Глава 88. Бостонское чаепитие
В Бостоне, близ порта, мы сидим в пабе «Бетти Росс» и пьем чай с ромом. Это хороший индийский чай, листовой, крупный, без всех этих эрзацев типа пакетиков и прочей ерунды. И заварен он в большом фаянсовом чайнике, и пьем мы его из фарфоровых чашек.
А бутылка рома, черный «Эпплтон» с Ямайки, перекочевала с барной стойки на наш стол. Нечего мелочиться.
– Вам не кажется, что для швеи у нее слишком напудренная завивка? – светским тоном поинтересовался Криспус Аттакс, поправляя белоснежное жабо и стряхивая пылинку с черного сюртука. Он кивнул на портрет молодой леди с напудренной высокой прической, она сжимала иголку в изящных пальцах.
Пол Ревир распахнул жилет, поправил треугольную шляпу, потер полные щеки рукой и хмуро сказал:
– Довольно болтовни. Или мы организуемся, объединимся, создадим общее народное движение и сбросим этих зарвавшихся мерзавцев, или они превратят нас в овец для стрижки.
Матовое лицо Джозефа Уоррена выразило одобрение. Зеленый цвет сюртука, весьма принятый у докторов, придавал ему нечто военное.
– Необходимо создать Общественный Фонд Борьбы за Свободу, – сказал он, отпил чая и поставил чашку на блюдце. – Без денег не обойдешься: на дорогу для организаторов и посыльных, на продовольствие для тех, кто остался без земли и без работы. На оружие, порох и свинец. На лошадей.
– Бизнес должен делиться, если не хочет оказаться нищим, он поддержит, – кивнул Генри Ли III.
Мы сдвинули стаканы с ромом и выпили за организацию свободного народа и деньги для этой организации. Услышав родное слово «лошади», Казимир Пуласки с его смешным польским акцентом снова завел речь о необходимости создания народной кавалерии. Кавалерия будет мгновенно перемещаться в нужный пункт и вырубать под корень всю эту либеральную, в смысле английскую, сволочь!
– Коренной вопрос революции – это вопрос власти. Захватить власть необходимо в кратчайшие сроки. И любой ценой! Не ограничивая себя ни в каких средствах. Нам предстоит война, джентльмены, а это – победа или виселица. – Пол Джонс раскурил свою флотскую трубочку и окутался табачными клубами с таким видом, словно, словно то был дым орудийной канонады.
Все посмотрели на Бенедикта Арнольда: первый шаг к делу был за ним. Бенни улыбнулся со своим обаятельным цинизмом и кивнул, словно мы только что об этом говорили:
– Необходимо купить рекламные площади. И рекламное время. На главных каналах. Что значит – «если не получится»? Во-первых, мы им платим. Много. Мимо налогов. Во-вторых, мы имеем на них компромат? Нароем, нароем! «А если нет?» Сожжем дом. Нет? Убьем. Достаточно убить двоих – остальные станут милы и покладисты. У нас еще нет денег? Ну так сразу убить, тоже мне головоломка!
Фрэнсис Марион всегда мыслил в сугубо военных категориях. Конкретный человек и решительный. Он зрил в корень:
– Государство захвачено врагом. Враг замаскировался под американских граждан. Враг защищен американскими законами. Он взял разведку и контрразведку, Верховный Суд и Конгресс, СМИ и университеты. В конце концов, он захватил Администрацию Президента. И со всей наглостью провел своего человека в Президенты, надсмеявшись над выборами и фальсифицировав их. Нам необходима полная чистка – я повторяю: полная чистка! – всего государственного аппарата.
После выступлений, так сказать, легкой пехоты в дело вступили тяжеловооруженные ветераны третьей линии.
Джон Адамс, красноносый таран, вытащил из кармана брошюру и прочитал как приговор:
– Но когда длинный ряд злоупотреблений и насилий, неизменно подчиненных одной и той же цели, свидетельствует о коварном замысле вынудить народ смириться с неограниченным деспотизмом, свержение такого правительства и создание новых гарантий безопасности на будущее становится правом и обязанностью народа.
Он развернул носовой платок, высморкался и сунул его в один карман, а брошюру в другой.
– Это Декларация Независимости, если кто не понял! – с яростью проревел Джон Джей и грохнул кулаком по столу. При всей искренности это отдавало ораторским приемом: чашки подпрыгнули и звякнули, бутылка покачнулась, промелькнул момент неловкости.
– Сила боится только одного – большей силы, – хмуро сказал Джордж Вашингтон. – На насилие – можно ответить только большим насилием, на жестокость – только больше жестокостью. На террор – более свирепым террором. Они посеяли ветер – теперь они пожнут бурю.
– В кого превратились американцы… – вздохнул Роджер Шерман.
Мы засиделись за полночь. Корабли на рейде зажгли топовые огни. Ветер стучал ветками в окно. Все было понятно и решено.
– К оружию, джентльмены, – сказал Бен Франклин. – Философствовать мы будем потом. – И положил на стол стодолларовую бумажку – на борьбу.
