Верной Ли
Верной Ли — псевдоним Вайолет Пейджет (1856–1935), британской писательницы, которая родилась во французском городе Булонь и приходилась сводной сестрой поэту Юджину Ли-Хамильтону, к чьей фамилии восходит ее псевдоним. Некоторое время она жила в Лондоне, но затем переселилась в пригород Флоренции, где и провела остаток жизни.
Вернон Ли много писала об итальянском искусстве XVIII столетия, о музыке и архитектуре, являлась участницей английского эстетического движения конца XIX века и была знакома с самым активным из его лидеров, Уолтером Пейтером, а также знаменитым Оскаром Уайльдом; ее стихи появлялись на страницах самого известного декадентского издания — журнала «Желтая книга». Однако сегодня ее помнят главным образом как автора мистической прозы. Авторитетный исследователь готической литературы Монтегю Саммерс ставил Вернон Ли выше М. Р. Джеймса, полагая, что ее произведения — величайший пример сверхъестественного в современной прозе. Ее имя, несомненно, было бы куда более известно, напиши она больше тех полутора десятков рассказов и повестей, которые принадлежат ее перу. Вероятно, наиболее известной из них является повесть «Любовник-фантом», часто печатающаяся под названием «Оук из Оукхерста». Самый значительный из выпущенных ею сборников — «Явления призраков» (1890).
Рассказ «Марсий во Фландрии» был впервые опубликован в периодике в 1900 году; позднее вошел в авторский сборник «Для Мориса: Пять невероятных историй» (Лондон: Джон Лэйн, Бодли-Хед, 1927).
Марсий во Фландрии (© Перевод В. Теремязевой)
I
— Вы правы. Это не подлинник. Это совсем другое распятие. Il y a eu substitution, — сказал старичок-антиквар из города Дюн и с таинственным видом кивнул, не сводя с меня испуганного взгляда.
Он произнес это едва слышным шепотом. В канун Дня обретения распятия в некогда знаменитой церкви сновали люди, украшавшие храм к празднику, и пожилые женщины с ведрами и швабрами, в странных головных уборах. Антиквар притащил меня сюда сразу, как только я приехал, чтобы праздничная толпа прихожан не помешала мне потом хорошенько осмотреть церковь.
Перед знаменитым распятием стояли нескольких рядов незажженных свечей, а само изваяние было окружено венками из ветвей смолистой приморской сосны и гирляндами из бумажных цветов и разноцветного муслина. По обеим сторонам от распятия горели паникадила.
— Его подменили, — повторил антиквар, опасливо озираясь по сторонам. — Il y a eu substitution.
Я и сам сразу заметил очевидное: это была работа французского мастера тринадцатого века, довольно реалистическое изображение, в то время как легендарное творение святого Луки, несколько веков провисевшее у Гроба Господня в Иерусалиме, а затем, в 1195 году, таинственным образом выброшенное на берег моря близ города Дюн, представляло собой византийский образ, как и его чудотворный «близнец» из Лукки.
— Но кому понадобилось его подменять? — с невинным видом спросил я.
— Тише! — нахмурившись, зашипел антиквар. — Не здесь. Потом, потом…
Он провел меня по церкви, куда прежде стремились бесчисленные толпы богомольцев. Однако как отступило море, оставив после себя топкое соленое болото у подножия скал, так со временем отхлынули и волны стремившихся в храм паломников. Это была небольшая, но красивая и величественная церковь в сдержанном готическом стиле, сложенная из красивого светлого камня, который морская влага покрыла пятнами чудесного ярко-зеленого цвета от фундамента до капителей и лиственного орнамента. Антиквар показал мне трансепт и звонницу — их строительство было приостановлено в четырнадцатом веке, когда чудеса в церкви пошли на убыль. Затем он повел меня в караульню — большую комнату в трифории, с камином и каменными сиденьями для тех, кто денно и нощно стерег драгоценное распятие. По словам старика, в детстве он видел в окне этой караульни пчелиные ульи.
— Разве во Фландрии принято нанимать стражу, чтобы охранять церковные реликвии? — спросил я, поскольку ни разу не слышал о таком обычае.
— Ну что вы! — ответил антиквар и снова оглянулся по сторонам. — Стража была только в этом храме. Вы никогда не слышали о чудесах, которые здесь происходили?
— Нет, — прошептал я, заразившись его таинственностью. — Или вы имеете в виду легенду о том, что статуя Спасителя отвергала все новые кресты, пока море не выбросило на берег настоящий крест?
Антиквар покачал головой и молча пошел по крутым ступенькам вниз, где находился неф. Я задержался на секунду в караульном помещении, чтобы оглядеть комнату еще раз. Ни один храм не производил на меня столь странного впечатления. От пламени канделябров расплывались широкие круги света, перемежавшиеся с темными тенями колонн, между скамьями в нефе мерцал фонарь ризничего. В церкви пахло душистой сосновой хвоей, навевавшей воспоминания о песчаных дюнах и скалах, снизу доносились женские голоса, плеск воды и звяканье ведер. Все это смутно напоминало подготовку к шабашу ведьм.
— Какие же чудеса происходили в этой церкви? — спросил я, когда мы с антикваром вышли на темную площадь. — И что вы имели в виду, когда говорили о распятии? Почему вы решили, что его подменили?
На улице было совсем темно. Позади нас на фоне бледного, залитого лунным светом неба высилась черная несимметричная громада контрфорсов и остроконечных башенок. Морской ветер тихо покачивал высокие деревья в церковном саду, в темноте желтым огнем горели ярко освещенные окна, похожие на объятые огнем арки порталов.
— Пожалуйста, обратите внимание на горгулий, — сказал антиквар, указывая вверх.
И в самом деле, на краю крыши виднелись четкие уродливые очертания волкоподобных чудовищ, еще более страшные оттого, что сквозь разинутые пасти застывших монстров струился желто-голубой лунный свет. Налетел порыв ветра, деревья зашелестели, на самой верхушке шпиля задребезжал и жалобно заскрипел флюгер.
— Боже мой, кажется, что эти твари сейчас завоют! — воскликнул я.
Старый антиквар тихо рассмеялся.
— Вот, — сказал он, — я вам говорил! В этой церкви творились такие чудеса, каких не было ни в одном христианском храме. Она помнит их до сих пор! Ну что, видели вы когда-нибудь такую дикую, необузданную церковь?
Внезапно, переплетаясь с тихим дыханием ветра и скрипом флюгера, из здания послышались резкие вибрирующие звуки.
— Органист настраивает свой инструмент, ведь завтра праздник, — пояснил антиквар.
II
На следующий день я купил одну из книжечек, которыми бойко торговали в церкви: историю чудотворного распятия. В тот же день мой друг антиквар любезно рассказал мне все, что знал об этом. Сложив все воедино, я получил более или менее правдивую версию. Вот она.
Осенью 1195 года, после ужасного шторма, на берег моря возле города Дюн было выброшено судно. В те времена Дюн был маленькой рыбацкой деревушкой в устье реки Нис, напротив опасного подводного рифа.
Судно перевернулось и разбилось в щепки; возле него, на песке и смятой траве, лежало скульптурное изображение распятого Спасителя, но без креста и без рук — по всей видимости, они были сделаны из отдельного каменного блока и откололись. Как только весть о находке распространилась по округе, немедленно нашлись ее владельцы. На распятие претендовали: маленькая местная церковь, на чьих землях статуя была найдена, бароны Крей, имевшие право забирать себе все грузы, выброшенные на берег в этом месте, и огромное аббатство Сен-Ay из Арраса, духовные окормители здешних мест. Однако живший неподалеку праведный отшельник имел видение, разрешившее спор. Этому человеку явился сам святой Лука, который поведал, что фигуру Спасителя изготовил он сам, что это одно из трех распятий, висевших у Гроба Господня в Иерусалиме, что три рыцаря — нормандец, тосканец и аррасец, получив благословение небес, похитили распятия у неверных, положили в три лодки без гребцов и пустили по морю. Первая лодка была выброшена на берег у побережья Нормандии возле Саленеля; вторая причалила к берегу возле итальянского города Лукка, а третью нашел рыцарь из Артуа. Что касается последнего пристанища распятия, то, сказал отшельник, пусть оно само решает, где ему быть. Так посоветовал ему святой Лука. Распятие торжественно отправили обратно в море и в тот же день вновь нашли на прежнем месте — на песке и примятой траве в устье Ниса. После чего распятие поместили в маленькую церковь Дюна. Вскоре в храм потекли толпы верующих, желавших возложить свои дары к ногам каменного Христа, и церковь, освященную присутствием Спасителя, решили перестроить.
«Святой образ из Дюна» — Sacra Dunarum Effigies — творил удивительные, нерядовые чудеса. Слава о нем быстро разлетелась по стране, ибо чудеса не прекращались. Как уже сказано, образ нашли без креста; несмотря на горячие молитвы и напряженные поиски по всему побережью, ни креста, ни остальных утраченных деталей море не выбросило. После долгих дискуссий было решено изготовить новый крест и прикрепить его к образу. Для этой цели из Арраса в Дюн вызвали самых искусных камнерезов. И что же? В тот самый день, когда крест торжественно установили в церкви, произошла неслыханная, ужасная вещь. Образ, накануне вечером подвешенный совершенно прямо, на следующий день сместился и резко накренился вправо, словно желая избавиться от креста.
Это видели не только сотни прихожан, но и местные монахи. Они немедленно зафиксировали случившееся в летописи, которая вплоть до 1790 года хранилась в епископских архивах Арраса, в монастыре Сен-Лу.
Дальше начались чудеса, прославившие чудотворное распятие на весь христианский мир. Образ никак не хотел оставаться в одном положении, все время смещался в сторону, и каждый раз создавалось впечатление, что это свершалось ценой огромных усилий. А через десять лет после обретения распятия, в один прекрасный день монахи и жители Дюна обнаружили, что образ висит в прежнем положении, но — о чудо! — без креста, сломанного в трех местах и брошенного на ступеньки перед входом в часовню.
Горожане, чьи дома стояли неподалеку от церкви, рассказали, что среди ночи их разбудили глухие раскаты грома. Наверное, это был звук падения каменных обломков, хотя… кто знает? Возможно, шум произвел сам образ, наконец-то сумевший избавиться от чужеродного креста. В этом и заключалась тайна: распятие, изготовленное руками святого и чудом попавшее в Дюн, отвергло сделанный для образа крест как нечто богопротивное. Так объяснил случившееся настоятель церкви в ответ на гневные проповеди аббата из Сен-Лу, выражавшего недовольство по поводу столь странных чудес. И в самом деле: как вскоре обнаружилось, кусок мрамора не был очищен от греховного прикосновения человека и не прошел необходимых обрядов до того, как образ прикрепили к кресту. Огромная, непростительная оплошность! С опозданием, но заказали новый крест. Его освящение произошло лишь через несколько лет.
Тем временем настоятель приказал построить в церкви караульное помещение с камином и нишей, после чего получил разрешение Папы посадить в караульню стража, наблюдавшего за распятием днем и ночью под предлогом того, что драгоценную реликвию могут украсть.
К этому времени образ затмил все подобные скульптуры, и деревушка Дюн, расположенная вдали от основных путей паломников, быстро превратилась в город — достояние сказочно разбогатевшего настоятеля церкви Святого Креста.
Что касается аббатов монастыря Сен-Лy, у них на этот счет имелось свое мнение. Номинально оставаясь вассалами монастыря, настоятели церкви в Дюне постепенно вытянули у Папы привилегии, фактически дававшие им независимость. В частности, им разрешалось отсылать в аббатство Сен-Лy лишь незначительную часть доходов, получаемых от бесчисленных паломников. Особенно злобствовал по этому поводу аббат Вальтериус: он обвинил церковный приход Дюна в том, что там специально наняли сторожа, дабы распространять домыслы о странных перемещениях образа Спасителя, до сих пор пребывавшего без креста, игнорируя тот факт, что нет такой прямой линии, по которой можно было бы выправить положение фигуры. В конце концов был сделан и освящен новый крест, и в том же году, в праздник Святого Креста, образ прикрепили к нему в присутствии огромного количества монахов и прихожан. На этот раз, решили все, Спасителю понравится крест, и невероятные происшествия, вызывавшие сомнение в святости образа, прекратятся.
Эти ожидания вскоре развеялись. В ноябре 1293 года, через год после возникновения странных слухов о распятии, образ вновь сдвинулся. Точнее, судя по положению креста, фигура начала извиваться. В том же году, в канун Рождества, крест сломался во второй раз и упал на пол, рассыпавшись на множество осколков. В караульном помещении лежал дежуривший в ту ночь священник — как подумали сначала, мертвый. Изготовили третий крест, и на этот раз освящение проводилось в тайне. Под предлогом ремонта крыши церковь на время закрыли, чтобы совершить обряд, очищающий святыню, побывавшую в руках рабочих, от осквернения. Впоследствии настоятель старался пресечь разговоры о чудесах так же настойчиво, как его предшественник трубил о них повсюду. Священник, стороживший церковь в канун того примечательного Рождества, таинственным образом исчез; якобы он сошел с ума и был отправлен в церковную тюрьму, чтобы не наговорил лишнего. Вскоре — не без помощи монахов из Арраса — о маленькой церкви в Дюне поползли самые странные слухи. Следует напомнить, что церковь стояла на небольшом холме и была отделена от города высокими деревьями. С одной стороны ее окружали монастырские постройки, с другой — вода, с третьей — высокие стены. Тем не менее люди утверждали, что по ночам, когда ветер дует со стороны церкви, оттуда доносятся странные звуки. Во время шторма эти звуки были слышны особенно отчетливо: вой, стоны и громкий топот, как во время деревенских плясок. Один шкипер рассказывал, что в День Всех Святых, когда его судно входило в устье реки Нис, он видел, что церковь ярко освещена, а в ее огромных окнах полыхает пламя. Но тот шкипер был известным пьяницей, любителем дурацких россказней, и все решили, что свет в караульне он принял за пылающий огонь. На защиту церкви встали не только горожане, но и монастырь, чье процветание зависело от толп паломников, и странные истории очень быстро были замяты. Однако они достигли ушей настоятеля монастыря Сен-Лу. После этого произошло событие, которое все расставило по своим местам.
Ибо в канун Дня Всех Святых 1299 года в церковь ударила молния. Очередной сторож был найден мертвым посреди нефа; крест был сломан пополам, и — о ужас! — образ Спасителя исчез. Всеобщий страх усилился, когда статуя была найдена за алтарем: она лежала, изогнувшись, словно в конвульсиях, и на ней — об этом говорили шепотом — остались черные следы от удара молнии.
На этом чудеса в Дюне закончились.
В Аррасе собрался церковный собор, и храм закрыли на год. Затем открыли вновь; на новом освящении присутствовал сам аббат монастыря Сен-Лу, а настоятель церкви Святого Креста прислуживал ему во время мессы. Была построена новая часовня, где установили украшенное драгоценными каменьями чудесное распятие, увенчав голову Спасителя огромной и пышной короной — по слухам, полученной в дар от герцога Бургундского.
Эта пышность, как и присутствие аббата, стала понятна, когда настоятель выступил вперед и объявил, что свершилось последнее и самое великое из чудес. Подлинный крест, на котором образ Спасителя висел у Гроба Господня и ради которого статуя разрушила все иные кресты, оскверненные руками грешников, был выброшен волнами на берег близ Дюна — в том самом месте, где сто лет назад нашли изображение распятого Спасителя. «Вот, — сказал настоятель, — объяснение ужасных происшествий, наполнявших скорбью наши сердца. Но теперь святой образ удовлетворен, он будет мирно покоиться в храме и творить чудеса в ответ на наши молитвы».
Одна часть этого предсказания сбылась: с того дня образ больше не двигался. Но чудеса в храме прекратились. Появились новые реликвии, обретенное распятие стали забывать, толпы паломников поредели. Теперь в церкви собирались лишь местные прихожане, а строительство так и не было закончено.
Что же случилось? Никто не знал, да и не хотел знать. Но в 1790 году дворец архиепископа Аррасского был разграблен, и некий нотариус, живший поблизости, купил значительную часть монастырских архивов по цене бумажного мусора. Неизвестно, зачем он это сделал — то ли из интереса к историческим документам, то ли из желания найти факты, способные подтвердить его неприязнь к церковникам. Потом об этих документах надолго забыли — до тех пор, пока их не купил мой друг антиквар. Среди бумаг, похищенных из дворца во время беспорядков, находились и хроники из забытого монастыря Сен-Лу, в том числе собрание записей о церкви в Дюне. Эти записи представляли собой отрывки из протоколов допроса, учиненного в 1309 году. Чтобы понять их смысл, необходимо вспомнить, что в то время как раз начались процессы против ведьм, а после расправы с тамплиерами стало модно решать финансовые проблемы государства с помощью религии.
Оказывается, после катастрофы, случившейся в канун Дня Всех Святых, в октябре 1299 года, настоятеля Урбана де Люка внезапно обвинили в святотатстве и колдовстве, в сотворении чудес дьявольскими средствами и превращении своей церкви в сатанинский вертеп.
Настоятель понял, что обвинения исходят от разъяренного аббата монастыря Сен-Лу. Привилегии, полученные от архиепископа, позволяли ему немедленно обратиться в высший церковный трибунал, но вместо того, чтобы спасать свою жизнь, настоятель отдал себя на милость аббата, которого открыто презирал. Аббат, по-видимому, был удовлетворен таким поворотом событий, и вскоре, после ряда формальных допросов, дело было закрыто, о чем и говорят соответствующие записи, сохранившиеся в архивах архиепископа Аррасского.
Часть этих записей мой друг любезно позволил мне перевести с латинского языка, чтобы читатель мог составить собственное мнение о деле.
«Следующий пункт. Господин аббат выражает удовлетворение тем, что его преподобие отец настоятель не имел личных сношений с духом зла (Diabolus). Тем не менее серьезность обвинения требует…»
Далее страница оторвана.
«Гуго Жако, Симон ле Куврер, Пьер Дени, а также опрошенные горожане из Дюна дали нижеследующие свидетельства.
Шум из церкви Святого Креста доносился по ночам, когда бушевал шторм, и всегда предвещал кораблекрушение. Из церкви раздавались стоны, грохот, волчий вой, а иногда звуки флейт. Некий Жан, присужденный к выжиганию клейма и наказанию кнутом за разведение костров на берегу моря, в результате чего в устье Ниса разбивались корабли, во время допроса с применением блоков и веревки показал следующее: банда пиратов, в которой состоял и он, заранее определяла приближение шторма именно по звукам из этой церкви. Свидетель нередко перелезал через ограду и шнырял по церковному двору в ожидании этих звуков. Завывания и стоны, описанные предыдущими свидетелями, ему хорошо знакомы. Он слышал рассказ одного крестьянина о том, как однажды ночью его преследовала стая волков, хотя хорошо известно, что в нашей местности за последние тридцать лет не замечено ни одного волка. Свидетель полагает, что началу жесточайшего шторма всегда предшествовали громкие звуки флейт и дудок (quod vulgo dicuntur flustes et musettes), причем такие сладкие, каких не слыхивал и король Франции у себя при дворе. На вопрос, видел ли он что-либо, свидетель ответил, что видел ярко освещенную церковь, но по приближении к ней она оказывалась темной, и только в караульне горел слабый огонек. Однажды ночью, когда флейты, дудки и вой звучали особенно громко, ему показалось, что он видел волков, а на крыше церкви маячила человеческая фигура, однако он испугался и убежал, и более ничего не знает.
Следующий пункт. Господин аббат желает, чтобы его преподобие ответил, положив руку на Евангелие, слышал ли он сам вышеназванные звуки.
Его преподобие категорически отрицает, что когда-либо слышал подобные звуки. Однако под угрозой допроса с пристрастием (дыба?) признался, что ему часто рассказывал об этом священник, дежуривший в церкви по ночам.
Вопрос: Рассказывал ли тот священник его преподобию что-либо еще?
Ответ: Да, но только на исповеди. Более того, последний сторож — убитый молнией нечестивец, совершивший несколько ужасных преступлений, безумец, которого следовало бы отправить в сумасшедший дом, — был нанят только потому, что никто не соглашался дежурить в церкви по ночам.
Вопрос: Расспрашивал ли отец настоятель предыдущих сторожей?
Ответ: О том, что они слышали по ночам, сторожа рассказывали только на исповеди. Предшественники отца настоятеля свято блюли тайну исповеди, и он сам желал бы поступить так же.
Вопрос: Что произошло со сторожем, ночевавшим в церкви после Дня Всех Святых?
Ответ: Настоятель этого не знает. Тот человек сошел с ума. Его преподобие полагает, что сторожа отправили в дом умалишенных».
Очевидно, его преподобию Урбану де Люку был приготовлен некий неприятный сюрприз, поскольку дальше я прочел:
«Следующий пункт. По приказу господина аббата слуги вводят Робера Бодуина, священника, некогда служившего сторожем в церкви Святого Креста и в течение десяти лет находившегося в тюрьме, куда его отправили по приказу его преподобия настоятеля. Сторож отказывается говорить, закрывает лицо руками и издает вопли. Его пытаются успокоить, говорят ему ласковые слова. За дело берется сам господин аббат — безуспешно. Наконец, под угрозой применения дыбы, сторож перестает упрямиться и немного успокаивается, но время от времени вскрикивает, жалуется и болтает всякий вздор, как это делают умалишенные.
Вопрос: Помнит ли священник, что происходило накануне Дня Всех Святых в церкви до того, как он упал в обморок?
Ответ: Нет. Грех говорить о таких вещах перед лицом высокого церковного собрания. Он всего лишь невежественный человек, к тому же сумасшедший. И очень хочет есть.
Он получает кусок белого хлеба со стола самого господина аббата. После этого перекрестный допрос продолжается.
Вопрос: Что он помнит из событий, произошедших в День Всех Святых?
Ответ: Он считает, что не всегда был сумасшедшим. И не всегда сидел в тюрьме. Ему кажется, что когда-то он плыл в лодке по морю и т. д.
Вопрос: Помнит ли свидетель, бывал ли он когда-либо в церкви города Дюн?
Ответ: Не помнит. Но уверен, что не всегда сидел в тюрьме.
Вопрос: Слышал ли свидетель когда-либо вот такие звуки? (Господин аббат приказал своему шуту, прекрасному музыканту, заиграть на свирели.)
При этих звуках свидетель задрожал с головы до ног, разрыдался, упал на колени, схватил господина аббата за полы сутаны и попытался спрятать в них голову.
Вопрос: Почему он испытывает такой неподобающий ужас в присутствии доброго господина аббата?
Ответ: Свидетель не в силах слышать звуки свирели. От них у него стынет кровь. Он много раз говорил господину настоятелю, что больше не останется на ночь в караульне. Он боится за свою жизнь. Он не осмеливается осенять себя крестным знамением и не может читать молитвы, потому что боится огромного дикого человека. Этот человек схватил святой крест, разломил его пополам и принялся забавляться с обломками. В это время с крыши слетели все горгульи и пустились в пляс, встав на задние ноги и завывая, а дикий человек играл на церковном органе. Чтобы чудовища не забрались в караульню, свидетель быстро составил круг из маленьких крестиков, сложенных из стеблей ржи. Ах, ах, ах! Опять эти звуки! Воют волки!
Всеобщая суматоха.
Следующий пункт. Больше от свидетеля не удается добиться ничего. Он падает на пол и начинает биться, как одержимый. Его быстро удаляют с глаз его преосвященства господина аббата и его преподобия отца настоятеля».
III
На этом записи допросов прерываются. Удалось ли высокому церковному собранию выяснить правду об ужасных событиях, происходивших в церкви города Дюна? Догадались ли они, что послужило причиной?
— А причина и в самом деле была, — сказал антиквар, снимая очки, — вернее, существует до сих пор. Сейчас вы поймете то, чего шесть веков назад не могли понять ученые духовные лица.
Он встал, взял с полки ключ и повел меня к себе домой. Жил он на берегу реки Нис, в миле от Дюна.
Между низкими фермами виднелись соляные топи, покрытые сиреневыми зарослями кермека. Это был Остров Птиц — огромная песчаная отмель в устье Ниса, где собирались все виды морских пернатых. За ним, озаренные зловещим красным светом вечерней зари, мелькали белые гребешки морских волн. С другой стороны простиралась суша, где высоко над крышами домов возносила свой шпиль церковь города Дюн: виднелись ее высокая звонница, ломаные изгибы фронтонов и контрфорсов, а сидящие на крыше горгульи и окружавшие церковь сосны на фоне кроваво-красного неба казались совсем черными.
— Я же вам говорил, — рассказывал антиквар, вставляя ключ в замок одной из дворовых построек, — что распятие подменили. Сейчас в церкви Дюна висит вовсе не то чудотворное распятие, которое было выброшено на берег волнами в тысяча сто девяносто пятом году. Я считаю, что в нашей церкви находится скульптурная копия, о чем есть соответствующая запись в архивах монастыря Сен-Лу. В тысяча двести девяносто девятом году ее предоставили аббату камнерезы Этьен Ле Мае и Гийом Пернель, и в том же самом году в Дюне прекратились сверхъестественные явления. А подлинный образ Спасителя вы сейчас увидите и все поймете.
Антиквар открыл дверь, вступил в низкий сводчатый коридор, зажег фонарь и пошел вперед. Очевидно, мы попали в подвал какого-то средневекового здания: в темноте между массивными колоннами витали запахи вина, влажной древесины и еловых веток, которыми были утыканы стены.
— Здесь, — антиквар поднял фонарь над головой, — его и заточили, но прежде проткнули железным прутом, как вампира, чтобы он больше не ожил.
Изваяние стояло, прислоненное к темной стене, в окружении вязанок хвороста. Фигура была выше человеческого роста, обнаженная; руки отломаны по самые плечи, голова с растрепанными волосами тянулась вверх, лицо искажено от невыносимой муки, мышцы напряжены, как у всех распятых, ноги связаны веревкой. Такие изображения я видел во многих музеях. Я подошел ближе, чтобы рассмотреть ухо: оно было в форме остроконечного листа.
— Ах, я вижу, вы все поняли, — сказал антиквар.
— Да, я понял, — ответил я, не зная, что он имеет в виду. — Эта статуя — вовсе не Христос, а древний сатир Марсий, ожидающий кары.
Антиквар кивнул.
— Именно так, — сухо подтвердил он. — Это все объясняет. И мне кажется, аббат и настоятель поступили предусмотрительно, когда проткнули его железным прутом, вынося из церкви.
