Моя программа семейной кризисной терапии
Нас привязывают к жизни те, кому мы служим опорой.
М. Эбнер-Эшенбах
Наиболее распространенной причиной психологического кризиса являются семейно-личные конфликты. Особое значение подобных конфликтов, по-видимому, состоит в том, что кризисный индивид лишается поддержки своего ближайшего окружения, в результате чего у него развивается чувство эмоциональной изоляции.
Можно выделить два варианта указанной ситуации: супружеский конфликт (или шире – конфликт между сексуальными партнерами) и конфликт между родственниками (в том числе – детско-родительский, причем дети могут быть уже взрослыми).
Супружеский конфликт. В отличие от клиентов семейных консультаций, кризисные пациенты, во-первых, обнаруживают суицидоопасные тенденции и, во-вторых, как правило, находятся на поздних стадиях семейного конфликта. Соответственно семейная кризисная терапия отличается от традиционной семейной терапии тем, что направлена на купирование суицидоопасных тенденций путем быстрейшего разрешения семейного конфликта. Задача обязательного сохранения семьи при этом не ставится.
Семейная кризисная терапия показана и возможна при наличии собственной инициативы членов семьи кризисного индивида, их вовлеченности в кризис, необходимости их включения в помощь индивиду, опасности развития кризиса у других членов семьи.
Данная форма кризисной терапии предполагает три установки партнеров:
1) продолжение отношений на лучшем, чем до кризиса, уровне;
2) сохранение неустойчивого равновесия;
3) четкое и окончательное разделение.
1. Улучшение докризисных отношений. В этом случае оценивается, какие способы адаптации применялись до кризиса, почему они отсутствуют теперь, что мешает реализовать потребность в примирении. Если выявленная угроза отношениям носит внешний характер (вмешательство или недостаточная помощь родителей, нарушение баланса в результате изменения состава семьи и т. д.), помощь должна быть нацелена на формирование более эмпатичного отношения близких к пациенту и его партнеру.
В случае внутренней угрозы отношениям (непосредственное ухудшение отношений партнеров) применяется тактика, направленная не только на разрешение текущих проблем, но и на выявление и коррекцию взаимоисключающих ожиданий и требований партнеров по отношению друг к другу.
У некоторых пациентов можно выявить симбиотические отношения с лицом противоположного пола в раннем детстве, глубокую привязанность к нему. Пациенты этой группы отличаются завышенным уровнем притязаний по отношению к объекту привязанности, прежде всего ожиданием от него максимального внимания. Эти пациенты видят причину своего кризисного состояния в недостаточном внимании к ним со стороны партнера, пытаются использовать авторитет психотерапевта для того, чтобы улучшить отношение партнера к себе.
Их конфликт с партнером нередко развивается из-за того, что они пытаются играть лидерскую роль вопреки нарастающему сопротивлению партнера или осуществлять две противоположные тенденции одновременно – например, директивную в семейно-бытовой сфере и иждивенческую в материальной или психологической.
В других случаях, напротив, пациенты с детства страдают из-за отсутствия теплых отношений и испытывают повышенную потребность в них (по механизму сверхценной значимости фрустрированной потребности). Пациенты данной группы характеризуются чрезмерной ранимостью, завышенными требованиями к себе, склонны винить себя в разрыве отношений, переживая при этом чувства унижения и собственной несостоятельности.
Им нередко свойственны альтруистические и пуританские установки, под влиянием которых они склонны к замене важного для партнера сексуального компонента отношений гиперопекой, приближающейся к родительской. Конфликт возникает из-за неспособности пациентов этой группы строить равноправные отношения с партнером, которого они лишают возможности проявлять доброту, заботу, а также из-за недостаточных навыков полоролевого поведения.
2. Сохранение неустойчивого равновесия. В ситуации неустойчивого равновесия обращение за помощью происходит обычно в период временного разделения. Партнеры в ходе терапии вовлекаются во взаимные контакты – очные или заочные, посредством телефона, переписки, родственников и друзей и консультирования их в этой роли.
Содержанием контактов является выяснение нерешенных проблем во взаимоотношениях; при этом не обсуждается, какой ущерб партнеры нанесли друг другу, так как это может привести к повышению эмоциональной напряженности кризисного пациента.
Рекомендаций относительно сохранения или прекращения отношений не дается. Напротив, подчеркивается, что ответственность за решение этого вопроса лежит на пациенте и его партнере. Нередко разделение супругов в определенной степени провоцируется их родственниками. В этих случаях цель – достижение супругами осознания роли указанного фактора; им предлагается перестроить отношения с родственниками с учетом собственных интересов.
3. Четкое и окончательное разделение. Этот вариант встречается чаще всего у женщин. Данная группа пациенток испытывает, во-первых, неудовлетворенность имеющимися интимно-личными отношениями; во-вторых, страх расставания с объектом эмоциональной привязанности, отвержения и одиночества, утраты матримониального статуса, а также опасения по поводу возможности воспитать детей без отца; в-третьих, неверие в свою способность вновь сформировать взаимозависимые отношения с другим партнером.
В подобных случаях в качестве неадаптивных установок выступает неприятие – даже на непродолжительное время – статуса одинокой женщины, а также представление об отсутствии у себя возможностей, необходимых для того, чтобы с помощью создания и сохранения пары избежать неприемлемых для себя и непереносимых переживаний отвержения и одиночества.
Ригидность данных установок, сверхценное эмоциональное отношение к сохранению пары у большинства пациенток обусловлено их симбиотическими тенденциями. При этом партнер нереалистически, без достаточных оснований, воспринимается как «родной».
В случае принятия окончательного решения о разрыве отношений при сохранении эмоционально-сексуальной привязанности к партнеру семейная кризисная терапия заключается в следующем.
Аналогично приемам кризисной терапии в ситуации смерти любимого человека психотерапевт с помощью членов семьи и друзей обеспечивает пациентке сочувственное разделение эмоций горя и тревоги, а при отвержении пациента партнером – и чувств обиды и унижения.
Содержанием тревоги в ряде случаев являются опасения по поводу возможности устроить свою будущую личную жизнь, связанные со страхом одиночества и сомнениями в своей сексуальной привлекательности. В этих случаях на этапе кризисной поддержки особое внимание обращается на восстановление пониженной самооценки, а на этапе кризисного вмешательства – на создание мотивации к выработке эффективных форм полоролевого поведения, которые помогут в будущем установить новые высокозначимые отношения. Вмешательство психотерапевта в данном случае заключается в перестройке сознания кризисного индивида – а именно представления о себе как о существе, немыслимом вне пары.
Конфликт с родственниками. В фазе установления терапевтического контакта психотерапевт выполняет функции посредника, избегая роли третейского судьи и тем более принятия чьей-либо стороны в конфликте, а также обсуждения хронических проблем семьи. Активность психотерапевта должна быть направлена на улучшение семейной атмосферы как в интересах кризисного индивида, так и остальных членов семьи.
В процессе индивидуальных бесед проводится оценка точек зрения членов семьи на причины конфликта, отреагирование подавляемых ими негативных чувств по отношению друг к другу. Затем проводятся семейные диспуты с целью формирования общей позиции семьи в подходе к актуальным проблемам. В случае взаимного недоверия членов семьи для осуществления немедленных совместных конструктивных действий по разрешению проблемы заключается семейный договор.
Несчастье тяжелей всего тогда, когда дело, казалось бы, можно еще поправить.
К. Ижиковский
При необходимости проводится психологическая коррекция симптомов тревоги членов семьи, связанной с перестройкой ролей и позиций в семье с целью установления более эмпатичных отношений. Следует указать на особую трудность коррекции директивной позиции родителей молодых суицидентов, которые не могут самостоятельно освободиться от навязчивого гиперконтроля родителей.
Мой стиль
Во время первого телефонного разговора я выясняю следующее.
• Кто является инициатором обращения?
• На что жалуется клиент (супружеская проблема или детско-родительская)?
• Каков состав семьи?
• Сколько лет детям и другим членам семьи?
• Почему семья обратилась именно ко мне?
• Почему она обратилась именно сейчас?
• Был ли у семьи положительный опыт работы с психологом или ей пришлось пережить чувства разочарования, гнева и недоверия?
• Если семья направлена моим коллегой и первым обратился член семьи, обсуждал ли коллега с ним ситуацию?
• Если инициатором направления был друг, родственник или непрофессионал, знакомый с семьей, то что он рассказал обо мне?
• Кто в семье инициатор контакта со мной и кто был избран для этого?
• Какие характеристики, ассоциации и установки связаны с первым контактом? Они позитивны или негативны?
Кроме того, я отвечаю себе на следующие вопросы.
– Насколько заметно сопротивление во время первого контакта: трудно договориться о времени встречи, привести других членов семьи и т. д.?
– Насколько трудно оказалось договориться со звонившим?
– Делал ли я раньше попытки решать заявленную проблему?
– Как моя собственная семейная история может помочь или помешать терапии в данном случае?
– Имеются ли у меня личностные или кризисные проблемы, подобные тем, которые представила семья? Если да, то как ослабить возможность их влияния на терапию?
– Какие мои личностные характеристики помогут или помешают мне работать с этой семьей?
– Какие я предвижу проблемы в работе с этой семьей?
– Имею ли я необходимую подготовку и опыт работы с этими проблемами?
– Какие еще факторы сопутствуют моему интересу к этой семье?
– Представляется ли этот случай посильным для меня?
– Готов ли я начать работу сам или направить семью к коллеге?
– Чего я лишусь, если откажусь работать с этой семьей (например, заработка)?
Организуя работу с семьей, я решаю следующие проблемы.
• Работать с семьей самостоятельно или с котерапевтом?
• Если к работе будет привлечен котерапевт, то в какой роли: ассистента, партнера, супервизора?
• Приглашать семью к себе или выезжать к ней на дом?
• Работать сразу со всей семьей или сначала с отдельными ее членами?
• Иметь подробный план действий или действовать «по обстоятельствам»?
• Начать с важнейших семейных проблем или с частных?
• Придерживаться директивного стиля ведения или недирективного?
Консультирование одного супруга
Доминирующая жена обычно жалуется на пассивность и несамостоятельность мужа. Выясняется, что она неосознанно подражает матери или другой «материнской» фигуре или, наоборот, не хочет повторять подчиненное поведение матери. Может выявиться также потребность в самоутверждении и соперничестве, в том числе из-за отсутствия другой сферы приложения сил, кроме как в семье, особенно при успешной карьере мужа. Доминирующая жена, как правило, не жалуется мужу на свои трудности, а лишь критикует его, требует и наказывает.
Если на первом этапе не удается привлечь к консультированию мужа, я предлагаю жене организовать дома доверительную беседу с ним, в которой она расскажет ему об истинных мотивах своего доминирующего поведения и попросит его понимания и поддержки. В некоторых случаях приходится прорепетировать с ней этот разговор, при этом возможен поочередный обмен ролями в актуальной ситуации. На следующей встрече я интересуюсь, как прошла доверительная беседа с мужем, при негативных результатах выясняю их причину и в соответствии с ней планирую дальнейшую терапию.
Зависимость супруга от родителей. В этом случае я вначале выясняю мотивы клиентского запроса: недостаток внимания супруга к родителям клиента, желание видеть супруга более зрелым и самостоятельным, соперничество с его родителями за его любовь и т. д. Эту задачу помогает решать вопрос: «Чем вам мешает зависимость мужа (жены) от родителей?»
В ответ часто обнаруживаются собственнические тенденции, авторитарность, зависть к отношениям супруга с его родителями, скрытый конфликт с родителями супруга. Жалующийся супруг зачастую не может обеспечить другому близости и тепла, обвиняет в плохих отношениях лишь партнера, усугубляя конфликт, сам толкает супруга получать поддержку у его родителей, делая их своими врагами.
Объективно молодой супружеской чете может мешать материально-бытовая зависимость от родителей при совместном проживании с ними. Однако и тут может выявиться иждивенческая позиция одного или обоих супругов, которую я стараюсь вскрыть, и переориентировать супругов на другой стиль взаимоотношений. Для этого я задаю вопросы типа: «Как вы думаете, приятно ли было ей/ему услышать такое о своих взаимоотношениях с родителями? А что бы вы почувствовали, если бы ваш муж/жена сказали подобное о ваших родителях?»
В случае реальной чрезмерной зависимости одного из супругов от своих родителей я укрепляю супружеские отношения с помощью доверительных бесед, организации активной взаимопомощи, совместного проведения досуга и т. п.
Если супружеские взаимоотношения достаточно крепкие, я помогаю клиенту разобраться в тех чувствах, которые он испытывает, когда супруг предпочитает ему своих родителей – обида, отвержение, ненужность, незначительность и т. д. Затем уже в сложившемся стиле доверительных бесед клиент делится этими чувствами с супругом.
Болезнь супруга (подтверждаемая стационарно установленным диагнозом и принимаемым лечением). Клиент интересуется прогнозом болезни супруга, тактикой своего поведения, пытается в соответствии с полученной информацией планировать свою судьбу. В процессе беседы клиент отреагирует негативные эмоции, связанные с больным супругом, пытается получить моральное разрешение на отказ от ответственности за него и разрыв отношений или хотя бы раздельное проживание, при котором клиент вел бы независимый образ жизни, продолжая ухаживать за больным.
Если клиент высказывает лишь свои подозрения в болезни супруга (обычно психической) и подтверждает эти подозрения убедительными фактами, я помогаю клиенту найти врача и замотивировать супруга для обращения к нему. При отсутствии таких убедительных фактов речь обычно идет о трудностях во взаимоотношениях с супругом. В этом случае я ставлю перед клиентом следующие вопросы.
– Когда супруг начал вести себя подобным образом?
– Не является ли его поведение реакцией на какие-то события или изменение взаимоотношений?
– Клиент хочет лучше понять супруга и нормализовать отношения с ним?
– Он хочет научиться с моей помощью лучше манипулировать супругом?
– Ему нужен диагноз с целью обесценить супруга, чтобы было легче расстаться с ним?
Далее возможна парная супружеская терапия. Иногда с вышеописанными жалобами обращается человек, проецирующий собственные психические расстройства на супруга. В таком случае я стараюсь сориентировать такого клиента на обращение к психиатру.
Супруг соматического больного может жаловаться на изменения в его характере: раздражительность, капризность, нетерпеливость, эгоизм, несамостоятельность и т. п. Он хочет найти способ скорректировать поведение больного супруга. Как правило, обнаруживается, что описанные изменения характера – результат гиперопеки и чрезмерного ограничения активности больного. Я предлагаю поручить больному посильные для него дела, расширить обязанности по самообслуживанию. Это может увеличить его чувства нужности, значимости, независимости.
Работа с одним супругом имеет определенные преимущества. Удается составить более объективную картину, так как в отсутствие другого супруг может откровеннее говорить о том, что его беспокоит. Можно поднимать темы, слишком трудные для совместного обсуждения. Глубже прорабатываются внутриличностные проблемы, играющие роль в супружеском конфликте. Нет опасности нежелательной реакции супруга на какую-то информацию, например, о хорошо законспирированной внебрачной связи, которую обратившийся хочет прекратить.
Индивидуальное консультирование супруга менее эффективно по сравнению с парным в случае межличностного конфликта, хотя и тут изменения одного неминуемо влияют на систему в целом, вызывая изменения в поведении другого. При работе с одним супругом картина оказывается неполной, вся ответственность за результат падает на одного консультируемого, невозможно непосредственно узнавать о позиции другого супруга и влиять на нее. Велика опасность образования коалиции с обратившимся супругом и обслуживания его индивидуальных интересов, что чревато эскалацией супружеского конфликта.
Имеется также риск для меня сыграть в игру «Я лучше, чем плохой супруг». Иногда клиентка сама провоцирует такую игру (замаскированная форма супружеской измены). При отвержении клиентки супругом возможно и откровенное соблазнение меня с целью самоутверждения. Во всех этих случаях имеет смысл пригласить другого супруга, чтобы получить от него объективные сведения о клиенте, а также исследовать сознательные и бессознательные попытки этого супруга саботировать лечение клиента.
Нередко муж посылает жену ко мне, чтобы она «полечила нервы», – он-то со своими проблемами справляется сам. После встречи со мной жена начинает вести себя все более независимо и даже вызывающе, ссылаясь на «рекомендации специалиста». Конфликт обостряется, жена зовет мужа ко мне, муж отказывается и настаивает на прекращении ее визитов.
– Доктор, мы не потянем лечиться у вас вдвоем. Скажите, пожалуйста, что будет дешевле вылечить, чувство превосходства моей жены или мой комплекс неполноценности?
Я прошу клиентку передать мужу, что мне нужно знать, как он воспринимает ее проблемы и какие перемены в отношениях были бы желательны для него. Иначе получится испорченный телефон. Пусть приходят вместе, чтобы не было секретов друг от друга. Поздно будет начинать супружескую терапию, когда для меня приоритетом станут интересы жены.
Однако не каждая клиентка сможет донести до мужа мои слова в приемлемой для него форме. У некоторых может перевешивать желание посплетничать о нем, самоутвердиться за его счет, с моей помощью улучшить его отношение к себе. В таком случае я звоню мужу сам. Если он хочет вначале прийти один, соглашаюсь – даю ему возможность уравнять позиции. Обычно муж соглашается на супружескую терапию, поняв, что я буду работать не над ним, а с супружескими отношениями.
Иногда полезно предложить паре встречаться со мной по отдельности, хотя бы какое-то время. Обычно этот прием помогает справиться с сопротивлением супружеской пары. Оно может проявляться в виде нежелания обсуждать какие-то темы, провокации ссор, постоянном возвращении к одним и тем же темам, игнорировании моих рекомендаций, неявке одного из супругов или отмене сессий.
Если у одного из супругов появляется осознание собственных внутриличностных проблем, ведущих к межличностному конфликту, также возможна параллельная индивидуальная или групповая психотерапия у меня же или у другого психолога. Работать с разными психологами предпочтительней для недоверчивых супругов.
Если один из супругов проявит намерение завершить отношения, я стараюсь свести к минимуму неопределенность. Это позволяет обоим супругам осознанно участвовать в процессе изменения своей судьбы. Я подчеркиваю важность продолжения взаимодействия, допуская возможность изменения позиций, интерпретируя эти изменения как эксперименты, а не как признаки одностороннего пересмотра обязательств.
Совместная терапия
Цели супружеской терапии следующие: мобилизация, успокоение, улучшение взаимоотношений, повышение эффективности исполнения семейных ролей, ликвидация конфликта и невротической симптоматики у одного или обоих супругов, личностный рост. Игнорирование указанных целей может свести терапию к взаимной деловой или психосексуальной «подгонке» супругов друг к другу.
Если я уже встречался с супругами поодиночке, на первой совместной встрече предупреждаю, чем она будет отличаться: «Сегодня вам предстоит в основном разговаривать друг с другом, а не со мной или через меня. Я постараюсь остаться заинтересованным наблюдателем и помочь вам разобраться в ваших сложных отношениях. Мне будет легче сохранять нейтральность, если вы начнете с менее острых проблем. Но вы, конечно, можете сами выбирать любую тему». Я прошу сразу заметить мне, если я встану на сторону одного в ущерб другому.
Более спокойного, на мой взгляд, супруга я прошу в течение пяти минут описать свою личную историю (включая важные, близкие отношения). Предлагаю другому супругу сделать то же самое. Еще пять минут посвящаю выяснению у обоих супругов того, как они встретились и как развивались их отношения. Прошу более активного супруга описать то, что сначала привлекло его к другому. Спрашиваю об этом же у другого супруга. Стараюсь за пять минут выяснить у менее активного супруга, что в текущих отношениях его устраивает, а что он хотел бы изменить. Прошу, чтобы другой сделал то же самое.
Спрашиваю обоих супругов, намерены ли они остаться вместе. Если оба согласны, объясняю логику работы. Я помогу им выработать устраивающую обоих модель идеального брака и буду использовать ее, чтобы помочь им улучшить отношения.
Супруги будут вместе со мной искать наиболее полезные варианты. Они придут к компромиссу, в котором оба окажутся победителями. Я начну с предложения определенных изменений. Затем мы вместе наметим цели работы и запланируем свои действия. В завершение терапии мы оценим достигнутые изменения и соотнесем их с теми результатами, о которых договаривались.
Я включаю в терапевтический договор соглашение, что в задачи терапии не входит восстановление или разрыв отношений. Моя задача ограничивается тем, чтобы супруги получили полное представление о бессознательной динамике своих отношений и после зрелого размышления приняли решение, касающееся дальнейших отношений.
Вначале я обозначаю позиции каждого из партнеров в отношении друг друга. Даю определение проблемы в терминах эмоциональной боли: «Какие ваши потребности не находят удовлетворения в браке? Какого рода боль вы испытываете? Каковы ваши самые уязвимые места? Чего вы опасаетесь? Когда вы испытываете гнев, какие еще чувства вас охватывают?»
Далее я пытаюсь проанализировать весь цикл взаимодействия: как выглядит порочный круг взаимодействия в данной паре? Как партнеры провоцируют друг друга и как наказывают? Затем помогаю супругам признать и искренне выразить свои чувства, поощряю терпимость к позиции партнера, мягкое и тактичное выражение своих потребностей, чтобы другой не чувствовал себя униженным или отвергнутым.
В конце первой сессии я отмечаю области напряжения и разрабатываю для каждого супруга общий план развития необходимых знаний, понимания и навыков. Прошу супругов не обсуждать то, что происходит на сессиях, без меня. Зато пусть больше разговаривают дома, сразу делятся своими чувствами, не откладывая до очередной сессии.
На парных сессиях у супругов появляется возможность поговорить о своих чувствах в обстановке, располагающей к взаимопониманию. Поначалу каждый обвиняет во всем другого и старается привлечь меня на свою сторону, использовать в качестве третейского судьи. Когда у супругов разгорается ссора, я успокаиваю их, начав с того, кто лучше контролирует себя. Не читаю им мораль и не призываю к сдержанности. Показываю, что понимаю обе стороны и вижу, что они стремятся к взаимопониманию.
Я объясняю, что не мое дело решать за них, кто прав, кто виноват, кто лучше, кто хуже. Предлагаю заключить мир и вместе заняться укреплением брака, при осознании каждым своей части проблемы. Затем прошу супругов продолжить разговор. Я помогаю им обсуждать, на каких условиях они готовы изменить свои отношения, используя конкретные пожелания, компромиссы и письменные соглашения.
Установив эмпатичные отношения с супружеской парой и придя к заключению относительно сути проблемы, я продвигаюсь вперед с помощью следующих специальных техник:
• противодействую неуместному отрицанию, смещению и рационализации конфликта;
• перевожу скрытый, неявный конфликт в открытую форму взаимодействия;
• поднимаю скрытый внутренний конфликт до уровня межличностного взаимодействия;
• блокирую процесс формирования роли «козла отпущения», укрепляющий позицию одного из супругов за счет принесения в жертву другого;
• с помощью конфронтации и интерпретации преодолеваю сопротивление и попытки ослабить общий конфликт, чувства вины и страха;
• использую себя в качестве «инструмента» для тестирования реальности;
• демонстрирую на собственном примере зрелые модели взаимодействия;
• исполняю роль родителя, контролирующего межличностную опасность, служащего источником эмоциональной поддержки и удовлетворенности, обеспечивающего недостающие супружеской паре эмоциональные составляющие.
Последняя функция представляет собой своего рода заместительную терапию, в ходе которой я привношу в эмоциональную жизнь супругов требуемые установки, эмоции и представления о супружеских и семейных отношениях, ранее отсутствовавшие у этой семейной пары.
В фокусе терапии периодически оказывается определенный аспект конфликта, который рассматривается сквозь призму психологического развития каждого супруга. Я становлюсь объектом переноса со стороны обоих партнеров, интерпретируя это в атмосфере эмпатии. Стараюсь сохранять устойчивое положение в рамках эдипова треугольника. Помогаю понять супругам, как сегодняшние трудности зародились из бессознательной попытки закрепить старые конфликты их родительских семей.
Я добиваюсь согласия супругов рассматривать возможность изменения взаимодействия, пересматривать соглашения до тех пор, пока они не станут приемлемыми для обоих. Нахожу и оживляю то, что связывает супругов: сексуальное влечение, ребенок, совместное хозяйство, общие интересы. Ввожу «дни заботы друг о друге», организовав это как помощь в сближении супругов и демонстрацию того, что они оба могут почувствовать улучшение, если каждый постарается делать хотя бы маленькие положительные шаги к изменению поведения.
Супружество – это соглашение, условия которого ежедневно пересматриваются и утверждаются заново.
Б. Бардо
Обучаю прямо говорить о положительных и негативных чувствах, избегая уклончивости и обвинений. Поощряю их выражать свои желания позитивно («что я хочу», а не «чего я не хочу»). Вырабатываю навык конкретной просьбы (что, где и когда) вместо требования с оттенком угрозы. Провожу тренировки навыков конструктивного спора (Кратохвил С., 1991). Эти тренировки помогают разрешению супружеских конфликтов и профилактике рецидивов.
Работа с ребенком
Помогая ребенку, я делаю акцент не на симптомах, а на его разногласиях с родителями. Перед началом работы беру с родителей обещание не перебивать ребенка, не преследовать его за прямые высказывания в их адрес. В работе с семьей учитываю следующие фазы.
1. Фаза концентрации на ребенке.
Цель этой фазы – дать понять ребенку, что в моем лице он имеет сильную поддержку и может смело высказать свои проблемы. Во время первых встреч в беседе с родителями я определяю суть проблемы, заключаю общее соглашение с семьей о содержании и характере последующих встреч, выявляю суть отношений в семье, ее проблематику.
В начале каждой встречи я выясняю чувства ребенка и родителей, интересуюсь изменениями в семье. Нередко мать говорит о ребенке безлично: он, она, сын или дочь. В такой семье все регламентировано, как на службе. Я ищу компромиссы, на которые могли бы пойти родители, удовлетворяя те или иные просьбы ребенка.
2. Фаза детско-родительских отношений.
Моя основная задача в этой фазе заключается в том, чтобы дать возможность высказаться детям и родителям. Я поддерживаю каждого члена семьи, который не может высказать свои мысли и чувства – говорю от его лица. Удерживаю родителей на этой фазе до тех пор, пока не будут отреагированы негативные эмоции; поддерживаю баланс высказываний в ходе дискуссий и слишком рано не даю интерпретаций услышанного.
Родители бывают уже напряжены и раздражены претензиями ребенка, объединяются в своих жалобах на него, стремлении взять реванш и высказывают ребенку собственные претензии. Я стараюсь придать им эмпатический характер. Результативность этого этапа зависит от того, насколько члены семьи раскрыли, отреагировали свои негативные переживания и при этом не оказались во власти собственной неуправляемой агрессии.
3. Переломной фазой, фундаментом семейной психотерапии является переход на родительские и супружеские отношения, прояснение которых приводит родителей к пониманию того, что нарушение поведения ребенка вызывается всем комплексом семейных взаимоотношений.
Я устанавливаю логические цепочки из слов и событий, обнаруживаю эмоциональные связи настоящего и прошлого, провожу аналогию с другими семьями и общими нормами. Если в семье несколько детей, то рассматриваю отношения между детьми.
Конечная фаза определяется наличием следующих признаков:
• симптомы, с которыми обратилась семья, постепенно исчезают;
• все чаще на встречах члены семьи оживлены и смеются;
• члены семьи все чаще обсуждают дома свои проблемы, в семье происходят приятные события;
• все члены семьи начинают признавать и понимать независимость друг друга;
• семья отмечает, что в ней все наладилось, и отпадает необходимость встреч.
В процессе консультирования детей я контактирую с родителями несколько раз: в ходе краткой первичной беседы при записи, при обстоятельной беседе по поводу истории развития ребенка, в процессе рассказа о результатах обследования ребенка и, наконец, при подведении итогов консультирования. Каждая из этих встреч имеет как общие, так и специфические задачи и особенности проведения.
Цель воспитания – научить наших детей обходиться без нас.
Э. Легуве
Например, беседа с родителями по результатам обследования преследует несколько целей:
1) подробное обсуждение общего состояния психического развития ребенка, а также характера, степени, причин выявленных трудностей, условно-вариативного прогноза;
2) совместную разработку системы конкретных мер помощи, обоснование необходимости специальной коррекционной программы и (или) психотерапии;
3) обсуждение проблем родителей, их отношения к трудностям ребенка;
4) планирование последующих встреч.
Чтобы родители могли быть более откровенными, бывает лучше встретиться без детей. Если родители обеспокоены поведением ребенка, я прошу их описать его поведение и привести пример конкретной ситуации, где он, по мнению родителей, ведет себя неправильно. Если присутствуют оба родителя, я узнаю, что каждый из них думает по поводу того, как была описана их семейная проблема. Если же присутствуют другие члены семьи, узнаю и их реакцию на ту форму, в которой была изложена проблема.
Затем спрашиваю о том, как идут дела в школе, что делают родители, когда учитель жалуется на ребенка, и какое участие они принимают в выполнении домашних заданий. Как ведет себя ребенок, когда его берут с собой за покупками, когда ходят в гости к родственникам или к друзьям или когда он играет с другими детьми, живущими по соседству. Если ребенок дерется, узнаю, как в этих случаях поступают родители. Как чувствуют себя родители в то время, когда он плачет или жалуется. Как семья проводит свободное время, как развлекается и сколько времени каждый родитель уделяет ребенку.
Как ребенок просыпается утром: нужно ли его будить и вызывает ли это какие-нибудь трудности. Как умывается и одевается. Как проходит завтрак. Всегда ли ребенок вовремя готов к школе. Что происходит, когда возвращается домой из школы. Как относится к просмотру телевизионных программ. Что происходит, когда наступает время отправляться ко сну. Остается ли он в своей комнате на всю ночь или нет и т. п.
Каждый раз, когда родители говорят, что существуют какие-то трудности, я обращаюсь к конкретным деталям и узнаю о реакции на них родителей. В каком случае родитель вначале кричал, угрожал и затем уступил или читал длинные лекции и наказывал провинившегося ребенка, а в каком – жалел себя и плакал, чтобы ребенок почувствовал свою вину.
Я узнаю порядок рождения детей, их возраст, в каких классах они учатся. Умирали ли в этой семье дети, были ли случаи прерванной беременности и когда именно это случилось. Выясняю, имел ли в прошлом или имеет ли сейчас кто-либо из детей серьезную болезнь, были ли отмечены проблемы со зрением, слухом или речью. Как долго ребенок болел, как во время болезни родители относились к нему и как воспринимают его сейчас. Расспрашиваю о других людях, живущих вместе с семьей, и об их взаимоотношении с детьми.
Справедливо некоторые врачи считают, что, если ребенок нервный, надо прежде всего лечить его родителей.
А. Барто
Если родитель оправдывает неконструктивные способы взаимодействия с ребенком воспоминанием о собственном детстве, помогаю ему осознать, что его воспитательная стратегия основана на неотреагированных детских переживаниях. Если воспитательные установки родителей основаны на неверном понимании особенностей детского развития, незнании современных подходов в области педагогики и психологии, применяю информирование и позитивное переформулирование.
Я предлагаю родителю написать сочинение на тему, касающуюся ребенка или их взаимоотношений. При невыполнении этого задания используйте технику конфронтации, например: «Вы говорите о том, что хотите улучшить ваши отношения с ребенком, но не нашли возможности выполнить задание».
Проверяю, насколько точно родитель понял мои рекомендации. Добиваюсь конкретной формулировки ответа и при необходимости проясняю, что может помешать выполнить рекомендации. Договариваюсь с родителем о том, в течение какого срока он будет их применять.
Следующую встречу назначаю через 2–3 недели, чтобы мои рекомендации успели принести свои плоды. Прошу родителя подробно рассказать о том, как именно он применял данные рекомендации. Если родитель гневно реагирует на мои рекомендации, обращаю его внимание на несдержанность, которая может портить его отношения с ребенком. Возможно, ему самому стоит включиться в терапию.
В ряде случаев приходится вскрывать и разрешать семейные конфликты, скрывающиеся за фасадом внешнего благополучия. С помощью приемов психоанализа я исследую бессознательное значение симптомов, выявляю источники обиды, недовольства, гнева, заниженной самооценки. Особое внимание уделяю подготовке фазы окончания работы (из-за возможности усиления тревоги в связи с прекращением поддержки).
Если я решил встретиться с детьми, то первую встречу предпочитаю провести без родителей, чтобы дети могли смелее высказать свое недовольство ими. Во время знакомства протягиваю руку для рукопожатия. Обращаю вынимание на то, как дети входят в комнату, как они выбирают место, как рассаживаются, какие невербальные сообщения посылают друг другу и мне. Спрашиваю детей, как они себя чувствуют здесь, знают ли они, почему их родители пришли сюда и привели их с собой. Рассказываю детям, в чем заключается моя профессиональная роль и почему родители обратились ко мне за помощью.
Затем обсуждаю с детьми те проблемы, о которых рассказали родители. Спрашиваю каждого ребенка, как он воспринимает ту или иную проблему и почему, по его мнению, она появилась. После обсуждения перехожу к раскрытию истинных целей детей, используя технику вопросов «Может ли быть, что…» и контролируя рефлекс узнавания. Для более глубокой диагностики использую тесты.
Взаимодействие с детьми возможно в форме беседы. Однако игровые и рисуночные методы более адекватны уровню психического развития ребенка и его личностным ресурсам.
Подросткам легче передавать сложные отношения и переживания словами. Это может быть сочинение историй, чтение и обсуждение литературных произведений, завершение незаконченных предложений, написание рассказов, стихов, сказок, серийные сочинения.
Показания к использованию игровых техник
Игровые техники используются, когда:
• консультант испытывает трудности в связи с тем, что основные вопросы в ходе первичной беседы исчерпаны;
• необходимо придать общению с членами семьи более динамичный и творческий характер;
• проблема трудноразрешима;
• изменить ситуацию не представляется возможным;
• члены семьи недостаточно сплочены;
• разногласия между детьми и родителями серьезны;
• ребенок чрезмерно опекаем;
• в семье сформированы ложные, болезненные представления;
• в семье есть психически больной;
• при наличии дисгармоничных отношений члены семьи отрицают наличие проблем и продолжают считать, что у них «все нормально»;
• необходимо преодолеть с помощью метафорического языка игры выявленные различия в оценках и позициях родственников;
• ситуация приобретает хаотический характер, и участники перестают контролировать свои действия.
Противопоказания к использованию игровых техник
• Недостаточная квалификация консультанта в области игровой психотерапии;
• слишком ригидная структура семьи;
• негативное отношение членов семьи к игровым приемам;
• семейная ситуация, требующая особо осторожного подхода (например, смерть одного из членов).
Семейное кукольное интервью
В рамках индивидуальной работы с ребенком я прошу его выбрать из представленного набора определенное количество кукол, надевающихся на руку, а затем, используя этих кукол, разыграть сказку так, как если бы ее показывали по телевизору. Во время представления я «собираю» свободные ассоциации к содержащемуся в пьесе материалу, «интервьюируя» кукол и кукловода. После спектакля беседую с ребенком по поводу сочиненной им истории и о том, как она относится к реальной жизненной ситуации.
«Нарисуй сон»
Я рисую фигурку ребенка, лежащего в постели, и пририсовываю к нему большой мыльный пузырь, как в комиксах. Затем объясняю своему маленькому клиенту, что этому ребенку снится кошмар, и прошу нарисовать этот сон. Связав рисунок, изображающий дурной сон, с реальными жизненными событиями, такими как ссоры родителей, стараюсь помочь ребенку понять смысл его огорчений. Такое понимание часто сразу же приносит облегчение.
Затем с согласия ребенка я показываю рисунок страшного сна его родителям, предоставляя ему выбрать, хочет ли он присутствовать при обсуждении рисунка с ними. Чтобы не ставить себя в положение союзника ребенка и не приуменьшать тем самым роль родителей в семье, просто передаю рисунок родителям, подчеркивая, что это – послание к ним, которое им предстоит осмыслить.
Во время рисования и обсуждения ребенок чувствует безопасность, потому что это только сон, однако ясность послания и образность рисунка ставят семью перед необходимостью разобраться в конфликтах и преодолеть стремление их избежать.
Тематические рисунки
В процессе консультирования я предлагаю ребенку создать серию рисунков на заданные темы. Цель такой работы – воплощение проблем и переживаний детей, составление в диалоге с консультантом устных или письменных рассказов об их содержании и в результате, посредством визуализации и вербализации, осознание этих проблем. Все темы для рисования являются эмоционально насыщенными и обычно сформулированы от первого лица.
Вот их примерный перечень: «Автопортрет», «Моя семья», «Я в классе», «Я и мои друзья», «То, о чем я мечтаю», «Если бы у меня была волшебная палочка…», «Я переживаю», «Я боюсь», «Я об этом не хочу вспоминать», «Сон, который меня взволновал», «Я ужасно разозлился», «Я такой довольный, я такой счастливый», «Я взрослый и работаю на своей работе». Список тем меняется с учетом семейной истории, индивидуально-психологических особенностей ребенка и выявляемой в процессе непосредственного обследования в ситуации «здесь и теперь» значимой проблематики.
Семья животных
Инструкция: «Нарисуй семью, состоящую из животных, так, чтобы все члены семьи были разными животными». Можно пояснить, что речь идет о сказочной семье, поскольку на самом деле звериные семьи состоят из одинаковых животных. Я не говорю ребенку, что предполагается изображение его собственной семьи. Напротив, по инструкции должна быть нарисована некая абстрактная семья. Однако ассоциации обследуемого все равно определяются его самоощущением в своей семье.
Рисунок семьи
Перед обследуемым горизонтально кладется лист белой бумаги, ручка или простой карандаш без ластика. Если клиент сочтет, что его рисунок испорчен, можно дать еще один лист, а потом сравнить изображения. Допустимо использовать различные варианты инструкций.
1. «Нарисуй свою семью». В этом случае не объясняется, что означает слово «семья», а в ответ на вопросы еще раз повторяют инструкцию.
2. «Нарисуй свою семью, где все заняты обычным делом».
3. «Нарисуй свою семью, как ты ее себе представляешь».
4. «Нарисуй свою семью в виде фантастических (несуществующих) существ».
5. «Нарисуй свою семью в виде метафоры, образа, символа, который выражает ее особенности».
Если ребенок задает вопросы: «А кого рисовать?», «А бабушку рисовать?», «А можно я нарисую своего друга?», я отвечаю: «Я не знаю, кто входит в вашу семью. Ты знаешь это лучше меня». В отличие от этого, в ответе на вопрос, рисовать ли себя, я даю понять, что это желательно, например, говорю с полувопросительной интонацией: «Ты ведь член своей семьи?»
Я напоминаю, что отметок здесь не ставят и художественные способности не оценивают. По завершении рисунка, указывая на кого-либо из персонажей, задаю нейтральные вопросы: «Кто это? А это?» Стараюсь выяснить смысл нарисованного: чувства к отдельным членам семьи; причины, которые заставили не изображать кого-то из них (если так произошло) или, напротив, нарисовать лиц, к семье не принадлежащих.
Я не высказываю собственных предположений, избегаю прямых вопросов, не настаиваю на ответах, так как это может вызвать тревогу и спровоцировать защитные реакции. Могу задать дополнительные вопросы типа: «Где все это происходит?», «Что они делают?», «Какое у них здесь настроение?», «О чем они думают?» и т. п.
Беседу провожу в свободной форме. Отмечаю последовательность рисования персонажей и предметов, паузы более 15 секунд, попытки исправления деталей, спонтанные комментарии, эмоциональные реакции и их связь с содержанием изображения.
Проективная сказка
Можно обнаружить целый ряд поразительных совпадений данных биографии, внутренних обстоятельств и проблем клиентов с сюжетом их любимой сказки. Нередко сказка бывает переполнена символами, возникающими в период полового созревания. Фрагментарность и искажения любимой сказки, возникающие у клиентов при попытке ее вспомнить, на первый взгляд препятствуют работе. Однако именно забытые и трансформированные отрывки являются самыми полезными с диагностической точки зрения и подсказывают пути вмешательства. В связи с этим не стоит побуждать клиентов вспоминать сказку как можно точнее, лучше подчеркнуть, что они могут отклоняться в своем повествовании от сюжета, вводить новых героев.
Приемы анализа
1. Отделение нетипичных элементов повествования (отражающих особенности автора и его переживаний) от стереотипных, обусловленных возрастом, мало информативных.
2. Оценка эмоциональных реакций клиента во время рассказа (тревога, удовольствие, враждебность, эмпатия, подавление чувств и т. п.).
3. Выявление основного персонажа, представляющего автора рассказа.
4. Определение персонажей, отражающих различные, нередко конфликтные свойства личности автора.
5. Определение персонажей, представляющих значимые фигуры реального окружения автора.
6. Выявление групп персонажей, символизирующих составляющие одной личности.
7. Установление символов вытесненных комплексов (например, образов насекомых, мышей и т. п.).
8. Исследование образов и действий, отражающих детско-родительские отношения.
9. Оценка общей атмосферы рассказа (приятная, нейтральная, пугающая).
Большое значение придается названию, которое клиент дает своему рассказу, а также окончанию повествования («морали»).
Корни рассказывания сказок я ищу в культурном контексте или в контексте развития индивида и семьи. В первом случае использую мифы, легенды, басни. В семейном контексте это – семейные легенды, повествования, основанные на реальных событиях, но приукрашенные. С позиций индивидуального развития личности чаще рассказываются истории-фантазии, мечты.
Варианты проведения сказкотерапии разнообразны. Можно задавать тему или самому начинать рассказывать сказку, побуждая продолжать ее. При необходимости я вмешиваюсь в повествование с целью повернуть сюжет в нужное русло. Возможно разыгрывание придуманной истории по ролям с использованием песка, игрушек, кукол, театральных костюмов и реквизита. Рассказы можно сопровождать рисунками. Терапевтический процесс может целиком основываться на сказкотерапии, а может лишь включать ее элементы. Выбор той или иной техники определяется особенностями клиента и характером психологических задач.
При индивидуальном консультировании клиент получает следующую инструкцию. «Сейчас я начну рассказывать сказку, а ты ее продолжишь. Можешь придерживаться сюжета, но можешь и отступать от него. Можешь вводить новых действующих лиц. Я буду записывать все, что ты говоришь». Если возникают вопросы о том, зачем это делается, я говорю клиенту, что мне интересно больше узнать о его способностях, творческих возможностях.
Коллективное рассказывание сказки в семье позволяет обнаружить сходства и различия проблем (в том числе и семейных) отдельных участников. Они могут увидеть отражение собственных переживаний, различные варианты выхода из трудных ситуаций в отрывках, рассказываемых другими. В процессе коллективного рассказа наступает резонанс, суть которого заключается в появлении у членов семьи одинаковых представлений, вызывающих у них, в зависимости от уровня развития и потребностей, различные реакции как осознанного, так и регрессивного характера. Также возникает эффект зеркального отражения, благодаря которому включаются проективные механизмы и участники сталкиваются с неосознаваемыми свойствами своей личности.
Работа со всей семьей
На первой встрече с семьей я неторопливо и тепло здороваюсь со всеми по очереди, повторяя имя каждого. Обращаю внимание, как члены семьи рассаживаются, как они называют друг друга. Кто с кем садится и как: сам, по приглашению или по указке. Кто занимает место рядом со мной, кто напротив, а кто – подальше, в уголке. Около кого осталось свободное место. Прикасаются они друг к другу или сидят, как чужие.
В двух-трех фразах повторяю для всех, что я узнал от обратившегося по телефону. Затем прошу каждого высказать свою точку зрения на проблему. Сразу ввожу правила равноправного общения: никто не должен говорить за всех или за другого, перебивать кого-то и кричать на него.
Замечаю, кто начинает разговор первым, кто представляет остальных, кто кого поддерживает. В какой очередности члены семьи говорят, на кого оглядываются, соглашаются друг с другом или спорят. Останавливаю нападающего: «Простите, я не расслышал, что сказал такой-то». Если он продолжает, вежливо, но твердо останавливаю его: «Вы сможете спокойно высказаться через несколько минут». Определяю, кто в семье лидер, кто сублидер – «рупор семьи», кто идентифицированный пациент (чаще – ребенок, выделенный семьей в качестве семейной защиты). Если в семье есть явный лидер, обращаюсь к другим членам семьи через него.
Я присоединяюсь к семье, подражая их речи, употребляя метафоры и идиомы, принятые в семье, используя понятия, отражающие доминирующие анализаторы того или иного участника. Использую синхронизацию дыхания и экспрессивности речи с членом семьи, заявляющим проблему. Копирую позы, мимику и жесты участников беседы. Говорю с родителями на языке ответственности, с детьми – на языке отстаивания прав. С общительной семьей проявляю общительность, со сдержанной – сдержанность.
Молчащего члена семьи вовлекаю в общение, спрашивая заинтересованно, согласен ли он с прозвучавшим высказыванием. Стараюсь понять его молчаливую реакцию и жду, не озвучит ли он ее. Не позволяю другим говорить за него. В конце сессии отмечаю его эмоциональную включенность в дискуссию и выражаю надежду услышать его, когда он будет готов.
Если какой-то член семьи не приехал на встречу, я выясняю у остальных причину. Не осуждаю его. Прошу разрешения позвонить ему, чтобы выслушать его объяснения. Если кто-то возражает, интересуюсь почему. Напоминаю, не пытаясь настаивать, что терапия эффективнее, когда в ней участвуют все заинтересованные лица.
Когда разрешение получено, выслушиваю отсутствовавшего и заверяю его: «Я хочу услышать и вашу версию ситуации. Почему бы вам не высказать ее при всех? Мы тут вместе говорим о том, что беспокоит каждого из вас, и пытаемся найти новые способы улучшить взаимоотношения». Если привлечь этого члена семьи к терапии все же не удастся, ставлю для него стул и предлагаю обращаться к пустому стулу, как будто он на нем сидит.
В процессе семейной терапии я решаю следующие задачи:
• налаживаю прямой взаимный контакт;
• создаю терапевтическую атмосферу, способствующую эмпатическому взаимодействию между членами семьи, а также между семьей и собой;
• обеспечиваю безопасность и эмоциональную поддержку наиболее слабого в данный момент члена семьи;
• помогаю семье понять суть происходящего процесса и обращаюсь к глубинному конфликту, который лежит в основе неправильного отношения к члену семьи;
• развиваю способности к взаимопониманию и эмпатии;
• развиваю способности принимать существующие различия в оценках и взглядах;
• добиваюсь, чтобы члены семьи понимали и уважали интересы и потребности друг друга;
• формирую более гибкое отношение к тому, кто становится лидером в определенной ситуации;
• стремлюсь, чтобы участники осознали динамику взаимоотношений между поколениями;
• совершенствую у участников навыки индивидуального и совместного решения проблем;
• не позволяю приписывать семейные проблемы кому-то одному;
• освобождаю от этой роли «козла отпущения»;
• развиваю способности участников к анализу собственных потребностей и переживаний;
• стремлюсь к балансу между личными и семейными факторами, стремлением к независимости и сплоченности;
• изменяю дезадаптивные правила, действующие в семье.
Я учитываю различные варианты структуры семьи: смешанная семья с детьми от другого брака или приемными детьми, неполная семья или сожительствующая гетеросексуальная или гомосексуальная пара. Внимательно отношусь к семейным правилам, нормам и объединениям внутри семьи. При определении причин каких-либо событий или поведения рассматриваю более широкую картину и выясняю, как взаимосвязано поведение участников.
Я не склоняю семью ни к какому типу взаимоотношений, честно признаю границы своих возможностей. Проявляю уважение ко всем членам семьи, не разделяя их на правых и неправых, воздерживаюсь от критики. Работаю в единой «команде» с семьей, подчеркиваю позитивную роль семьи в терапевтическом процессе, с пониманием и сочувствием отношусь к интенсивным эмоциональным проявлениям в семье. Помогаю членам семьи в их развитии, информирую о самых различных возможностях лечения, помогаю семье в психологическом и медицинском образовании, давая читать свои книги, обеспечиваю информацией о возможной социальной помощи.
Я добиваюсь осознания семьей того, как нерешенные в прошлом проблемы влияют на взаимоотношения в семье в данный момент и как из этого нарушенного контекста отношений возникают неконструктивные способы адаптации к жизни семьи у некоторых ее членов. Поощряю каждого участника в строительстве непосредственных личных отношений с каждым из членов расширенной семьи, без вмешательства других.
Как правило, семья неосознанно «проверяет» мою моральную и аффективную устойчивость, пытается использовать меня в решении семейных конфликтов для усиления позиций одного или нескольких членов семьи, переложить на меня ответственность за проблемного члена семьи. В случае кризиса, сформировавшегося или проявившегося в период психотерапии, семья обвиняет меня в происходящем, представляя меня в роли «козла отпущения», чтобы еще на какой-то период сохранить шаткое равновесие в семье.
Я избегаю вовлечения в треугольники и учу избегать их членов семьи. Для этого задаю объективный и рациональный тон беседе, направляю ее ход, поощряю членов семьи обращаться непосредственно друг к другу. Делаю акцент не на объяснении возможных мотивов поведения, а на констатации того, «кто, что, когда и где кому сказал или сделал». Для сохранения справедливого равновесия сил иногда в игровой форме занимаю сторону то одного, то другого члена семьи.
Откровенные обсуждения семейных проблем обычно являются болезненными, и многие идут на все, чтобы избежать этого.
В работе с семейным сопротивлением я предпринимаю следующее.
• Присоединяюсь к семье в качестве сочувствующего и готового оказать поддержку ее члена.
• Создаю альянс с человеком, обладающим в семье реальной властью.
• Становлюсь на позицию членов семьи с точки зрения их взгляда на проблему. Не оспариваю с первых минут мнение того или иного члена семьи о сути проблемы. Понимаю, что возможно лишь медленное изменение.
• Начинаю с того, что доступно членам семьи. Не предлагаю им сделать то, к чему они пока не готовы.
• Иду по пути наименьшего сопротивления. Избегаю вступать в борьбу, вначале сосредоточиваюсь на тех аспектах проблемы, которые легче поддаются изменениям.
• Рассматриваю сопротивление с точки зрения его полезности. Вместо того чтобы считать отказ от сотрудничества проявлением упрямства, рассматриваю его как обратную связь.
• Заключаю Рабочий договор. Оказываю членам семьи помощь в выборе реалистичных целей и помогаю справиться с заданиями, которые им под силу.
В период знакомства с семьей, члены которой отличаются авторитарностью и ригидностью взаимоотношений, я применяю недирективный стиль; в момент постановки определенных задач использую директивный стиль; вызванную перестройкой взаимоотношений фрустрацию преодолеваю вновь с помощью недирективного стиля; реакция на рецидивы неблагоприятных отношений в семье может потребовать директивности.
Инициатор обращения предъявляет, как правило, манипулятивный запрос, который позволяет ему дистанцироваться от бессознательного или осознаваемого чувства вины, снять с себя ответственность за происходящее в семье и перенести ее на ребенка и меня. С помощью психотерапевтических метафор я перевожу запрос с поверхностного манипулятивного уровня на уровень осознания матерью и отцом своей неэффективности в роли родителей и супругов.
Я исследую ресурсные состояния семьи как системы и отдельных ее членов. «Был ли в вашей жизни момент, когда вы вместе чувствовали себя комфортно? Как вы этого добивались?» Экскурсы в прошлое я осуществляю в основном для поиска ресурсных состояний членов семьи. Формулирование целей каждого члена семьи приводит к формулированию цели семьи как единого психологического механизма. На этой стадии я применяю недирективный подход, нацеленный на вербализацию неосознаваемых отношений членов семьи, установление контактов и влияние через механизмы семейной иерархии.
Второй этап (реконструкции семейных отношений) я посвящаю групповому обсуждению актуальных семейных проблем. Ввожу, обсуждаю с семьей и закрепляю на последующих встречах специальные правила ведения дискуссии. Провожу ролевой поведенческий тренинг и обучение правилам конструктивного спора по С. Кратохвилу (1991). Применяю приемы групповой терапии: сбалансированность в исследовании негативного и позитивного опыта, использование обратной связи, психоскульптуру, семейную психодраму.
Способствую установлению границ между подсистемами, усилению функционирования одних и связанному с этим ослаблению функционирования других. Для повышения эффективности и компетентности обратившихся как супругов и как родителей разделяю супружеский и родительский контекст. Учу прародителей распознавать границы своей подсистемы, качества ее функционирования и мотивы, по которым они несогласованно пересекали внутренние границы.
Женщины с их таинственными путями. Ворчит и жалуется, а потом вяжет вам свитер и готовит ваших любимых цыплят. Говорит, что не останется с тобой ни дня больше, а если вы скажете: «Ты хорошо выглядишь сегодня», – останется навсегда.
Э. Берн
На третьем, поддерживающем этапе я закрепляю в семейных естественных условиях возросший диапазон ролевого поведения и навыки эмпатического общения, приобретенные на предыдущих этапах. Заслушиваю отчеты о динамике внутрисемейных отношений и корригирую приобретенные навыки общения применительно к реальной жизни семьи.
Четвертый этап – завершение психотерапии в соответствии с оговоренным сроком лечения и отсоединение. О завершении психотерапии свидетельствует достижение сформулированных целей. Экологическую проверку я провожу с помощью процедуры «Совместное рисование семейного счастья».
