Часть III
Орел или решка

Только что звонил Ильяс — сказать, что Люси будет дожидаться нас в пабе и что он минут через десять подскочит забрать меня. Говорю ему, что это классно. Хотя, по правде сказать, вообще-то я малость в растрепанных чувствах, поскольку не хочу заставлять его ждать, но еще не готова и так пока и не решила, какой топ надеть.

Стою перед зеркалом и держу два топа, поочередно прикладывая их к себе и пытаясь выбрать.

Черный или красный, черный или красный, черный или красный?

Почему это так сложно?

Можно просто бросить монетку, как я частенько поступаю в последнее время. Использую приложение «Орел или решка» на своем телефоне, и вообще-то всякий раз результат меня вполне устраивает. Не только для всякой чепухи вроде какой наряд надеть, но и для принятия более серьезных решений. Мне все еще не слишком-то просто доверять своему собственному суждению, но, думаю, это вполне понятно, учитывая все обстоятельства.

На самом-то деле это лишь вопрос времени.

Я уже два месяца как выписалась из больницы, и все у меня отлично. Для начала меня поселили в нечто вроде дома временного проживания на пару недель, что было не супер, но потом горсовет отличился и нашел мне вот эту квартирку. Это было так: либо здесь, либо возвращаться в Хаддерсфилд, и пусть даже мама с папой и твердили, что будут только рады видеть меня дома, я не вполне уверена, что это было искренне. А потом, понимаете… Хаддерсфилд. Не хотелось опять на выселки. А нынешнее жилье удобное, поскольку расположено прямо через речку от Брент-кросс, на верхнем этаже старого дома, перестроенного в многоквартирный. У меня достойного размера комната и вид на маленький садик. Не могу сказать, что уже особо закорешилась с остальными жильцами, хотя не вижу в этом ничего дурного. Мужик на первом этаже, у которого не хватает одного уха и имеется страшноватого вида собака, явно приторговывает крэком. По какой-то причине его газовая плита стоит в общем вестибюльчике, так что иногда, когда я поздно возвращаюсь домой, застаю его жарящим сосиски прямо за входной дверью. Сразу подо мной живет женщина с маленьким ребенком — не уверена, кто из них громче орет, — и есть тут еще один тип, которого я никогда не видела, но чую его запах на лестнице время от времени и слышу, как он ругается посреди ночи.

Думаю, что мне все-таки лучше держаться самой по себе.

Но этим я не хочу сказать, что живу такой уж полной затворницей, поскольку как можно чаще стараюсь выбираться на люди. В моем доме нет вайфая, так что каждый день хожу по мостику в торговый центр. Сижу в «Косте» пару часов, беру себе кофейку или сэндвич и залезаю в интернет. Пытаюсь поддерживать связь с людьми. Бэнкси вроде как куда-то пропал, но я общаюсь с Софи и парой-тройкой других знакомых.

И довольно часто встречаюсь с Ильясом и Люси. Они оба выписались из больницы еще раньше меня, но мы продолжали общаться по телефону, и как только истек предусмотренный законом срок моей принудительной госпитализации и я наконец-то сама вышла на волю, мы начали регулярно пересекаться. Если мы куда-то идем, то за большинство съеденного и выпитого расплачивается Люси — хотя, по-моему, это вполне справедливо. Пусть даже ее предки живут в доме, в котором наверняка не хватает разве что собственного магазина сувениров, она, не поверите, все равно получает пособие, так что вполне может при случае тряхнуть мошной. Люси — это по-прежнему… Люси, но не думаю, что она опять ширяется, и вообще-то при нашей последней встрече Люси протянула ко мне ладонь с растопыренными пальцами — типа, «Дай пять!», так что теперь она гораздо лучше, чем была.

И с Ильясом мы тоже реально сблизились. Постоянно о чем-нибудь болтаем — у него есть несколько просто-таки фантастических историй, и пусть даже он по-прежнему не всегда способен… держать себя в рамках, я уже не жду, что он выдернет свой хер из штанов в любую секунду. Недавно Ильяс рассказывал мне про то, как его старший брат учил его водить машину, и про ту страшную автомобильную аварию сразу после того, как Ильяс сдал экзамены по вождению. По его словам, сам он не получил и единой царапины, в то время как его брат с тех пор катается в инвалидном кресле. По его словам, брат этот всегда был симпатичным и умным, но, как оказалось, крайне невезучим. Это как раз он и научил Ильяса играть в шахматы, так что вообще-то Ильяс — довольно сильный игрок. Ну, по крайней мере, лично меня он обставляет всякий раз, когда мы садимся за доску, но я помаленьку совершенствую свое мастерство.

Как правило, когда мы вместе, все наши разговоры под конец так или иначе сводятся к тому, что случилось тогда в отделении. Вполне объяснимо, согласны? Не думаю, что мы станем посылать туда открытки на Рождество или еще чего, но все равно регулярно вспоминаем всех остальных и то, какую дурь они там творили, и в итоге смеемся.

Что же касается того, что именно произошло тогда в отделении, должна признать: меня ничуть не удивило, что Лорен так и не предъявили обвинение и что она, просидев за решеткой всего пару дней, опять гордо прошествовала в телевизионную комнату в первый же вечер после своего возвращения — такая же хабалка, как и всегда. Равно как совсем не удивил и тот факт, что, когда Ильяс начал тыкать в нее пальцем и распевать «Не поёшь ты больше ничего!», Лорен в ответ так крепко его приложила, что сшибла со стула.

Если хотите знать мое мнение, сердце того детектива никогда к этому не лежало. Я тогда сама это видела — в тот самый момент, когда они шли к двери со своим основным подозреваемым, а я перехватила его взгляд. Естественно, ему просто пришлось арестовать Лорен из-за ДНК и отпечатков на ноже. У него были неопровержимые улики. Единственная проблема заключалась в тех уликах, который он должен был иметь, но не имел.

Уж на что полицейские мозги у меня малость заржавели, но даже я до этого дотумкала.

Почему Лорен не была вся в крови? Я ведь сама видела, сколько ее там было, видела ножевые раны, так что не хуже любого детектива знала, что при любом раскладе она должна была перемазаться кровью с ног до головы. Они брали образцы одежды для исследования абсолютно у всех, но не нашли даже одной капельки крови Дебби на драгоценной футболке Лорен.

А теперь уже понятно, почему того детектива это особо не волновало. Перед ним была попросту поставлена задача арестовать Лорен, чем он и занимался, тогда как наверняка всю дорогу знал, что убийца Дебби уже сидит за решеткой, поскольку это был тот же человек, который убил и Кевина.

Бедолага Шон по-прежнему парится в больнице, равно как и Донна, а Тони перевели в отделение ниже этажом. Бобу продлили срок принудительной госпитализации, хотя все, что хоть кому-то из нас удалось выяснить, это что он делал «непристойные предложения» кому-то из медперсонала. Думаю, что наверняка Миа, но Люси якобы слышала, будто Маркусу, хотя кто его знает… Никто из нас не в курсе, что сталось с Плаксой-Ваксой или Мистером Пазлом, да меня это и не особо колышет.

А вот у нас все пучком — у меня, Ильяса и Люси. Мы регулярно общаемся, обмениваемся новостями и приглядываем друг за другом. Последний раз, когда мы выбирались отдохнуть, Ильяс поднял пинтовую кружку с пивом и провозгласил тост:

— Ну, за трех чокнутых мушкетеров!

И мы дружно выпили.

И пусть это место далеко не дворец, а я не особо при бабле и уже давно оставила надежды вернуться на работу в Столичную полицию, но все равно думаю, что дела идут неплохо. Что самое главное, впервые за долгое время мозги у меня более-менее на месте. Я уже со всем разобралась. Теперь я знаю: самое важное, когда имеешь дело с гадиной вроде ПТСР, это встретить ее лицом к лицу.

Тогда ты сможешь овладеть ею.

В противном случае ты просто играешь какую-то роль, которая, по твоим представлениям, не приносит другим людям особых неудобств, и вот тогда-то ты в итоге и оказываешься с маской на лице, которую тебе уже в жизни не снять.

Судя по всему, то лекарство от Альцгеймера сделало свое дело, поскольку довольно быстро провалы в памяти прекратились, и все то, что я успела забыть, стало понемногу возвращаться. Поначалу просто короткими вспышками, но потом все более длинными и длинными отрезками, пока больше не осталось никаких пустых дыр.

Теперь я могу припомнить даже ту мелодию, которая крутилась у меня в голове прямо перед тем, как я зашла в туалет и обнаружила там тело Дебби. Я помню, как выглядела кровь — очертания этой скопившейся под ней лужи, похожей на крылья. Помню, как повернулась и увидела нож. Могу восстановить в памяти каждый момент этого события с идеальной четкостью. Слишком уж идеальной временами.

Могу вспомнить и то, что и как чувствовала тогда. Ту отчаянную нужду сделать что-нибудь, это инстинктивное стремление сохранить ускользающую человеческую жизнь, а потом панику и ужас, когда я осознала, что это мне не по силам. Воспоминания о этих страшных минутах в туалете вернулись ко мне во всей своей ужасающей красе.

И, естественно, только теперь я знаю, что была в том туалете не одна. Был там и кое-кто еще.