«От такого слышу!»
До сих пор мы главным образом рассматривали бранный обмен с позиций ругателя. Но ведь совершенно очевидно, что позиция оппонента никак не менее важна. В случае возникновения конфликта наступающая сторона стремится к разрешению этого конфликта за счёт моральной победы над адресатом. Если эта победа удаётся, конфликт разрешается для атакующего, но никоим образом – для атакованного.
Более того, будучи разрешённым с одного конца – атакующего, – конфликт даже усиливается с другого конца – конца адресата. В результате борьба на следующем этапе нередко, так сказать, просто меняет знаки и вспыхивает снова, порой усиливаясь. Но теперь в качестве наступающей стороны выступает бывший адресат, чья роль теперь – погашение эмоциональной атаки бывшего агрессора, её нейтрализация. Речь идёт о реакции типа «Сам такой!», «На себя погляди!», «От такого слышу!» и так далее. В английском варианте: You’re a fool! – You’re another!
Следующий обмен двух «зэчек» зафиксирован русским информантом, бывшим заключённым:
– Ах ты, блядь!
– Ты сама блядь, у проститутки за полтинник в долг сделанная!
В такой ситуации не исключаются остроумные парирования, ловкие ходы и прочее. Вот пример из пьесы Э. Ростана в переводе Т. А. Щепкиной-Куперник:
Вальвер: Мошенник, негодяй, бездельник, плут, дурак!
Сирано (снимая шляпу и кланяясь, как если бы виконт представил ему себя): Вот как? Рад вас узнать: а я де Бержерак, Савиний Сирано-Эркюль!
Теоретически такая смена ролей может продолжаться бесконечно. Стало быть, она ведёт не к разрешению конфликта, а к его постоянному пульсированию с возможным усилением пульсации с каждой сменой ролей.
Из сказанного очевидно, что эмоции говорящего и слушающего будут обязательно несовпадающими. Оскорбляющий испытывает гнев, презрение, чувство превосходства – порознь или все разом, – а предполагает вызвать в объекте оскорбления чувство вины, унижения, стыда, страха и так далее.
А со стороны оскорбляемого эмоции, естественно, будут совсем другими. Одно и то же обращение, адресованное разным людям и в разных ситуациях, может произвести самый разный эффект, вплоть до противоположного. Всё может зависеть от особенностей оскорбляемого, его социальных, возрастных, половых, религиозных и прочих особенностей. Даже один и тот же человек в разное время может воспринять один и тот же текст по-разному.
В плане восприятия полезно различать убедительность и эффективность сказанного. Дело в том, что они необязательно совпадают. Многое зависит от установки адресата, который решает, какую информацию он воспримет, а какую опустит. При панибратском отношении инвективная насыщенность воспринимается облегчённо и не обязательно слишком убедительно. То есть здесь действует так называемый критерий существенности. Иной раз слово, до сих пор звучащее оскорбительно, может быть воспринято чуть ли не как комплимент. Сравним у А. Блока:
Да, скифы мы, да, азиаты – мы
С раскосыми и жадными очами!
Писатель Варлам Шаламов, с его жутким тюремным опытом, рассказывает об истории возникновения воровской клички «сука»:
Название «суки», хоть и неточно отражающее существо дела и терминологически неверное, привилось сразу. Как ни пытались вожди нового закона протестовать против обидной клички, удачного, подходящего слова не нашлось, и под этим названием они вошли в официальную переписку и очень скоро и сами они стали себя называть «суками».
А вот цитата из книги С. Снегова «Язык, который ненавидит»:
Когда нашего коменданта зарезали чесноки (воры в законе. – В.Ж.) и мы подбежали к нему, он прохрипел на последнем дыхании: «Передайте нашим – умираю как честный сука».
