54
В «Тупых знаменитостях» не узнаю́ ни одной знаменитости, но, если честно, вообще не уделяю особого внимания творящемуся на экране. Сейчас я зритель, который наблюдает за зрителями. Тони свалил в люлю, но все остальные в полном составе.
Клэр и Колин по-прежнему сидят вместе, прямо за спиной у Лорен, у которой, как всегда, самое козырное место и пульт в руке. Донна и Люси тоже устроились по соседству друг от друга, с одной стороны от них Боб, который утонул в оранжевом кресле-мешке, которого я до сих пор здесь не видела, а с другой Ильяс, развалившийся в обычном кресле. Миа и Феми приглядывают за обстановкой из противоположных углов комнаты.
Пристраиваемся с Шоном позади всех; наши стулья так близко, что между нами и бумажку для завертки не просунешь.
Он все еще держит меня за руку.
Я уже дважды спросила его, все ли в порядке, а он дважды кивнул, и дважды я не поверила ему.
Докладывать особо не о чем, пока Мистер Пазл — который явно никогда раньше не бывал в телевизионной комнате — вдруг не открывает рот и не спрашивает у Лорен, не могла бы она переключить программу.
— Потому что ровно через минуту будет «Сквозь замочную скважину».
— Отсоси, — отвечает та.
Слышится голос Миа:
— А ну-ка потише, Лорен!
Лорен оборачивается и сверлит взглядом Колина, ясно давая ему понять, что если он еще хоть раз пикнет, то она засунет ему его головоломку туда, где никогда не светит солнце, кусочек за кусочком.
Бросаю взгляд на Шона.
— Ну почему она всегда такая сука?
Мятые обрывки салфеток и огрызки карандашей для Шона — уже пройденный этап. Теперь он таскает с собой ручку и блок липучей бумаги для заметок. Излагает все, что хочет сказать, на квадратном розовом листочке, а потом отрывает его и передает собеседнику. В данный момент он отпускает мою руку и как раз это и проделывает.
я знаю почему она все время поёт
— Ладно, — рассудительно произношу я.
Не вижу особого смысла сообщать ему, что вообще-то мне на это глубоко начхать, поскольку Шон опять что-то пишет. На сей раз у него уходит сразу несколько отрывных листков, так что опять поворачиваюсь к телевизору. Жду, пока он не закончит. В «Катастрофе» кто-то брякнулся с лестницы. Шон похлопывает меня по плечу и одну за другой передает мне оторванные листочки.
ее папа убил ее маму, когда она была подростком. точно не знаю, каким способом… (см. продолжение)
Смотрю на Шона, потом смотрю на Лорен, а потом читаю следующую записку.
она с тех пор не вылезает из больницы. думает, что это голоса в голове у нее поют все время. иногда она поет, чтобы заглушить эти голоса у себя в голове… (см. продолжение) иногда она подпевает им, как будто это песня, которую она знает. теперь это ей просто нравится.
по-моему ее мама была певицей в пабе или типа того.
Где-то с минуту не свожу глаз с затылка Лорен. Сминаю бумажки и убираю их в карман.
— И все равно она сука.
Шон пожимает плечами.
— Особенно по отношению к тебе. Помнишь тот раз, когда она на тебя орала? Прямо перед тем, как вошла Дебби, и… — Тут я останавливаюсь, поскольку вижу, как он начинает возбуждаться. Глупо было с моей стороны про это упоминать, но прежде чем я успеваю извиниться, Шон опять что-то строчит.
тебе понравилась записка, которую я дал тебе в среду?
С ходу не пойму, какую записку он имеет в виду, но тут вижу, как он подносит руку к сердцу и одними губами произносит: «Спасибо тебе». Это то послание, которое Шон передал мне в музыкальной комнате сразу после того, как Лорен фактически обвинила меня в том, что я зарезала Дебби.
— Это было замечательно.
Наклоняюсь к нему так близко, что мои губы касаются его уха, когда я шепчу:
— Я знаю: ты думаешь, что это моих рук дело… и еще целая куча народу тоже так думает… но ты ошибаешься.
Он отодвигается от меня и смотрит на меня так, словно я мелю полную чушь, а потом опять начинает писать.
— Серьезно.
Шон некоторое время размышляет над этим ответом. Теперь у того типа, который свалился с лестницы, нечто вроде сердечного приступа. Боб посапывает на своем кресле-мешке, Клэр и Колин о чем-то тихо переговариваются.
я все равно рад, что она мертва.
Киваю и стискиваю его руку. Это вполне понятно и без слов, по-моему. Шон продолжает водить ручкой по бумаге. Учитывая тот факт, что эта женщина превратила человека, которого любил Шон, в доставщика наркотиков, а потом задушила его подушкой, когда он решил выйти из игры, на месте Шона я была не просто рада — я была бы на седьмом небе от счастья.
неважно, кто ее убил.
неважно почему.
это была страшная женщина.
Таращусь на розовенький бумажный квадратик, и что-то из написанного вдруг не дает мне покоя. А именно… средняя строчка. Не знать, кто — это еще понятно, но как у Шона не может быть хотя бы самого общего представления о том, почему была убита Дебби Макклур? Он ведь знает, что она снабжала Кевина наркотиками для продажи. Знает, что это она убила его.
Показываю на подчеркнутое слово «почему» и начинаю расспрашивать Шона, что он имел в виду, но тот шикает на меня и мотает головой. Он опять возбужден. Вновь берется за ручку, но вид у него неуверенный. Хотя нет, Шон просто жутко испуган — в точности как в тот вечер в этой же самой комнате, прямо перед тем, как он вдруг запнулся посреди своей любимой мантры «я-умру-я-умру-я-умру» и навсегда умолк.
Смотрю, как он опять что-то пишет, а потом размашисто перечеркивает. Вырывает бумажку из блока и комкает ее. Бросает взгляд на меня, а потом на кого-то из остальных в комнате — не пойму, на кого именно, — и начинает по новой.
Наконец отрывает бумажку и передает мне, держа ее чуть ли у самого пола, словно не хочет, чтобы кто-то это увидел. Это странное чувство — бояться за кого-то еще, но при виде выражения лица Шона мне приходит в голову: что бы там ни было в этой записке, но написав ее, он совершил самый храбрый или самый глупый поступок в своей жизни.
мне нужно кое-что тебе рассказать.
Начинаю отвечать, что, может, нам лучше пойти поговорить в какое-нибудь другое место, но тут звонит мой телефон, и когда я вижу, кто звонит, бросаю ему: «Давай чуть позже» и быстро встаю, потому что очень нужно ответить. Шон обиженно смотрит, как я ухожу со все еще трезвонящим телефоном. Слышу саркастическое цоканье языками и перехватываю неприкрыто враждебный взгляд Лорен — ну как же, ее мирное наслаждение субботним вечером перед телевизором столь грубо прервали…
Телефон все еще звонит, когда я нахожу сравнительно тихое местечко, чтобы принять звонок. Или, по крайней мере, такое, где меня никто не подслушает. Устраиваюсь в кресле рядом со входом в тамбур.
— Привет, Бэнкси…
— Постараюсь покороче, — говорит он. — У меня только одна минута.
Голос у него очень серьезный.
— Ладно…
— Я только что узнал… С утра они собираются произвести арест.
Я способна что-то произнести или хотя бы просто сделать вдох только через несколько секунд.
— Кто? Кого…
— Теперь это только одна группа. Арест в связи с убийством Макклур.
Неотрывно смотрю сквозь тамбур на лифт. Двери его открываются, и я вижу, как из него выходит какая-то молодая пара и идет ко входу в отделение, расположенное напротив нашего. Оба явно нервничают.
— А ты знаешь, кого именно арестуют?
— Это в буквальном смысле все, что я слышал. Результаты криминалистической экспертизы уже пришли, и, как видно, все срослось, так что завтра прямо с утра пораньше они явятся в больницу.
— Та-ак…
— Просто подумал, что тебе будет интересно узнать. Послушай, мне и уже вправду пора…
— Не переживай. Послушай, спасибо, Бэнкси… — Немного выжидаю, но он уже отключился.
Убираю телефон, возвращаюсь обратно в главный коридор и сворачиваю к своей комнате. Это как раз то, чего мне хотелось с того самого момента, как Дебби с визгом вырвалась из палаты Кевина. С тех самых пор, как я стала возвращаться к жизни и опять чувствовать себя копом. Это ведь законное подтверждение, разве не так?
Тогда почему же я едва замечаю, как Джордж обращается ко мне, когда я прохожу мимо; почему сердце так пляшет между ребрами, что я буквально вижу, как футболка дергается у меня на груди; и почему кажется, будто меня вот-вот стошнит?
Что же меня сейчас так пугает?
Когда открываю дверь своей спальни, мне приходит в голову, что я не хочу знать ответ, но после того, как запираю ее за собой, уже окончательно сознаю: у меня практически нет выбора.
