Глава сороковая

– Верь – не верь, а Липа окрутила Николая, – отрезала Мавра. – Мужики не любят принимать решения. Жена – это жена, мать детей, хранительница домашнего очага. А все остальные – они остальные. Супруга Николя была умная дама, она прекрасно жила и не хотела все терять. Липа сумела окрутить директора магазина, но до развода его так и не довела. Когда вы попали в детдом, вспоминали Николая Петровича?

Последний вопрос относился к Гоге.

– Да, – ответил мой друг детства, – только я считал его братом мамы. Когда Николай впервые у нас дома появился, он принес мне в подарок железную дорогу, их тогда в ГДР делали. Представьте восторг ребенка. Николай объяснил: «Я твой родной дядя, до сих пор жил на Севере, вчера вернулся. Соскучился по сестре. Уж не сердись, мы с ней хотим по театрам походить. Тебя с собой взять не можем, спектакли вечерние. Чтобы ты не скучал в одиночестве, с тобой останется Сергей, он очень добрый».

Ну и пошла у меня не жизнь, а праздник! Дядя Коля меня завалил игрушками, еще он мог любые книги достать, одел меня хорошо. В холодильнике у нас даже икра черная поселилась. Сергей меня стерег, когда мама и дядя Коля уезжали, иногда неделю мог у нас жить. Помню, как они в Чехословакию слетали. Привезли мне две кружки с длинными носиками, коробки с очень вкусными, тонкими, как бумага, вафлями, я забыл, как они назывались.

– Облатки, – подсказала Мавра. – Значит, Николя показал Липе Карловы Вары.

– Дядя Коля постоянно к нам несколько лет приезжал, – продолжал Гога, – а потом…

Бобров замолчал.

– Говори, говори, – велела Мавра.

Вениамин потер ладонью лоб.

– Дядя никогда у нас не ночевал, а я у него дома не бывал. Все визиты Николая Петровича проходили одинаково. Я получал подарок, мама и Димкин уходили. Сергей оставался. Утром он меня завтраком кормил, в школу отправлял. А вечером мама была уже дома. Но один раз…

Гога на секунду закрыл глаза, потом снова открыл их.

– Есть такое детское воспоминание. Зима, вечер, мама мне на ужин дала компот. Велела весь выпить, а сама вышла. Я сделал пару глотков. Фу! Невкусно совсем. Ну и вылил содержимое кружки в раковину. Знал, если мама увидит, что я оставил полную чашку, мне влетит. Потом я вдруг спать захотел и лег на диван в своей комнате. Разбудил меня разговор. Я на часы посмотрел, два часа. Ночь. Открыл дверь. У мамы темно, а в коридоре лампа горит, голоса слышны. Пошел на цыпочках поглядеть кто там. Увидел маму и дядю Колю, тот стоял на стремянке, антресоль под потолком была открыта. Липа говорила:

– Ты уверен, что ко мне не придут?

Николай ответил:

– На сто процентов. Поэтому на всякий случай пусть здесь все полежит. Не волнуйся, никаких свидетельств наших отношений нет. Ты просто скажешь: «Не знаю, кто эту ерунду выдумал. Мне некогда о мужиках думать, я работаю, мальчика на ноги поставить надо. И посмотрите, в какой конуре я живу, что ж мне любовник новое жилье не купил? Не слушайте сплетни». Видишь, как хорошо, что я вам приличные апартаменты не организовал? Да все отлично станцуется. Просто, когда Ираклия арестовали, я решил на всякий случай перебдеть. Если вдруг меня загребут, ты то, что заховано, трать, но осторожно. К фарце не ходи, это подлый народ, сначала возьмут у тебя все, а потом сами же и сдадут. Езжай к дьякону, он поможет!

Гога потер виски ладонями.

– Слово дьякон мне тогда было незнакомо, наверное, поэтому в память врезалось. Может, дядя еще что-то хотел сказать, да я чихнул. Взрослые обернулись.

– Ты почему не спишь? – ахнула мама и тут же добавила: – Компот же выпил!

Дядя Коля спустился с лестницы.

– Липа, не ругай ребенка. Может, ему кошмар привиделся. Иди-ка сюда, Веня, я принес тебе шоколадки с секретом. Они в коробке лежат, когда все съешь, подними дно. А сейчас беги в кровать, не стой босиком на полу, простудишься. Липа, я тебе полку починил, поеду домой.

– Спасибо, Коля, – сказала мама, – ты очень помог с антресолью.

Гога выдохнул.

– И почему я сейчас все вспомнил. Давным-давно ведь забыл про тот день! В коробке были шоколадки в виде машинок, когда я слопал их, поднял бумагу, на которой лежали конфеты, и увидел журнал. На его страницах были картинки с пустыми местами. Ну, например, улица, пешеходы, светофор и белые места, обведенные красным. Еще прилагалась книжечка с наклейками, их надо было поместить на иллюстрации. Сейчас таким никого не удивишь, но во времена моего детства это было редкостью. Больше я Николая не видел, очень тосковал, ждал его, спросил один раз у мамы:

– Когда к нам дядя Коля придет?

Липа ответила:

– Нескоро, он опять уехал работать на Север.

Мы стали жить намного скромнее. Потом к маме стал изредка приезжать дядя Андрей. Вот он мне совсем не понравился. Угрюмый такой, с бородой, усами, всегда в черное одет. Я решил, что он колдун. Появлялся неприятный тип всегда поздно вечером, молча протягивал маме конверт, та уходила, меня оставляла с мужиком, а он всегда спрашивал:

– Хорошо учишься?

Я лепетал:

– Да.

На этом диалог заканчивался, потому что возвращалась мама и отдавала гостю конверт. Он брал его и уходил. Так продолжалось до смерти матери, она скончалась внезапно. Когда я уходил в школу, она меня поцеловала, вернулся – дверь не открывают. Соседка вышла, заплакала, сказала, что Липа упала на лестничной площадке. Умерла сразу, тромб оторвался. Я попал в детдом, спасибо его директору, который для меня квартиру сохранил. Потом я стал бизнесом заниматься, быстро в гору пошел.

– Вы на антресоль родительской двушки заглядывали? – поинтересовался Борис.

– Один раз открыл ее, увидел пылищу и закрыл, – ответил Вениамин. – Более под потолок не лазил. Зачем?

Мавра взяла стакан с водой и сделала несколько глотков.

– Андрей! Весьма известная личность в узких кругах. Он обменивал рубли на валюту и наоборот. Заодно он наш с Олимпиадой отец. Так вот пошутила судьба. Мне о нем рассказала Николетта. У мужа приближался день рождения. Я хотела купить ему в «Березке» портфель. А эти магазины торговали за валюту. Никки дала мне номер и сказала:

– Он приезжает к клиенту на дом, по телефону никаких бесед о деле не ведет. Ему надо звонить с девяти утра до семи вечера, на другом конце провода ответят: «Храм». Тебе нужно сказать: «Запишите, пожалуйста, этот номер, попросите дьякона Андрея со мной связаться. Мне надо о крещении на дому договориться. Телефон этот Маша Круглова дала». И жди. Он тебе звякнет и спросит: «Куда ехать?» А когда мужик у тебя окажется, тогда и называй сумму, которую обменять хочешь на доллары или наоборот.

Мавра скрестила руки на груди.

– Я сразу поняла, о каком алтарнике Андрее речь идет. Когда я в храме работала, сама отвечала на такие звонки. Наверное, понятно, что я не стала обращаться к папаше, который ко всем своим грехам еще и валютные операции добавил!

– Господи, – прошептала Татьяна.

– Я постаралась папашу из своей жизни изгнать, – усмехнулась Мавра, – и вот на, получи его там, где никак не ждала.

Вениамин вскочил, потом снова сел.

– Кто-нибудь может мне объяснить, почему я забыл то, что вам сейчас рассказал? И по какой причине сейчас вспомнил?

Я ответил:

– Ни в коей мере не могу претендовать на роль психолога. Не имею нужного образования, но в свое время я нашел в библиотеке Элеоноры, моей хозяйки и наставницы, труды великих Адлера, Выготского, Маслоу, Фрейда, Фромма и других ученых. Мне их изучение помогает в работе. У многих авторов есть размышления о памяти человека. Специалисты полагают, что мы способны задвинуть в самый дальний отдел мозга воспоминания о некоей неприятной, травмирующей нас ситуации, часто произошедшей в детстве. Есть исследования, которые проводились с детьми-сиротами. И вот что интересно. Если ребенка лет семи-восьми взяли в семью, то он часто забывает о том, как над ним издевались в приюте, не помнит ничего о своей жизни с родителями, у которых его забрали, не держит в уме ничего плохого, что пережил. Случается, что домашний ребенок, который потерял свою семью, попав в интернат, выбрасывает из головы все сведения о любимых маме-папе. Почему? Мозг пытается оградить беднягу не только от дурных, но и от приятных воспоминаний, потому что они невыносимы. Лежать вечером в кровати в комнате на десять человек, из которых девять над тобой днем издевались, и думать о том, как тебя любили родители, какие игрушки были в твоей спальне, это невыносимо. Поэтому дверь в чулан, где хранятся радостные картины прогулок с родителями, с покупкой мороженого, ночей с любимым котом, тщательно запирается. Почему? Да потому, что вопрос, который задает себе сирота: «Родителей больше нет, я в аду, а где же мой любимый кот, куда его дели?» – может лишить его сна, аппетита, покоя, радости жизни и сделать из нормального ребенка психически больного. Веня, вероятно, твой шок от понимания, что мама умерла, а дядя Коля уехал и никогда не вернется, был столь острым, что автоматически включилась программа защиты от стресса. Снятие блокировки страшных воспоминаний может произойти во время новой травмирующей ситуации или когда кто-то вдруг человеку расскажет о том, что с ним случилось давным-давно.

Боря кивнул.

– Многие жертвы изнасилования не могут описать того, кто на них напал. А примерно одна треть пострадавших не помнит вообще ничего. Вышла вечером с работы, поехала домой и очнулась в больнице. Все. Психологу приходится постараться, чтобы снять блок и получить описание преступника.

– Веня, тебе было плохо в детдоме, – грустно сказал я.

– Очень, – признался Гога. – Там нормально кормили, воспитатели к нам хорошо относились, директор был замечательный, о детях радел. Но… мамы-то нет! Я тосковал по ней, по дяде Коле, по Павлу Ивановичу, по Ване, даже по Николетте, которая меня недолюбливала. Каждый день ждал: вот дверь откроется, и они все придут и меня заберут.

– Ужасно, – прошептала Татьяна, – так жалко деток, которые в интернатах оказались. Слава богу, я жива и могу позаботиться о Настюше.

Боря встал.

– Хорошо, когда есть добрый родственник. Анастасии повезло и Кате тоже. Девочка по документам старшая сестра Ольги и Федора. Она в подростковом возрасте оказалась на попечении Варвары Сергеевны Полкановой. Мать Ольги звали Софьей Сергеевной Полкановой, Катю она родила до брака с Андреем Алексеевичем. Алтарник удочерил ребенка, когда женился на Софье.

– Она может быть его родной дочкой, – заметила Таня.

– К сожалению, до метрики Екатерины я не добрался, – признался Боря, – но нам удалось пригласить сюда Екатерину Андреевну. Сейчас…

Раздался звонок в дверь, Борис вскочил и исчез за дверью.

– Это она, – улыбнулся я.

Спустя минут пять в комнату вошла хорошо одетая дама, она посмотрела на присутствующих и спросила:

– Федор кто?

Священник поднялся.

– Здравствуйте.

– Тебя и не узнать, – улыбнулась Катя. – Рада, что мой брат жив и здоров. Надеюсь, после того, как я стала жить у Варвары, тебе не сильно доставалось от отца. Он зло обходился с детьми.

– Нас с Олей воспитывали сурово, – сказал Федор.

– А я сбежала, – улыбнулась Катя, – оказалась не по годам умной. Иван Павлович попросил меня вам эту историю рассказать. Но я никого из вас тут не знаю, кроме Бориса и его хозяина, а теперь еще и Федора. Кто вы?

Таня подняла руку:

– Я сестра Якова, мужа Ольги.

– Сестра мужа моей сестры, – повторила Катя. – Я Олю никогда не видела, она родилась после моего отъезда в Москву. А Феде я служила нянькой. Сколько себя помню, мечтала сбежать к тете Варе. Она в Москве хорошую квартиру имела, работала в школе. Добрая была очень. Не то что отец!

– Будто это Настя рассказывает, – вздохнула Татьяна.

– Слух у меня острый, – продолжала Катя, – жили все в одной избе, места в ней было мало. Андрей Алексеевич на язык был невоздержанный, вечно на жену и меня орал. Лет в семь я узнала, что они с мамой поженились, когда мне уже два года исполнилось. Папаша не собирался с Софьей жизнь связывать, просто спал с ней. В невесты присмотрел другую, дочку богатого прихожанина. И что вышло? Тетя Варя к нему со мной на руках приехала и заявила: «Или берешь в жены мою сестру, которой ребенка сделал, или я пойду к твоему церковному начальству и расскажу, каков ты есть! Живо запретят алтарнику-развратнику в храме работать». Отец испугался, он очень держался за свою службу, и мы с мамой переехали в Грунск. И каждый раз, когда папаша скандал устраивал, он орал жене: «Варька нас поженила, вот ей и жалуйся». Потом начинал вспоминать, как золовка к нему прикатила! Все детали перебирал. Но самой тете Варе он ничего не говорил, боялся ее. Когда она нас наведывала, просто пряником становился. Знаете почему он Федора взял?

– Наверное, хотел помочь Олимпиаде, – сказал священник, – она ему дочь родная, а я внук.

Катя прищурилась.

– Я сейчас выложу все, что в детстве узнала.

И она начала рассказ. Я уже слышал эту историю, но все равно удивился тому, что жадность способна сотворить с человеком.

Олимпиада ехала к отцу, надеясь, что его сердце дрогнет и он согласится приютить блудную дочь и мальчиков. Но Андрей окрысился:

– Уезжай туда, откуда приехала.

И тут дочь воскликнула:

– Ну хоть одного возьми, оставлю тебе документ, отец моих детей очень богат, поедешь к нему, покажешь метрику и будешь получать огромные алименты. Я тебе адрес его дам.

Жажда денег так затмила ум Андрея Алексеевича, что он не догадался спросить у Липы, почему она сама не желает обратиться к этому мужчине. Он схватил одного мальчика и выгнал Олимпиаду с другим ребенком. На следующий день алчный мужик поспешил в Москву. Назад он вернулся злой, как разбуженный зимой медведь, стал орать на жену, дочь, и они узнали, что Олимпиада обманула своего папеньку. Адрес, который она ему дала, оказался ложным. Улица Ромкова существовала, но на ней не было дома с номером двести десять. Андрей решил не сдаваться, он предпринял попытку разыскать человека, который был указан в метрике как отец малыша. И узнал: да, такой тип жил в столице, но он умер несколько лет назад. Как Олимпиада раздобыла фальшивое свидетельство о рождении, осталось неизвестным.

Разозленный Андрей велел жене:

– Бери подкидыша, езжай в Москву и оставь его в метро на скамейке.

Но всегда тихая Софья неожиданно взбунтовалась и твердо сказала:

– Нет. Нам его Господь послал. Сами воспитаем.

Андрей ударил супругу. Руки он распускал часто, доставалось и Соне, и Кате. Девочка привычно спряталась под столом. А вот ее мама поступила не так, как всегда. Она громко заявила:

– Можешь продолжать меня бить. К утру появятся синяки, я пойду к настоятелю храма и расскажу про тебя всю правду.

Похоже, Андрей сильно изумился, потому что спросил:

– Что ты имеешь в виду?

Софья заговорила, Катя сидела под столом, затаив дыхание. Она узнала, что ее отец подслушивает, о чем на исповеди говорят люди, а потом шантажирует прихожан, берет у них деньги за свое молчание. Тогда алтарник уже прислуживал не в маленьком храме Грунска, а в Москве, в большом соборе. А еще он занимался валютой, покупал-продавал доллары. Если Софья расскажет священнику о том, что творит ее муж, Андрея выгонят из церкви, и он попадет в тюрьму. В уголовном кодексе тех лет была статья за операции с валютой. Наказание по ней варьировалось от трех лет до расстрела.

Все это Софья выложила мужу, закончила она свое выступление словами:

– Липа рано из дома сбежала, Мавра чуть дольше с тобой прожила. Я, дура, тебя полюбила, верила твоим словам: «Старшие девочки испорченные». Теперь я знаю, что нормальные они, это ты червивый. Алтарник из тебя никакой, в Бога ты точно не веришь! В храме служишь, чтобы людские тайны разнюхивать. Инвалидность себе оформил, чтобы не спрашивали, почему мужчина, которому еще шестидесяти нет, нигде не работает. Ты жулик и плохой муж, не имеешь права в алтаре служить.

– Тише, тише, – забормотал отец, – не пыли. Ну, вышел из себя мужик, с кем не бывает!

– Еще раз руку на меня поднимешь или мальчика в метро бросишь, – пригрозила Софья, – я к участковому пойду и покажу, где ты доллары прячешь!

После того скандала Андрей перестал бить домашних. Он переделал метрику Федору, в графе отец теперь стояло имя алтарника.

– Не простая задача, – покачал я головой.

Катя кивнула:

– Конечно. Но у Андрея Алексеевича было много знакомых, кто покупал или продавал с его помощью валюту. Кто-то из них помог.