Глава 7. Невеста властителя

Ночные кошмары не способствовали раннему пробуждению. Якоб проснулся, когда часы в серванте показывали одиннадцать, а с кухни доносился умопомрачительный запах блинов.

Первой мыслью было: «Неужели проспал?!» – но следующей, более трезвой: «Рейс же в четыре».

Жорика рядом, по понятным причинам, уже не было – улизнул попрошайничать.

Собрав диван, Якоб поскорее оделся и умылся, параллельно проверил телефон. Удивительно, из редакции пока не звонили. Зато пришла эсэмэска, что рейс отложен на час. И ведь регулярка, не чартер! Учитывая обстоятельства, настроению это не способствовало. Но по дороге на кухню Войник всё-таки состряпал выражение лица подружелюбнее – чтобы не печалить гостеприимную хозяйку.

– Доброе утро, Яшенька. Уж не стала тебя будить – блинчиков вот напекла, – улыбнулась баба Глаша, кивая на стопку вышеозначенных блинчиков, к которым прилагались сметана и клубничное варенье. – Может, с собой ещё в фольге завернуть?

Якоб чуть было не брякнул, что и правда неплохо бы, потому что в самолёте кормили не ахти как, но вовремя вспомнил, что нужно соблюдать конспирацию. Жорик тёрся рядом, сопел и кряхтел, изображая самого несчастного в мире пса и всячески демонстрируя, что он тоже не откажется от блина-другого… и от сметаны. Можно даже без варенья. Как-то грустно было напоминать ему, что у ротвейлеров слабая печень и больше одного малюсенького кусочка нельзя.

Блины у бабы Глаши всегда были отменные и к пятому кружевному подняли уровень сытости до предела, а общий настрой перевели в состояние «жизнь не так и плоха, хотя могло быть и лучше».

В Домодедово Войник ехал уже в более спокойном расположении духа, чем проснулся. Но при входе в аэропорт к нему попыталась вернуться паническая атака. Как гласила старая русская поговорка: «На воре и шапка горит». Повсюду мерещились агенты спецслужб в штатском, и Якоб был готов к тому, что в любой момент его могли остановить и попросить пройти куда следует. Кольцо лорда жгло карман, особенно на досмотрах. Якоб сунул его в джинсы, игнорируя требование «выложить все металлические предметы» – не хватало ещё, чтоб артефакт на сканере разглядели бдительные таможенники. К счастью, египетские боги оказались милостивы, а древние мастера знали толк в своей работе и со сплавами не мудрили – на проходе через рамку металлоискателя перстень не зазвенел. А на паспортном контроле никто не спросил Войника ни о чём, кроме цели поездки, даже когда пришлось снять солнечные очки и продемонстрировать давешний фингал. Видимо, и не такое тут видали.

Якоб не помнил, когда в последний раз испытывал такое сильное облегчение. Напряжение, конечно, не ушло до конца – пока он всё ещё был в Москве, а не в Каире, – но в руках был заветный посадочный. Очень хотелось выпить, но придётся подождать, а в Египте его уже ждала хорошая компания. Осталось только привезти «священных подношений» из Duty Free. Борька уважал хороший виски. Яша решил, что виски одному будет скучно… и мало, и докупил текилу, поборов искушение запереться где-нибудь и отхлебнуть прямо сейчас. В целом, конечно, хорошо, что на большинстве рейсов отменили алкоголь, но сейчас спиртного ох как не хватало.

У кассы заиграла тема Горного короля, в этот раз как-то даже зловеще. Улыбаясь кассирше, Яша расплачивался и старательно игнорировал звонок за звонком. Сан Саныч, когда припрёт, отличался настойчивостью. А Войник ещё не придумал, как объяснить своё отсутствие… незапланированное и долгосрочное отсутствие.

Время до посадки текло вяло и неповоротливо. Якоб гуглил новости, но пресса замалчивала подробности о Карнагане – видимо, дело уже передали в высшие инстанции, а там любителей сомнительного пиара водилось мало. Кольцо перекочевало во внутренний карман, и Войник то и дело проверял, на месте ли. Не надевать же его было, в самом деле, – слишком уж приметное. Да и держать в кармане джинсов тоже не хотелось, мало ли какое там проклятие на этих древних цацках.

Наконец объявили посадку, и Яша рванул к выходу одним из первых, лавируя между шумными туристами. Контингент в Каир летал несколько иной, чем на курорты Красного моря, но и тут не обходилось без классических представителей русских отдыхающих. Яков отметил, что редко кто был без алкодовеска в заклеенном пакете из Duty Free. Подготовленность земляков к отпуску вызвала улыбку.

Он уже протягивал посадочный талон, как вдруг увидел двух одетых в чёрное смуглых мужчин, которые, рассекая толпу, шли прямо к нему. Судорожно сглотнув, Якоб замер. В голове начали прокручиваться совсем не радужные варианты исхода. И журналист уже было дернулся в противоположную сторону, но «наёмники», белозубо улыбаясь, присоединились, по всей видимости, к своим друзьям в очереди.

Горный Король опять подал голос в кармане, и тут уже Якоб нещадно задушил Сан Саныча на третьей ноте и, приняв корешок билета, шагнул в рукав.

В самолёте пришлось отключить и смартфон, и ноутбук. Убедившись, что никто не придёт снимать его с рейса, Яша наконец выдохнул и погрузился в размышления, что станет делать дальше. Да, в последний раз он летал в Каир, к Борьке в гости, совсем при других обстоятельствах, гораздо более приятных. Рядом тогда сидела Машка, радовавшаяся отпуску, и ещё больше – возможности послушать редкую лекцию профессора Тронтона, ведь Борька не мог не пригласить не только друга детства, но и свою «первую любовь». Но теперь вместо Машки в соседки ему досталась скандального вида тётка, правда, тоже блондинка – с высоким пергидрольным начёсом стиля «прощай, молодость». Но ладно, со всеми при желании можно было найти общий язык, а при удаче – сохранить молчание. Переглянувшись с пассажиром у окна – сухоньким мужчиной за пятьдесят, практически пригвождённым локтем дамы, – Якоб сочувственно кивнул.

В голову некстати полезли кадры из последней «Мумии» с Томом Крузом, где при перевозке саркофага древняя принцесса устроила всем увлекательное путешествие с крушением. Якоб искренне надеялся, что реальная царевна, хоть и была при жизни жрицей Сета, авиакатастрофами не промышляла. Допустим, она была добрее, а может, пока просто не разобралась в современных технологиях. Да и вёз он не мумию, а всего лишь её любимое кольцо. И, возможно, вёз, чтобы вернуть – так скажем, закопать топор войны в горячих песках.

«Всего лишь, ага, – скептически подумал Яша, вспоминая вчерашние приключения. Похлопав по карману пиджака, он нащупал злополучный перстень. – Какой же ты была, а?.. Может, мы бы поладили, знай я тебя получше. Два умных человека ведь всегда могут договориться».

Тётка смерила его оценивающим и почему-то сразу неодобрительным взглядом поверх очков в модной красной оправе. Она пыталась устроиться в своём кресле поудобнее и всем своим видом демонстрировала, что соседи ей мешают. А может, она тоже хотела место у прохода.

Яша улыбнулся, представив, что будет, если он посмотрит на неё поверх уже своих очков.

Меж тем все наконец расселись на свои места. Командир корабля порадовал пассажиров традиционным приветствием, и самолёт загудел. Симпатичная стюардесса начала стандартную демонстрацию аварийно-спасательного оборудования. Войник невольно зажмурился. Он никогда не страдал аэрофобией… но ведь и египетские царевны за ним раньше не охотились.

Но самолёт благополучно преодолел взлётную полосу и постепенно поднялся ввысь, унося Якоба из московской весны и, как хотелось верить, прочь от проблем. Когда табло «Пристегните ремни» погасло, а напитки ещё не принесли, Войник открыл столик, достал блокнот и старенький «Паркер». Аккуратным почерком в треть высоты клетки он вывел сегодняшнюю дату. По доброй традиции Якоб совершил ритуал определения вероятности благого исхода, сложив все числа даты – седьмое апреля две тысячи девятнадцатого года, – пока не получил конечный результат.

Пять. Самое вредное число! Неопределённая середина, когда результат непредсказуем, а фортуна – ветрена. Ну что ж, человек – сам кузнец… и другое рифмующееся слово… своего счастья.

Кофе в самолёте был, как обычно, гадким. Иногда Якобу казалось, что авиакомпании устраивают кастинг на самый непотребный сорт: мерзостный вкус был призван заглушить всевозможные негативные эмоции и фобии, которые могут возникнуть при полёте. И ему, чёрт возьми, удавалось! Стоило лишь адскому напитку попасть на язык, как мигом улетучивались все мысли, кроме одной: «Надо было брать чай!» В общем, как раз то, что ему сейчас требовалось. В кои-то веки он даже попросил добавку, а вот от обеда – или уже ужина? – отказался.

После приёма пищи пассажиры наконец угомонились, и салон самолёта погрузился в благодатную тишину, которую нарушал только гул двигателей, чей-то храп и смутные долетавшие из чужих наушников звуки не то музыки, не то фильмов. Даже соседка перестала ёрзать в кресле и уткнулась в планшет с каким-то сериалом.

Яша размечтался о том, как прямо сегодня напьётся… то есть культурно отдохнёт в компании египтолога, своего друга детства. И проблемы перестанут казаться такими уж неразрешимыми. Может быть, уже завтра, ну или через недельку всё будет путём. Главное, чтоб царевна не вырубила двигатель, а неизвестный охотник не успел впечатать ему Око Уаджет на месте глаза. И как он дошёл до такой жизни? Когда от принцесс приходится спасаться бегством за четыре с половинной тысячи километров!

Якоб сам не заметил, как задремал, провалился в глубокую темноту, в которой истаяли все привычные звуки. В какой-то момент из этой темноты выплыло знакомое лицо мумии с выставки, но он уже так перенервничал, что отмахнулся и нырнул глубже в сон.

Ему снилось что-то обрывочное. Видения напоминали осколки стекла в калейдоскопе, которые никак не могли собраться в цельную картину. Как будто неведомый оператор никак не мог настроить камеру на показ чего-то конкретного.

Шумные процессии. Огонь и песок. Залы с богатым экзотическим убранством, множество людей, которых он не знал. Большая лодка и молодая женщина, стоявшая на носу, безучастно вглядывавшаяся в даль.

Якоб, как герой Уэлса, заскользил по фрагментам прошлого, что в бешеном ритме сменяли друг друга, пока не провалился в глубокий сон – настолько чёткий, что казался реальнее жизни. И в этой жизни он видел и знал больше. Он ведал сокрытое и понимал слова языка, что вот уже много веков не звучал в известном ему мире.

Владыка Обеих Земель… Таков был положенный ему древний титул, и ещё ряд положенных имён, высеченных на его саркофаге. Обеих Земель… которых не было, как его не было среди живых…

Этот титул жёг губы горечью невысказанности, теснился в груди невыплаканными слезами. Но лицо было не живее погребальной маски – спокойное достоинство. Мёртвая безмятежность. Обряд был завершён, и выбор – сделан, ещё там, в Уасет, где теперь проклинали её.

Змеиный шепот чужих мыслей не нарушал её покой. Что ей было до них, до их осуждения, когда собственный народ отринул её?

Всё шло так, как должно было, так, как она хотела.

Она подала жест слугам, и те передали ей ларец из драгоценного кедра. Говорили, что когда-то добыть кедр было легко – торговые пути процветали. Теперь в это верилось с трудом…

– Великий Владыка Хут-Уарет, чья поступь заставляет врагов трепетать и содрогаться, как поступь самого Сета, пред кем содрогаются небеса! Прими наши скромные дары во славу твою. Сокровищница Уасет оскудела и не сравниться ей с твоим великим богатством. Но да обрадует твой взор наше золото.

Удивлённый шёпоток среди свиты. Да, она не боялась произнести имя древнего Божества, избранного чужеземцами своим покровителем. Не ей надлежало бояться – им, им всем! Кроме того, кто восседал на троне.

Да, она чувствовала его Силу и не могла не уважать её. Тот, кто держал крепкой рукой всю Нижнюю Землю, не был обычным человеком. Говорили, он был колдуном и колдовство его оказалось сильнее жреческой магии древних.

Хека-хасут называли его величайшим из своих властителей.

И величайшим из властителей Та-Кемет, Та-Мери…

Рано было поднимать взгляд, и она старалась смотреть перед собой. Покорная посланница поверженного Владыки, и всё же выше прочих здесь.

– Солнце зашло для нас, когда пал наш правитель. Но я шлю тебе весть о мире и нашу добрую волю, уповая на милость твою.

Её голос лился ровно, мерно, как воды Великой Реки Хапи. Она позволила буре отгреметь прежде, чем пришла сюда.

– И правда, плохи дела в Верхней Земле, раз и послов не осталось… – усмехнулся кто-то.

– Царскую дочь послать не побоялись. В следующий раз дождёмся саму царицу? Теперь ей, должно быть, одиноко там.

– Не так уж юна теперь царица, чтобы радовать взор нашего Владыки!

– Девчонка не испугалась прийти…

– На брюхе приползла, о милости молить…

Чужие слова бессильно осыпались о доспех её бесстрастности. Нельзя было унизить того, кто стоял многим выше их всех.

Царская дочь, наследница Богов и величайших Владык древности. Сам Таа Секененра Храбрый был её отцом, и великая защитница народа Яххотеп – её матерью. Пусть глумятся, гиены, – они даже гнева её не достойны.

Но одного лёгкого жеста Апопи было достаточно, чтобы насмешки стихли и зал погрузился в почтительное молчание.

– Я приму дары твоей семьи, дочь Владык.

Звук его голоса заставил её внутренне содрогнуться. Та же спокойная воля, уверенность в своей силе, в своём праве. Он единственный в этом зале был равен ей.

– Будь моей почётной гостьей. И никто здесь не посмеет оскорбить тебя. Пусть каждый запомнит мои слова.

Последнее было сказано миролюбиво, но только глупец не различил бы угрозу. Итак, Апопи взял её под защиту… пока что.

– Владыка оказал тебе величайшую милость! Склонись! – подобострастно проговорил советник.

– Ни перед кем, кроме самих Богов, не склоняется царская дочь. – Она покачала головой и сделала несколько шагов вперёд, опустила ларец у трона – так близко, как позволяли стражи Апопи.

И по-прежнему не смотрела выше, не встречала его взгляд.

Воины шагнули было к ней, но снова их остановил один краткий жест.

– Оставьте нас, – приказал правитель.

Никто не смел возражать ему. А она кивнула своей немногочисленной свите, тем самым давая понять, что над её людьми власть была только у неё.

Распахнулись золочёные двери, и вельможи потянулись из зала. Замыкали процессию стражи, уходившие нехотя, явно не желая оставлять своего властителя наедине с дочерью врага.

– С чем ты пришла на самом деле, дочь Владык? – спросил Апопи, поднимаясь с трона. – Ведь не только чтобы принести мне дары примирения.

– Я желаю мира, властитель, и преклоняюсь перед твоей силой, – ответила она и, помедлив, закончила: – Я здесь, чтобы принести тебе в дар себя, Владыка Та-Кемет. Я желаю стать тебе супругой вопреки всему, что было меж нашими народами. Ибо, как ни слепы другие, я вижу: лишь тебе под силу снова объединить Обе Земли.

И снова тишина… которую расколол его негромкий смех.

– Ты ведь даже не смотришь на меня… и причина тому не страх, нет.

Он вдруг оказался слишком близко и, нарушив все границы, приподнял её лицо за подбородок, глядя хищно, оценивающе. Но так смотрят не на товар, не на наложницу… Так смотрят на возможную угрозу.

Встретив его взгляд – точно в бездну заглянув, – она поняла, что действительно никогда не вернётся в Уасет. Потому что здесь её жизнь завершалась.

Что увидел в ней в тот миг Апопи, она не знала – возможно, отражение той же Силы, что текла в его жилах вместе с кровью. А она смотрела на него и понимала, что величайшим из властителей его звали не из желания польстить.

Он и был таковым – правителем, достойным быть равным даже её предкам, достойным и титулов их, и атрибутов их священной власти.

– А если приму, что станешь делать тогда, царская дочь? – вкрадчиво спросил он. – Я ведь знаю, кто ты на самом деле…

– Молодой человек, имейте совесть! – чей-то противный голос ввинчивался в мозг, как звук соседской дрели в выходные. – Я вам что, подружка?

Яша проснулся рывком, поняв, что, когда уснул, в какой-то момент уронил голову на плечо соседки.

– Извините… – сконфуженно проговорил он, тщетно подавляя зевок, но тётка продолжала возмущаться, пока ей не сделали замечание уже с соседнего ряда.

Тут она переключила свой гнев на другой объект, и Якоб с облегчением вздохнул. Вот ведь некстати как! Сон ускользал, и Войник никак не мог ухватить его за хвост, рассмотреть во всех деталях… Рука инстинктивно метнулась к кольцу. То, разумеется, никуда не делось.

– Понасажают всяких, – буркнула пергидрольная мегера.

Якоб запоздало понял, что солнечные очки упали на грудь и он вовсю отсвечивал фингалом, который в паре с внушительным запасом алкоголя помог даме однозначно классифицировать соседа.

Прозвучал сигнал, и зажглось табло «Пристегните ремни». Почти четыре с половиной часа, оказывается, пролетают незаметно в компании глюков. Впрочем, это Яша давно уже знал.

Самолёт заходил на посадку. Войник тщетно пытался вспомнить подробности того, что же ему привиделось. Вмиг всё выветрилось, как бывает после внезапного пробуждения. То, что казалось таким реальным и знакомым, рассеялось, словно утренний туман, оставляя лишь лёгкую тоску по чему-то важному. Кажется, помимо красот египетских пейзажей там фигурировало какое-то имя… И вот это имя он, как назло, не дослушал.

На досмотре в шумном каирском аэропорту сердце ёкнуло ещё раз, но никаких вопросов у египетской таможни не оказалось. В прошлый раз на чемодане ему срезали замок, а теперь сумка приехала по ленте транспортёра нетронутой – и Якоб счёл это хорошим знаком. На египетской земле ему были рады.

В зале ожидания он начал высматривать Борьку. Тот всегда отличался пунктуальностью, которая могла сравниться разве что с его дотошным вниманием к деталям. Не подвёл друг и в этот раз – стоял с табличкой, на которой латиницей аккуратно было выведено «Войник» и пририсован смешной носатый человечек. Прищуриваясь даже в очках, он просеивал толпу прибывших, ища Якоба.

– Я чертовски рад тебя видеть! – без прелюдий воскликнул Войник.

Борька усмехнулся, поправил очки.

– Радость взаимна, коллега. Ну что, домой?

– Праздновать встречу, – кивнул Яша, приподняв призывно звякнувший пакет из Duty Free.

Египтолог, не чуждый радостям не только древности, но и вполне обычным, земным, тут же перехватил пакет.

– О! Это дело. Ну-ка, что привёз?

– Вискарь. Ну и напиток любителей пирамид, прям для тебя.

Борька вынул бутылку Olmeca и наставительно возразил:

– Это не те пирамиды.

– А те уже оскомину набили.

– Ладно, твоё счастье, что египтяне не гнали текилу.