Хотя мы описывали арабов пустыни как изолированных и отстающих от культурного прогресса, эта изоляция и отсталость были относительными. Они, разумеется, были изолированными, но не оставались не затронутыми соседями и их культурой. В какой-то степени сегодняшние бедуины воспроизводят условия своих древних патриархов, и даже конца каменного века, но они все же знакомы с оружием, инструментами и предметами роскоши современной цивилизации. Они не простые дикари, а вполне компетентные люди, проводящие собственную политическую линию. С древнейших времен культура проникала на пустынные земли, которые мы называем Аравией, благодаря торговому обмену и созданию колоний или большой привлекательности товаров, предлагаемых для продажи в пограничных городах, в которые арабы приезжали со своих диких просторов. Влияние на арабов посредством пограничных рынков и, таким образом, получение косвенного контроля за их перемещениями или, по крайней мере, информации о них – такова была политика, принятая древними империями, которой впоследствии старательно следовали Персия и Византия, за ними турки, а потом и европейские державы, имеющие интересы на Ближнем Востоке.

Говоря об обмене и влиянии, следует разобраться в психологии, менталитете арабов. По своей сути, типичный араб – циничный материалист, имеющий логичные взгляды, с сильным чувством собственного достоинства и всепоглощающей алчностью. В его сознании нет места романтике и чувствам. Он не интересуется религией и почти не обращает внимания на то, что не имеет практической ценности. Его чувство собственного достоинства настолько сильно, что он постоянно бунтует против любой формы власти – можно сказать, это его нормальное состояние. Вожди и боевые командиры с момента своего избрания могли ожидать только ненависть, зависть и предательство от тех, кто до этого были их друзьями и сторонниками. Благотворитель – тоже источник ненависти, поскольку он заставляет получателя его щедрот испытывать чувство благодарности, обязанности, иными словами, своей приниженности. Ламменс описывает араба как типичного демократа, и следует признать, что в его характере действительно присутствуют некоторые демократические черты, причем в избыточной форме. Состояние постоянного бунта против любой власти, которая контролирует его свободу, даже ради его собственного блага, – это ключ к серии бесцельных преступлений и предательств, которых немало в арабской истории. Европейские власти забыли об этом, что и привело их к большому количеству ошибок и многочисленным жертвам. Понятно, что нетерпимость к любому контролю раздражает тех, кто пытается направить неуправляемых арабов на пути западных социальных условий. Книга А. Сервье о психологии мусульман показывает, как сильно такая ситуация может злить организованного, исполненного благих намерений, но лишенного сочувствия французского наблюдателя, привыкшего к отеческой заботе правительства. Несомненно, опыт сидонской принцессы Иезавели, которая попыталась цивилизовать (по своему пониманию) оседлых арабов Израиля, был аналогичным. Подводя итоги, можно сказать, что араб является – или может являться – жестоким, вероломным, беспринципным и непокорным. Но также мы можем утверждать, что его страстное стремление к личной свободе заставляет его разрывать все ограничения, и он делает это даже в ущерб собственным интересам. Обладатель холодной логики и тонкого расчета превращается в дикого зверя, попавшего в капкан, если его свобода хотя бы чем-то или кем-то ограничивается, – тогда он способен на любые безумства. Вместе с тем араб лоялен и покорен древним традициям своего племени. Такие обязанности, как гостеприимство, союз в войне, дружба ит. д., охотно выполняются им на основе признанного прецедента. Он строго придерживается буквы закона – неписаного закона своего племени, но не более того. В целом, возможно, эти общие характеристики относятся к конкретной ступени социальной эволюции. Они выражают мораль конкретного слоя общества, а не конкретной расы. Представляется, что по мере перехода арабов к оседлому образу жизни их менталитет менялся.

О психологии следует помнить во всех взаимоотношениях с арабами. Завоевание не означает контроль. Бесполезно ожидать, что после навязывания им благ цивилизации, которой они не желают и которую не ценят, арабы станут лояльными и покорными подданными, готовыми исполнять приказы властей. Такая идея может привести только к восстанию, такое как, например, было в Ираке в 1920 г. С тем же самым итальянцы столкнулись в Триполи несколькими годами ранее. Очевидно, египтяне имели подобный опыт на Синае в древние времена, так же как ассирийцы, контролировавшие торговые пути и совершавшие периодические карательные набеги на тех, кто мешал прохождению караванов. Но персы, согласно Геродоту (3: 88, 2), тактично отказались от попытки управлять арабами, довольствовались союзами с ними и принимали дары, которые считались именно подарками, а не данью.

С раннего исламского периода – согласно традиции, с дней халифа Умара (634–643) – ислам проводил последовательную политику устранения немусульман из Аравии и сохранения этой земли как благодатной среды для арабов-мусульман. Такова была политика после восхождения на трон Аббасидов в 750 г., но в более поздние времена «охранная зона» уменьшилась до священной территории, куда организовано паломничество. Однако в доисламские времена тенденции к эксклюзивности не было. Земля не была легко доступной для греков или римлян, но до прихода пророка существовала сфера византийского влияния в Хиджазе, а также сфера персидского влияния на юге и востоке. Им предшествовали египетское и вавилонское влияние, уходившее корнями в глубокую древность. Страну пересекали торговые пути, в результате чего арабы поддерживали постоянный контакт с окружающими территориями, откуда в Аравию проникала культура. В поздний доисламский период в Аравии появились христианские и иудейские миссии, а также колонии сирийцев, евреев и абиссинцев. Хотя многие удаленные племена оставались отсталыми, существовали и оседлые сообщества, к примеру, в Мекке, по существу являвшиеся торговыми республиками многонационального характера с развитыми торговыми и финансовыми системами и агентами в других городах.

Обычная картина подъема ислама – его эволюция среди примитивных арабов пустыни. Но она не соответствует фактам. Колыбель ислама располагалась в регионе, где с незапамятных времен существовала цивилизация продвинутого типа. Эта культура достигла Хиджаза через преломляющую среду, и, таким образом, вавилонское, византийское и египетское влияние оказалось полученным из вторых рук. Хиджаз никогда не был частью цивилизованного мира, однако находился на его краю. Изучая жизнь и деятельность пророка, у нас нет причин задаваться вопросом, откуда он узнал о разных христианских и иудейских практиках и традициях, упомянутых в Коране. Мы исходим из того факта, что он жил в обществе, где вся современная жизнь эллинского и персидского мира была сравнительно хорошо известна – неточности имелись лишь в деталях. Аравия не была изолирована. Скорее, она находилась на границе культурной жизни того времени. Сам пророк, кстати, не утверждал, что является учителем новой религии. Он говорил о себе как о религиозном реформаторе, который имеет целью возрождение древнего культа Авраама, существовавшего у евреев и христиан, но его сущность изменилась под давлением груза ошибок. Ислам не может быть по достоинству оценен теми, кто игнорирует непрерывное культурное развитие, имевшее место в Аравии, и отказывается признавать, что на протяжении многих веков в страну проникало культурное влияние с соседних территорий.

То же самое справедливо и для языка. Классический арабский – не тот язык, который сохранил чистоту в изоляции. Изоляции, по сути, не было, или она являлась относительной. Хиджаз был менее подвержен чужестранному влиянию, чем Сирия или Месопотамия, но говорить о полном отсутствии такого влияния неправильно. Арабский язык Корана – это язык, уже имеющий признаки упадка. Некоторые явления можно объяснить только сохранением форм, уже давно вышедших из употребления. Например, казуатив глагола ('afala) больше не образуется с помощью приставки s-, за исключением крайне редких случаев, но возвратный казуатив до сих пор образуется путем добавления возвратной частицы t- к 5-казуатива (istafala). Это можно объяснить только сохранением казуативной приставки s-, которая, хотя исчезла в арабском, сохранилась в аккадском и, до некоторой степени, в сирийском. Иногда разговорные диалекты арабского языка, не имевшие письменной литературы, пока европейские филологи не начали собирать материалы, сохраняют формы, существовавшие раньше, чем в существующем литературном арабском языке. Классический язык основан на диалекте Хиджаза VII в., который был наиболее подвержен чужому влиянию, и мы можем только утверждать, что он сохранил некоторые древние формы, исчезнувшие из других семитских языков. Правда, он также утратил ряд ранних форм, оставшихся в других языках.

Насколько нам известно, семитские языки образуют тесно связанную группу, в доисламские времена распространившуюся по очень ограниченному региону. Ни один из них не является прямым потомком какого-то одного языка – некоторые старые формы сохранились у разных членов группы. Невозможно восстановить семитский язык Ура, но в некоторых случаях можно сделать весьма вероятные предположения относительно изначальной формы.

Культура включает множество самых разных элементов, одним из которых является язык. Другие – социальная структура, закон, религия, искусство, ремесла и т. д. Все они характеризуются одним отличительным фактором – усваиваются посредством взаимного общения, а не наследуются. Они становятся наследием всего сообщества, а не отдельного человека.

Таким образом, культура проникала в Аравию следующим образом:

1) путем создания колоний или поселений для возделывания почвы или разработки полезных ископаемых;

2) открытием регулярных торговых путей через пустыню и формированием союзов с арабами, через территорию которых они проходят и которые, в обмен на определенные выплаты или в результате шантажа, соглашаются не мешать прохождению караванов и не подпускать к ним других арабов;

3) созданием рынков или поселений арабов вдоль границ, так чтобы культура, усвоенная там, просачивалась обратно в племена пустыни.

Таковы были основные средства, с помощью которых на арабов оказывалось внешнее влияние, и далее мы поговорим о колониях, торговых путях и пограничных поселениях. Соответствующие свидетельства существуют в исторических документах народов, вторгавшихся в Аравию, в надписях и предметах, найденных в Аравии, а также социальных и религиозных обычаях, предположительно полученных из внешних источников. Ну и, конечно, в языке. Свидетельства физической антропологии практически бесполезны в этой связи, разве что они показывают неоднородность арабского общества. Расовые типы являются предметом изучения естественной истории и не слишком помогают в прослеживании культурных сдвигов.

Теория изоляции Аравии может быть принята только в модифицированной форме. О ней можно говорить в определенных пределах. И если некоторая изоляция все же существовала, то не из-за географических преград, а ввиду экономической разницы между кочевниками и оседлыми земледельцами.