Инвективный градусник
Вероятно, можно было бы попытаться составить этакий национальный инвективный список, расположив соответствующие слова по их накалённости от «нуля» до «ста градусов». Задача была бы трудная, а отчасти даже не вполне выполнимая, потому что разные слои общества пользуются инвективами по-разному. Для кого-то это слово кажется очень резким, отчего оно если употребляется, то очень редко, в крайних случаях, а для кого-то, наоборот, то же самое слово настолько мягко, что вообще не котируется. То, что очень сильно для средних классов в общении с друзьями или равными себе, может считаться очень слабым в общении с теми, кто ниже: с более молодыми, младшими по положению и так далее. Очень сильные инвективы для среднего класса в среде низших классов считаются вполне приемлемыми для общения с равными себе и так далее.
С другой стороны, очень многое зависит и от более мелкой подгруппы: другу можно адресовать инвективу, недопустимую с малознакомым человеком, в своей компании можно сказать то, что невозможно произнести за её пределами. Вот замечание американца, процитированное Рейнгольдом Аманом, редактором интереснейшего журнала «Маледикта», целиком посвящённого проблемам сквернословия:
В наших краях мы зовём друг друга «hicks» и «hillbillies» (приблизительно «деревенщина». – В.Ж.), и это воспринимается нормально. Но если сюда приезжает калифорниец и зовёт нас так, мы обижаемся.
Известен случай, когда в 1934 году за подобное оскорбление один американец застрелил другого. То есть обида здесь нешуточная.
Существуют (правда, редко) такие подгруппы, в которых престиж и власть в обществе ассоциируются только с полным отказом от грубых выражений. В высших классах общества, говорящего на суахили, даже ударив себя молотком по пальцу или обнаружив, что у машины лопнула камера, неудачник-мусульманин лишь процитирует строки из Корана: «Поистине Господь над сущим властен всем!» В христианском варианте это звучало бы как традиционное «На всё воля Божья!»
И наоборот, те суахили-говорящие, кто не пользуется влиянием и особым уважением (женщины, старики, иждивенцы, молодёжь, не обладающая собственностью), бранятся много и охотно. Особенно характерно, что, по наблюдениям исследователей, если человек в юности прибегал к инвективам, то, приобретя общественный вес, он полностью отказывается от инвективизации речи.
Вот похожий пример из Ирана, приведённый путешественником:
Что бы ни произошло – ненормативной лексики не будет. Тегеранец, доведённый до крайней степени возмущения, может в сердцах бросить в лицо собеседника фразу: «Извините меня!» – и только. Философское спокойствие и вера в предопределённость судьбы – черта национального характера.
Справедливости ради надо отметить, что в языке фарси, на котором говорят в Иране, достаточно весьма грубых инвектив. Так что автор вышеприведённого наблюдения, скорее всего, имел в виду, что иранцы предпочитают обходиться без непристойностей не всегда, а лишь в определённых условиях.
В некоторых культурах даже признаться в том, что вы знаете непристойные слова, означало бы потерю лица. Хотя, разумеется, все их знают и соответственно на них реагируют. Вот пример из журнала «Маледикта»:
Однажды пьяный индеец племени оджибва, утверждавший в разговоре со мной, что в его языке нет оскорбительных слов, едва не прикончил меня, когда я, эксперимента ради, обозвал его «жёлтой собакой».
Получается, что даже на одном и том же языке потребовалось бы много таких «градусников».
