Глава 4
Райан
Когда я, стоя в кабинете Брюса Аткинсона, услышал из-за двери приглушенный голос Лоры, мой пульс бился в ритме гоночного двигателя.
Она разговаривала со своим мужем, и, о чем бы они ни беседовали, это, похоже, раздражало его.
Будучи классным руководителем и учителем английского в классе Эффи, я пару раз встречался с мистером Моррисом, чтобы обсудить ее плохие отметки, слабые результаты промежуточных экзаменов и неподобающее поведение. В школьных реестрах он значился как единственный контакт для всех уведомлений по телефону и почте. Прилагалось примечание, строго запрещавшее нам связываться с матерью Эффи – за исключением чрезвычайных ситуаций. Однако никто из учителей, которых я спрашивал об этом, не знал, почему так. Я убрал это примечание и добавил в список контактов адрес Лоры.
Пару раз я упоминал о матери Эффи в разговорах, чтобы прощупать почву, но мистер Моррис не желал говорить о ней. Я предположил, что она играет весьма ограниченную роль в образовании своей дочери. Однако, после добавления адреса Лоры в список рассылки, я был уверен, что она не пропустит этого – и вскоре выползет из своего укрытия.
Через отражение в окне кабинета я наблюдал, как Лора уверенно входит в помещение. Сейчас она была совсем другой, чем тогда, когда я столкнулся с ней в коттедже. Тогда она оцепенела от неожиданности, а потом начала метаться от стены к стене, срывая фотографии – свои и своих родных. Думала, я намерен убить ее. Теперь она была спокойна, волосы завиты, макияж нанесен безупречно. Во время наших телефонных разговоров ее голос был спокойным и ободряющим. В коттедже он жалобно дрожал, но сегодня сделался напористым и обвинительным.
Я всего лишь произнес одну вежливую фразу и повернулся от окна – и почва мгновенно оказалась выбита у нее из-под ног. После долгой разлуки Стивен и Лора воссоединились.
Понадобилось много времени и усилий, чтобы подстроить нашу встречу; пришлось даже привлечь ничего не подозревающую Эффи. Увидев девочку вместе с ее матерью на фотографии в местной газете, я сразу понял, что она мне знакома, но для полной уверенности сверился с ее страничкой на «Фейсбуке». Училась в моей школе. И когда я собирался вернуться к работе в новом учебном году, мне повезло: учительница английского миссис Симмонс ушла в декрет. Это означало, что я стал не только преподавателем, но и классным руководителем Эффи.
Я начал работать во время школьных каникул, осваиваясь с учебным планом и помогая в проведении внеклассных спортивных состязаний. Выбил себе для начала неполный рабочий день, заявив, что не могу работать в полную силу из-за недавнего удаления грыжи. Но когда в сентябре в школе начались занятия, я уже был готов работать с обычной загрузкой.
Коллеги подбрасывали намеки относительно иерархии среди учеников десятого класса, и раз за разом всплывало имя Эффи. Она, судя по всему, была очень умной девушкой, однако в ней имелась склонность к доминированию. С первой же недели после ее перевода в нашу школу Эффи собрала группу сторонниц. Излюбленным инструментом воздействия были социальные сети, и если ей кто-то не нравился, она посредством приспешниц делала все, чтобы превратить интернет-жизнь жертвы в ад. Когда для одного из одноклассников это сделалось совершенно невыносимым, он порезал себе вены макетным ножом. После этого его перевели в другую школу. Однако Эффи была достаточно умна, чтобы не попасться. Яблочко-то от яблоньки недалеко упало…
Я помнил, что ей всего четырнадцать, и еще есть шанс вырасти хорошим человеком. Но сейчас она именно такая, как нужно мне. Агрессоры, как она, всегда более уязвимы, чем их жертвы, так что требовался лишь легкий толчок, чтобы уронить ее с пьедестала. За девять лет работы учителем я усвоил, что для таких девушек значение имеют только популярность и ум. Отними это – и она станет никем.
Я начал с того, что оценивал ее контрольные и сочинения ниже, чем миссис Симмонс. Сперва «А-» вместо «А». В следующий раз оценка снизилась до «B+», пока наконец к концу первого месяца средний балл не скатился до «С». Каждый раз, раздавая ученикам проверенные работы, я видел, как Эффи хмурится, стараясь спрятать от соседей по ряду разочаровывающую ярко-красную оценку в верхнем левом углу. К концу второго месяца она не выдержала.
– Почему вы постоянно ставите мне плохие оценки, сэр? – спросила Эффи, дождавшись, пока остальные ученики уйдут на следующий урок.
– Мне кажется, ты, давая ответы, не понимаешь, что от тебя требуется, – ответил я.
– Миссис Симмонс никогда не оценивала меня так!
– Я не миссис Симмонс.
– Она говорила, что в английском я очень хороша!
– Твои оценки говорят другое.
Лицо Эффи вытянулось, в уголках глаз начали собираться фальшивые слезы. Я оставался бесстрастен. Она должна была усвоить, что подобные трюки со мной не работают, и мое уважение так не заслужить. Вместо этого я указал ей, что некоторые из ее рассуждений логичны, однако в следующий раз нужно подкрепить свои теории выдержками из текста. Вот только каждый «следующий раз» оценка оказывалась точно такой же или даже ниже, в то время как одноклассники учились ничуть не хуже прежнего. Как это ни злило Эффи, ей оставалось лишь смириться. Я медленно подрывал ее самоуверенность.
Сочинения становились все длиннее и длиннее; она пыталась читать между строк и охватить все пункты, которые, по ее мнению, я хотел видеть в ее сочинениях. Я снижал ей оценку за пустую болтовню. Сочинение по повести «О мышах и людях» было столь явно содрано из интернета, что я вызвал Эффи перед классом, объявляя об этом. Когда лицо ее сделалось пунцовым от стыда, я скрыл улыбку. Годом раньше она подумывала о том, чтобы взять литературу экзаменационным предметом. Но когда я начал ставить ей заниженные оценки, передумала.
Я надеялся, что Эффи в конце концов усомнится в своих способностях к другим предметам, но это произошло быстрее, чем я ожидал. Под маской бравады она была куда более чувствительной, чем мне казалось. Она стала менее внимательной к учебе по всем остальным предметам. Учителя истории, географии, философии и этики говорили мне, что текущие сочинения Эффи сделались расплывчатыми, а в итоговых вообще отсутствовала какая-либо цельность. Она как будто сомневалась во всем, что писала, даже в таких предметах, как математика, где часто правильный ответ только один.
Поскольку ей больше не удавалось козырять перед одноклассниками умом, она сделала то, что делают все агрессоры: нашла другой способ привлечь внимание – отвлекая от занятий всех остальных. Как-то вечером, когда прозвенел звонок с последнего урока, я попросил ее остаться и зайти ко мне в кабинет.
– Не буду лгать, Эффи, меня беспокоит то, что происходит с тобой, – начал я и протянул ей кружку кофе. Она пыталась скрыть свое удивление от того, что я обращаюсь с ней как со взрослой. – Ни о чем не хочешь со мной поговорить?
– С вами? – фыркнула она. Нахальство никуда не делось. Еще предстояло поработать.
– Дома все в порядке?
– Да.
– С родителями все хорошо?
Эффи помолчала, потом кивнула.
– А в школе? Знаю, в последнее время другие девочки относятся к тебе не очень хорошо. Тебя это беспокоит? Тебя обижают?
Он бросила на меня быстрый взгляд.
– Что вы имеете в виду?
– Тебя дразнят из-за оценок и… как бы это правильно сказать… наружности?
– Наружности? О чем вы, сэр?
– О, извини, я не должен был говорить об этом… Не мое дело. Просто хотел убедиться, что ничего такого с тобой не происходит. Ты нормального веса для своего возраста, так что, пожалуйста, не слушай, что за твоей спиной говорят люди, называющие себя друзьями.
Ее лицо выразило ярость.
– И кто сплетничает о моем весе?
Я изобразил, будто недоволен тем, что проговорился.
– Господи, послушай, я не очень хорошо разбираюсь в таких вопросах. Другие учителя скажут, что я не должен был говорить тебе этого, потому что девочкам следует учиться самостоятельно улаживать такие вопросы между собой.
– Другие учителя? Все говорят обо мне? И каким девочкам?
– Мне не следует называть ничьих имен, но я укорил некоторых из них, когда услышал в коридоре, как они говорят о тебе гадости. Мне не нравятся люди, смеющиеся над другими за спиной. Ты не толстая и не тупая.
Она поерзала на краю сиденья и втянула щеки.
– Сколько их? Кто они?
– Это не имеет значения.
– Суки… – прошипела Эффи, складывая руки на груди и откидываясь на спинку. – Наверняка Бритни и Морган.
– Не обращай внимания, – ответил я. – В твоей жизни совсем не нужны такие люди. Или такие, как Мелисса и Руби.
– И они тоже? Скажете мне, если услышите что-нибудь еще?
– Даже не знаю…
– Пожалуйста, мистер Смит!
– Хорошо, но не буду больше называть имен.
Эффи пробормотала под нос «спасибо» и ушла. Позже, когда ее исключили на неделю за то, что она подралась с Бритни и разбила нос Морган, я не мог не испытать удовлетворения. Я смотрел издали, как распадается компания Эффи и как одноклассники постепенно отдаляются от нее. Регулярно посылал ее отцу отчеты об «успехах» Эффи, но тайно начал включать в список адресатов еще и Лору.
В ноябре я встречался с отцом Эффи и условился, что следует снова поговорить четыре недели спустя, дабы обсудить, как дела у девочки. Я мог лишь надеяться, что копии отчетов, которые получала по почте Лора, заставят ее действовать. Но вдобавок нужно было оказывать влияние на дочь.
Я организовал регулярные встречи один на один с Эффи – каждый понедельник и каждую пятницу после уроков в моем кабинете. Слушал, как она жалуется на родителей и на девочек, «сговорившихся» против нее. Иногда подливал масла в огонь, придумывая истории о том, что другие преподаватели что-то говорили о ней в учительской.
Всего три месяца как я стал ее классным руководителем, а Эффи уже считала меня своим доверенным лицом.
Неделя шла за неделей, и я чувствовал, что для нее это становится чем-то бо́льшим.
Началось с того, что во время встреч она расстегивала на своей блузке на одну пуговицу больше, затем стала наносить на губы чуть больше блеска и выпячивать их чуть сильнее. Когда я стоял спиной, наполняя кружки, заметил в отражении в оконном стекле, что она пристально изучает мой зад. А когда обернулся, быстро отвела взгляд.
Я рассматривал наши доверительные отношения как возможность узнать побольше об обстановке у них дома.
– Почему ты никогда не говоришь о своей маме? – спросил я. – Упоминала сестру и отца, но мать – никогда…
– Мне не разрешают.
– Почему?
– Она… она не такая, как другие матери.
– В каком смысле?
– Я слышала о том, что случилось с вашей женой.
Неожиданная смена темы застала меня врасплох.
– Что слышала? – спросил я.
– Что она… ну, вы понимаете… покончила с собой.
– Угу. – Я кивнул.
– Скучаете по ней?
– Конечно.
– А у вас уже есть новые отношения?
– Нет.
– Вы их хотите?
– В данный момент – нет, не хочу. Но когда-нибудь, наверное, захочу.
– Почему она это сделала?
– Не думаю, что когда-нибудь узнаю. Люди – сложные существа, и мы не всегда понимаем, почему они делают то или другое, даже когда нам кажется, будто мы их знаем.
– Моя мать такая. «Непредсказуемая, разрушительная сила», как говорит папа.
– Ты с ней в хороших отношениях? – Эффи засмеялась. – Я сказал что-то забавное?
– Нет.
– Тогда почему смеешься?
– А почему вы спрашиваете? – Она провела рукой по волосам и накрутила несколько прядей на указательный палец. – Вы задаете много вопросов, Райан. – Я поднял брови. – Извините, я хотела сказать – мистер Смит.
– Это моя работа – задавать вопросы, чтобы помочь тебе.
– Зуб даю, вы не тратите столько времени на других учеников, задавая им вопросы.
– Они не беспокоят меня так сильно, как ты.
– Значит, вы беспокоитесь обо мне? – Эффи склонила голову набок, и солнце, льющееся в окно, озарило ее рыжевато-белокурые волосы и серые глаза. Неожиданно я разглядел под ее напускным блеском ребенка, которым она, в сущности, и была. Сердце сжалось, когда я понял, к каким мерзостям прибегаю из-за Лоры.
– Я беспокоюсь обо всех учениках, – ответил я.
– Ладно. – Она кивнула, взяла сумку и направилась к двери. Но прежде чем уйти, обернулась и улыбнулась.
К моменту второй встречи с отцом Эффи я достиг того, чего добивался. И когда услышал голос Лоры за дверью кабинета, мысленно вскинул руки и заорал: «Есть!»
Когда Лора поняла, кто я такой, она изо всех сил постаралась не реагировать. Лицо ее застыло, словно вмерзло в лед, но глаза выдавали чувства. Напитанная адреналином кровь гнала кислород в мышцы, мозг работал на запредельных оборотах. Я понял это по тому, как расширились ее зрачки – чтобы впитать максимально возможное количество света и позволить улавливать все происходящее вокруг.
Это была классическая реакция «бей или беги». Но в присутствии мужа Лора не могла позволить себе сделать ни того ни другого.
