Тесса
Улицы Версай-нуво напоминают аллеи загородной королевской резиденции, давшей название столице Тессы. Много зелени, фонтанов и цветочных клумб, каждая из которых — произведение искусства. Иногда улица ныряет под огромную стеклянную крышу, причудливой формы: то с хитросплетениями сияющих металлоконструкций, то с вкраплениями зеркальных панелей и витражей. Дома отличаются архитектурой столь же причудливой и смелой. Ни один не похож на другой, но вместе они образуют некое художественное целое.
Сумасшедшее здание, в котором нет ни одного одинакового окна, ровного пола и прямой стены: все искривлено самым неожиданным образом, а на балконах и верандах растут деревья, вполне гармонично вписывается в общую картину. По словам Юли, здесь самые высокие цены на жилье, а обитает высший слой местной богемы. Впрочем, почему местной? Богема Тессы — богема Империи. Если Кратос — политический центр, то Тесса — культурный.
Среди магазинов преобладают салоны модной одежды, парфюмерные лавки, винные погребки и кондитерские. А речь местного населения является причудливой смесью французского, испанского и немецкого языков.
Юлия радуется, как ребенок. Забегает вперед, поворачивается ко мне лицом, раскидывает руки, словно стремясь обнять этот город. И я из Даниила вдруг превращаюсь в «Даниэля».
— Версай-нуво, Даниэль! Моя родина.
Даже акцент появился, хотя Юлия прекрасно говорит по-русски. На Ските акцента не наблюдалось.
— Я жила здесь с родителями, пока мы не переехали на Кратос. Моя бабушка до сих пор здесь.
— На блины зайдем? Тессианцы едят блины?
— Еще как! Всем блинам блины, толстые, вкусные. У вас их зовут «оладьями», а у нас «блинами».
Вместо бабушкиного дома Юля затаскивает меня в модный магазин. Ну, ничего. На моем счету остались деньги, а казино здесь в количестве. Оказывается, она собирается разодеть меня, причем по своему вкусу и, естественно, за мой счет. Мои требования к одежде состоят всего из трех пунктов: она должна быть чистой, не рваной и соответствовать температуре забортного воздуха. На отслеживание модных тенденций мне хронически жаль времени.
Юля выбрала запредельно узкие черные штаны и нырнула со мной в примерочную. Заставила покрутиться перед зеркалом так и сяк, тонкие руки обняли за талию, носик ткнулся в грудь. Подняла глаза, преданно посмотрела на меня и прошептала:
— Классно!
Из салона я вышел одетым, как вельможа или представитель той самой части богемы, что обитает в доме с разными окнами. Атласные штаны дополнила свободная белая рубашка с жабо и кружевами почти женской пышности, черный, шитый серебром камзол и трость черного дерева, инкрустированная перламутром. Суммы, оставшейся на счету, не хватило бы даже на обед. А значит, вперед, в казино! Никуда мы от него не денемся.
Законодательство Тессы отличается умопомрачительным либерализмом, если не либертарианством. «Баба Настя» снисходительно относилась к вольностям «самого изысканного бриллианта в своей короне», возможно, потому, что и сама была дамой далеко не чопорной. Но крепкий православный мужик «Дядя Вова» вполне мог навести здесь шороху, так что «бриллиант» пребывал в ожидании перемен к худшему и веселился напоследок со всем размахом, на который способен. Были открыты казино и рестораны всех национальных кухонь, шел театральный фестиваль: спектакли далеко не целомудренного содержания играли прямо на улицах и площадях, а на вечер был обещан карнавал.
Я подумал о мрачноватых последствиях местного либерализма. Казалось бы, веселая штука свобода, но только здесь, на Тессе, узаконено право граждан на самоубийство. Изнанка либертарианского общества, от которой хочется поежиться.
Впрочем, я гнал от себя несвоевременные мысли. Ну, кому в таком прекрасном городе захочется наложить на себя руки? Наверное, суицид для них проблема чисто умозрительная. Потому и разрешили.
Бхишма остался в гостинице, причем почти добровольно. У них нашлись общие темы для разговора с Юлиным борт-врачом Геной. Медицина что ли? И, слава Богу!
Ближайшее казино называлось «Дворец Локи», и было стилизовано почему-то под средневековый замок. Правда, материалами для строителей послужили стекло, искусственный мрамор и металл, так что стилизация вышла далекой от оригинала. «Дворец» был велик и полон посетителей. По сравнению с ним казино на Ските — так, мелкая лавочка. Публика сплошь в вечерних нарядах почти придворной роскоши. В наших с Бхишмой скромных костюмах, купленных на Ските, нас бы сюда просто не пустили. Зато теперь я нисколько не выделялся из толпы.
Мы с Юлей сели за стол с рулеткой и пару раз выиграли. Перешли к другому столу.
— Дим, обрати внимание вон на того мужика в сером костюме, — шепнула Юлия. — Он перешел за нами.
Обращение по вымышленному имени, вероятно, означало крайнюю степень конспирации.
Я посмотрел на вызвавшего подозрение мужчину. Парень, как парень. Играет, проигрывает. Попытался поймать его взгляд. Он быстро отвел глаза. Я почувствовал, как тепло поднимается по позвоночнику, и спрятал пальцы в кулаки. Нет! Не здесь. Не сейчас. Обойдемся пока обычными методами.
— Давай еще раз поменяем стол, — тихо сказал я.
На новом месте парень появился с задержкой на пару минут и не сел за стол, а остался стоять за спинами зрителей, но я его заметил.
— Ты права, — шепнул я Юле. — Уходим.
Мы быстренько сдали фишки в кассу и вышли на улицу. Выигрыш был маловат.
— Попробуем оторваться, — сказала Юлия.
Мы бросились на стоянку городских гравипланов и нырнули в полупрозрачное яйцо летательного аппарата. Оно сорвалось с места и бесшумно воспарило вверх. Под нами замелькали улицы. Я отметил, что техника здесь гораздо лучше, чем на Ските. Даже самый совершенный вертолет не сравнится с гравипланом ни по удобству, ни по скорости. Зато последний и дороже. Все-таки Тесса богатая планета.
Мы сделали круг почета над казино и еще успели увидеть нашего знакомца, закуривающего и тут же бросающего сигарету перед входом во «Дворец Локи». Шпион тоже отправился на стоянку.
Не догонишь! Мы прибавили скорости, и скоро затерялись в рое таких же сияющих элипсоидов.
— Здесь есть еще одно неплохое казино, — заметила Юля.
В заведении под названием «Волшебный котел» мы добрали недостающую сумму и отправились ужинать в ресторан Тессианской кухни «Мулен де Виалет». Я затруднился с переводом: то ли «фиолетовая мельница», то ли «мельница Виалетты»?
— Мельница Аннибала Виалета, — пояснила Юля. — Это хозяин.
Мельница действительно имелась, причем сиреневая. Это сооружение вращало на крыше лопастями из цветного стекла, сверкающими разноцветными лампочками.
Ресторан был окружен садом, обнесенным железной оградой в старинном стиле. Над аркой входа сияла фиолетовая же надпись с названием заведения. В саду, под навесом, стояли столики. Был и основной зал под крышей с мельницей, но мы решили остановиться здесь.
Сумерки, дует теплый ветер. На столиках горят свечи. Пламя слабо колеблется, отражаясь в лужицах парафина. Звучит негромкая музыка. Подают местное вино.
Я беру руки Юлии в свои, поочередно целую пальцы. Она улыбается. Берет бокал, смотрит сквозь него на пламя свечи. Вино краснее сердолика.
Приносят острый салат с крабами. Огромный шницель, мягкий и сочный. Бутылка подходит к концу. Я стремительно пьянею.
Ее улыбка плывет перед глазами, лицо вписывается в рисунок созвездий. Замечаю оранжевое сияние возле пальцев, привлекаю ее к себе, целую.
Меня, словно ударило в спину струей холода. Я почувствовал чей-то взгляд и мгновенно протрезвел.
Обернулся.
За соседним столом сидит широкоплечий грузный мужчина. Свеча потушена, но я догадался, кто это. Герман Маркович Митте. Генерал Службы Безопасности Кратоса и друг моего отца.
Я аккуратно отстранил Юлю, губы коснулись ее руки.
— Прости. Похоже, мне предстоит серьезный разговор.
Встаю и иду к его столу. Слегка презрительный изгиб губ, маленькие глазки на широком лице. Я не ошибся.
Сажусь напротив.
— Что же вы в темноте, Ваше Превосходительство. По мою душу?
— По твою. Не хами, — угрюмо говорит он. — Как ты выжил?
— Милостью бога Шивы, — усмехаюсь я.
— Не хами. Твое положение более чем серьезно.
— Догадываюсь, Герман Маркович.
— Насколько?
— Давайте без обиняков, Ваше Превосходительство. Я не виновен. Не думаю, что для вас это тайна. А, значит, у кого-то на меня зуб. У кого? У кого настолько высокопоставленного, что он мог организовать мой расстрел?
Он повертел в руках вилку, буркнул:
— Ни о чем ты не догадываешься.
— Так просветите, Герман Маркович. Вы же хотели этого разговора. У вас же наверняка здесь полк СБКшников, которые явятся по сигналу вашего устройства связи. Ведь так?
— Я хотел дать тебе шанс, Даня. У тебя Т-синдром.
Я приподнял брови:
— Это еще что?
А в памяти тут всплыла таинственная «Т-проблема».
— Болезнь. Нечто вроде одержимости. Как-то связана с деятельностью цертисов. Точнее никто не знает — одни предположения. Человек на короткое время обретает паранормальные способности. Видит ближайшее будущее, рукой плавит камень, подносы серебряные уродует, — он ухмыльнулся. — К сожалению, это ненадолго. Сгоришь меньше, чем за год. Еще более прискорбно, что успеешь натворить дел. Помнишь орбиту Скита?
Я кивнул.
— Это была агрессия таких же, как ты. Дарт — тоже ваших рук дело.
В памяти всплыло «Проблема Дарта».
— Герман Маркович, я впервые увидел цертиса на орбите Скита. Через полторы недели после ареста! — сказал я. — Он прятался за нашим кораблем от имперского линкора и исчез, когда мы прошли гипер.
— Ты уверен? Цертисы способны принимать различные формы. Взгляни на свои руки!
Возле пальцев горело синеватое пламя. Я даже не успел отследить, когда оно зажглось.
— Ну, что дальше? — спросил я.
— Я могу дать тебе возможность сохранить честь. Обвинения на людей с Т-синдромом возводятся для того, чтобы придать казни видимость законности. Обвинения будут сняты, если ты сделаешь все сам.
— Пулю в висок? — спросил я.
— Пуля тебя не возьмет. Возьми аннигилятор.
— Я не цертис, — усмехнулся я.
— Ты так думаешь?
Я вспомнил Иглы Тракля в руках гвардейцев, которые собирались меня расстреливать. Все вроде бы вставало на свои места. Все или не все?
— Я говорю об этом, пока ты способен слышать, — продолжил Герман. — Надеюсь, что способен. Пока для тебя что-то значит слово «честь». Еще немного и ты так опьянеешь от своей силы, что любые слова будут бесполезны.
Я вспомнил, как несколько часов назад думал о том, что на этой планете не может возникнуть мыслей о самоубийстве, несмотря на законность этого действия. Здесь все можно юридически оформить. Пойти к нотариусу, оставить посмертную записку. Что-нибудь про ложные обвинения, невыносимость позора и надежду на посмертную реабилитацию.
Ну, уж нет! Сейчас, когда у меня появилась свобода, любовь, деньги, наконец, умирать из-за какой-то мифической чести?
Я увидел усмешку в глазах Германа, словно он прочел в моих мыслях словосочетание «мифическая честь». Не может быть честь мифической, не должна.
— Пойми, Даня, — сказал Герман Маркович. — У тебя нет другого выхода и этот наилучший. Ты все равно погибнешь. Неужели ты хочешь взять с собой несколько сотен человек?
Я посмотрел на улицу сквозь решетку сада. Кривая улица, мощеная булыжником в старинном духе. Напротив кафе под названием «Кошачий хвост». Окна украшены цветами и фонариками. Над оградами домов нависают кисти глицинии, цветет жасмин. Тихий ветер доносит запах. И еще аромат ее духов. Она взволнованно смотрит на нас. В огромных глазах играют отсветы свечи, зажигают красный камень в перстне.
— Герман Маркович, — говорю я. — Возможно, вы правы. Но я хочу быть уверенным в том, что не совершу фатальной ошибки. По старой дружбе ответьте на несколько вопросов.
Он кивнул.
— С больными Т-синдромом всегда расправляются так? Ложные обвинения, затем — расстрел из Иглы Тракля. Зачем так сложно? Это же целая история приговорить человека к смерти! Когда была последняя эвтаназия в Психологическом Центре? Тридцать лет назад?
— Тридцать пять, — холодно заметил Герман. — В случае Т-синдрома совершенно другая процедура.
— То есть никакой процедуры! — усмехнулся я. — И где сообщения о казнях? Почему либеральные журналисты не гремят об этом по всей Сети?
— Было несколько казней, Даня. О них еще сообщат, услышишь.
— Эти люди считаются живыми? Постфактум сообщат? Чтобы не шокировать общественность?
— Да. Чтобы не гремели.
— А все же, почему не нанять убийцу?
— Последнее незаконно. Государство достаточно сильно, чтобы сделать все законным путем. Впрочем, ты прав. Бывают и специальные операции.
— Спасибо за откровенность. Тогда еще. По чьему приказу со мной было решено поступить именно так?
— Ты знаешь это не хуже меня. Три дня назад я разговаривал с Императором. Он лично интересуется этим делом.
— Так вот откуда пятая степень секретности!
— Пятая? Третья. Т-проблемы — третья степень секретности.
— А мое дело — пятая, — я усмехнулся. — Вероятно, вам тоже не все известно. Людям, которые достали эту информацию, незачем было меня обманывать. А теперь обратите внимание, Герман Маркович: здесь несоответствие, там несоответствие. Цертис появился слишком поздно, уровень секретности не тот. Вам не кажется, что здесь что-то не так? Что мы чего-то не знаем. Допустим, кому-то понадобилось не только убить меня, но и непременно опозорить.
Генерал поморщился.
— Я так понимаю, что разговора не получилось.
Я пожал плечами.
— Тогда я вынужден тебя арестовать, — сказал он.
Он молниеносным движением выложил на стол короткую трость.
— Это аннигилятор. Проверять не советую.
— У меня альтернативное предложение, Герман Маркович. Я хочу добраться до истины, а для этого мне надо быть на свободе. Оставьте при мне своего агента. Если я предам и присоединюсь к армии агрессоров — пусть он убьет меня.
Он хмыкнул:
— Ты расправишься с ним в два счета и раньше, чем он успеет что-либо сообразить.
— Я не буду о нем знать.
Он задумался. И я взглянул ему в глаза и увидел душу.
— Герман Маркович, вы же не зря отправили ваших людей на Дарт и на Махди искать меня. Все думали, что я отправлюсь туда к врагам империи и моим возможным союзникам. И только вы поняли, что я попытаюсь добраться до Кратоса. Сколько с вами агентов? Двое? Трое?
Из тьмы за его спиной выступили две тени. Никакой формы, одежда средних горожан, не пытающихся выделиться из толпы. В руках — Иглы Тракля.
— Ничего не могу поделать, Даня, — сказал Герман. — У меня нет таких полномочий. Ты арестован.
Я начал вставать из-за стола, когда раскрылось небо. Ало-золотая вспышка заняла полнебосвода и ушла за горизонт. Вечер обратился рассветным утром, раздался грохот и вой. Заложило уши. Я схватился за голову и упал обратно на стул. Слава Богу, что Герман и его агенты не выстрелили от неожиданности.
Небо угасло и вспыхнуло вновь.
— Что это? — воскликнул я.
Но перстень связи уже услужливо доставил информацию: «несколько секунд назад Тессу атаковали метаморфы». Я вопросительно взглянул на Германа.
— Твои друзья, — холодно прокомментировал он.
Юля бросилась ко мне. Обняла, прижалась.
— Даня, что делать?
— Это бой в космосе, — сказал я. — Пока, думаю, ничего.
Люди в ресторане повскакивали с мест. Самые нервные подхватили вещи и ринулись к выходу. Любопытные остались глазеть на зрелище.
Юля вцепилась в мою руку и как загипнотизированная смотрела на зарево. Герман был спокоен как имперский линкор, только чуть расширенные ноздри и морщинка возле губ: «Ну, чего и следовало ожидать!» Агенты застыли за его спиной, как манекены.
Снова загрохотало и завыло. Значит, шибанули по атмосфере — в космосе звук не распространяется. А значит, было по чему стрелять, и ситуация действительно становится опасной, поскольку нам на головы вполне может упасть здоровый кусок металлолома с высоты в триста километров. И не факт, что весь сгорит по пути.
Вой перешел на более высокие ноты и превратился в визг. Через все небо с севера на юг прошло скопление горящих обломков, словно туча огненных мух. Снова загрохотало, на этот раз где-то за городом.
Наконец, проняло и любопытных. Столики стремительно пустели.
— Пойдем отсюда! — взмолилась Юля.
Честно говоря, не видел смысла. При такой высоте разброс осколков может охватывать континенты. Все зависит от направления скорости подбитого корабля. Возможно, здесь самое безопасное место.
Зато, какая соблазнительная мысль в суматохе оторваться от Германа и его присных!
— Пошли, — сказал я, и мы бросились на стоянку гравипланов.
Краем глаза я успел заметить, что и генерал встал из-за стола и поспешил к выходу. Надеюсь, он не выстрелит из аннигилятора мне в спину. Не в его характере стрелять в толпу.
Посадочная площадка была уже полупуста. Еще немного, и нам бы не хватило машины.
Мы с Юлей плюхнулись на сиденье, и гравиплан взмыл вверх.
— Туда, на запад! — крикнула она, и я повел машину в указанном направлении. Оно все равно значения не имело.
Сквозь прозрачную крышу было видно зарево битвы. Оно стремительно уменьшалось, но становилось ярче, словно стягиваясь в одну точку. А на темной стороне неба появился десяток ярких звезд, плывущих к зареву.
«На нашей орбите — чужой флот, — прокомментировали в непрерывных новостях. — Он опознан как флот Дарта».
Я тут же вспомнил сражение на орбите Скита. Там тоже был флот Дарта и корабли имперского флота из системы потерянной планеты. Об имперских кораблях новости умалчивали.
«Флот, который оставался на поверхности планеты и на орбите, когда связь с Дартом была потеряна, — пояснили в новостях. — Корабли исчезли и считались погибшими».
Воскресшая эскадра подошла к красному зареву и засияла сотней мелких звездочек — легкие корабли.
А наша с Юлей скорлупка начала медленно снижаться. За нами, отставая на сотню метров, шел гравиплан Германа.
— В чем дело? — нервно спросила Юля.
— Вероятно, граница города. У вас на общественном транспорте ставят защиту от угона?
— Да, конечно, — упавшим голосом сказала она.
Городской транспорт не предназначен для междугороднего сообщения.
За нами стремительно снижалось еще несколько машин.
Я приказал жару течь вверх по позвоночнику, и пальцы мгновенно засияли синим. Перед глазами возникла якобы недоступная вшитая программа управления гравипланом. Я коснулся рукой панели бортового компьютера и отключил ограничитель облетной территории. Мы снова поднялись вверх.
Под нами лежали посаженные гравипланы. Стеклянные бока отражали алое зарево, напоминая красную икру.
Я обернулся. За нами летела туча машин, и все опускались туда же, новые поверх уже приземлившихся. Люди не успевали выйти. Стекло на гравипланах прочное, но и у него есть предел. Послышался треск и крики.
Вот бы отключить блокировки на всех машинах. Я попытался, но не смог. Для этого я должен быть рядом. Вспомнилась сияющая девушка из сна: «Ты еще не вполне владеешь своей силой».
Не могу я лететь дальше! Поворачиваем, описываем дугу.
Там, где должен быть космодром, небо разорвалось, и на землю ударил столп красного пламени, разветвленный наверху, как молния. Колонна, держащая небеса! Мировое древо Иггдрасиль!
И ночь стала ярче полдня. Внизу Герман. Он лежит на земле. Наверное, ранен. Пытается ползти. Прямо на него медленно опускается очередной гравилет.
Я понял, что не прощу себе его смерти. Есть такая статья в кодексе Кратоса «неоказание помощи». Он друг моего отца. Он уговаривал меня покончить самоубийством. Ну, и хрен с ним!
Я направил гравиплан вниз, прямо к нему, оттер падавшую на него машину (она отлетела в сторону) резко затормозил и впечатался в землю в десяти сантиметрах от его руки.
Открыл дверь.
— Герман Маркович, подняться сможете?
Он посмотрел без удивления, словно так и должно быть.
А разве не должно?
Подал ему руку, он обхватил ее. Я спрыгнул на землю, помог забраться на заднее сиденье. Аннигилятор, висевший у него на поясе, мгновенно оказался в моих руках.
Я не жду от Германа удара в спину, я не помню за ним подлости, но так спокойнее. Он не протестует, не до того. На лице застыла гримаса боли.
— Насколько плохо? — спросил я. — Врач нужен?
— Пусть пока биомодераторы работают, — тихо сказал он. — Там посмотрим. Ты лети, лети, куда летел.
Сзади доносится гул. Включаю внутреннее зрение и все равно оборачиваюсь, пораженный увиденным. На космодром величаво опускаются корабли Дарта.
Летим над лесом. Сияние почти угасло, красноватые сумерки. Деревья клонятся под ветром. В этой пасторальной картине есть что-то зловещее. Лес почти черен. Пепелище и кровь.
Встряхиваю головой. Прочь! Прочь! Пейзаж кажется картинкой из будущего. Ерунда! Будущее — только вероятность.
Юлия смотрит на меня. Касается руки. И я совершенно четко понимаю, что она видела то же самое. Возле ее пальцев слабое голубоватое свечение. Показалось? Или это отсвет моего?
Лес сменяют фруктовые сады и виноградники, мы подлетаем к маленькому городку.
