Влажный воздух в досуговом центре полнился запахами пива и пота, хотя несколько двустворчатых дверей были распахнуты настежь.

Плотная толпа состояла практически из одних мужчин, которые выкрикивали слова одобрения или грязные ругательства в адрес двух боксеров, стоящих в центре ринга в ожидании, пока мужчина в белой рубашке с короткими рукавами и галстуке-бабочке огласит решение.

Сражения «офисного планктона» состояли из трех двухминутных раундов и были такими же свирепыми, как матчи профессионалов по телевизору. Я не мог понять, каким образом боксер в красных шортах, майке и защитном шлеме ухитряется оставаться на ногах после постоянных атак его синего противника.

Наконец рефери поднял руку мужчины в синем, объявляя победителем. По руке чемпиона тянулась сплошная татуировка. Несмотря на разбитый нос и текущий по лицу пот, Тони Моррис был вполне узнаваем. Зрители приветственно заорали, когда было объявлено, что он выиграл матч. Он обнял своего противника, потом кто-то из зрителей помог ему снять перчатки, и мистер Моррис направился в раздевалку.

Я торчал поблизости, пока он не вышел, одетый в спортивные штаны и футболку. Отойдя к барной стойке, быстро заглотил несколько порций водки с «Редбуллом», и после этого я решился подойти к нему. Сделал глубокий вдох, от всей души надеясь, что он действительно понятия не имеет, о чем сговорились за его спиной брошенная жена и дочь. Прикинул, что если бы он был в курсе, то вместе с ними пришел бы в кабинет Брюса Аткинсона, чтобы обвинить меня в домогательствах к несовершеннолетним.

– Мистер Моррис…

– Да? – Он коротко улыбнулся, демонстрируя вежливость и одновременно пытаясь понять, кто я такой. Он был еще не совсем пьян, но уже недалек от этого. – Мистер Смит? – По его улыбке я понял, что он даже не знал о выдвинутых против меня обвинениях.

– Пожалуйста, называйте меня Райаном. Я не знал, что вы боксер.

– А я не знал, что вы поклонник этого спорта.

Я и не был поклонником бокса, но сегодня днем, когда я позвонил ему на работу, секретарша сказала, что он ушел раньше, потому что вечером у него матч. Я был рад. Предпочитал встретиться с ним лицом к лицу в людном месте, где будет меньше шансов, что он попытается меня убить, – если он в курсе того, что я якобы сделал то, в чем меня обвиняли его жена и дочь.

– Для меня этот спорт в новинку, – отозвался я.

– Не думаете, что тоже могли бы заняться боксом? У нас полно народу самых разных профессий: банкиры, юристы, психологи, даже учителя.

– Мне кажется, что после первого же удара я лягу и не встану. Могу я заказать вам выпивку?

– Конечно, – ответил он, и я заказал две порции водки. Мы еще немного поболтали о том, почему он выбрал этот вид спорта, о его страховом бизнесе и прочем. Я тихо надеялся, что он упомянет Эффи и даст мне возможность заговорить о предмете, из-за которого я и пришел. Но этого не произошло, и я понял, что придется самому поднять неприятную тему.

– Мне немного неловко, Тони, но я должен кое о чем поговорить с вами.

– С Эффи все в порядке?

– Вообще-то это касается вашей жены, Лоры.

– Жены? – Я застал его врасплох, и он даже сделал шаг назад. – Что она натворила?

Его вопрос изумил меня. Он не спросил «что не так?» или «что случилось?» – а «что она натворила?». Это подразумевало, что Лора не в первый раз дает повод для беспокойства. Я сделал глубокий вдох и попытался объяснить, так чтобы не показалось, будто это я сумасшедший, а не она.

– Она работает волонтеркой в «Больше некуда», и я считаю, что Лора уговорила мою жену совершить самоубийство.

Тони не выглядел удивленным. Он допил водку и взял свою спортивную сумку.

– Не хочу лезть во все это, – сказал он и направился к выходу, явно встревоженный, но не рассерженный. Он не пытался убедить меня, будто я говорю ерунду, и не смотрел на меня как на идиота. Знал, что сказанное мною вполне возможно, – просто не хотел с этим сталкиваться.

Я последовал за ним на парковку.

– Мне нужно всего лишь пять минут вашего времени, – продолжил я. – Не хочу вас оскорбить, но с вашей женой что-то сильно не так, и мне нужна ваша помощь, чтобы понять, каковы ее мотивы.

Мистер Моррис остановился и обернулся.

– Послушайте, – сказал он, – я знаю, что происходит в Лориной голове, ничуть не больше, чем вы. Мы живем отдельно вот уже почти два года, и я даже не навещаю ее. Дочери живут со мной. И для меня важно, чтобы в их жизни было поменьше стрессов. Это означает держать их подальше от Лоры и всего, что она могла наделать.

Как я мог не понять этого за все то время, пока сидел в машине, наблюдая за домом Лоры? Это объясняет, почему машина Тони никогда не стояла на подъездной дорожке, и то, как отчужденно они держались тогда в кабинете Брюса.

– Прошу вас, Тони, – взмолился я, – вы единственный, кто может мне помочь.

Он постоял, сощурив глаза, словно обдумывал мою просьбу, и, похоже, сдался. С тяжелым вздохом спросил:

– Что вы хотите знать?

Я рассказал ему, как обнаружил, к чему Лора подталкивала Шарлотту. Но, как и в разговоре с Джанин, не упомянул, как манипулировал его дочерью или как подрался с его женой в коттедже. Даже в слабом свете потолочных ламп я видел, как кровь отхлынула от лица Тони.

– Зачем Лоре желать смерти своих клиентов? – спросил я.

Он посмотрел на меня и ответил:

– Она очень сложная женщина со множеством демонов. У нее фиксация на смерти. Могу лишь предполагать, что эта фиксация переросла в попытки помочь людям достигнуть этой цели. Она говорила мне, что хочет работать в «Больше некуда», чтобы помогать другим. Не было причин не верить ей.

– А теперь, после того, что я вам рассказал?

Мистер Моррис покачал головой. Ему не нужно было озвучивать, о чем он думал.

– Но это еще не все, – нерешительно начал я. – Недавно Лора подвела меня под арест и теперь выдвигает ужасные, катастрофические для моей карьеры обвинения против меня. Поэтому мне нужно точно знать, с чем предстоит сражаться.

– Что произошло?

– Я попытался нанести ей ответный удар, когда она выступила против меня.

Тони покачал головой и подставил лицо прохладному вечернему воздуху. Он словно размышлял, рассказать ли мне известное ему или же хранить молчание. Наконец, снова посмотрев мне в глаза, произнес:

– Если б вы знали, что она сделала в прошлом, вы тоже боялись бы ее.

– Что может быть хуже, чем подговаривать людей убить себя?

Тони смотрел на меня так, словно хотел, чтобы я сам догадался об ответе.

– Если только, – продолжил я, – она не убила кого-то сама.

– Нет. Лора никогда не пачкает руки. Она манипулирует другими, заставляя их делать то, что она хочет. – Алкоголь начал развязывать Тони язык, он оперся рукой о крышу машины, чтобы стоять прямо. – Я полагаю, корень кроется в том, что она рано потеряла родителей, и, оказавшись в приюте, вынуждена была как-то защищаться.

Он рассказал мне, что отец Лоры использовал ее помощь, когда задумал совершить самоубийство и забрать с собой на тот свет Лориных сестер. Это в какой-то мере объясняло ее одержимость смертью.

– Три года назад, когда мы перестраивали дом, для нашего брака наступили тяжелые времена, – продолжил Тони. – Как-то раз перестала работать сушилка для белья; я отодвинул ее и нашел за ней пакет, который спрятала там Лора. Внутри был длинный, подробный психиатрический отчет о ее состоянии в то время, когда она находилась на попечении социальных служб. Лора попала в приемную семью, состоявшую из женщины по имени Сильвия и ее сына. Судя по всему, за годы в этой семье побывали десятки приемышей, и Сильвия даже получила за это какую-то почетную награду. Сын был на пару лет старше Лоры, но у него были некие трудности в обучении. Он пришел в восторг от Лоры и везде следовал за нею, точно собачка, делал все, что та говорила ему, – например, воровал всякие мелочи в магазинах или избивал детей в школе. Сильвия не отказывалась от Лоры, сколько могла, но благополучие сына было для нее на первом месте, – а Лора оказывала на него ужасное влияние. Но когда работники соцслужб пришли, чтобы забрать Лору, она накрутила сына Сильвии так, что тот напал на свою мать. Он ударил ее и толкнул так сильно, что она упала и ударилась головой. Мгновенная смерть. Его отправили в исправительное заведение для несовершеннолетних преступников, а затем во взрослую тюрьму. Лоре все сошло с рук.

– Вы сказали ей, что вам об этом известно?

Тони кивнул.

– Она все отрицала. Утверждала, будто отчеты сфальсифицированы, чтобы скрыть промахи местных властей, и я думаю, она действительно в это верит. Вы должны знать, что моя жена не отличает правду от собственной лжи. Психологи писали, что она мысленно переписывает эпизоды своего прошлого, давнего и недавнего, если они ее не устраивают. Всегда выставляет себя жертвой, и никогда – виновницей. Путает время и место. Считает, будто события, случившиеся несколько недель назад, были буквально вчера и где-то совсем в другом месте.

– Значит, когда вы узнали все это о ней, ушли от нее вместе с детьми?

– Нет. И больше всего в жизни я жалею именно об этом.

– Почему?

– Потому что тогда Генри мог бы остаться нормальным мальчиком, каким родился.

Я посмотрел на него, ожидая продолжения, но Тони покачал головой и дал понять, что разговор окончен.

– Это наша с вами последняя беседа, мистер Смит, – сказал он, направляясь к красной «Ауди».

– Можно еще один вопрос? – произнес я. – Когда я впервые позвонил ей в «Больше некуда», она назвала меня Дэвидом. Не знаете, почему?

– Так звали сына Сильвии, – ответил Тони, садясь в свою машину. Он предпочел рискнуть и сесть за руль пьяным, только бы не выслушивать мои вопросы. – Выйдя из тюрьмы, он вел жизнь бродяги здесь, в Нортхэмптоне. Лора несколько раз приводила его в дом, чтобы отмыть, – может, было совестно за то, что она с ним сделала, а может, она мысленно переписала их историю так, чтобы та ее устраивала. Дэвид Оливер. Но она называла его прозвищем – Олли.