Эпилог

Когда последние узники «китовой тюрьмы» оказались на свободе, я вздохнула с облегчением: эта история наконец завершилась, и можно спокойно заняться своими делами. Но не тут-то было. В конце ноября мой ватсап снова завибрировал от сообщений Лисицына. На этот раз речь шла о Красной книге. К тому времени я уже успела смириться с нашим поражением в этом деле и даже слегка подзабыла о нем. Но оказалось, что не все потеряно, – вопрос о включении косатки снова всплыл благодаря усилиям члена бюро Комиссии по редким видам Ольги Кревер, и на ближайшем заседании как раз планировалось его обсудить. Лисицын требовал, чтобы я бросила все свои дела и немедленно начала обзванивать членов бюро и убеждать их проголосовать за косатку.

Я ненавижу звонить по телефону и терпеть не могу, когда на меня давят, так что я огрызнулась на Дмитрия и мрачно загрузила обновленный список членов бюро. Выяснилось, что, кроме находившегося в отъезде директора ИПЭЭ РАН В. В. Рожнова, единственным знакомым мне там человеком был мой коллега по кафедре зоологии позвоночных МГУ Николай Александрович Формозов. Однажды он уже спас косатку от исключения из списка на таком же заседании бюро за несколько лет до этого. Я написала ему, объяснив ситуацию, и он пообещал попробовать помочь. Через пару дней на заседании бюро Николай Александрович действительно отстоял косатку, разбив в пух и прах аргументы научного руководителя ВНИРО М. К. Глубоковского, который, как обычно, пытался отрицать существование разных экотипов.

Впрочем, эта победа была лишь временной. Оказывается, для того чтобы внести новый вид китообразных в Красную книгу, Минприроды должно согласовать это решение с Минсельхозом – т. е. фактически с Росрыболовством, которое все эти годы выдавало квоты на отлов, а на общественных обсуждениях выступало единым фронтом с ловцами. Понятно, что согласовывать охранный статус косатки они не собирались. Тем не менее бюро поручило секции по млекопитающим совместно с ВНИРО провести экстренное заседание по косатке, а также по каспийскому тюленю, который оказался еще одним камнем преткновения в списке морских млекопитающих.

Заседание секции состоялось неделю спустя в Министерстве природных ресурсов. Интересы ВНИРО представлял Глубоковский, интересы косаток – мы с Ольгой Шпак, а за каспийского тюленя отвечала Наталия Шумейко из ИПЭЭ. В предвкушении этого мероприятия с самого утра у меня адски разболелась голова. С трудом прочитав студентам лекцию по биологии морских млекопитающих, я поехала в Министерство. Там мы встретились со Шпак и с Шумейко, отыскали небольшой, но пафосный зал, в котором должно было проводиться мероприятие, и сели рядком с краю стола в ожидании начала. Чуть позже к нам присоединился Андрей Дмитриевич Поярков – председатель секции по млекопитающим.

Каждый раз, когда мне приходится бывать в Минприроды, я чувствую себя подростком, который обманом прокрался на серьезное заседание взрослых дядь и теть. Так и в этот раз, хотя я постаралась причесаться и даже нацепила приличный, с моей точки зрения, салатовый пиджак, в этом шикарном помещении с бархатными стульями и мраморной столешницей я ощутила приступ синдрома самозванца.

Минут через пять в зал вошел плотный представительный человек в костюме и с толстой папкой бумаг и уселся рядом со мной. Он-то как раз в этой обстановке смотрелся как нельзя более органично: костюм сидел на нем как влитой, а уверенные и властные движения и громкий голос как бы намекали, что мы имеем дело с большим начальником. Это был Глубоковский.

Руководил заседанием заместитель руководителя Росприроднадзора Амирхан Магомедович Амирханов. Первым пунктом программы значилась не косатка, а каспийский тюлень, и Глубоковский, разложив перед собой бумаги из папки, начал громогласно извергать аргументы против включения этого вида в Красную книгу.

В конце прошлого века численность каспийского тюленя измерялась сотнями тысяч особей, но в последние годы начала резко снижаться, из-за чего озабоченные исследователи и предложили дать виду охранный статус. Причин падения численности много – это и сокращение площади льдов из-за изменения климата, и загрязнения, и прилов при незаконном рыбном промысле. ВНИРО, однако, полностью отрицает сам факт этого падения – по его оценке, численность остается стабильной и колеблется в районе 300 000 особей. Правда, последние авиаучеты КаспНИРХ проводил в 2012 году, насчитав 63 000 взрослых тюленей. Единственные свежие данные, которые приводят специалисты этой организации, – наблюдения в судовых рейсах 2018 и 2019 годов, когда было учтено 1328 и 122 экземпляра каспийских тюленей соответственно. Судовой учет малопригоден для оценки численности этого вида, а степень экстраполяции, которую нужно применить, чтобы из 122 особей получить 300 000, заставила бы усомниться даже Центризбирком. Экспертов ВНИРО это, однако, не смутило: они уверенно сделали вывод о стабилизации численности каспийского тюленя.

Наталия Шумейко пыталась возражать Глубоковскому, но тот постоянно прерывал ее, не давая сказать ни слова, и презрительно высмеивал все ее аргументы. Под таким напором авторитетного, уверенного в собственной правоте и безнаказанности чиновника Наталия несколько растерялась. Я бы, наверное, тоже растерялась, если бы не головная боль: Глубоковский сидел рядом со мной и выкрикивал свои аргументы почти мне в ухо, каждая его реплика отдавалась в голове ударами молотка и россыпью разноцветных искр, и вместо должного трепета и смирения во мне начала закипать ярость.

Разделавшись с тюленем, Глубоковский перешел к косатке. При этом кричать он стал еще громче, видимо, чтобы компенсировать пробелы в своей аргументации. Сначала он завел обычную песню о том, что рыбоядных и плотоядных косаток не может быть просто потому, что не может быть никогда, но потом, для пущей убедительности, ввернул аргумент о том, что если ареалы экотипов пересекаются и они при этом не скрещиваются, то фактически являются разными видами, а симпатрическое видообразование, как известно, невозможно.

Симпатрическое видообразование – это процесс, при котором возникновение новых видов происходит в популяциях с перекрывающимися либо совпадающими ареалами. Возможность такого видообразования действительно считалась спорной в середине прошлого века, но с тех пор наука несколько ушла вперед, и оно было обнаружено у самых разных организмов – от пальм до цихлид. С косатками, впрочем, есть и более простой ответ, не требующий привлечения симпатрического видообразования, – по одной из гипотез, плотоядные транзитные косатки много тысячелетий существовали в северной части Тихого океана в гордом одиночестве, и лишь много позже туда вселились предки рыбоядных резидентов. Действительно, по митохондриальной ДНК тихоокеанские резиденты гораздо более родственны атлантическим косаткам (например, норвежским и исландским), чем тихоокеанским транзитникам. Получается, симпатрическое видообразование им не понадобилось – экотипы сначала образовались в разных местах, а потом уже стали жить в одних и тех же районах.

Я попыталась изложить все это Глубоковскому, но он не дал мне даже рта раскрыть, замахал на меня руками и еще громче принялся рассуждать о том, что даже если экотипы косаток существуют, то их невозможно различить по внешнему виду, поэтому вносить один из них в Красную книгу нельзя, ведь это поставит под удар ловцов, которые могут по ошибке поймать краснокнижный экотип. Тут уж я не выдержала и злобно огрызнулась:

– Хватит орать, голова болит!

– Съешьте таблеточку, – жизнерадостно предложил Глубоковский.

– Я уже съела, не помогает.

– А от меня ничего не помогает! – усмехнулся он в ответ.

На этом месте Поярков, который понял, что сейчас я выдам что-то совсем неполиткорректное, вмешался и пересадил меня на другой край мраморного стола, где крики Глубоковского звучали чуть тише. Там я смогла спокойно дождаться, когда поток красноречия научного руководителя ВНИРО иссякнет и мне наконец дадут ответить. Я вкратце рассказала о том, что рыбоядные и плотоядные тихоокеанские экотипы формировались, по-видимому, в разных районах, так что симпатрическое видообразование тут вовсе ни при чем. На заявление, что рыбоядных и плотоядных косаток невозможно различить при встрече в море, ответ был еще проще: это не имеет никакого отношения к правомерности включения одного из экотипов в Красную книгу. В Положении о Красной книге нигде не сказано, что включаемый вид или популяция должны иметь легкоразличимые внешние отличия от сходных видов или популяций, обитающих в тех же районах.

Этот аргумент неожиданно встретил поддержку со стороны Амирханова. Амирхан Магомедович вспомнил, что такая проблема – отличение краснокнижных видов от некраснокнижных – регулярно возникает на таможне, и ее решают в рабочем порядке, в том числе с использованием генетических тестов. Несмотря на такие трудности, никому до сих пор не приходило в голову отказывать редкому виду в природоохранном статусе на основании его внешнего сходства с каким-то другим.

По результатам заседания прийти к консенсусу, ради которого все и затевалось, ожидаемо не удалось, но Минприроды вроде бы на этот раз встало на нашу сторону: Амирханов явно больше склонялся к нашей позиции, чем к мнению Глубоковского. Причиной такого неожиданного поворота были сотни обращений граждан в результате масштабной кампании, организованной коалицией «Свобода косаткам и белухам». Вообще в ходе всей этой истории с «китовой тюрьмой», Красной книгой и борьбой с отловами массовая реакция общественности оказалась почти единственным действенным средством борьбы. Долгие годы мы ломали копья на заседаниях, пытаясь убедить противников научными аргументами, – но ВНИРО просто игнорировало их или объявляло враньем и происками вредной западной науки. Однако стоило Лисицыну и его единомышленникам организовать вал писем и звонков от любителей животных, и ситуация изменилась – чиновники наконец-то начали к нам прислушиваться.

Поскольку Минприроды и Минсельхоз так и не пришли к соглашению по поводу спорных видов, решать их судьбу предстояло вышестоящей инстанции – вице-премьеру, на должность которого после смены правительства в январе 2020 года была назначена Виктория Абрамченко. В середине марта мой ватсап снова затрясся от сообщений Лисицына. На этот раз Дмитрию нужно было, чтобы я срочно бросила все дела и в течение пары часов переделала справку о внесении плотоядной косатки в Красную книгу, так как замминистра требует, чтобы она была написана более простым языком и звучала более убедительно. Вообще говоря, уже написанная справка казалась мне образцом кристальной простоты и убедительности, но я честно постаралась упростить ее еще сильнее, понизив планку с «Юного натуралиста» до «Пионерской правды».

Несколько часов спустя мне позвонил директор ИПЭЭ Вячеслав Владимирович Рожнов и сказал, что завтра нужно быть в Министерстве на заседании, на котором будет решаться вопрос о внесении в Красную книгу плотоядной косатки и каспийского тюленя. На следующий день я уже доставала из шкафа салатовый пиджак, когда Рожнов прислал сообщение, что заседание отменено, поскольку решение принято: косатку и тюленя решили включить в Красную книгу.

Честно говоря, сначала я не поверила: столько лет мы безуспешно боролись и вдруг вот так, буднично, между делом, победили? Наверняка сейчас выяснится, что это лишь очередной виток, и снова появятся какие-то непреодолимые обстоятельства. Но несколько дней спустя вице-премьер Виктория Абрамченко написала в своем инстаграме, что она поддержала внесение дальневосточной плотоядной косатки в Красную книгу, а потом появилось и официальное сообщение о выходе нового списка, в котором на видном месте красовалась дальневосточная плотоядная популяция косатки.

Так завершилась история отловов косаток в России, и я надеюсь, что она никогда больше не возобновится. Плотоядные транзитники теперь в Красной книге, и ловить их в западной части Охотского моря – там, где это делать удобно и относительно дешево, – уже не получится. На отлов рыбоядных косаток запрета пока нет, но они массово встречаются лишь на Курилах, Восточной Камчатке и Командорах; кроме того, они не подходят так близко к берегу, где их можно было бы ловить с помощью катамаранов и плашкоутов, без использования дорогостоящих морских судов. Да и активисты не дремлют – теперь, после всей этой истории, они имеют опыт массовых кампаний и больших побед, и они не оставят ловцов в покое.

Исследования косаток в России между тем продолжаются. Мы по-прежнему работаем в Авачинском заливе, на Командорах и на Чукотке, готовим экспедицию на Южные Курилы. Наш проект создавался для того, чтобы через исследования косаток добиться их защиты, и теперь мы точно знаем, что все это было не зря.