Безопасное место
Кэрол Эмшвиллер
Все началось со странного чувства в подошвах ног. Скоро что-то случится. Может, землетрясение. Да, так всегда бывает. Или террористы. Как бы то ни было, что-то грядет.
Почему из всех людей именно я, старушка, получаю это предупреждение, а остальные люди продолжают жить, как жили? Может, у меня есть уникальный талант?
Хотя мой кот тоже это ощущает. Он трясет лапами, словно их тоже покалывает, как и мои ноги. Он смотрит на меня, словно говоря: «Почему ты ничего не делаешь?» — и я отвечаю ему: «Сделаю».
Оно приближается. Я выберусь отсюда, пока все не начали пытаться сбежать одновременно.
Хотя… Может быть, я просто чувствую будущее в общем смысле слова. Всех нас поджидает беда, а в мои-то годы, видимо, до нее и вовсе рукой подать. Я буду так же мертва, как и большая часть человечества. Мама… папа… Достоевский.
Но стоит ли мне рисковать? Стоит ли успокоиться и решить, что это покалывание совершенно нормально?
Если бы я тогда знала. А еще: кому бы мне рассказать об этом? Мне бы хотелось быть не одной. Нет-нет, не подумайте, хороший кот — это отличная компания, и порой я правда обсуждаю с ним всякое разное, но и представитель моего вида тоже бы не помешал. Но я не могу вспомнить ни одного человека, который бы мне поверил; никого, кто хотя бы не стал мне мешать, когда я попытаюсь сбежать в поисках безопасного места.
Это дрожание, это вибрирующее покалывание становится все хуже. Оно распространяется от самой земли и по ногам переходит в позвоночник. Сегодня я почувствовала его аж на шестом этаже, в своей квартире. Я побежала в главный коридор. Простояла там двадцать минут. Потом я схватила Нэтти, надела на него ошейник, прицепила поводок и помчалась наружу, пробежала весь квартал и спряталась под деревом. И снова стала ждать. Кот трясся не меньше моего. Значит, я права. Я пробежала еще дальше, но остановилась у какого-то подъезда рядом с парком, чтобы перевести дыхание.
Раньше здесь вечно бродили голуби, а теперь все куда-то исчезли. Не осталось ни одного! Мы с Нэтти перепугались еще больше.
Должно быть, лицо мое выдавало то, что происходило в душе: кто-то спросил у меня, что случилось. Я сказала, что просто закружилась голова. Не хотела, чтобы другие знали. Надо уйти на безопасное расстояние до того, как другие поймут, что им грозит что то страшное.
Я проверяю, не исчезло ли странное чувство в ногах. Нет, они дрожали пуще прежнего. Интересно, почему остальные не чувствуют этого? Ну что ж, тем лучше для меня: будет больше времени сбежать.
Хорошо бы забраться на какую-нибудь гору. Оттуда на меня ничто не упадет, и вода туда не добежит, но в окрестностях нет даже холмика. Я пойду на запад, хотя не уверена, есть ли еще время. В любом случае, на природе будет лучше, чем в городе. Возьму все деньги и дождевик.
Я иду домой, в последний раз плотно обедаю, упаковываю в рюкзак побольше кошачьего корма (сгодится для нас обоих) и свои витамины. Мы выдвигаемся в путь. Нэтти тоже едет в рюкзаке, сверху. Он не против. Он рад, что я наконец что-то делаю.
Я даю таксисту двадцать долларов и прошу его отвезти меня на запад, на какое расстояние хватит денег. Он такой милый, проезжает еще дальше. Он не возражает против того, что я притащила в салон кота. Я спрашиваю, не пойдет ли он с нами. Мы бы не отказались от спутника. Особенно от такого приятного человека, да еще и с машиной. Я рассказываю ему, почему сбежала. Я говорю, что нам надо поторопиться, пока дороги не заполонили спешащие люди. Он этого не говорит, но мне кажется, что он мне не верит. Предпочитает вернуться к работе.
Итак, я отправляюсь пешком. Он завез меня довольно далеко в пригород. Не думала, что доберусь так далеко за один день. Я все еще напугана, но все складывается удачно. Я стою неподвижно и снова прислушиваюсь к ощущениям в ногах. Да, сомнений нет: опасность не дремлет, хоть я и пытаюсь напомнить себе, что жить вообще опасно, и особенно в моем возрасте.
Но прямо сейчас мне нужно найти место для ночлега. Не хочу тратить больше денег, чем необходимо. Нужно растянуть их, хотя бы пока не доберусь до Скалистых гор.
Наступает ночь, но я все бреду. Надеялась миновать домишки и склады и добраться до сельскохозяйственных угодий, но нет, не получилось. Мне хотелось уснуть где-нибудь на природе, в лесу или парке. Но я так вымотана, что не могу продолжать путь и падаю, где остановилась. Поблизости нет ни дерева, ни кустика, только склады; над головой низко летают самолеты. Я настолько устала, что они мне вовсе не мешают, разве что утром я проснулась именно от их гула. Я забеспокоилась, что кот мог испугаться и убежать, но он остался со мной. Я почти все время держу его на поводке, но не привязываю ни к чему. Он не сбежит: слишком старый.
И мы снова отправляемся в путь (разделив по-братски завтрак из кошачьего корма). Почему же никто больше не пытается убежать? Почти все направляются в город, словно ничего не происходит. Может, у меня есть особый талант, который необходимо изучать? Как у животных, которые предсказывают землетрясения? Может, мне надо рассказать об этом ученым до того, как это произойдет, чтобы, когда это наконец случится, я уже все предскажу? Как вообще найти ученого? И ведь нужен еще такой, которому это будет интересно. Вряд ли на моем пути попадется много университетов. Если опасность столь близка, как я чувствую, мне надо поторопиться с поисками.
Я так счастлива нашему быстрому продвижению, что отвожу нас поужинать в закусочную. Мне — гамбургер, а Нэтти — рыба.
Этой ночью я нахожу отличное место для ночлега: три метра в высоту, метр с небольшим в длину, меньше метра в ширину. Есть даже подобие окна. Я не скажу вам, где мы остановились, хотя не думайте, что я чего-то стыжусь. На самом деле, похоже, я вообще ничего такого не стыжусь, даже если приходится сильно запачкаться.
Теперь мы ушли так далеко, что о цунами можно не беспокоиться. Но теперь мы вошли в область ураганов. Мы с Нэтти пристально изучаем небеса.
Где бы я ни останавливалась, мне хотелось, чтобы рядом было маленькое деревце. Если уж больших не сыскать. С тех пор как я давным-давно приехала в город, у меня не было собственного дерева. А еще мне хотелось бы, чтобы поблизости лежал славный кругленький камень в лишайниках, который нагревается днем и весь вечер остается горячим. Мне бы хотелось где-то развести огонь, и чтобы можно было посидеть на бревне. И чтобы Нэтти было где устроиться на ночь.
Я покупаю в магазине тележку, чтобы возить в ней всякую всячину, например бутылки с водой. Готовлюсь пересекать среднюю область Америки: там редко где можно остановиться и отдохнуть.
На парковках я прошу людей подвезти меня, но, если мне отказывают, я просто иду пешком. И обычно мне отказывают. Я никого не виню: в конце концов, я сейчас грязная, вся в лохмотьях, а мои мешки и тележка очень громоздки и влезают разве что в грузовик. Если бы я увидела себя ковыляющей по дороге со всем этим скарбом, я бы решила, что рехнулась. И подвозить в машине бы себя не стала. И все же время от времени люди сажают меня в свои авто. Обычно в старый пикап. И обычно поездка длится недолго.
Я уже не помню, сколько прошло дней, но сейчас мир кажется спокойным. Конечно, новостей я не получаю. Может, беда уже случилась, а я о ней не знаю, хотя, думается, об этом говорили бы в закусочных и зонах отдыха. Когда мне на глаза попадаются газеты, я всегда читаю заголовки (но денег своих я на такое не трачу). Да и вообще, если бы буря уже разразилась, мои ноги перестали бы посылать мне свои сигналы. И лапки Нэтти тоже. С другой стороны, после одного несчастья вполне может случиться и другое. Сразу за первым.
Впереди дорога вьется по холму. Ужас какой: мне надо будет толкать тележку в гору. Но прежде, чем добраться туда, мне нужно пройти город. Я иду мимо одной из этих крошечных сельских больниц. Как удобно: она совсем рядом. Зайду-ка я туда и попрошу их проверить мои ноги. Может, им следует меня осмотреть. Чтобы увидеть знамения. И лапки Нэтти тоже.
Я прячу тележку в кустах неподалеку от входа.
Дама у стола спрашивает меня, не хочу ли я сначала принять душ. Я и так подозревала, что от меня уже изрядно попахивает, но я говорю ей, что все равно опять испачкаюсь.
— Я путешествую, — говорю ей.
— Но разве вам не хочется воспользоваться этой возможностью?
Я не мылась с самого начала путешествия. Так, ополаскивалась на остановках.
Я знаю, на самом деле она имеет в виду, что доктору будет гораздо приятней осматривать меня, если я вымоюсь.
— А как насчет моего кота?
Она разрешает ему пройти в ванную комнату со мной:
— Он ведь на поводке.
И в кабинет врача его тоже пускают.
Какие тут все милые!
— Я хочу заявить о своих ногах. И о лапках моего кота.
Врач не верит, что мои ноги предсказывают несчастья. Прямо он об этом не сообщает, но догадаться можно.
— Ну что ж, — говорит он, — тут повсюду столько несчастий, что только предсказывай и предсказывай.
У него узкие черные усики. Такие усы всегда действуют на меня угнетающе, но на самом деле он довольно милый человек.
— Это что-то очень, очень масштабное. Вроде торнадо, или землетрясения, или огромного грязевого оползня. Все зальет грязью, насколько хватает глаз.
— Где вы живете? Вы вообще едите?
— Да, ем, и рыбы много ем. Знаю, что она полезная.
Не хочу, чтобы он считал меня безграмотной бродяжкой.
— Если пройти немного дальше по дороге, вы увидите приют. Там можно бесплатно поесть.
— А кошачий корм у них есть?
— Вам есть, где жить?
— Но, доктор, это мое дрожание… Оно становится все сильнее. Я думала, вам может быть интересно. Я думала, вы захотите взглянуть.
— Беспокоиться не о чем. У пожилых часто подергиваются конечности. Это от нервов. Давайте я напишу вам адрес приюта, вам там помогут.
Но я боюсь, что меня там запрут. Мне придется остаться здесь, и, если несчастье случится где-то поблизости, я не смогу сбежать.
Говорю, что сразу же туда и отправлюсь. Но на самом деле я туда не пойду.
— Если подождете немного, я могу вас отвезти.
— Я, пожалуй, лучше пройдусь.
Он не отпускает меня, пока я не показываю, сколько у меня денег. Их у меня осталось порядочно. А еще я показываю ему витамины и масло из печени трески. (Мы с Нэтти вместе его принимаем.) Доктор впечатлен.
Но хоть за прием он много не берет. Хотя он ничего и не сделал, просто сказал мне, что у меня все хорошо.
Да, грядет что-то плохое… То есть большое несчастье… А в мире столько славных людей, вроде этих из больницы. Жаль, что так многим придется умереть. Я пытаюсь сказать им, но они не хотят слушать.
И в бесплатную столовую я не иду, хотя обед пришелся бы кстати. Я уже давно не ела овощей. Но я волнуюсь: вдруг меня остановят. Знаю, что со стороны это выглядит, мягко говоря, странно: старушка с огромным тюком идет пешком — пешком! — через всю страну. Надо бы придумать хороший повод. Может, сказать, что это мой марафон против рака груди? Почему я раньше до этого не додумалась?
К вечеру я все-таки добираюсь до холма. Дорога петляет. Она все еще широкая: четыре полосы. Придется непросто. И еще это опасно. Наверняка часто бывают оползни.
Я с трудом продолжаю идти. Негде остановиться на ночлег. Одни уклоны и косогоры.
Рядом со мной останавливается серебристая спортивная машина. Верх откинут. Это доктор. Да, такая машина хорошо подходит под его усы. Что же он здесь делает?
Он говорит, что ему не нравится мой вид. Уже смеркается. Неужто он так хорошо может меня разглядеть?
Он открыл багажник:
— Ставьте свою тележку внутрь.
Я схожу на придорожные камни. Он не может последовать за мной. Он же в машине.
Но вот он выходит и открывает для меня пассажирскую дверь:
— Я вас отвезу.
Слава Богу, что уже почти стемнело. А в тени булыжников, где притаились мы с Нэтти, и того темнее. Нэтти — котик разговорчивый, но он знает, когда лучше помолчать.
Доктор несколько раз кричит мне: «Я могу помочь!»
Вот уж чего мне не надо, так это помощи.
Наконец он уезжает.
И что теперь? Меня что, будут преследовать? Чтобы схватить сумасшедшую? Стоит ли мне еще о чем-то беспокоиться? И какое им вообще дело?
Буду идти всю ночь. Так безопаснее.
Когда мимо проезжает машина, я прячусь в канаве. С моей тележкой и прочим скарбом это не так уж просто. Но хотя бы машины видно издалека.
Мы доходим до вершины холма. Теперь — и довольно долго, к счастью, — дорога снова будет идти прямо.
Наконец мне приходится остановиться и заснуть прямо здесь, в канаве.
Утром я вижу, что кто-то идет далеко, далеко, далеко впереди меня — я бы сказала, километрах в девяти. Здесь дорога такая ровная, такая прямая, да и деревьев так мало, что видно очень далеко. До следующего холма, как мне кажется, километров восемнадцать.
Часы идут, и я приближаюсь к незнакомцу. Он не останавливается отдохнуть. И я тоже. А что, если он тоже чувствует что-то странное? Чем нас будет больше, тем безопаснее. Ну, для меня, во всяком случае. Может, если доктор увидит, что я не одна… а особенно, что со мной мужчина… он больше не будет меня беспокоить.
От надежды я вся трясусь. Может, есть кто-то еще, кто знает то, что знаем мы с Нэтти. Он не подумает, что я свихнулась.
И вот наконец он присел. Через полчаса я его догоняю, и затем прохожу мимо него, чтобы как следует разглядеть.
Мы оба немолоды. Оба исхудали от долгой ходьбы. Оба загорели на солнце, у обоих обветрились губы. На нас большие шляпы. Я раздобыла свою, когда стала задумываться о том, как буду пересекать пустыню.
Он таращится на меня, когда я прохожу мимо. Ему так же интересно узнать обо мне, как и мне — о нем. Его тележка гораздо больше и прочнее моей. Даже больше похожа на тачку. Он обвязал себя канатом и другой конец прицепил к тележке, чтобы можно было ее тащить. Не удивлюсь, если у него нет палатки. А сверху привязана сковородка. Бьюсь об заклад, ему автостопом прокатиться не удалось ни разу. Слишком много вещей.
Для отдыха он нашел приятное местечко. Там течет ручей, и вдоль берегов даже растут несколько чахлых тополей. Не то чтобы они давали много тени… Под дорогой проходит водопроводная труба на случай, когда в ручье есть вода. Вот там, наверное, он справляет малую нужду.
Я разворачиваюсь и иду назад.
На вид он напоминает деревенского жителя… крестьянина, может… хотя сейчас, наверное, я тоже на горожанку не похожа.
Перед тем как присесть (не слишком близко к нему), я гляжу на небо. Там, на дороге, этого неба — хоть завались.
Я говорю:
— Пока что все в порядке.
Он не снисходит до ответа. И так понятно, что пока все хорошо.
Мы сидим, ничего не говоря, но я не знаю, это неловкое молчание или все-таки ловкое.
Единственным, кто задает вопрос, оказывается Нэтти: «Мяу?»
Когда мужчина встает, чтобы продолжить путь, я следую его примеру. Он не просил меня идти с ним, но от моего общества и не отказывался.
Уже вечер, и то место отлично подходило для ночевки, но он все равно уходит. Может, он пытается от нас отделаться? Некоторые просто не любят кошек.
Он собирается идти всю ночь? Я не решаюсь спросить. Если спрошу, возможно, он скажет мне не идти за ним.
Мы все идем и идем. Ближе к утру он подходит к чахлой рощице. Я стою метрах в тридцати позади него, чтобы не беспокоить. Я падаю прямо у дороги. Можно сказать, в канаву. По крайней мере, тут достаточно уединенно: вдоль дороги растут кусты. Почти как по берегам реки. У меня даже не хватает сил достать нам банку кошачьего корма.
На следующее утро я просыпаюсь поздно. Просыпаюсь от звуков дорожного движения, если только одна машина раз в десять минут может считаться дорожным движением. Мои ноги колет еще больше, чем раньше. Неведомое подбирается ближе.
Я изучаю небо: ни облачка. Деревьев тоже нет, за исключением той купы, где мужчина разбивал лагерь. Теперь он ушел вперед. Прошел уже несколько миль по дороге. Может, ему правда не нравится, что мы преследуем его, но все же уйти я ему не дам.
Мы с Нэтти едим наш кошачий корм и спешим ему вслед. Мы идем быстрее, чем он, ведь ему приходится тащить такую огромную тележку.
Утро стоит чудесное. Вдоль обочин вовсю цветет хризотамнус. Ярко-желтые цветки. Несмотря на грядущее несчастье, я напеваю себе под нос. Необязательно хандрить только потому, что у тебя покалывает ступни, мир полон уныния и нечто грандиозное и ужасное должно вот-вот произойти.
Довольно скоро мы почти достигаем своей цели: до мужчины остается всего-то несколько метров.
Пока он не сказал ни слова.
Но вот и серебристая докторская машина. Его я не ожидала увидеть. У меня не хватает времени не то что скрыться, а даже подумать об этом.
Старик останавливается, поворачивается и смотрит.
Выглядит это так, словно мы и впрямь вместе, словно старик меня ждет.
Я бегу к нему и хватаю его за руку.
Не успел доктор перегнуться через боковое стекло и сказать хоть слово, я выпаливаю:
— Это марафон в поддержку жертв рака груди. Забыла сказать вам.
— Но я могу помочь. Вам обоим.
Но в его машину все равно бы не поместились мы оба вместе с нашими пожитками и Нэтти.
— Не нужна нам никакая помощь.
Что приятно, старик разрешает мне держаться за его костлявый локоть. Я не была уверена, что он разрешит, ведь он постоянно уходил без меня, не сказав ни слова.
А затем он все-таки заговорил:
— Она со мной.
Голос у него хриплый, будто он все время молчит… и мне кажется, что так и есть.
— Почему вы не хотите в наш приют? Помыться? Отдохнуть? Да и сколько вам лет-то? Я бы не хотел, чтобы вас прямо тут хватил сердечный приступ.
Мужчина говорит:
— Мы достаточно молоды, чтобы шагать целый день.
Доктор хватает меня за другую руку — за ту, которой я держу тележку. Нэтти сидит на ней, это его обычное место. Он бьет лапой, и у доктора по всей руке тянутся отличные длинные царапины.
Я выпускаю тележку. Так уж вышло. Она с грохотом летит в канаву и переворачивается. Я бегу к ней, чтобы посмотреть, не поранился ли Нэтти, и старик бежит за мной. А доктор нет. Он смотрит на свои царапины. Что это вообще за врач такой?
Но Нэтти там нет. Я поднимаю тележку: вдруг его придавило внизу. Но потом я вижу, как он мчится по дороге, и поводок волочится за ним. Если бы поблизости было дерево, он бы обязательно на него забрался.
Я должна была догадаться. Кошки такие быстрые. И с ними почти ничего плохого не случается.
Я бросаю тележку в грязи и бегу по дороге за ним. И вот уже машина доктора оказывается прямо рядом со мной.
— Садитесь. Я помогу вам поймать животное.
Животное!
Я снова сбегаю в канаву. А затем и дальше, в кусты.
Доктор сдается и уезжает.
Старик дожидается меня рядом с тележкой.
— Кошки возвращаются, — говорит он.
Мило с его стороны, но моему коту некуда будет вернуться.
Как Нэтти выживет без меня? В таких-то глухих краях.
Это меняет все.
— Вот что мы сделаем, — медленно и спокойно говорит старик своим скрипучим голосом. — Мы пройдем немного дальше и остановимся там, куда, как нам кажется, он убежал. И будем сторожить его, пока кот не отыщется.
Он протягивает мне яблоко. Я уже очень давно не ела яблок, но сейчас мне кусок не лезет в горло. Я откусываю один раз и возвращаю яблоко. Я знаю, что это ценный продукт.
У старика с собой уйма вещей, о наличии которых я и не подозревала. Он достает газовую горелку и заваривает чай. Вот от этого мне и правда легчает. По крайней мере, у меня появляются силы, чтобы пойти искать Нэтти.
Мы идем еще дальше по дороге и зовем его. Тут кругом одна пустыня. Нэтти тут нечего будет пить. Еще я беспокоюсь из-за поводка, который волочится за ним следом. А ястребы!
Время от времени я схожу с дороги и оглядываюсь. Я всматриваюсь в тени. Теперь Нэтти уже стал жителем пустыни и знает, что в тени прохладней.
Если случится несчастье, я хочу встретить его вместе с Нэтти, а если я спасусь, то не хочу бежать без Нэтти.
А может, это и есть то самое бедствие. Во всяком случае, для меня так и есть.
Когда мы устраиваемся на ночь, я ложусь чуть поодаль от старика на случай, если кот его испугается. Открываю банку кошачьих консервов и ставлю ее рядом с собой. Сама я есть не могу. Мне слишком плохо. Еще я оставляю чашку воды. Интересно, каких тварей я могу этим привлечь? Нравится ли гремучим змеям кошачий корм?
Может, Нэтти уже умер. Тут повсюду койоты.
Мы со стариком разбиваем некое подобие лагеря. Просто кладем наши котомки, ставим его горелку, кладем сковородку. Наша стоянка находится в нескольких метрах от дороги, у старой полуразрушенной стены. Может, раньше тут была остановка для дилижансов, где меняли коней. Он не поставил палатку: в ней просто нет нужды. Здесь никогда не идет дождь.
Оказалось, у него есть не только яблоки, но и морковь. Несколько вялая, но все еще вкусная. Но есть я не могу.
Мы слоняемся по окрестностям, выкрикивая: «Кис-кис-кис». Смотрим под каждым кустом. Надеюсь, Нэтти хорошо ловит ящериц: тут их полно. Хотя поводок будет ему мешать.
Доктор приезжает дважды в день. Должно быть, он живет в городке рядом с больницей. Периодически он останавливается и кричит нам, что просто хочет помочь. Однажды он выкрикнул, что хорошо, что мы по крайней мере спрятались за этой старой стеной. Что он вообще имеет в виду?
Если он действительно хочет помочь, мог бы принести нам бутылки с водой. Долго мы тут не протянем.
Но старик говорит, что он сбегает обратно в город — и он правда хочет именно побежать, — чтобы принести воды. Он возьмет мою тележку, потому что она легче. И тогда мы сможем остаться тут дольше.
После его ухода я провожу утро как обычно: зову Нэтти, высматриваю в тенях мертвого или умирающего кота.
А потом, тем же днем, начинается дождь. Настоящий ливень. Поначалу мне кажется, что это и есть то самое происшествие, но это не так. Я выбегаю под струи воды и зову: «Кис-кис-кис!» Я вся вымокла, но мне наплевать. И лишь позже я вспоминаю, что надо выставить кружки и сковородку этого старика, чтобы собрать воды.
Когда дождь прекращается, внезапно расцветают цветы! Насколько хватает глаз: нет, это не грязь, это цветы.
Я иду к ним. Запах просто волшебный. Вижу целый рой маленьких бабочек, которые светятся голубым. Никогда не думала, что такие вообще бывают.
Может, я все это время заблуждалась насчет катастрофы? Может, должно случиться что-то прекрасное, а не что-то плохое? Лавина цветов?
Но потом я чувствую резкое покалывание в ногах, словно призванное напомнить мне, что я заблуждаюсь: нет, огромная опасность все еще есть, она просто ждет, когда лучше на нас обрушиться.
Я снова вглядываюсь в небеса.
Но теперь мне все равно. Я ору: «Ну, цунами, иди сюда! Приходите, потоп и огонь, ураган и метеориты!»
Ничего не происходит. Затем я слышу, как возвращается старик. Он насвистывает. Тут такая красота, что невозможно не свистеть. Он замечает меня и машет: «Я купил помидоры и персики!» Будто знает, что именно их я не ела с начала бегства к спасению.
Но я сажусь среди цветов и плачу. Он кладет все за нашу стену и выходит к цветам и бабочкам — осторожно, стараясь не наступить на растения, — и садится рядом.
Я присматриваюсь к нему… разглядываю хорошенько, не то что раньше.
Он сидит, обняв себя за одно колено. На нем шорты. У него волосатые жилистые ноги, все в шишках, но зато выглядят сильными. Его большая шляпа закрывает часть лица, но я ведь знаю: он уродлив, ему нужно побриться. Зубы у него торчат наружу, подбородка почти нет, а на самой середине носа выросла шишка. Но внезапно он кажется мне красивым. Как Нэтти. Нэтти — не самый привлекательный кот, но я не видела ни одного, который нравился бы мне больше него.
Я говорю спасибо.
Он кивает несколько раз, словно говоря «да, да, да», а затем трясет головой, будто говоря «да это все не важно».
Интересно, как его зовут.
Я уже собираюсь протянуть руку и тронуть его за колено, сказать что-то приятное, но вот опять появляется доктор. Его серебряная машина припаркована как раз напротив нашей стены.
Он идет к нам, топча цветы. Бабочки разлетаются в разные стороны. На руке — там, где Нэтти оцарапал его, — у него повязка.
— Я думал, вы к этому времени уже уйдете. Или хотя бы позовете кого-нибудь на помощь.
О Боже, у него красный кожаный поводок. Нэтти. Он легонько стучит им себя по бедру, а потом протягивает мне:
— Вот ваш поводок.
Мы искали и искали, звали кота, пока не охрипли, а Нэтти все время был у него. Или, во всяком случае, он знает, где Нэтти. Я так ясно себе это представляю: вот доктор едет по дороге, видит красный поводок и заманивает Нэтти. Или, еще вероятней, поводок зацепился за колючий куст колеогине.
Я хватаю поводок и начинаю лупить им доктора. Он к этому был явно не готов. Он падает спиной в цветы, а я все хлещу его.
Пока перевес на моей стороне, старик стоит и наблюдает, но вот доктор встает, отвешивает мне хорошую пощечину и сбивает с ног, и старик хватает его сзади и удерживает. Он ниже доктора, но по его жилистым рукам понятно, как он силен.
И я думаю: мой старик.
Доктор говорит:
— Животное (опять «животное»!)… оно… в Уилкервильском питомнике. Если его еще не усыпили. Долго их там не держат.
Я даже не беру с собой бутылку воды. Сразу принимаюсь бежать обратно к дороге.
Доктор кричит мне:
— Не глупите!
Мы ушли, вероятно, всего на десять — двенадцать километров от города. Долгие, долгие дни я толкала свою тележку, и от этого сильно окрепла. Я все бегу и бегу.
Вскоре ко мне подъезжает машина доктора. Верх, как обычно, откинут, и я сразу вижу, что старик тоже сидит внутри. Он говорит мне залезать в машину. Если он там, то, видимо, все в порядке. Хотя, может, доктор сделает так, чтобы мы оба оказались в питомнике для людей. В машине всего два места. Мне приходится сидеть у старика на коленях; он обнял меня за талию. Как тут мило.
Но потом прямо впереди нас появляется гигантская черная туча. Похожая на огромного, огромного пустынного дьявола. И в ней полно цветов! И звуков. Ну вот, наконец, и катастрофа. На самом деле я даже рада, что это произошло. Я не могу обнять Нэтти, но старик так славно и крепко обнимает меня сам.
Доктор останавливает машину и начинает натягивать крышу, но в последнюю минуту бедствие обходит нас стороной: туча поднимается и затем развеивается дождем из цветов. Цветы падают на нас, влажные и ароматные.
Мы все запыхались, хотя ничего не делали, просто сидели. Мы смотрим друг на друга… даже доктор. Я смотрю в черные глаза старика. И быстро отворачиваюсь. Я думаю: так вот откуда исходит все его спокойствие. Откуда-то оттуда, изнутри.
И снова мне становится интересно, как его зовут.
Доктор везет нас — слишком быстро даже по меркам пустыни — в город.
В питомнике нам говорят:
— Этот тощий старый рыжий кот? Он был чудной.
— Так где он сейчас?
— Он сбежал. Вот прямо сегодня. Понятия не имеем, как ему удалось.
Я всегда знала, что он смышленей многих, но сейчас мне жаль, что это так. Я сажусь на тротуар.
Старик говорит это вслух:
— Смышленый кот. — А потом: — Он вернется… — Его сиплый медленный голос: — Они всегда возвращаются.
Звучит ободряюще, мне нравится, но все-таки он меня не убеждает.
Старик это замечает и повторяет:
— Он вернется!
Доктор говорит:
— Да Бога ради, это всего лишь кот. Вы отлично проживете и без него.
Да как у него наглости хватает! Конечно же, я без него не проживу.
Я встаю и снова нападаю на него. Пока никто не успел вмешаться, я наношу ему два отличных ударах.
Но он пощечиной сбивает меня с ног.
— Горожане хотят, чтобы вы отправились в приют. Вы всем мешаете, настоящее бельмо на глазу. Посмотрите на себя.
Старик отталкивает его, получает удар в челюсть и падает на спину. Это приводит меня в такую ярость, что я встаю и сражаюсь еще отчаянней. Толку от этого никакого. Я снова оказываюсь на земле рядом с моим мужчиной.
Но вот раздаются ужасный вой и мяуканье, и с крыши приюта появляется оранжевый шар с когтями. Он приземляется доктору на голову. Стоит ужасный шум. Я слышала, что кошки умеют издавать жуткие звуки, но раньше никогда этого не слышала.
Доктор пытается спастись бегством, но как же убежать от кота, который сидит у вас на голове?
Он уже скрылся с глаз, но мы все еще слышим Нэтти.
Мы со стариком снова смотрим друг на друга, и на этот раз я позволяю себе заглянуть в него глубже.
Он кивает, и я киваю.
Он берет меня за руку. (Какие у нас обоих сильные и мозолистые руки! Точно наждак.)
Мы садимся и ждем, пока вернется Нэтти.
— Ты знаешь, что безопасных мест на земле нет, — говорит он.
— Знаю, — отвечаю я.
— И что не все катастрофы так уж ужасны.
И я говорю:
— Да, знаю.
Вскоре нам навстречу вальяжной походкой выходит Нэтти.
И мы отправляемся навстречу другой жизни, и Нэтти сидит у меня на плече.
— Пора идти дальше.
— Пока мы не найдем какое-нибудь славное зеленое местечко у реки?
— И среди деревьев.
— И холм, чтобы забираться на него?
— И домик.
Интересно, как же его зовут?
________
Детство Кэрол Эмшвиллер прошло в Мичигане и во Франции, а теперь она делит свое время между Нью-Йорком и Калифорнией. Она является лауреатом двух премий «Небьюла» за рассказы «Существо» («Creature») и «Я живу с тобой» («I Live With You»). Также она заслужила Всемирную премию фэнтези за достижения в области литературы. Была удостоена гранта Национального фонда поддержки искусств и двух грантов Штата Нью-Йорк. Ее рассказы публикуются во многих литературных и научно-фантастических журналах; среди последних книг можно назвать романы «Мистер Бутс» («Mister Boots») и «Тайный город» («The Secret City»), а также сборник «Я живу с тобой, а ты этого не знаешь» («I Live With You and You Don’t Know It»). Скоро в издательстве P.S.Publishing выйдет еще одна коллекция ее рассказов.
Эмшвиллер говорит так:
«Я не думала о какой-то конкретной кошке. У меня уже давно не было котиков, но я люблю задействовать в своих рассказах животных. Раньше у нас жил кот похожего рыжего окраса. Перед тем как его кастрировали, он каждую ночь уходил драться и возвращался с порванными ушами. Он отправился в колледж с моей дочерью, где жил с группой студентов, у которых был ручной кролик. А потом вернулся, растолстел и прожил долгую и ленивую жизнь».
