Глава 1
Лора
Я глубоко вдохнула запах сандала, исходящий от ванны с пеной, и сместилась чуть вперед, пока теплая мыльная вода не скрыла грудь, дойдя почти до подбородка.
По краям ванны были расставлены семь свечей с ароматом ванили; время от времени тишину в помещении нарушал резкий треск горящего фитиля.
Я начала медитацию, сосредоточившись на ощущении, как вода согревает мою кожу, что чувствую, когда приподнимаю ступню и дотрагиваюсь кончиками пальцев до пены на поверхности, как моя спина прилегает к ванне. Сосредоточилась на дыхании, сделала его медленнее и глубже – чтобы приподнимались и опадали не плечи и грудь, а живот. Потом, достигнув пика расслабления, толкнулась вперед, открыла рот и погрузила голову, втягивая воду, пока та наконец не хлынула в легкие.
Мозг мгновенно отреагировал на это, требуя, чтобы я вынырнула и откашлялась, но я боролась с этим инстинктом и оставалась под водой, дергаясь, точно попавшая в сеть рыба. Почувствовала, как сжимаются мышцы гортани и начала отсчет – сколько кислорода осталось в крови. Глаза жгло, но я удерживала их открытыми и смутно различала размытое синее пятно – полотенца, висящие на батарее. Потребовались все силы, но я провела под водой еще немного, пока жжение в груди не стало невыносимым. С кружащейся головой вынырнула и свесила голову за край ванны, отчаянно срыгивая воду и желчь на плиточный пол. Уверена, что оставалась под водой немного дольше, чем в прошлый раз.
Придя в себя, я вылезла из ванны, шагнула к запотевшему зеркалу, протерла его фланелевой тряпочкой и уставилась на отражение. Прошло шесть недель после столкновения со Стивеном и падения с лестницы в его доме. Синяки под глазами, разбитая губа, ободранное ухо и ссадины на щеках зажили куда быстрее, чем мне хотелось. Я небрежно нанесла макияж, чтобы следы того вечера были по-прежнему заметны, и с силой ущипнула себя за места, где еще виднелись синяки, – чтобы те оставались такими же яркими.
Я была готова вернуться к работе героиней.
* * *
Историю о нападении я придумала практически сразу же после того, как сбежала из коттеджа Стивена, и это было отчаянное, поспешное решение – однако чертовски удачное. Оно дало мне алиби и сблизило с мужем.
Сначала я даже не пыталась осмыслить, что ударила ножом человека. Я была в шоке; нужно было вернуться домой, где все было знакомым и безопасным. Руки и голова уже начали чувствовать боль от падения с лестницы, но я пыталась вытеснить ее из сознания, прибавляя скорости. Потом в плечах зародилась холодная дрожь, распространяясь на все конечности, и в конце концов тело стало казаться ледяным. Как я могла оказаться столь глупа, что даже не подумала о подобной ловушке? Стивен так много знал обо мне; бог весть как давно он меня преследовал…
Я не замечала красные сигналы светофоров до тех пор, пока не услышала, как мне гудит другая машина – протяжно, настойчиво. Ударила по тормозам и боком заскользила через перекресток, в то время как другой водитель резко повернул, чтобы объехать меня, и въехал на тротуар. Я не стала ждать реакции окружающих и извиняться, вместо этого только прибавила газу.
Свернув на скорости на боковую дорогу, остановилась перед рядом потрепанных домов с террасами. Сидела, пытаясь выровнять дыхание и твердя себе, что все будет в порядке.
«Но ведь не будет, ты это понимаешь? – спросил мой внутренний голос. – Ты только что ударила человека ножом. А если он умер?.. Значит, ты – убийца».
Меня тревожило не то, что я могу быть в ответе за смерть этого человека. Но если я его убила, в коттедже найдут улики, связывающие меня с ним. Я только-только начала срывать со стен фотографии, когда меня остановило его неожиданное появление. Оставалось еще много…
Неожиданно меня осенило: единственный способ выбраться из этого – предстать жертвой, а не преступницей.
К тому времени как я оставила машину перед офисом «Больше некуда», уже наступила ночь. Потом я бросилась бежать по улице; в голове прояснилось достаточно, чтобы я могла удостовериться, что не попадаю в поле зрения камер наблюдения. Я добежала до Ипподрома – большого парка площадью в 120 акров, где фонарей было катастрофически мало. Найдя особенно темное и уединенное место, проверила время на телефоне и замерла в неподвижности, отсчитывая пять минут. Резкая боль обжигала лицо подобно кислоте, в ушах звенело. Хотелось рухнуть на землю и зарыдать от боли.
– Не сдавайся, – пробормотала я себе под нос и сжала зубы. Когда прошло пять минут, сделала глубокий вдох и побежала обратно на открытое место – по тропинке, ведущей к оживленной дороге, мимо магазинов и столбов с камерами.
– На меня напали! – сквозь слезы сообщила я дежурному офицеру в полицейском участке на Кэмпбелл-сквер. Не нужно было даже притворяться, будто меня бьет дрожь; полицейский видел окровавленное лицо и руку, словно угодившую в мясорубку. Он вызвал свою коллегу, и молодая женщина в форме усадила меня в кресло.
– Вам требуется срочная медицинская помощь? – мягко спросила она. Я помотала головой.
– Нет, он не… изнасиловал… меня. Я сбежала, он не успел.
Женщина отвела меня в комнату для допросов в дальней части здания, и следующие два часа слились для меня в одно размытое пятно. Я словно уступила контроль над своим телом, мозгом и речевым аппаратом кому-то другому. Стала свидетелем, который слушал, как мой язык громоздит одну ложь на другую.
Я объяснила, что шла из офиса «Больше некуда» через парк, когда кто-то схватил меня сзади и швырнул на землю. Было слишком темно, и я не видела его лицо – даже тогда, когда он перевернул меня на спину и несколько раз ударил по лицу, а потом вцепился в плечи. Я видела в его руке нож, но каким-то образом сумела ударить нападавшего коленом в пах, вырваться и убежать.
На место преступления отправили патрульный наряд, составили протокол, показания были записаны, раны – сфотографированы. Я поколебалась, когда меня попросили снять одежду для осмотра, особенно с учетом того, что после этого меня облачили в мешковатый казенный костюм.
Теперь я была жертвой преступления. И если меня когда-нибудь свяжут с тем, что случилось в коттедже, будет алиби – я находилась совсем в другом месте. Если этот план провалится, я скажу, что Стивен был клиентом нашей линии, к которому я прониклась состраданием, – а он заманил меня к себе домой посредством отчаянных угроз покончить с собой. Хотя с моей стороны это было непрофессионально, но я тревожилась за его жизнь. Потом он напал на меня, и я убила его, защищаясь. Мои тылы были прикрыты.
Но эти несколько часов, проведенные в участке, имели и другую цель – наладить отношения с Тони. Уже за полночь муж, встревоженный звонком дежурного офицера, приехал в участок. Едва он увидел, что жена сильно избита и вся дрожит от пережитого, отчуждение, длившееся больше года, мгновенно растаяло.
– Тебе больно? – спросил он, обнимая меня за плечи и машинально целуя в макушку. Губы были мягкими, словно земляника, но я вздрогнула, потому что после падения с лестницы любое прикосновение причиняло мне боль. – Что случилось?
Я изобразила, будто борюсь со слезами, но безуспешно, и уткнулась ему в шею, глубоко и неровно дыша. От его кожи исходил запах лосьона после бритья, которым он пользовался накануне. Полицейский объяснил Тони, что случилось со мной.
– Можешь отвезти меня домой? Пожалуйста… – попросила я.
Мы уехали, оставив номера своих телефонов; мне было велено назавтра показаться врачу, если я почувствую себя хуже. Через четверть часа Тони остановил машину на подъездной дорожке у нашего дома.
– Девочки знают о том, что случилось? – спросила я.
– Нет, я не хотел их пугать и тревожить. Оставил Эффи записку на тот случай, если она проснется. Написал, что все объясню утром. Где твоя машина? Ее нет возле дома.
– Оставила у офиса, – ответила я.
– Почему ты ходишь домой пешком после вечерних смен? – спросил Тони, словно пытаясь скрыть, как он раздражен моим неблагоразумием.
– Хочешь сказать, что я сама виновата?
– Нет, я совсем не это имел в виду… Пойдем в дом.
Тони помог мне выбраться из машины и поддержал за талию, осторожно помогая подняться на крыльцо и переступить порог. Его прикосновение казалось волшебным. В прихожей он устремил взгляд на стены и оглядел их по очереди, прежде чем посмотреть на меня. Я знала, о чем он думает.
– Я просто хочу спать, – тихо произнесла я и отвернулась.
Тони помог мне подняться наверх, где я переоделась в пижаму и заползла в постель.
– Не останешься со мной на ночь? – спросила я.
Муж неловко посмотрел на меня и начал:
– Лора…
– Только сегодня, – сказала я. – Мне страшно, и нужно, чтобы ты побыл рядом.
Тони кивнул, и я откинула покрывало с его половины кровати, приглашая лечь. Он выключил лампу, стоящую на тумбочке, но вместо того, чтобы улечься в постель, сел в кресло в углу комнаты. Это был прогресс: по крайней мере, мы спали в одной комнате. Несмотря на боль, я погрузилась в спокойный сон, зная, что он рядом, только руку протяни.
Когда я проснулась поздним утром, Тони уже ушел. Написал мне сообщение, что дошел до «Больше некуда», забрал мою машину и припарковал у дома; еще он известил, что вернется к полднику. Мне предстояло провести одной семь часов. Вот только я не была одна, потому что Стивен неизменно присутствовал в моих мыслях. Может, он все же жив и лежит в своем коттедже, истекая кровью? Или умер спустя несколько минут после того, как я выдернула нож из раны? Я должна знать правду.
Я села в машину, доехала до деревни и медленно приблизилась к дому. Заперев двери авто, попыталась унять дрожь в руках. Нигде не было видно полиции, дом не обнесли лентой. Входная дверь, которую я оставила открытой и подпертой стулом, была закрыта, свет в спальне наверху не горел – значит, после моего бегства что-то произошло. Неожиданно дверь открылась, и на крыльцо вышел мужчина, намного старше Стивена. Я смотрела, как он взял садовый секатор и начал подстригать изгородь. Если бы тело Стивена лежало в доме, его уже нашли бы. Нет сомнений, Стивен жив.
Но это ведь означает еще больше проблем. Где он?
В последующие недели я постоянно была на взводе. Каждые два часа осторожно выглядывала в окно спальни из-за штор, сначала окидывая взглядом каждую припаркованную машину, потом – кусты и соседские окна, высматривая какого-нибудь человека или хотя бы его тень. Держала окна зашторенными и каждое утро и вечер проверяла, заперты ли они. Радио не включала; даже слабый скрип половиц под лапами кота пугал меня. Когда Тони не было, иногда запирала входную дверь, включала сигнализацию и пряталась в спальне. Из дома выходила только ради визитов к врачу – и то меня возил туда муж.
За утром следовал вечер, за неделей – неделя. Все это время я мучила себя, позволив образу Стивена взять контроль над моей жизнью и ожидая, когда он снова появится передо мной во плоти. Он присутствовал в еде, которой я питалась, в вине, которое я пила, чтобы уснуть, в лице каждого незнакомца, проходящего мимо нашего дома. Это пугало меня больше всего: он знал обо мне так много, а я знала только, как он выглядит.
Свобода, прежде принимаемая мною как должное, была отнята. К тому же мои действия подвергли опасности Генри – ведь Стивен знал, где он живет. Я боялась снова навещать сына и рисковать им. Каждый день звонила в пансионат, и нянечка держала трубку у уха Генри, чтобы тот мог слышать мамин голос; но это было совсем не то же самое, что личная встреча.
Без якоря я пустилась в дрейф и потеряла цель. Как-то утром, принимая ванну, задумалась о том, что было бы, если бы я, а не Шарлотта была с Дэвидом в тот день, когда он шагнул с обрыва? Что он испытывал, утопая в морских волнах?
Я держала голову под водой и пыталась представить, каково не иметь ни крупицы контроля ни над чем: ни над температурой воды, ни над течением, утаскивающим тело все глубже, все дальше от берега, ни над болью от падения с высоты. Вдыхала воду носом и ртом, и это было так болезненно, что я почти сразу же выныривала. Но мне казалось, будто это единственное, что я могла контролировать в своей жизни после того вечера в коттедже. И так будет всегда, если я снова не обрету власть над собой.
«Это не ты. Ты – боец. Нужно собраться».
Я начала думать обо всех, кто страдал без моего руководства. Думала о Тони, о девочках, о Генри, о том, как тяжело им приходится, пока я прячусь от всего мира, – и это значило, что Стивен выиграл.
Я не могла позволить, чтобы это длилось и дальше. Выбралась из ванны, сделала несколько глубоких вдохов и почувствовала на лице теплые лучи солнца, вливающегося в окно. Лоре настало время вернуться.
* * *
Утром того дня, когда вернулась в «Больше некуда», я еще раз внимательно посмотрела на себя в зеркало в прихожей, одернула блузку, поправила волосы так, чтобы упругие пряди красиво обрамляли лицо. Тщательно подобрала одежду для этого дня: изящный брючный костюм, говорящий «боец», а не «жертва».
Несмотря на то что до офиса было полчаса пешком, я поехала на машине, чтобы показать всем – не говоря этого вслух, – что все еще боюсь ходить одна. По прибытии в офис собралась с духом и заглянула в кабинет Джанин.
– Рада снова видеть тебя, – произнесла та, без энтузиазма пожимая мне руку.
– Спасибо, – ответила я.
Коллеги, не занятые звонками, потянулись ко мне. Как бы противно мне ни было принимать их объятия и быстрые поцелуи в щеку, я вытерпела. Заверила всех, что с каждым днем мне становится лучше, что справляюсь как могу.
Мне не позволили сразу же вернуться на линию. Наша работа требует большой эмоциональной отдачи, и мы должны быть в хорошей форме, чтобы относиться к клиентам непредвзято. Но я убедила начальство: то, что не убило меня в ту ночь, сделало меня сильнее. И наконец – так же, как тогда, когда я вернулась после лечения от рака, – мне позволили сидеть вместе с Мэри и слушать ее разговоры, чтобы я заново могла освоиться с обстановкой в «Больше некуда».
Через месяц меня сочли достаточно оправившейся, и я начала с трех смен в неделю. Ко мне вернулась уверенность – если Стивен хотел добраться до меня, я готова. Я вышла из укрытия. И надеялась, что смогу выманить и его. Он приложил столько усилий, чтобы разоблачить меня; теперь моя очередь сделать то же самое с ним.
Я ждала его следующего шага.
