Прорыв
Я не понимаю, что это. Огненный вихрь, вращающаяся галактика из пылающих звезд или кратер вулкана перед извержением. Это парит надо мной, расширяется, гудит инфернальным гулом. Видение продолжается безумно долго, кажется, несколько часов.
Кто-то трясет меня за плечо.
— Вставайте, Даниил Андреевич!
Я не в состоянии встать. Я даже не в состоянии открыть глаза, я не осознаю, где я, а видение продолжается.
— Нужно унести его отсюда, — говорит голос.
И я чувствую, что меня поднимают и перекладывают, вероятно, на носилки и куда-то несут. Сквозь полузакрытые веки я смутно различаю серебристо-белые стены, большие окна и дымчатый конус Иглы Тракля.
Я очнулся в просторной больничной палате. За окном — яркий день. Сколько же я проспал? Перестраховщики! Нечего мне здесь делать.
На мой вызов явился врач.
— Как вы себя чувствуете, Даниил Андреевич?
— Отлично. Это был приступ Т-синдрома, и вы мне ничем не поможете.
— Мы поняли.
— Зачем же меня сюда притащили?
— Это не мы, — улыбнулся он.
После введения в должность Принца Империи я переехал в малое крыло императорской резиденции. До меня его занимал Хазаровский, и на всем остался отпечаток его вкуса и любви к роскоши. Я бы сделал обстановку более аскетичной, если бы счел возможным тратить на это время.
После эпизода в башне большинство членов Огненного Братства были арестованы. И это произошло как раз тогда, когда я начал сомневаться в том, что это секта самоубийц. Слишком странной была агония Игоря. Все материалы расследования поступали непосредственно мне на Малое Кольцо.
Их допросили с помощью допросных колец и предъявили обвинения по двум статьям: организация религиозного объединения, которое вредит здоровью граждан, и незаконное хранение особо опасного оружия. Хотя все они в один голос утверждали, что их Игла Тракля никакого отношения к оружию не имеет.
Их действия квалифицировали по группам Е1 и Е2 (преступления против государства и общества), и большинство сектантов выпустили после десяти суток ареста ждать суда. В заключении остались только те, кто принадлежал к внутреннему кругу и бывал в храме.
Храм закрыли.
Я вызвал к себе Германа (наконец-то до меня дошло, что это он должен ко мне ездить, а не я к нему) и приказал сделать для меня полную подборку информации по Т-синдрому. Может быть, Страдин и дал мне Кольцо только для того, чтобы я занялся Т-синдромом, имея полный доступ к информации, раз уж все равно занимаюсь.
Биомодераторы в крови Юли, Саши и моей обнаружили, но они были практически мертвы, работая только на передачу сигналов мозга. У других Преображенных биомодераторы были повреждены в той или иной степени. Я готов был праздновать победу, но никаких следов программы, вызывающей Т-синдром на них обнаружено не было, что, скорее всего, говорило о том, что она самоуничтожается после заражения. Еще обиднее было то, что в файле информации от Германа, посвященной истории исследований Т-синдрома в СБК была целая подборка материалов о повреждениях биомодераторов у больных Т-синдромом. Правда, авторы считали это следствием, а не причиной болезни.
Непонятно, как передается болезнь. Если программа самоуничтожается, откуда она берется в крови того, кому переливают кровь зараженного Т-синдромом? Поврежденные биомодераторы тут же будут уничтожены биомодераторами здорового человека. Может, это вообще не передается через кровь, и мы зря преследуем Огненное Братство? Но Игорь признался, что они занимаются заражением неофитов. Может быть не так? На Тессе метаморфы вводили некую сыворотку. Может быть, она есть у сектантов? Но зачем тогда все это действо с обменом кровью?
Откуда вообще столько больных? Пятую часть населения Кратоса, зараженных Т-синдромом, невозможно объяснить деятельностью сект типа Огненного Братства.
Такую скорость распространения эпидемии можно объяснить только заражением через предметы, продукты и рукопожатие, то есть любым из известных способов. Но как через предметы может передаваться компьютерная программа? Или…
Я встал, подошел к окну, ладонь легла на холодное стекло. Кажется, я понял. И это открытие было столь ужасно, что у меня помутилось в глазах.
Сыворотку так и не нашли. Арестованные упоминали некоего Габриэля, который играл у них роль священника и перед каждым радением «освящал» башню. Как это происходит, не видел никто, он входил туда один. Никто из сектантов так и не смог внятно описать его внешность.
Меня преследовало видение пылающего кратора, оно становилось ярче, обрастало подробностями. Мне чудилось, что огненная воронка висит высоко в небе над Кириополем.
Я связался со Страдиным, предупредил о надвигающейся катастрофе. Он хотел конкретики, которую я не мог дать.
— Это произойдет в течение недели. Думаю, нужно вернуть от гиппертуннеля по крайней мере половину флота.
Я знал, что он вернул не больше четверти.
Меня вызывал Герман.
— Даниил Андреевич, нам нужно поговорить. Конфиденциально.
— Хорошо, приезжайте.
— Ваше Высочество, лучше, если вы приедете ко мне.
Он пригласил меня в свой загородный особняк. Относительно скромный двухэтажный дом с небольшим садом, за которым никто не ухаживает. Хозяин не тратится на садовника да и сам, видимо, бывает здесь редко. Конспиративный особняк, усмехаюсь я про себя.
Над садом плывут низкие серые тучи. Мы сидим за столиком у окна и пьем кофе, собственноручно сваренный Германом. В особняке больше ни души.
— Даниил Андреевич, я давно хотел вас попросить об одном одолжении…
— Да?
— Простите меня за то, что случилось на Тессе. У меня был приказ. Не все же могут быть рыцарями без страха и упрека.
— Могут все, но никто не хочет.
— Значит, нет мне прощения?
— Ну, почему же? — улыбнулся я. — Человек слаб.
Он кивнул.
— Благодарю. А теперь… Даниил Андреевич, этот разговор должен остаться между нами. Я могу на это надеяться?
— Да, конечно.
Мое сердце окружено серебреным энергетическим шаром с того момента, как я переступил порог.
— Ваше Высочество, на вас материал в СБК.
— Что за материал?
— О Государственной измене.
— О, Господи! Право, Страдин однообразен! И крайне нетерпелив: год подождать не может. Что он на этот раз придумал?
— Ему не надо особенно придумывать, Даня, — очень тихо проговорил Герман. — Обвинение состоит в том, что ты собираешься посадить на трон Хазаровского.
— Я не дал его убить, остальное — бред. А первое — не измена. У нас, вроде, не казнят за экономические преступления.
— По делу проходят еще несколько человек, — безжалостно продолжил Герман. — Например, некий Никита Олейников.
Я расхохотался.
— О, Боже! Олейников — заговорщик. Герман Маркович, это же курам на смех!
Герман покачал головой.
— В списках заговорщиков твой отец.
Я чуть было не сказал «я знаю».
— Угу! Собралось десяток профессоров, и составили заговор в перерывах между лекциями.
— Все очень серьезно, Даня. Император пока не дает делу хода, но сбор материала идет ускоренными темпами.
— Конечно, не дает, — сказал я. — Ждет атаки метаморфов. Даст, когда вернусь. Мавр сделал свое дело — мавр может уходить. А все-таки, что за пожар у него? Сам умру.
— Ты спутал его планы. За год еще не раз успеешь вставить палки в колеса. Ему это не надо.
Я пожал плечами.
— Понятно. Спасибо за предупреждение, Герман Маркович.
— Это не все, — он отхлебнул остывший кофе, чашечка зазвенела по блюдцу, и я понял, что у него дрожат руки. — В СБК есть люди, которые не в восторге от бизнесменов от политики. Они хотели бы видеть императором человека честного, храброго, справедливого и преданного империи, а не собственному кошельку.
— О ком вы? — спросил я.
— Ну, уж не о Хазаровском.
— И не о Страдине?
— Естественно.
— Странно, я думал, он для вас свой человек.
— Ты считаешь, что нам все равно, чью задницу лизать, лишь бы трон протирала? Мало ли, что он у нас работал…
— Моя задница обойдется, Герман Маркович, — сказал я. — Это ведь предложение, как я понял. Для меня лестно ваше мнение, но есть вещи, на которые я не могу пойти.
Я промолчал о том, что это не первое предложение.
— Он тебя уничтожит, Даня!
— Как? Скорее всего, я проведу остаток дней в приятной компании Евгения Львовича Ройтмана. Он сделает мне реморализацию, чтобы сразу в рай, без чистилища и мытарств, и перед смертью я выпишу ему персональную благодарность. В худшем случае, Страдин в очередной раз наплюет на все законы и казнит меня немедленно. Но все равно несколько лишних месяцев жизни не стоят смуты на Кратосе, Герман Маркович. Сейчас только смуты не хватало.
— Даня, я хотел бы видеть императором тебя, — сказал Герман.
Я не стал напоминать, что он совершает государственную измену.
— Извини, — улыбнулся я и развел руками.
На обратном пути я думал о том, что Герман прежде всего службист, и уже потом друг моего отца и мой подчиненный. Все это могло быть провокацией, проверкой СБК. В таком случае я выдержал экзамен.
Я сижу над биографией Федора Тракля. Три часа ночи. Последнее время мне практически не хочется спать. В небе сияют звезды. Светлой дугой, как коромысло, стоит млечный путь. А внизу, как отражение звездного неба, — огни Университета. Я открыл окна. Тихо. Тепло. Пахнет пряной опавшей листвой местной растительности.
Оказывается, Тракль занимался биомодераторами. И биопрограммированием. Эта область его деятельности куда менее известна, чем изобретение оружия. Тем не менее, он мечтал о совершенном человеке и даже ставил эксперименты на себе.
Первые штаммы биопрограммеров начали вводить еще при жизни Тракля, и он приложил к этому руку. Сначала эту операцию могли себе позволить только представители аристократии.
С них и началось распространение Т-синдрома.
Около семи. Скоро рассвет.
Стены окрашиваются красноватым светом. Я сначала не придаю этому значения, может быть, просто огонь пролетевшего гравиплана. Но свет неподвижен и становится ярче.
Я встаю с кресла, бросаюсь к окну. Там, высоко в небе, к северу от Млечного Пути, сияет багровая звезда, яркая как Тессианская Эвтерпа. Она стремительно увеличивается в размерах и превращается в пылающую воронку.
На то, чтобы связаться с моим флотом уходит несколько секунд, через минуту я уже в гравиплане, лечу в космопорт. Тут меня достает Страдин. По голосу заметно, что его разбудили среди ночи.
— Поднимай флот, Даня! — говорит он.
— Уже. Что это?
— Ученые считают, что новый гиппертуннель.
— Где?
— На орбите Рэма.
Рэм — небольшая раскаленная планета, ближайшая к нашему солнцу. Кратос — следующий. Это значит, что нас берут в тиски.
До Рэма близко. Чудовищно близко по космическим масштабам! В нашем распоряжении уже не дни — часы.
Под моим командованием линкор «Андриан» и легкие корабли. Рядом с нами, плечом к плечу, к Рэму идет Хлебников. Я рад такому соседству. У него два линкора: «Святой Владимир», на котором мне довелось побывать, и «Витязь».
Что происходит у огненной воронки установить невозможно, слишком далеко, чтобы обнаружить корабли. Видно, как бледнеет багровое сияние — воронка гаснет.
Менее чем через час мы их засекли. Флот метаморфов идет на нас, невидимые невооруженным взглядом черные точки на фоне близкого солнца.
Их много. Численное преимущество у них, это несомненно, раза в два.
Мы изменяем строй, и в межпланетном пространстве вспыхивают первые воронки Тракля.
Слишком близко от солнца. Коварное светило искажает структуру воронок, наводящие устройства не справляются с поправками. Мои легкие корабли (первый, второй, третий!) охватывает белое пламя. Они загораются как сверхновые, ослепляют, заставляют кусать губы и сжимать кулаки, и распадаются на покореженные куски металла или исчезают бесследно, затянутые в гиперпространственные дыры воронок Тракля.
Теперь я понимаю, насколько выгодно положение врага.
— Надо подпустить поближе, — говорит Хлебников. — Мы достаточно далеко от Кратоса.
— Да, — соглашаюсь я. — И рассредоточиться, чтобы они не могли накрыть одной воронкой сразу несколько кораблей.
Через минуту генерал теряет «Витязя». Две трети линкора сгорает в излучении воронки, от развороченного обломка в ореоле шариков расплавленного металла отделяются четыре шлюпа и идут к «Святому Владимиру». Доходят два. Остальные сгорают в новой воронке.
От моего флота осталась едва половина, метаморфы не потеряли и трети. Наконец, их корабли зажигаются металлическим блеском в лучах солнца и обретают форму. Их окружает багровое сияние.
Очередная воронка возникает в сотне метров от «Андриана». Беру резко вверх по отношению к плоскости эклиптики и навожу Иглу Тракля. У них еще четыре линкора, я надеюсь достать хотя бы один.
Меня упорно вызывают по Кольцу. Ставлю воронку и, наконец, отвечаю. Оказывается, у старого гипертуннеля тоже идет бой. Там пытается прорваться еще несколько кораблей метаморфов.
Их линкор я достал. Ничего, поборемся!
«Святого Владимира» больше нет. Просто нет! Это означает прямое попадание. Его утянуло в воронку Тракля. Жаль Хлебникова!
Бой распадается на сотни отдельных мелких сражений: корабль против корабля, только оставшиеся три линкора метаморфов прут на «Андриана», по пути выставляя воронки на дичь помельче.
Достаю еще один линкор. Но все равно шансов нет. Никаких!
И тогда я вижу их. Не сами корабли, конечно, а сигнал на перстне связи. Но они идут! Они возле Кратоса. Та часть флота, которую все-таки увел Страдин, послушав моего совета.
Осталось выстоять около часа. За час они успеют. Три тяжелых корабля и около сотни легких. С этими силами мы победим.
Я еще вижу будущее, чудом ухожу от выстрелов, один за другим теряя малые корабли. Вторым линкором я жертвовать не могу!
В их рядах что-то происходит. Они становятся менее активными. Один легкий корабль идет прямо на нас, беспорядочно стреляя в произвольных направлениях. Мы еле успеваем свернуть. Другой вертится, словно потерявший управление. Линкоры не стреляют.
Меня вызывают по перстню.
— Я Габриэль, Преображенный. Мы просим перемирия.
Неужели тот самый Габриэль, который возглавлял Огненное Братство Кириополя и так и не был пойман? Или другой?
Я смеюсь.
— Перемирия? Только не сейчас!
Флот Кратоса уже рядом, наши корабли уже могут достать их из Игл Тракля.
— Именно сейчас, — говорит Габриэль. — Скоро будет поздно. Для вас поздно!
Я не успеваю ответить.
С одного из подошедших линкоров «Святогор» выставляют воронку Тракля и накрывают вдруг ставший неповоротливым линкор метаморфов.
Голос в перстне замолкает.
И тогда на черном небе системы Кратоса возникает еще одна багровая звезда.
— Это новый туннель! — ору я. — Выстроиться кольцом.
Я принимаю командование на себя. Я Принц Империи.
Их надо измотать. Почему-то они не могут вести длительного боя.
Это не так просто, я стараюсь затянуть бой, но свободы маневра у нас нет, нам нужно прикрывать Кратос.
Черное небо расчерчено аннигиляционными воронками, словно огнями прожекторов. «Святогор» сгорает в одной из них, успевая захватить линкор врага. Мимо проплывает его оплавленный борт. Я успеваю прочитать название «Изабелла». Это Тессианский линкор. То есть изначально имперский, наш. У них еще один ультрасовременный линкор «Тиль», явно с Дарта, линкор «Дания», оттуда же, несколько тяжелых кораблей поменьше и около сотни легких.
А сзади на нас надвигается уцелевший линкор из первого гипера. Изысканный Тессианский корабль «Экзюпери». Прекрасная смерть.
Юля вопросительно смотрит на меня.
— Что, очень плохо?
Честно говоря, хуже некуда.
— Прорвемся, — говорю я.
— Будем надеяться, — замечает Витус.
На правах старого знакомого он может позволить себе скептицизм. Но на других кораблях люди с надеждой смотрят на меня, и вовсе не хотят умирать.
Бой идет больше часа, а я пока не вижу никаких признаков усталости врагов.
Меня вызывают через перстень связи.
— Корабли метаморфов прорвались у старого гипертуннеля, идут к Кратосу.
Значит, через неделю будут здесь.
— Сколько? — спрашиваю я.
— Четыре линкора, семь тяжелых кораблей и двадцать пять легких.
Все. Я впервые совершенно четко понимаю, что нам не удержать Кратос.
— Откуда у них такой чудовищный флот?
— Это корабли с Махди.
— С Махди? Они захватили флот Махди? Почему не было сообщений о войне?
Спрашиваю, и тут же нахожу ответ: ничего они не захватывали, они договорились. Имамы Махди давно мечтают уничтожить Кратос, значит, вступили в союз. Они еще не знают, что такое Т-синдром. Не было ни одного сообщения о Т-синдроме на Махди, что подтверждает мои догадки. Тоталитарная теократическая империя изолирована от всеобщей Сети.
— К бою! — говорю я.
Мы выставляем воронку, и излучение захватывает «Данию», она пока цела, но покорежена изрядно. Ответным ударом с «Андриана» срывает батарею Игл Тракля. Мы остаемся с одним орудием. Это уже война отчаянья, без всякой надежды на победу.
Перстень связи оживает вновь. Ну, что еще?
— Выше Высочество, император убит.
— Что? — до меня не сразу доходит смысл сказанного.
— Император убит, Даниил Андреевич. Вы должны принять власть.
— Да, я понял. Убийцы схвачены?
— Ищут.
Если я и хотел императорской власти, то не в такой ситуации.
Я продолжаю бой. Мы достаем когда-то нашего, а теперь их «Тиля», но это только касание, корабль ранен, но цел. В ответ у нас обрезают вторую батарею Тракля, мы безоружны. Только лазеры, но их мощность слишком мала для такого боя, это почти ничто.
Кроме «Тиля» у них еще «Экзюпери», после первого столкновения практически вышедший из боя, но теперь вернувшийся в гущу сражения. У нас кроме легких кораблей и безоружного «Андриана» полуживой «Петр», еще один линкор, пришедший от старого гипертуннеля.
Если быть оптимистом, можно считать, что силы почти равны. По крайней мере, мы вполне в состоянии перебить друг друга.
Тогда Кратос останется без защиты, и идущий от старого туннеля флот Махди через неделю захватит его практически без сопротивления.
А я погибну сейчас. Можно порадоваться, что не увижу позора. Но кто станет императором? Кто сможет хотя бы не допустить хаоса в эту последнюю неделю перед концом? Хазаровский болен, фильтрация крови и смена биомодераторов не помогла. Пока я не вытрясу из СБК противоядие, его будет интересовать только, где бы достать веревку. Он не сможет править. Может быть, Герман? Ну, нет! Представителя СБК в качестве императора я бы не хотел для Кратоса даже на неделю.
Меня вызывают по кольцу.
— Это Михаэль, Преображенный. Мы предлагаем начать переговоры.
Слава тебе Господи! За что мне такой подарок?
— Да! — только и сказал я, в первый момент, даже не подумав, что это могут быть переговоры о сдаче.
В каюткомпании линкора «Тиль» мягкие кресла с гнутыми металлическими подлокотниками и темно-серой обивкой.
— Садитесь, — говорит Михаэль и опускается в кресло напротив.
Над нами в огромном иллюминаторе — небо с миллионами звезд, голубым серпом Кратоса и желтым шариком Рэма.
Я не могу описать лицо собеседника, оно все время меняется, словно плывет. Я обратил внимание на одежду. Удобная и практичная военная форма, уместная на корабле, а на кармане — эмблема в виде башни, увенчанной шпилем.
— Что вы хотите нам предложить? — спрашиваю я.
— Для начала я хочу объяснить. Вы, вероятно, знаете о флоте, который вошел в старый гипертуннель и будет здесь через шесть дней. Вам с ним не справиться. Но в ситуации, когда императором стал теос, мы считаем продолжение войны бессмысленным.
— Вы уверены, что я буду проводить угодную вам политику?
— Вы не сможете проводить другую. Вы Преображенный, а, значит, у нас одни интересы.
— Ваши условия?
— Во-первых, вы уступаете нам остров Ихтус в Центральном море.
Северный материк Кратоса огибает Центральное море, словно гигантская подкова или круг с вырванным неровным куском, который кто-то оттянул вниз, к южному полюсу, да так и оставил. Получился Южный материк. Между материками множество островов. Ихтус самый большой и ближе всего к Северному материку, но почти не заселен. Зачем он им? В качестве базы?
— Хорошо, — сказал я. — Но вы не имеете права строить там военных объектов и размещать военный флот.
Он кивнул.
— Это нас вполне устраивает.
Странно! Я готовился к долгой торговле.
— Это не все, — сказал Михаэль. — Вы должны немедленно освободить арестованных членов Огненного Братства и снять запрет с деятельности этой организации. Храм в Кириополе должен быть открыт.
Я кивнул. Сомневаясь, скрепя сердце. Но деться мне некуда. Это не такая большая плата за мир и свободу.
— Кроме того, нам нужно право на строительство подобных храмов по всему Кратосу, — продолжил метаморф.
— Нет, — сказал я.
— Хорошо, отложим этот вопрос. Я уверен, что вскоре вы сами подпишите такое распоряжение, без всякого давления с нашей стороны.
— Посмотрим, — сказал я. — Теперь о вас. Флот Махди должен вернуться к владельцам.
— Увы! — он развел руками и улыбнулся. — Он арендован на год. Флот Махди будет находиться на орбите Рэма. Но если вы не тронете нас на Ихтусе, думаю, проблем не будет.
Я сжал губы. Но другого выхода нет, с флотом Махди нам не справиться, по крайней мере, сейчас.
— Я согласен, — сказал я. — Но у меня еще одно условие: вы делитесь с нами информацией о Т-синдроме.
Он кивнул.
— Это и в наших интересах. Ваше сопротивление на восемьдесят процентов объясняется неосведомленностью об истинном положении вещей.
— Что вы имеете в виду?
— Вы считаете, что мы заражаем население захваченных планет Т-синдромом. Это не так.
Я усмехнулся.
— Я сам это видел.
— Что вы видели?
— Регистрацию. То есть впрыскивание в кровь возбудителя.
Он улыбнулся.
— А вам не пришло в голову, что это не яд, а противоядие?
— Во-первых, противоядие не впрыскивают здоровым, а во-вторых, после противоядия не начинается болезнь.
— Проявления болезни, — уточнил он. — Вы так уверены, что они были здоровы? Какая часть населения Кратоса, по-вашему, заражена?
— Около двадцати процентов.
— Сто, — сказал он. — В крайнем случае, девяносто. Может быть, где-то в глухой провинции и есть люди, без биомодераторов в крови. Они здоровы. Остальные заражены. Программа распространяется по Сети, по крайней мере, десятки лет. Она должна была сработать в некий час икс, и он настал около года назад, процесс начался.
— Вы ее нашли? — спросил я.
Он кивнул.
— Поделитесь кодом?
— Да, конечно.
Я вспомнил Анатоля.
— Почему те, кому вы вводили «противоядие», все равно умирают?
— Наши методы несовершенны. Мы не можем спасти всех.
— Вы дадите нам метод?
— Да.
— Тогда еще один вопрос. Корабли флота, который появился из первого открытого вами гипертуннеля, в конце сражения стали странно себя вести. Это объясняется тем, что начались приступы среди экипажа, поскольку излучение Тракля способно их инициировать. Я прав?
Он помолчал. Наконец кивнул.
— Да.
— Значит, вы начали переговоры только потому, что еще немного и ваш экипаж тоже был бы в таком состоянии. Возможно, уже есть. Так?
— Не только потому, — сказал он. — Всего лишь одна из причин. Что это меняет? Вы можете уничтожить нас, но флота Махди не остановите. Он сожжет вас до того, как экипажи станут не боеспособными из-за проявлений Т-синдрома.
— И значит, никакого средства нет, — предположил я.
— Средство есть. У вас будет возможность его проверить.
— Ну, хорошо. Я согласен на ваши условия.
Мы раскланялись, и я отправился к выходу.
Меня уже битый час вызывали по перстню связи, но во время переговоров я не мог ответить.
Теперь я разрешил доступ. Это Ройтман.
— Даниил Андреевич, Хазаровский свободен.
— Как!
Я слишком хорошо понимал, что это означает.
— Пришли из СБК с запиской от Страдина. Он завещал немедленно освободить Леонида Аркадьевича в случае своей смерти. Хорошо, что лечение закончено. Но реабилитацию мы только начинали проводить. Единственное, что я мог сделать — это загнать его под биопрограммер и восстановить гормональный уровень. То, что было возможно. Зато теперь он куда более склонен к активным действиям.
— Иди за ним и глаз с него не спускай!
— Не могу. Он запретил мне сопровождать его. Он свободный человек, я не имею права вмешиваться. Черт бы побрал эти амнистии! При наших методах амнистировать — это выгнать человека из больницы с кровоточащими ранами, не зарубцевавшимися после операции! Отмените их ради Бога!
— Это я сам решу, Евгений Львович, — спокойно сказал я. — А вы делайте свое дело. Вы за него отвечаете!
По возвращении на Кратос, в тот же день я отправился в СБК. Мне нужен был код-противоядие для Хазаровского. И еще одно…
Я вызвал к себе Германа. Просто, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Герман, убийство Страдина ваших рук дело?
Он выдержал этот взгляд.
— Нет, Даниил Андреевич.
— Ну, что ж, — усмехнулся я. — Тогда расследуйте.
