса замереть.
– Кто-нибудь еще желает присоединиться к протесту кандидата Халлема? Он и правда говорит разумные вещи. Может, я действительно ищу среди вас тех, кто может постоять за себя, – сказал профессор Вульф. – Или ищу как раз противоположного?
Никто не шелохнулся. Профессор Вульф достал два игральных кубика из своего кармана и кинул их на стол. Джесс наблюдал, как те катятся, ударяются об изображение богов на чашке и наконец останавливаются – слишком далеко от Джесса, чтобы можно было рассмотреть цифры. Капитан Санти надкусил яблоко и подошел посмотреть.
– Два и четыре, – сказал он, жуя яблоко. – Проверьте свои номера.
Томас рядом с Джессом тяжело вздохнул и медленно раскрыл свою ладонь.
На ней лежал кусочек черепицы с номером четыре.
– Нет, – сказал Джесс. – Нет! – Томас? Томас не мог отправиться домой. Это было совершенно нечестно.
Халила издала сдавленный вопль, и Джесс повернулся к ней. В ее дрожащей руке лежал номер два. Профессор Вульф не мог выгнать Халилу. Она была чертовски хороша в своем деле. Ей суждено быть здесь.
Джесс закрыл глаза и достал свой собственный номерок. Он провел пальцем по поверхности, как будто пытаясь прочесть номер, не глядя, затем раскрыл ладонь и взглянул.
«Четыре».
Ему конец. Медленно липкая паника поглотила его, и Джесс внезапно почувствовал себя неимоверно уставшим. Вся его злость пропала. Осталось лишь жуткое чувство потери. «Я хотел быть здесь, – понял он. – Мне здесь нравилось. Мне нравились эти люди».
А теперь всему этому пришел конец. Он с позором отправится домой, если отец вообще разрешит ему вернуться, и он никогда больше не увидит это место снова, не пройдет по улицам этого города, не увидит своих друзей.
Морган сжимала свой номерок, таращась на него. Румянец снова исчез с ее лица. Как Халила, Томас и он сам, она вытащила судьбоносный номер. «По крайней мере, у нее не было времени привыкнуть к этому месту, – подумал Джесс, хотя мысль о том, что все это несправедливо, не давала ему покоя. – По крайней мере ей не пришлось столько трудиться и столько потерять».
Некоторые начали плакать. Некоторые выдохнули с облегчением. Восставшие начали переговариваться, и очевидно было, что они не знают, что будут делать дальше.
Все, кроме Халлема, который выглядел теперь как победитель.
– Вам конец, профессор Вульф. Если вы выгоните тех, кто не вытащил номера, и тех, кто вытащил неудачные цифры, вы останетесь всего с тремя студентами. Так что результаты лотереи нельзя засчитать. – Он выглядел вдохновленным и был прав. Логика и впрямь была на его стороне.
Халлем победил. Не мог ведь профессор Вульф оставить всего трех человек в классе. Архивариусы такого не примут.
Профессор Вульф произнес:
– Совершенно резонно, мистер Халлем. И все же я жду, что все, кто не стал тянуть номер, будут на железнодорожной станции Миср через час. Чемоданы оставьте. Мы отправим их вам домой. Я хочу, чтобы вы уехали.
– Вы не можете! – сказал Халлем. – Вы только что сказали…
– Ваша ошибка, бывший кандидат, – сказал профессор Вульф, – в том, что вы решили, что я готов выгнать любого. Я сказал, что вы все должны вытащить номера сегодня утром. Но я не говорил, что выгоню любого. Я знал, что некоторые из вас позволят чувствам восторжествовать над разумом, потому что вчера впервые каждый из вас добился успеха. – Он покачал головой. – Жаль, что вы мне не поверили. Но опять же, я ведь и не давал вам причин доверять мне, верно?
Тяжелая тишина воцарилась в комнате. Все выглядели потрясенными – и те, кто до этого сжимал свои номерки и полагал, что спасся, и те, кто думал, что вытащил неудачный номер. И те, кто отказался участвовать.
Никто не ожидал подобного.
Теперь их осталось девять, понял Джесс. Девять из тех, кто не примкнул к восставшим.
Невероятно, но Джесс прошел еще одно испытание.