Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Если в центре Пекина пойти от Запретного города на запад, то вы попадете на улицу Фую. Она змейкой проходит через тесно прилегающие друг к другу хутуны, традиционные китайские кварталы, мимо огромного комплекса правительственных зданий и резиденций Чжуннаньхай. В северной и южной частях улицы расположены два озера, а древний императорский дворец – к востоку от нее. С одной стороны улица Фую обнесена высокой кирпичной стеной с зубчатым декором как во времена династии Цин. Именно у этой стены сейчас стояла толпа людей. Они тесно прижимались друг к другу, чтобы не выйти на проезжую часть. Собираться начали рано утром 26 апреля 1999 года66. Тихо переговаривались, время от времени передавали друг другу бутылки с водой. Весной в Пекине холодно и промозгло, люди надели теплые куртки и пальто. Многие были в годах, по выговору не местные, должно быть приехали из промышленных регионов, с северо-востока67.
К 8 утра на улице собралось уже несколько тысяч людей. Очередь демонстрантов растянулась по всей Фую вплоть до северного крыла Чжуннаньхай. Некоторые сидели на земле в характерных, похожих на йогу, позах. Такие позы практиковали последователи «Фалуньгун», религиозного движения на основе традиционных китайских верований, которое возникло за несколько лет до этого и привлекло несколько миллионов адептов. Остальные замерли в ожидании.
Не было транспарантов, никто не выкрикивал лозунги. У всех была задача, которую они собирались выполнить во что бы то ни стало. Один из демонстрантов сказал журналисту: «Вы не можете решить нашу проблему, это могут сделать только власти. Так что мы будем говорить только с властями»68.
В какой-то момент у Чжуннаньхай набралось больше 10 000 человек. Случилось неслыханное: через десять лет после событий на Тяньаньмэнь в центре Пекина, под самым носом у властей состоялась массовая демонстрация. Партия и спецслужбы от удивления не сразу сообразили, как им действовать. Центральному аппарату дерзко бросили вызов, на который нужно было достойно ответить.
Власти ответили массовыми репрессиями, в ходе которых несколько сотен людей погибли, а еще несколько тысяч получили реальные сроки. Ужесточились цензурные ограничения. Под запрет попали все книги Ли Хунчжи, основателя «Фалуньгун». Ззапретили распространять записи его выступлений, другие материалы движения69. Любые упоминания о «Фалуньгун» в положительном ключе удалили из интернета, а все сайты, связанные с движением, заблокировали. Согласно первым исследованиям интернет-цензуры в Китае, наиболее часто в то время блокировали ключевые слова и страницы, имеющие отношение к «Фалуньгун», а также сайты правозащитных организаций70. Любые упоминания о движении выкорчевывали так рьяно, что «Фалуньгун» стал чем-то вроде золотого стандарта цензуры. В каждой второй статье о Великом файрволе не обходилось без ссылок на репрессии против «Фалуньгун». В 2010 году, когда колумнист New York Times Ник Кристоф завел аккаунт в китайском сервисе микроблогов Weibo, он решил протестировать сервис и написал пост: «Здесь можно говорить о “Фалуньгун”?» Его аккаунт удалили практически сразу71. Также приверженцы «Фалуньгун» стали одними из первых объектов масштабной слежки за критиками режима и диссидентами, ответственность за создание которой во многом лежит на западных компаниях. Жившие за пределами Китая адепты «Фалуньгун» стали одними из самых непримиримых противников файрвола.
Движение «Фалуньгун» зародилось в конце 1992 года в провинции Цзилинь (Гирин) на северо-востоке Китая, почти на границе с Северной Кореей. Когда-то эти земли входили в состав марионеточного государства Манчжоу-го, где контролировавшая его Япония активно проводила политику индустриализации. Придя к власти, КПК с еще большим энтузиазмом продолжила эту политику. Цзилинь вместе с соседними провинциями Хэйлунцзян и Ляонин стала промышленным поясом Китая. Здесь располагалось большинство предприятий тяжелой промышленности. При коммунизме сотням тысяч рабочих государственных предприятий Цзилиня была гарантирована так называемая железная чашка риса: работа, жилье, соцпакет. Во времена реформ Дэн Сяопина Китай начал движение по направлению к рынку. Понятие «железная чашка риса» утратило прежнее значение: в новой экономике тысячи безработных конкурировали за рабочие места.
Из-за безработицы и недоступной медицины регион накрыла волна депрессии и разочарования. Цзилинь наводнили проповедники новых учений, поборники народной медицины и шарлатаны разных мастей. Все это нашло отражение в детище Ли Хунчжи – учении «Фалуньгун», которое возникло на волне интереса к гимнастике цигун на рубеже восьмидесятых и девяностых. Мастера цигун бились буквально за каждого последователя72.
Некоторые элементы цигун появились еще в древнем Китае. В систему их объединили в 1950-х годах в рамках партийной программы по популяризации традиционной китайской медицины, раз уж обещание сделать здравоохранение доступным для всех так и не было выполнено73.
Цигун представляла собой компиляцию из различных духовных практик прошлого. В сочетании с напоминающими йогу упражнениями и принципами здорового образа жизни гимнастика была призвана контролировать уровень ци (жизненной энергии) в организме. Во времена культурной революции цигун была под запретом, а настоящую популярность приобрела только после реформ Дэн Сяопина. В восьмидесятых увлечение цигун превратилось в настоящую манию. Парки и скверы китайских городов заполнили толпы людей, выполнявших комплексы упражнений. Увлечение не обошло стороной и партийных боссов: они занимались цигун на закрытом приморском курорте Бэйдайхэ74.
Ли Хунчжи родился в провинции Цзилинь в начале 1950-х, как раз тогда Китай охватила первая волна цигуномании75. Как и многие его ровесники, он не смог закончить школу из-за неразберихи времен культурной революции и доучивался заочно много лет спустя. Согласно его официальной биографии, которая раньше публиковалась во всех материалах «Фалуньгун», но сейчас изъята со всех крупных сайтов, с восьми лет Ли учился у двух великих мастеров принципам истины, сострадания и терпения, а потом сам стал мастером ушу76. Скорее всего, эта история вымышлена или по меньшей мере приукрашена, что было характерно для мастеров цигун того времени. Однако именно на это обстоятельство китайские власти сделали особый упор в начале кампании по разгрому «Фалуньгун». Чтобы опровергнуть заявления Ли, партийные чиновники опрашивали его родственников, друзей детства, учителей77. Вероятно, поэтому в официальных изданиях, связанных с «Фалуньгун», о биографии основателя сейчас ничего не сказано.
В одном все источники сходятся: своя школа цигун появилась у Ли в Цзилине в начале девяностых. Затем слава вышла за пределы родной провинции, и он переехал в Пекин. Данью буддистским корням учения Ли стало название «Фалуньгун» от слова «фалунь», по-китайски «колесо дхармы». К концу 1992 года школа Ли получила официальное признание от Китайского научно-исследовательского института цигун (КНИИЦ)78. Ли стал выступать в разных городах страны с лекциями, открывал новые учебные центры и школы79. В то время он ничем не выделялся среди коллег. Ничто не предвещало, что именно на его школу обрушатся гонения. Напротив, в начале девяностых книги Ли печатались в государственных издательствах, его часто приглашали выступать с лекциями перед крупными партийными функционерами.
Популярность Ли в народе росла, а власти постепенно начали отворачиваться от цигун. У этого движения всегда были противники, в том числе и среди руководства партии, но сторонников среди членов аппарата было больше. Самым влиятельный – Чжан Чжэньхуань, бывший генерал Народно-освободительной армии, ветеран войн с Японией и Гоминьданом и руководитель первого китайского проекта по разработке ядерного оружия80. Выйдя в отставку, Чжан возглавил КНИИЦ и всюду рекламировал цигун как эффективное средство поддержания здоровья81.
В марте 1994 года семидесятидевятилетний генерал умер, оставив цигун без одного из самых ярых защитников. Практику начали подвергать жестокой критике, зачастую вполне обоснованно: мастера цигун заявляли, что обладают невероятными способностями, показывали чудеса (а на самом деле фокусы) на публику. Их лекции и мастер-классы на вершине популярности чем-то напоминали выступления американских телепроповедников: аудитория тоже регулярно впадала в священный экстаз, время от времени на сцену выходили люди, которые будто бы излечились от тяжелых заболеваний. Мастера цигун не брезговали трюками из арсенала западных экстрасенсов: гнули ложки, разбивали головой кирпичи. На пике цигуномании приверженцы движения подвергали критиков и скептиков травле. Случались и самые настоящие избиения. Сыма Нань, бывший адепт, который затем стал яростным критиком движения, рассказывает, что цигунисты напали на него и избили. Он получил перелом двух позвонков, ушиб трахеи и еще много травм82. Настали другие времена, и Сыма Нань нашел свою нишу в качестве борца с лжеучениями. Его поддерживали и китайские власти, и видные скептики с Запада, например Кристофер Хитченс83. Доставалось цигун и от других интеллектуалов. Например, один из ведущих членов Академии наук Китая Хэ Цзуосю сравнил движение с японской сектой «Аум Синрикё», которая в 1995 году провела в токийском метро теракт с использованием смертельного газа зарина84.
Чтобы не попасть под атаку противников цигун, Ли поначалу позиционировал «Фалуньгун» как его более научную разновидность, очищенную от коммерческих притязаний. Хотя Ли неоднократно заявлял, будто адепты «Фалуньгун» приобретают сверхспособности, сам он на публике их не демонстрировал. Это выгодно отличало его от других мастеров цигун, которые злоупотребляли демонстрацией фокусов и чудесных исцелений. Исследователь «Фалуньгун» Дэвид Палмер пишет:
«По заявлениям Ли, задачи его подхода коренным образом отличались от цигун. Цель этой практики заключалась не в том, чтобы оздоровить тело или развить в себе сверхспособности, а в том, чтобы очистить душу и встать на путь духовного спасения»85.
Чтобы добиться этой цели, одной дыхательной гимнастики было недостаточно. Надо было изучать тексты о «Фалуньгун», в частности, «Чжуань Фалунь». Эта книга, вышедшая в 1994 году, до сих пор считается самой важной работой Ли. Также последователям учения нужно было соблюдать суровый моральный кодекс – нечто среднее между христианством и буддизмом с упором на нравственную чистоту, отпущение грехов и стремление стать просвещенным. Вот что пишет Ли в «Чжуань Фалунь»:
«Небесные тела, Вселенная, жизнь и вообще все сущее создано великим путем Вселенной, Дафа. Жизни, которые отвернулись от Дафа, являются поистине испорченными; человек, который может соответствовать Ему, является по-настоящему хорошим, и к тому же это воздастся ему счастьем и долголетием; совершенствующийся, который сливается с Ним, станет существом, постигшим Дао, – божественным»86.
Ли постоянно утверждал, что не является главой религиозной организации (а в Китае официально признаны только пять религий, и все они находятся под жестким контролем). Тем не менее только благодаря превращению из оздоровительной практики в религиозное движение «Фалуньгун» (сами последователи, впрочем, все чаще называли учение «Фалунь Дафа») удалось выжить несмотря на все атаки извне. Между тем другие школы цигун потеряли государственную поддержку. Они не могли найти финансирование и публиковать свои материалы, а в результате массово теряли учеников. Но миллионы последователей «Фалуньгун» не сдавались. Все невзгоды, выпадающие на их долю, они считали неотъемлемой частью кармического равновесия, инструментом на пути к просвещению, подобно христианским мученикам, которые знали, что на том свете им воздастся за все страдания.
В начале 1995 года Ли переехал из Китая в США. Возможно, он предчувствовал, что времена для него и его учения настали не самые простые. Несмотря на бесспорный талант оратора и коммерсанта, Ли, как это позднее выяснилось, не хватало тактической жилки. За границей ему было не так просто ориентироваться в ситуации, приходилось во всем полагаться на доверенных лиц. Первым серьезным просчетом стал выход «Фалуньгун» из КНИИЦ в ноябре 1996 года. Говорят, Ли пошел на этот шаг, чтобы не платить институту отчисления с продаж «Чжуань Фалунь» и других своих публикаций. Их продажи в то время взлетели до небес. Чтобы остаться на плаву в разгар кампании по разгрому цигун в прессе, Ли попытался зарегистрировать «Фалуньгун» как общественную организацию, однако из этого ничего не вышло. Теперь у «Фалуньгун» не было ни защитников в правительственных кругах, ни официальной санкции на осуществление деятельности87.
Как выяснилось позднее, самая серьезная ошибка Ли чуть не стала роковой для созданного им движения.
В середине девяностых критических высказываний в адрес цигун в целом и «Фалуньгун» в частности становилось все больше, и Ли организовал мощную пиар-кампанию. Чем-то это напоминало организованные партией митинги против стран или компаний, оскорбивших чувства китайского народа.
С июня 1996 по апрель 1999 года сторонники «Фалуньгун» провели около 300 мирных демонстраций у редакций газет, офисов телекомпаний и зданий университетов, призывая обидчиков дать опровержение или внести поправки в статьи и сюжеты с критикой движения88. Ли и прочие руководители «Фалуньгун» были в таком воодушевлении от этих демонстраций (а другие школы цигун тоже их проводили, с несколько меньшим успехом), что даже не задумывались о возможных ответных действиях. Когда они последовали, ситуация уже зашла слишком далеко.
В 1999 году Ши Цайдуну было 28 лет. Он учился в аспирантуре при Академии наук Китая89. За день до демонстрации у Чжуннаньхай он, как обычно, отправился в зал, где сторонники «Фалуньгун» вместе выполняли упражнения и обсуждали книги Ли Хунчжи. От одной женщины он узнал, что в Тяньцзине, большом городе в полутора часах езды на восток от Пекина, несколько сотен адептов собрались у здания, где находилась редакция журнала, в котором напечатали статью с критикой «Фалуньгун». Демонстрация была мирной, но со временем к ней присоединялись все новые люди. Демонстранты стояли у редакции уже четвертый день. Журнал отказывался выполнять их требования – и в дело вступила полиция. Все закончилось арестом нескольких десятков последователей «Фалуньгун».
Статья была далеко не первой атакой на «Фалуньгун», к тому времени главный труд основателя «Чжуань Фалунь» уже запретили. Ши и другие сторонники «Фалуньгун» были вне себя: случившееся с их товарищами было нарушением конституции. Власти даже не пытались объяснить свои действия. Ши и его соратники решили поступить так, как недовольный народ поступал в Китае веками, – пойти бить челом в самую высшую инстанцию, то есть в резиденцию правительства в Пекине.
Сейчас Ши почти пятьдесят. С 2002 года он живет в США. Рассказ он ведет медленно и размеренно – чувствуется, что далеко не в первый раз. Сначала мы говорили по-китайски. Но у меня возникли проблемы с китайским, а у собеседника не хватило словарного запаса на английском, чтобы объяснить непонятные моменты. Переводить вызвалась жена Ши. Она говорила с легким китайским акцентом и время от времени поправляла мужа, когда тот повторялся или неправильно понимал вопрос.
Ши подошел к блоку правительственных зданий в Чжуннаньхай к 7 утра. Там уже было полно людей. Полицейские с озабоченным видом ходили взад-вперед, явно не зная, что делать. Ши тоже был в замешательстве. Он просто шел, выискивая кого-нибудь из знакомых.
Ши вдруг услышал аплодисменты. Это к собравшимся вышел премьер Чжу Жунцзи. Бодрый и практичный семидесятилетний функционер, он только что вернулся из поездки в США, и тут вдруг случилось то, что никак не могло произойти в Пекине, – массовый протест.
– Зачем вы сюда пришли? – спрашивал он людей.
Ответом был одобрительный гул.
Он поднял руки вверх и сказал:
– Не могу говорить одновременно с целой толпой. Нужно побеседовать с вожаками.
В ответ раздались крики:
– Нет у нас никаких вожаков.
Тогда он сказал, чтобы кого-то выбрали сейчас90.
Ши как раз стоял рядом с Чжу, поэтому вышел вперед одним из первых. Его и еще двоих проводили в приемную в здании Чжуннаньхай и сказали ждать сотрудников отдела по работе с обращениями. Этот отдел занимался разбором жалоб и обращений со всего Китая.
Прошло довольно много времени. Затем к Ши и двум другим вышли чиновники, которые потребовали указать имена, фамилии, адрес и место работы, а потом уже обращаться с жалобой.
Когда дело дошло до жалобы, чиновникам пришлось выслушать длинный список реальных и вымышленных несправедливостей, с которыми столкнулись приверженцы «Фалуньгун».
Все это время Чжу оставался с протестующими. В конце концов представителям удалось сформулировать три основных требования: освободить задержанных в Тяньцзине, снять запрет на публикацию «Чжуань Фалунь» и разрешить всем желающим заниматься «Фалуньгун» без каких-либо помех и ограничений91.
Чиновники поняли, что перед ними вовсе не вожаки протеста, а простые участники, которые не особенно хорошо представляют себе цели и задачи огромной демонстрации. Ши и двоих других отправили обратно, чтобы они привели кого-нибудь более высокопоставленного.
Человек, которого привел Ши, занимался «Фалуньгун» с 1994 года, то есть начал через два года после того, как Ли Хунчжи основал свою школу. На выходе из Чжуннаньхай Ши подарил чиновникам, которые с ними беседовали, по экземпляру «Чжуань Фалунь».
Как сообщает ученый и критик «Фалуньгун» Кан Сяогуан, правительственные чиновники встретились с несколькими группами демонстрантов, ни одна из которых не смогла сформулировать четкие требования. Потом к диалогу подключились Ли Чан и Ван Чживэнь, высокопоставленные члены Научного общества «Фалуньгун», одного из высших руководящих органов движения92. Ссылаясь на правительственные источники, Кан утверждает, что сами Ли и Ван не были на демонстрации, но им поручили передать информацию Ли Хунчжи, который в то время был в Гонконге93.
Переговоры продолжались вплоть до позднего вечера. Затем делегаты «Фалуньгун» вышли к собравшимся и попросили их разойтись по домам. По их словам, власти обещали отпустить задержанных в Тяньцзине и рассмотреть остальные претензии.
Многие из собравшихся у Чжуннаньхай посчитали, что демонстранты одержали верх. Так же считали некоторые западные журналисты. В номере Asiaweek, вышедшем через две недели, с одобрением отмечалось, что пока китайские власти обошлись с движением довольно-таки мягко94. Однако Кан утверждает, что другие лидеры «Фалуньгун» были недовольны, что они не смогли добиться от властей ничего конкретного. Ли Хунчжи, в частности, возмущался, что демонстранты не остались на другой день, в отличие от их товарищей из Тяньцзиня. Также было подозрительно, что Ли Чану и Ван Чживэню не дали встретиться с кем-то из верхушки партии, а перенаправили к каким-то простым чиновникам из отдела по работе с обращениями95.
Опасения руководства «Фалуньгун» были вполне оправданными. Демонстрация в Пекине не только не привела к сближению с властями, а напротив, послужила поводом для репрессий и пропагандистской кампании, масштабы которой были сравнимы разве что с культурной революцией в самом зените96.
В течение следующего десятилетия по всей стране прогремели аресты и задержания сотен тысяч последователей «Фалуньгун». При этом грубо нарушали права человека и применяли пытки. Сотни людей были казнены, зачастую без суда и следствия, люди погибали от побоев в отделениях полиции97.
С самого начала кампании по разгрому «Фалуньгун» за дело взялась интернет-цензура. Печатные СМИ и телевидение получили разнарядку атаковать движение и его основателя. Журналисты выслеживали родственников, друзей и учителей Ли Хунчжи и требовали, чтобы они высказывались против его учения. Критики «Фалуньгун» утверждали, что упражнения и духовная практика движения стала непосредственной причиной смерти более чем 1400 человек.
Ознакомившись с доступными материалами, исследователь Дэвид Оунби пришел к выводу, что какие-то из этих обвинений звучат правдоподобно. Например, пожилые люди прекращали принимать лекарства, потому что верили: гимнастика цигун помогает не хуже. Количество жертв ничем не подтверждено, к тому же многие обвинения повторяются, и в них с подозрительной частотой фигурируют люди из верхушки «Фалуньгун». Иногда и сам Ли будто бы запрещал адептам обращаться к врачам или принимать лекарства. Оунби неоднократно слышал от сторонников «Фалуньгун», что учение не запрещает принимать лекарства, тем более, жизненно важные98. То же говорили и мои источники в «Фалуньгун».
Разгром «Фалуньгун» не ограничивался выискиванием людей, которые могли бы критически отозваться о Ли и его последователях. В провластных газетах и на телевидении осмеянию подвергали и само учение Ли, в частности его претензии на обладание сверхспособностями, тогда как раньше те же самые утверждения китайская пресса публиковала охотно и с одобрением. Тем не менее простых китайцев эта кампания переубедила далеко не сразу. Общественное мнение стало отрицательно относиться к «Фалуньгун» только два года спустя. Вероятно, это было связано с тем, что в пользу цигун продолжали верить, а на пике популярности гимнастикой занимались десятки миллионов людей. В сознании многих образ типичного последователя «Фалуньгун» ограничивался добропорядочными пенсионерками, которые собираются в парках делать какие-то забавные упражнения. Резкий поворот в общественном настроении наступил 23 января 2001 года, после одного из самых спорных моментов кампании по разгрому движения.
Ли на какое-то время ушел в тень, надеясь договориться с руководством партии в частном порядке. Тем не менее в 2001 году в новогоднем обращении к последователям он высказался нехарактерно резко. В частности, Ли заявил, что терпению его сторонников скоро может настать конец и никто не сможет их в этом упрекнуть99. Многие посчитали, что этим заявлением Ли призвал последователей от пассивности и непротивления перейти к активным действиям. Несколько недель спустя пятеро человек, которых источники называют сторонниками «Фалуньгун», вышли на площадь Тяньаньмэнь в Пекине, облили друг друга бензином, приняли позы цигун и подожгли себя100. По совпадению на площади в то время была телевизионная бригада CNN. Журналисты видели эту сцену с начала до конца. Рассказывает руководитель бюро CNN в Пекине Ребекка Маккиннон:
«[Телебригада] видела, как еще четверо подожгли себя. Они медленно ходили по площади с высоко поднятыми руками, а их одежду пожирало пламя.
Бригада видела, как одного из пострадавших увозят в автозаке. У него были сильные ожоги по всему лицу. Продюсер CNN Лайза Уивер рассказывает, что, когда автозак проехал мимо них, запахло горелым мясом. Тела четверых людей оставили лежать на тротуаре, когда полицейские уже потушили огонь. Через некоторое время на площади поставили щиты, закрыв тела от посторонних взглядов»101.
Сразу же после этого события государственное информационное бюро «Синьхуа» выпустило на своем англоязычном канале (но не на внутреннем китайском) сообщение, где говорилось: пятеро с площади – один мужчина, две взрослые женщины и их дочери-подростки – были последователями «Фалуньгун» из города Кайфэн провинции Хэнань. Их обманом привлек к своим опасным заблуждениям Ли Хунчжи102. Тут же последовало опровержение представителей «Фалуньгун», в котором отмечалось: учение Ли прямо запрещает самоубийство103. Даже после того, как по государственным телеканалам показали жуткие кадры с самосожжением и ужасными ожогами пострадавших, которым удалось выжить (одна из демонстрантов погибла на месте, еще одна скончалась в больнице), представители «Фалуньгун» упорно отрицали свою причастность. Они отметили ряд странных нестыковок в репортажах государственных каналов. В частности, на площади во время самосожжения были огнетушители104, а сообщение «Синьхуа» вышло подозрительно быстро, хотя обычно материал для иностранной аудитории проходит несколько этапов согласований105. По всей видимости, на месте происшествия заранее была бригада государственного телеканала, которая записала происходящее. На это власти ответили, что кадры были изъяты у бригады CNN. Американский канал это опроверг: журналистам не удалось ничего записать, а потом их задержала китайская полиция106. Репортеры Washington Post разыскали в Кайфэне знакомых и родственников одной из жертв, и они не могли вспомнить, чтобы она выполняла какие-либо упражнения из школы Ли или вообще была как-то связана с «Фалуньгун»107.
Скорее всего, как часто случается в Китае, правды мы никогда не узнаем, если только партия внезапно не откроет доступ к засекреченным материалам. За пределами Китая к официальной версии происшествия отнеслись скептически. Внутри страны самосожжение окончательно переубедило тех, кто сочувствовал «Фалуньгун». Теперь общественное мнение было настроено к движению исключительно негативно108.
Осознавая, какой урон происшествие на Тяньаньмэнь нанесло их репутации, представители «Фалуньгун» стали еще более резко критиковать официальную версию событий. Прошло почти два десятка лет, но на одном из главных интернет-представительств «Фалуньгун», «Минхуэй», до сих пор существует раздел «Инсценировка самосожжения». Как пишут на сайте, это событие до сих пор является одной из главных причин неприязни к «Фалуньгун» среди населения Китая109.
В стратегическом плане уже не так важно, было ли самосожжение инсценировкой спецслужб, как считают последователи «Фалуньгун», или же демонстранты действовали по своей воле, неправильно истолковав призыв Ли и не обратив внимание на то, что их вера запрещает самоубийство. Чаша весов склонилась в пользу государства.
После события на Тяньаньмэнь появился известный всем в Китае карикатурный образ адепта «Фалуньгун» – зомбированного сектанта, способного на что угодно.
Во многом успех кампании по борьбе с «Фалуньгун» был заслугой Великого файрвола. Государство теперь могло оправдывать цензуру интернета тем, что в стране существовали вот такие террористические организации. Кто бы стал спорить, что контент опасных сект вроде «Фалуньгун», где детей учат сжигать себя заживо, нужно удалять и подвергать цензуре?
Отголоски кампании против «Фалуньгун» ощущаются и сегодня, даже за пределами Китая. Иностранная пресса и телеканалы освещают деятельность движения во многом в соответствии с линией партии, а если в репортажах используются рассказы самих последователей «Фалуньгун», то их не воспринимают всерьез как слишком ненадежные. Когда я как журналист занимался деятельностью движения, был свидетелем, как самые непримиримые противники партии не придают никакого значения заявлениям «Фалуньгун», даже если они подтверждаются объективными фактами. Люди, называющие себя либералами, что в Китае, что на Западе, поддерживают запрет на въезд в Китай или Гонконг для сторонников «Фалуньгун» из других стран. Хотя, например, снос церквей или ограничения на празднование Рамадана вызывают у них возмущение.
Впрочем, сами сторонники «Фалуньгун» мало что делают, чтобы изменить мнение о себе. Стремясь привлечь внимание к притеснениям (что вполне можно понять), они не гнушаются преувеличениями и фальсификациями. Например, в Гонконге и других городах за пределами Китая на демонстрациях они разыгрывают в кровавых подробностях, как в китайских больницах из живых людей достают органы110. Это отпугивает прохожих и никак не помогает проникнуться сочувствием. Встречались мне и такие люди, которые считали, что адепты «Фалуньгун» сами продают товарищей на органы. Столь топорная пропаганда от «Фалуньгун» объясняется как раз отголосками самосожжения на Тяньаньмэнь. Когда вы уверены, что трагедия была инсценировкой, а государство всех убедило в том, что виноваты только вы, наверное, вам не особенно захочется высказываться сдержанно и заниматься поисками объективной истины.
Несмотря на массовые акции протеста в Гонконге и по всеми миру, мало кому известно, какой вклад внесло движение «Фалуньгун» в борьбу с Великим файрволом. Вот уже много лет сторонники «Фалуньгун» активно пытаются ослабить файрвол и минимизировать ущерб от цензуры интернета. В этом деле их союзниками стали консервативные конгрессмены, настроенные против коммунизма, борцы за свободу интернета и программисты.
Кое-кого им все-таки не удалось привлечь на свою сторону, и эти кое-кто зачастую действовали против них и вместе с интернет-цензорами. Это были крупные компании Кремниевой долины.
Войти с помощью соц. сетей: