«А что потом?»
Что день грядущий нам готовит? Можно ли сегодня безоговорочно утверждать, что дальше будет только хуже? Очевидно, что это было бы опасным допущением.
Дело в том, что сами понятия нравственности подвержены значительным колебаниям, а значит, и этические нормы, и связанные с ними запреты тоже не развиваются всегда в одном и том же направлении.
Так, в Англии в шекспировский период чрезвычайной свободы выражения, отразившийся в очень вольном языке драматургов того времени, сменился пуританской строгостью. За этим последовал период реставрации с его вызывающим пренебрежением нормами предшествующей эпохи, грубостью и широким распространением жаргонизмов. Однако викторианская эпоха ознаменовала собой возврат к пуританскому «целомудрию», доходящему до ханжества, когда слово «нога» в «приличном обществе» звучало уже нескромно, и даже на ножки рояля надевались специальные чехлы.
В настоящее время норма изменилась в очередной раз, и то, что было невозможно в жизнерадостные (только в языковом отношении) времена Шекспира, теперь не удивляет решительно никого.
Правда, следует оговориться, что нам неизвестно, существовала ли какая-либо зависимость между литературно-разговорным языком произведений, доступных нашему анализу, и языком просто разговорным, которым на протяжении всей истории пользовалось большинство английского народа. Вполне вероятно, что подобных крутых перемен там не было, и язык народа всегда был достаточно свободным – в части инвективных возможностей.
Однако сам факт таких вот этических колебаний сомнений не вызывает. Для примера можно взять совершенно другую, даже вообще не европейскую культуру – китайскую. В Китае до начала XII века и особенно в VII–X веках н. э. исследователи отмечают очень спокойное отношение к вопросам пола. Эти вопросы свободно обсуждались в литературных произведениях, на сооттветствующие темы появлялись многочисленные иллюстрации. Естественно, что о запретах, вызывающих появление инвектив, аналогичных современным, речи не было.
С приходом конфуцианства положение резко изменилось. Даже обнажённая грудь и шея теперь воспринимались как нарушение норм морали. Китайские инвективы XX в. достаточно снижены даже по европейским меркам, и естественно предположить, что их появлению содействовали запреты, возникшие в эпоху конфуцианского пуританизма.
Во второй половине Минской династии (1570–1644) китайцы вернулись к открытому изображению сексуальных сцен в живописи, что явно свидетельствует об очередном изменении нравов, а значит, и судеб табу.
Но во время правления маньчжурской династии (1644–1911) стрелка снова качнулась в обратную сторону, соответствующие альбомы были уничтожены.
В современном Китае после недолгого периода известных послаблений за распространение порнографии введена в 1900 г. смертная казнь. Однако запрета на полное воспроизведение любой брани в тексте художественного произведения нет до сих пор, и современные авторы пользуются этой возможностью очень широко.
Таким образом, полностью аналогичные колебания в двух таких разных частях света, как китайская и английская, заставляют предположить, что и в других регионах дело могло обстоять подобным образом.
Следовательно, предсказать начало новой волны запретов инвективизации или её нарастание так же трудно, как доказать, что в ближайшее время эта волна пойдёт на убыль.
