Негативная аффективность
Каждый несчастен настолько, насколько полагает себя несчастным.
Сенека
Основной особенностью негативной аффективности по МКБ-11 является склонность испытывать широкий спектр отрицательных эмоций. Общие проявления негативной аффективности, не все из которых могут присутствовать у данного человека в данный момент, включают в себя:
• переживание широкого спектра негативных эмоций с частотой и интенсивностью, непропорциональными ситуации;
• эмоциональную нестабильность и плохую регуляцию эмоций;
• негативистские установки;
• низкую самооценку и неуверенность в себе;
• недоверчивость.
Негативная аффективность проявляется как тревожность, покорность, отвращение к себе, недоверчивость к людям и своему здоровью, подавленность, часто в ответ даже на незначительные фактические или воображаемые стрессоры. Соответствующее поведение характерно для тревожных, депрессивных, мазохистичных, зависимых и параноидальных личностей. В МКБ-11 эти личностные модели не выделены, поэтому ниже приводятся их описания по DSM-5.
Дети с негативной аффективностью сторонятся шумных и бойких сверстников, испытывают чувство робости и застенчивости, часто стесняются отвечать перед классом. Охотно подчиняются опеке старших, нотации взрослых могут вызвать у них угрызения совести, чувство вины, слезы, отчаяние.
Подростки проявляют сдержанность в интимных отношениях, опасаясь отвержения, которое приводит их в отчаяние. Они либо прячут сексуальные желания, не переходя границ нежной дружбы, либо проявляют влечение так отчаянно, что пугают и отталкивают.
Взрослые люди с негативной аффективностью ведут себя пассивно, сдержанно, нерешительно, опасаясь осуждения за недозволенный поступок. Они безотказно и самоотверженно выполняют любые требования окружающих, боясь, что их разлюбят и покинут.
Непереносимость насмешек, подозрений в якобы совершенном проступке сопровождается неумением постоять за себя при несправедливых обвинениях. Вследствие своей беззащитности человек нередко служит «козлом отпущения», мишенью для шуток. Если не удается избежать конфликта, он играет в нем роль жертвы, ищет поддержки и опоры.
Такой человек может располагать к себе, излучая теплоту и готовность к самопожертвованию. При этом сблизиться с теми, с кем хочется, мешает застенчивость, которая может маскироваться внешней развязностью и даже заносчивостью.
Нравственная незрелость и связанная с ней плохая социализация делают его эгоистичным. Он избегает реальной душевной близости с партнером, который призван заменить материнскую фигуру. К партнеру предъявляются завышенные требования в скрытой форме: пассивность и требовательная беспомощность становятся агрессивной стратегией.
Неадаптивные установки (Бек А., Фримен А., 2017):
• Невыносимо, когда меня унижают или отвергают.
• Люди – критически настроенные, самоутверждающиеся и унижающие.
• Если люди сблизятся со мной, они обнаружат, кто я такой, и отвергнут меня.
• Если другие критикуют меня, они, видимо, правы.
• Надо избегать ситуаций оценки.
• Я должен избегать ситуаций, в которых привлекаю внимание, или быть как можно более незаметным.
• Любые признаки напряженности в отношениях указывают на то, что отношения испортились, следовательно, их нужно разорвать.
• Мое настроение зависит от того, что думают обо мне другие.
• Я не могу жить без близкого человека.
• Ужасно быть неизвестным, посредственным.
• Если я не достиг вершины, то потерпел провал.
• Каждая ошибка подчеркивает мою глупость.
• Люди лучше меня, их хорошее отношение надо заслуживать.
• Если человек спорит со мной, значит, я ему не нравлюсь.
• Если моя супруга (возлюбленная, родители, ребенок) не любит меня, значит, я ни на что не годен.
• Чтобы не быть несчастным, нужно, чтобы все и всегда меня любили за безотказность или уважали за мои успехи.
Потребности личности с негативной аффективностью
Идеальное «Я» заставляет человека ставить перед собой недостижимые цели, а переживание неизбежной неудачи еще больше снижает самооценку. Из-за безжалостных внутренних требований человек перестает воспринимать и удовлетворять свои истинные потребности. Личную и семейную жизнь определяют потребности, для которых характерны иллюзорность, карикатурность, отсутствие свободы, спонтанности и смысла, утилитарная нацеленность на безопасность и решение всех проблем (К. Хорни, 2014, 2018, 2019).
Потребность в любви, привязанности и одобрении:
• неразборчивая потребность угождать, нравиться другим и получать ободрение;
• непроизвольное стремление оправдывать ожидания других;
• перенесение центра тяжести с собственной личности на других, привычка принимать во внимание только их желания и мнения;
• боязнь самоутверждения;
• боязнь враждебности со стороны других или собственных враждебных чувств.
Потребность в партнере, ответственном за благополучие личности:
• перенесение центра тяжести на партнера, который отвечает за все хорошее и плохое в жизни личности; успешное манипулирование партнером становится главной задачей;
• завышенная оценка «любви», от которой зависит решение всех проблем;
• боязнь остаться покинутым;
• боязнь одиночества.
Потребность ограничить жизнь тесными рамками:
• необходимость быть нетребовательным, довольствоваться малым и ограничить свои честолюбивые стремления и желания материальных благ;
• необходимость оставаться неприметным и играть второстепенные роли;
• умаление своих способностей и потенциальных возможностей, признание скромности как высшей добродетели;
• стремление скорее сохранить, чем тратить;
• боязнь предъявлять какие-либо требования;
• боязнь иметь или отстаивать экспансивные желания.
Стремление к власти:
• стремление к господству над другими;
• преданность делу, долгу, ответственность, хотя играют определенную роль, но не являются движущей силой;
• неуважение других людей (их индивидуальности, достоинств, чувств), стремление подчинить их себе;
• наличие деструктивных элементов разной степени выраженности;
• неразборчивое преклонение перед силой и презрение к слабости;
• боязнь неконтролируемых ситуаций;
• боязнь беспомощности.
Потребность контролировать себя и других людей с помощью разума и предусмотрительности (у лиц, у которых слишком подавлены открытые проявления их властного характера):
• вера во всемогущество интеллекта;
• отрицание могущества эмоциональных сил и презрение к ним;
• придание чрезвычайно большого значения предвидению, предсказанию;
• чувство превосходства над другими, основанное на способности такого предвидения;
• презрение ко всему в себе самом, что не соответствует образу интеллектуального превосходства;
• боязнь признать объективные границы силы разума;
• боязнь показаться глупым и высказать неверное суждение.
Потребность в эксплуатации других и стремление добиваться от них для себя преимуществ:
• оценка других людей прежде всего с точки зрения их полезности или возможности эксплуатации;
• различные сферы эксплуатации: деньги, сексуальность, чувства, идеи;
• гордость своим умением эксплуатировать других;
• боязнь самому подвергнуться эксплуатации и таким образом оказаться в дураках.
Потребность публичного признания или престижа:
• оценка людей, вещей, денег, собственных качеств, поступков и чувств только в соответствии с их престижностью;
• различные (традиционные или бунтарские) способы возбуждения зависти или восхищения;
• самооценка, целиком зависящая от характера публичного признания;
• боязнь утраты привилегированного положения в обществе («унижения») либо в силу внешних обстоятельств, либо вследствие внутренних факторов.
Потребность в восхищении своей особой:
• раздутое представление о себе (нарциссизм);
• потребность в восхищении не тем, что человек представляет собой или чем он обладает в глазах окружающих, а воображаемыми качествами;
• самооценка, целиком зависящая от соответствия этому образу и от восхищения этим образом другими людьми;
• боязнь утратить восхищение (оказаться «униженным»).
Честолюбие в смысле личных достижений:
• потребность превосходить других людей не тем, что ты собой представляешь или каков ты на самом деле, а посредством своей деятельности;
• зависимость самооценки от того, насколько удается быть самым лучшим – любовником, работником, спортсменом, – особенно в собственных глазах;
• примесь разрушительных тенденций, имеющих целью взять над другими верх;
• неустанное подталкивание себя еще к большим достижениям, несмотря на всепоглощающую тревогу;
• страх неудачи («унижения»).
Потребность в самодостаточности и независимости:
• потребность никогда ни в ком не нуждаться, или не поддаваться никакому влиянию, или быть абсолютно ничем не связанным, поскольку любая близость означает опасность порабощения;
• наличие дистанции и обособленность – единственный источник безопасности;
• боязнь потребности в других людях, привязанности, близости, любви.
Потребность в достижении совершенства и неуязвимости:
• постоянное стремление к совершенству;
• навязчивые раздумья и самообвинения в связи с возможными недостатками;
• чувство превосходства над другими на основе собственного совершенства;
• боязнь обнаружить в самом себе недостатки или совершить ошибки;
• боязнь критики или упреков.
Психодинамика
Из-за отсутствия динамики, обращенной вовне, все чувства «глотаются» и удерживаются. Подавленные и накопленные негативные чувства и желания становятся такими могущественными, что вторично проецируются на окружающий мир, который из-за этого представляется требовательным, безрадостным и бесцветным.
Образ Внутреннего преследователя поддерживает в индивиде чувство недовольства собой, иррациональной вины, зависти к людям, разочарования в них, затаенной обиды, недоброжелательности, придирчивости. Характерна также идентификация с людьми, которые заменяют материнскую фигуру, путем приписывания им своей идентичности или симбиотического слияния взамен подлинной эмоциональной близости. Идеальную всепрощающую мать могут символизировать фантазии о потерянном рае, упоение ролью кающегося грешника, навязчивая мастурбация, алкоголь и наркотики.
Для профилактики разочарования служит обесценивание по типу «виноград зелен», «не очень-то и хотелось». Неудачное самоотречение приводит к переживаниям разочарования, затаенной обиды, зависти, недоброжелательности, придирчивости. Идя на поводу своих желаний, человек ущемляет интересы других людей, создавая тем самым реальные предпосылки для переживания вины. Если для переживания стыда необходимо участие оценивающего человека, то чувство вины может настичь человека и в одиночестве.
У психолога:
– Почему вы приписываете себе комплекс неудачника, ни на что не способного? Ведь когда-то вы оказались самым быстрым сперматозоидом, обогнав миллионы конкурентов!
– Значит, остальные были еще хуже…
Но всерьез ущерб своей жертве можно возместить, только разделив боль, которую ей причинил, а это невозможно сделать сердцем, «замороженным», «анестезированным» после неотреагированной ранней психотравмы. И вместо покаяния и компенсации человек удовлетворяется демонстративными или навязчивыми «угрызениями совести», которые выполняют роль символической отмены совершенного проступка. Процесс переживания останавливается на инфантильном страхе наказания.
При угрозе разрыва отношений происходит идеализация партнера, ответственность за утрату возлагается на свою «плохость», агрессия обращается против себя, а страх наказания за нее заставляет потакать обидчику. Результатом такого поведения становится сниженное самоуважение, тенденция к самонаказанию и самосовершенствованию. Утрата партнера приводит к обращению любовных импульсов на себя, чтобы избежать ощущения потери объекта. При этом освободившаяся жизненная энергия не направляется на новый объект, а укрепляет ослабленное «Я».
Незрелые защиты от тревоги, вины и стыда переполняют психику, оттягивают на себя много энергии, искажают восприятие, затрудняют общение. Но благодаря этим защитам человек сохраняет способность функционировать хотя бы в практической сфере. Ведь решать житейские задачки легче, чем дрожать от страха, пребывать в тоскливом отчаянии или мучиться от позора.
Сенситивность
Сентиментальная ирония – это собака, которая воет на луну, одновременно писая на могилы.
К. Краус
Сенситивная акцентуация характера проявляется в чрезвычайной впечатлительности и резко выраженном чувстве неполноценности. Наблюдаются постоянная тревожность, повышенная робость и пугливость, склонность к страхам, неуверенность в себе. Характерны ранимость, интровертированность, застенчивость, избирательная общительность, избегание интимных контактов (интимофобия).
Несмотря на низкую самооценку и избегание риска, эти личности жаждут, почти отчаянно, быть в общем социальном и профессиональном потоке. Однако обычно их отношения разрушаются в связи с их исключительной чувствительностью к неприятию, а сами они тянутся к работе в тени, отказываясь от ответственных должностей и продвижения по службе. Иногда, наоборот, они пытаются самоутвердиться именно в тех областях, где чувствуют свою слабость. Но, как только ситуация требует от них смелости и решительности, пасуют.
Повышенная ранимость часто связана с постоянным резким осуждением со стороны родителей в детстве. В результате ахиллесовой пятой сенситива являются отвержение со стороны близких, их утрата или разлука с ними.
Отвергнутая любовь, насмешки или потеря уважения могут привести сенситива в отчаяние вплоть до суицидальной попытки. Именно в это время он попадает в поле зрения психиатра или психолога. Во время первой беседы с терапевтом его постоянная тревога особенно усиливается.
Э. Эйрон (2021) для обозначения особенностей сенситива использует аббревиатуру DOES. В этом сокращении:
D – глубина обработки (от depth). Основополагающей характеристикой для сенситива является склонность наблюдать и размышлять, прежде чем действовать. Сенситив подробнее обрабатывает всю информацию, в том числе и неосознанно;
O – легко достигающееся перевозбуждение (от overstimulation): когда уделяется больше внимания всему сразу, невозможно не устать раньше окружающих;
Е – акцентирование (от emphasis) эмоциональных реакций и выраженная эмпатия (empathy), что помогает подмечать детали и учиться;
S – восприимчивость (от sensitive) ко всем нюансам нашего окружения.
Поскольку впечатлительный сенситив непроизвольно замечает все подробности ситуации вплоть до самых мельчайших, в сложной или продолжительной ситуации он устает от обработки получаемой информации раньше, чем другие. Избыточная раздражительность так легко вводит сенситива в состояние стресса, что он, сразу усвоив урок, старается избегать подобных ситуаций активнее, чем другие люди.
Сенситивы
• лучше замечают ошибки и стараются не допускать их;
• высокосознательны;
• способны глубоко сосредоточиваться (но лучше всего – когда их не отвлекают);
• особенно эффективно выполняют задачи, требующие внимательности, точности, скорости и выявления незначительных различий;
• способны обрабатывать материал на глубоких уровнях памяти;
• часто и подолгу размышляют о своих делах и поступках в разные жизненные периоды;
• умеют учиться, не сознавая этого;
• испытывают глубокое влияние эмоций и настроений окружающих.
Тонко настроенная «антенна» сенситива улавливает даже те чувства окружающих, которые они скрывают. Обостренная чувствительность к их недовольству с детства заставляет сенситива следовать всем правилам как можно точнее и бояться допустить ошибку. Но быть все время безупречным – значит игнорировать собственные потребности и запрещенные чувства. Опасения, что они вырвутся наружу, становятся источником «необоснованных» страхов и ночных кошмаров.
В случае негативного детского опыта сенситивы слишком часто склоняются к излишним обобщениям, избегают многочисленных ситуаций или испытывают чувство тревоги только потому, что новый опыт хоть чем-то напоминает прежний, неприятный. Но дороже всего сенситивы платят за свою сверхчувствительность перегрузкой нервной системы, которая наступает у них раньше, чем у других.
Тревожность
Главной опасностью в жизни является то, что вы предпринимаете слишком много мер предосторожности.
А. Адлер
Избегающее (тревожное) личностное расстройство по DSM-5
Данное расстройство диагностируется при наличии четырех и более черт из следующего списка.
1. Человек избегает профессиональной деятельности, которая связана с важным межличностным контактом, из-за опасений критики, неодобрения или отказа.
2. Избегает общения с людьми, если не уверен в их симпатии к себе.
3. Сдержан в близких отношениях из-за страха быть пристыженным или высмеянным.
4. Опасается критики или отвержения в социальных ситуациях.
5. Застенчив с новыми знакомыми из-за чувства неполноценности.
6. Считает себя неумелым, непривлекательным или нижестоящим по отношению к другим.
7. Необычно неохотно принимает на себя личные риски или участвует в каких-либо новых действиях, потому что они могут оказаться трудными.
Людям данного типа свойственны низкая контактность, робость, пугливость, неуверенность в себе. Они всегда готовы угодить, однако обычно их отношения нарушаются в связи с их исключительной чувствительностью к неприятию, и они тянутся к работе в тени, отказываясь от ответственных должностей и продвижения по службе.
В характере преобладает избыточное чувство долга, недовольство собой, пессимизм. Позитивные возможности не замечаются и не используются. Человек ведет себя пассивно, боится самостоятельности, в нужный момент проявляет нерешительность, не использует шансы, опасаясь осуждения за недозволенный поступок.
Чувство собственной неполноценности компенсируется в самоутверждении через те виды деятельности, где можно в большей мере раскрыть свои способности. Реакция гиперкомпенсации проявляется в стремлении продемонстрировать свою успешность именно в сфере своей слабости. Но, как только ситуация требует от такого человека смелости и решительности, он пасует.
Самооценка избегающих личностей понижена, а оценка других людей завышена. Они убеждены в отсутствии личного обаяния или превосходстве окружающих, избегают вступать в контакт с людьми, если не уверены в их симпатии. Они подозревают окружающих в насмешках над собой, подавляют эмоции при общении с незнакомыми людьми.
Характерны интровертированность, избирательная общительность, избегание интимных контактов. Обидчивость, ранимость, застенчивость мешают им сблизиться с теми, с кем хочется, причем самым слабым звеном является реакция на отношение к ним окружающих.
Избегающие личности редко вступают в конфликты с окружающими, играя в них в основном пассивную роль, в конфликтных ситуациях они ищут поддержки и опоры. Они обладают чувством долга, исполнительностью, самокритичностью, дружелюбием, привязчивостью.
Люди с повышенной тревожностью и отгороженностью имеют общую черту, заключающуюся в малом числе близких личностных привязанностей. Однако в то время как отгороженная личность является эмоционально холодной и отличается отсутствием теплых чувств к людям и безразличием к оценке и критике, тревожная личность боится отвержения и жаждет внимания и принятия, но не хочет вступать в отношения из страха быть отвергнутой.
Избегающие личности проявляют сдержанность в интимных отношениях, опасаясь отвержения, которое приводит их в отчаяние. Первая влюбленность приходит к ним поздно и направлена на старших лиц с выраженной маскулинной ролью. Свою влюбленность такие личности либо прячут, либо в силу реакции гиперкомпенсации проявляют так отчаянно, что пугают и отталкивают. Супружеская гармония возможна лишь при сочетании с агрессивным и родительским типом личности.
Психодинамика
Уклонение от активной деятельности и подавление своих чувств является защитной реакцией от глубоко укоренившегося страха неодобрения. Имеется фоновая агрессия, появившаяся до или после возникновения эдипова комплекса (обожание родителя противоположного пола наряду с негативным отношением к родителю своего пола). Отмечается интроверсия – обращение жизненной энергии (либидо) с объектов внутрь вследствие чувства неполноценности.
Депрессивность
Печали, как и дети, лучше растут, когда их лелеют.
К. Холланд
В DSM-5 депрессивное расстройство личности отсутствует. По DSM – IV-TR депрессивное расстройство личности диагностируется при наличии пяти и более черт из следующего списка:
1. Преобладание унылого, мрачного, подавленного настроения.
2. Отношение к себе основывается на убеждении в собственной неполноценности, никчемности и низкой самооценке.
3. Тенденция к самокритике, самообвинению и преуменьшению собственных заслуг.
4. Склонность к печальным размышлениям и поиску поводов для беспокойства.
5. Негативное, критическое отношение к окружающим.
6. Пессимизм.
7. Склонность переживать чувство вины или сожаление.
Депрессивные личности большую часть своего негативного аффекта направляют не на других, а на самих себя, ненавидя себя вне всякого соотнесения со своими действительными недостатками. Результатом этого становятся сниженное самоуважение и тенденция к самонаказанию и самосовершенствованию.
Депрессивные личности считают, что в своей сущности они плохи. Они сокрушаются по поводу своей жадности, эгоистичности, тщеславия, гордости, гнева, зависти и страсти. Они считают все эти человеческие качества извращенными и опасными, испытывают беспокойство по поводу своей врожденной испорченности.
Поскольку эти люди постоянно находятся в состоянии готовности поверить в самое худшее о самих себе, они очень ранимы. В любом сообщении, которое содержит сообщение об их недостатках, они склонны различать только эту часть коммуникации.
Депрессивные личности глубоко чувствительны к тому, что их оставляют, и несчастливы в одиночестве. Потерю они переживают как доказательство своих отрицательных личностных свойств. Они очень стараются быть «хорошими» и боятся быть разоблаченными в своих грехах и отвергнутыми как недостойные. Неудачное самоотречение приводит к переживаниям разочарования, затаенной обиды, зависти, недоброжелательности, капризности, придирчивости.
Психодинамика
В качестве важнейшего психодинамического фактора выступает неотреагированная ранняя утрата объекта любви с возложением ответственности за это на свою «плохость». При этом происходит идеализация утраченного объекта и обращение агрессии против себя. Обращением против себя достигается снижение тревоги, особенно тревоги сепарации (если кто-то считает, что именно гнев и критицизм вызывают оставление, он чувствует себя безопаснее, направляя их на себя). При этом сохраняется ощущение силы (если «плохость» во мне, я могу контролировать ее, а тем самым и ситуацию).
Грусть достаточна сама по себе, но, чтобы получить от нее настоящее удовольствие, нужно поделиться ею с другими.
М. Твен
Подавленные и накопленные чувства и желания становятся такими могущественными, что вторично проецируются на окружающий мир, который из-за этого представляется непомерно требовательным. В качестве защиты от чувства вины используется перенос чувств к значимым людям из прошлого на партнера и формирование реакции (чрезмерная забота вместо вытесненной обиды и т. п.). Для профилактики разочарования служит обесценивание по типу «виноград зелен».
Еще одну защиту представляет идеализация. Поскольку самооценка депрессивных личностей снижается в ответ на переживания, постольку восхищение, с которым они воспринимают других, повышает ее. Идеализированную балующую мать могут символизировать мастурбация, фантазии о потерянном рае, упоение ролью кающегося грешника, алкоголь и наркотики.
Мазохизм
Мазохизм – это способность растворять ненависть в любви.
О. Кернберг
Для мазохистской личности (чаще всего это женщина) характерны следующие черты (Мак-Вильямс Н., 2015). Она выбирает людей или ситуации, которые приводят к разочарованию, неудаче или плохому обращению, хотя лучшие варианты были явно доступны. Отвергает или делает неэффективными попытки других помочь ей. На свой успех и другие положительные события в своей жизни реагирует подавленностью, виной, несчастным случаем или другим поведением, которое вызывает боль. Провоцирует злобные или отвергающие реакции со стороны других, а затем чувствует себя оскорбленной, побежденной или униженной (например, публично высмеивает мужа, а когда он выходит из себя, чувствует себя обиженной). Отвергает возможность получить удовольствие, разрушая такие возможности, или не желает признать, что получила удовольствие, хотя имеет возможность наслаждаться жизнью. Не может выполнять трудные задания для себя, хотя делает что-то не менее трудное для других. Не интересуется теми, кто хорошо обращается с ней, оставляет их без внимания и отвергает.
Мазохист постоянно стремится принести себя в жертву вопреки противодействию и неодобрению партнеров. Вступает в связи, где заведомо будет только страдать. Подчеркивание собственной беспомощности и ничтожности подразумевает призыв к милосердию, обращенный к агрессору или защитнику. Мазохистское поведение имеет и обвиняющий, садистический оттенок: «Посмотри, каким несчастным ты меня сделал!»
Мазохист действует по следующей схеме:
1) провокация;
2) умиротворение («Я уже страдаю, поэтому не надо меня наказывать»);
3) эксгибиционизм («Обрати внимание на мое страдание»);
4) избегание чувства вины путем обвинения («Видишь, что ты заставил меня сделать!»).
Психоаналитики понимают мазохизм как садизм, направленный на собственную личность, чтобы сдержать агрессивное влечение. Эту мысль подтверждает тот факт, что в цивилизованных странах уровень суицидов выше, чем в странах с высоким уровнем убийств. Известно также, что уровень суицидов в нации падает в периоды войн, когда поощряется убийство врагов. Механизм качелей, при котором агрессия направляется то наружу, то внутрь, объясняет нередкое самоубийство убийц.
Мазохисты имеют повышенную предрасположенность становиться жертвой правонарушений, несчастных случаев и т. п. ситуаций. Обнаружено, что каждая четвертая жертва убийства ускоряла нападение своего агрессора. При исследовании автомобильных аварий было установлено, что на 4 % попадавших в ДТП водителей приходилось 37 % всех аварий.
Склонный к травмам человек обычно действует под влиянием момента, любит приключения и не пытается планировать и подготавливать будущее. Он мятежник и бунтует не только против внешнего диктата, но и против власти собственного разума и самоконтроля. Однако, кроме детского импульса к протесту, у него сохраняется и чувство вины перед родителями, которое он искупает своей травмой, и тогда может рассчитывать на прощение и заботу. Одновременно он мстит родительским фигурам, которым теперь приходится заботиться о беспомощной жертве.
Личностные особенности мазохистов группируются в три категории:
1) признаки чрезмерной жестокости Внутреннего Родителя;
2) проявления слишком сильной зависимости от поддержки, любви и принятия других людей;
3) черты, показывающие, что таким людям трудно выражать свою агрессию.
Пациенты чувствуют вину из-за плохого отношения к значимому другому. Когда они не могут соответствовать завышенным требованиям своего внутреннего Родителя, у них появляются клинические признаки депрессии. Так же болезненно пациенты переживают фрустрацию, если не удовлетворена их чрезмерная потребность в зависимости. С целью вызвать у обидчика чувство вины пациенты демонстрируют свои страдания, упрекают и сами создают условия, в которых гибнут самые глубокие взаимоотношения. Осознание огромной потребности в других людях и опасения новых разочарований с годами может привести таких людей к эмоциональной изоляции.
Мазохисты нередко применяют отрицание страдания, чтобы продемонстрировать свою выносливость к боли, всепрощение и неспособность заподозрить обидчика в плохих намерениях. Кроме того, они часто применяют отреагирование вовне саморазрушительными действиями.
В отличие от депрессивных личностей, мазохисты не примиряются со своей судьбой, а используют саморазрушительное поведение для морального превосходства.
Подобно параноидальным личностям, мазохисты постоянно ожидают угрозы. Однако параноидальные личности нападают первыми на предполагаемого агрессора, а мазохисты – на себя. Параноидальные люди приносят в жертву любовь ради ощущения власти, а мазохисты – наоборот.
Мазохистка:
– Ну мучай же меня, мучай!
Садист:
– А вот и не буду, не буду!
Мазохистские черты в ответ на жестокое обращение в детстве чаще развиваются у девочек, поскольку мальчики в этом случае идентифицируются с агрессором и впоследствии развиваются в садистическом направлении. Женский мазохизм объясняется следующими причинами:
• меньшая физическая сила и возможность изнасилования;
• проникновение мужчины в женщину;
• боль и кровь менструации, дефлорации и деторождения;
• запрет на открытое проявление сексуальности;
• ограничение числа детей;
• экономическая зависимость от мужчины;
• ограничение профессиями обслуживающего характера и миф о неполноценности женщины по сравнению с мужчиной.
Лучший бальзам для уязвленного честолюбия мазохистки – любовные победы. При поражении она переживает досаду, страх утраты своей женской власти над мужчинами, проигрыш в соперничестве с другими женщинами и впадает в депрессию. Сексуальная мазохистка преодолевает страх перед болью, демонстрируя свою невосприимчивость к ней. Еще важнее для нее испытать чувство рабской покорности и беспомощности перед беспредельной властью партнера.
Некоторые женщины испытывают теплые родственные чувства к своему верному Рыцарю, но сексуальную страсть питают к Негодяю, обладающему грубой сексуальной силой. Садист обычно внушает мазохистке мысль, что только ему она может быть интересна и никакой другой мужчина не захочет иметь с ней дела. Неуверенная, закомплексованная, она легко верит, что сама во всем виновата и в муках должна искупать свою вину. Она не получает удовольствия от жизни, влачит жалкое существование, страдает депрессией или психосоматическими болезнями.
Признаки мазохистской позиции жены:
• ей привычно, что ее никогда не слушают и ее голос ничего не значит;
• она боится высказывать свое мнение, опасаясь насмешек или ссор;
• она живет в постоянном страхе и тревоге, все время «ходит на цыпочках»;
• она ищет оправданий для садистического поведения мужа;
• каждый раз, когда он проявляет свой садизм, она убеждает себя, что ничего серьезного не произошло и на нее это никак не повлияло, заставляет себя забыть о случившемся;
• она ощущает себя в полном одиночестве;
• она чувствует, что теряет самоуважение, и ее самооценка падает;
• ей начинает казаться, что она теряет себя, что от нее осталась лишь оболочка, а внутри – пустота.
Муж в такой садомазохисткой паре:
• не выполняет обещаний, то и дело меняет свое отношение, постоянно применяет двойные стандарты, указывает, что делать или думать, использует детей против жены;
• пытается подорвать самооценку жены, намекает на ее вину или недостатки, обвиняет ее, делает из нее «козла отпущения», использует против нее то, что она открыла ему по секрету, поминает старое как оправдание для хамского отношения к ней;
• грубит, высмеивает, обзывает, нецензурно выражается в ее адрес, проявляет открытую враждебность, кричит на нее, впадает в ярость;
• пренебрегает женой, отказывается отвечать на ее вопросы, перестает с ней разговаривать в наказание за что-то, проявляет к ней полное безразличие, не извиняется, сделав ей больно.
Зависимость
Меня не заботит, что обо мне подумают другие, но зато меня заботит, что подумаю я сам о своих поступках: это и есть характер!
Т. Рузвельт
Зависимая модель поведения по DSM-5 диагностируется при наличии пяти и более признаков из следующего перечня:
1. Трудно принимать повседневные решения без чрезмерного количества советов и заверений от других.
2. Требуется, чтобы другие брали на себя ответственность за большинство основных областей своей жизни.
3. Трудно выразить несогласие с другими из-за страха потери поддержки или одобрения (данный критерий не включает реалистичные страхи возмездия.)
4. Трудно начинать проекты или делать что-то самостоятельно (из-за недостатка уверенности в себе в суждениях или способностях, а не из-за недостатка мотивации или энергии).
5. Человек идет на чрезмерные усилия, чтобы получить заботу и поддержку от других, вплоть до добровольного исполнения неприятных вещей.
6. Чувствует себя некомфортно или беспомощно в одиночестве из-за преувеличенного страха быть неспособным заботиться о себе.
7. Срочно ищет другие отношения в качестве источника заботы и поддержки, когда близкие отношения заканчиваются.
8. Нереально озабочен страхами быть оставленным, чтобы не пришлось самому заботиться о себе.
Подростки с этим расстройством могут позволить своим родителям решить, что им следует носить, с кем они должны общаться, как проводить свободное время и какую школу или колледж им следует посещать. Взрослые с этим расстройством, как правило, зависят от решения родителя или супруга, где им следует жить, какой работой они должны заниматься и с какими людьми дружить. Они боятся показать свою компетентность и добиться успеха, потому что тогда их якобы могут оставить.
Или думай сам – или тот, кому приходится думать за тебя, отнимет твою силу, переделает все твои вкусы и привычки, по-своему вышколит и выхолостит тебя.
Ф. С. Фицджеральд
Склонность подчиняться доминированию других людей вызывает страх перед утратой автономии и полным растворением собственной личности, что может компенсироваться соблюдением жесткой дистанции. Подобные маневры усиливают страх быть отвергнутым и покинутым. Им трудно ощущать печаль и вину, которую часто можно выявить у них в связи с желанием отделения и подавляемой агрессией.
Такой человек часто испытывает ревность, тревогу покинутости и одиночества, неуютно чувствует себя в групповых ситуациях, избегает дискуссий, уходя в себя. Осуществляя стремление быть окруженным заботой, человек может быть как раболепным, так и требовательным. Сознательно он может стараться заслужить заботу подчеркнутым вниманием к партнеру, а на самом деле неосознанно обнаруживает иждивенческие установки и тенденцию к манипулированию.
Социальные отношения, как правило, ограничиваются теми немногими людьми, от которых зависит человек. Вера этих людей в то, что они не могут функционировать в отсутствие тесных отношений, побуждает их быстро и без разбора привязываться к другому человеку, когда они теряют лидера.
Зависимые личности во всем усматривают хорошее или плохое отношение к себе, ставят себя в центр событий, заставляя партнера заботиться о себе или, наоборот, берут на себя непомерную ответственность за других. Зависимый человек не замечает и не удовлетворяет собственные потребности, не способен их выражать, просит о помощи только тогда, когда поддержку оправдывают болезни или другие проявления кризиса.
Он сверх своих возможностей старается удовлетворять потребностей других людей, отождествляет себя с нуждающимися людьми, одновременно скрывая от себя свое сходство с ними. У него недоразвиты возможности заботы о себе и самоподдержки.
Зависимые личности испытывают навязчивое влечение к партнеру как лекарству от тревоги разлуки. Объединяющими факторами служат два сценария. Один – для товарища по несчастью, другой – для избегающего партнера, напоминающего отвергающего родителя, которого надо чем-то подкупить. В обоих случаях потребность в безусловной любви не удовлетворяется, что лишь усиливает влечение. Развивается кризис зависимых отношений, завершающийся сменой партнера. Затем цикл повторяется.
Созависимость
Созависимая личность полностью принимает на себя ответственность за жизнь аддикта. Собственные желания, цели, стремления осознаются только через призму их полезности для аддикта. Последнего контролируют и руководят им так же, как это делают по отношению к ребенку. Чтобы поддерживать эту систему представлений о себе, аддикт должен исполнять роль опекаемого ребенка.
Ответственность за жизнь аддикта декларируется, но на самом деле не осуществляется: аддикт только используется. На нем ежедневно проверяется собственная способность властвовать, контролировать, управлять не только поступками, но и чувствами. На него перекладывается ответственность за собственное благополучие. Ему предписывается определенное поведение, которое обеспечит заполнение опустошенного «Я» идеализированным образом. Аддикта убеждают, что без него созависимая не сможет жить, его любовь пытаются заслужить ценой любых жертв и унижений. В противном случае его могут дополнить другим партнером или заменить новым нарциссическим зеркалом.
Созависимые личности часто чувствуют себя беспомощными жертвами и передают всю ответственность за изменение ситуации аддикту, а затем терапевту, ожидая, а) что аддикт «сам все поймет и исправится» (терапевт необходим ему лишь для внимания и сочувствия); б) что терапевт подействует на аддикта в направлении, нужном созависимому. Или они, наоборот, собираются самостоятельно менять «отбившегося от рук» и им а) нужен инструктаж о методах эффективной манипуляции и давления; б) они ожидают, что терапевт окажет влияние на аддикта под их руководством (Емельянова Е. В., 2016).
Тенденция к формированию созависимых отношений приводит к развитию многолетнего «бесконечного анализа» как варианта психоголизма. Психотерапевта такой клиент воспринимает как спасителя, актуализируя в нем нарциссическую потребность в грандиозности.
Спасательство свойственно многим людям социальных профессий. Поэтому специалистам надо хорошо знать свои особенности и то, как они могут проявляться, чтобы вовремя почувствовать и остановить свою готовность вступить в созависимые отношения.
Параноидальность
Что делает человека одиноким в большей степени, чем его недоверие к людям?
Дж. Элиот
О параноидальной модели поведения по DSM-5 свидетельствует наличие четырех и более признаков из следующего списка.
1. Человек подозревает без достаточных оснований, что другие используют его, вредят и обманывают.
2. Он озабочен необоснованными сомнениями в лояльности и надежности друзей или партнеров.
3. Неохотно доверяет другим из-за необоснованных опасений, что информация будет злонамеренно использована против него.
4. Придает унизительное для себя или угрожающее значение даже доброжелательным словам или действиям окружающих.
5. Проявляет злопамятность (то есть не прощает оскорблений, унижения или причиненного ущерба).
6. Воспринимает как нападение на его интересы, репутацию или личность, когда это не выглядит так для других, и быстро гневно реагирует или нападает сам.
7. Имеет текущие необоснованные подозрения о неверности супруга или сексуального партнера.
Для параноидального клиента характерны:
• постоянная настороженность, проявляющаяся в виде тенденции осматривать кабинет психотерапевта в течение сессии, часто смотреть на дверь или в окно;
• нежелание позволить психотерапевту вести записи или просьбы, чтобы он предпринимал специальные шаги для обеспечения конфиденциальности при ответах на телефонные звонки клиента;
• неспособность расслабляться, особенно в присутствии других, включающая нежелание или неспособность закрывать глаза в присутствии психотерапевта для обучения релаксации;
• презрение к терапевту, когда тот воспринимается как мягкий, слабый или болезненный.
Чрезмерная подозрительность и враждебность клиента может быть выражена явно, как вздорность с постоянными упреками, или скрыто, как враждебная отчужденность. Клиент может отказаться отвечать на личные вопросы, заявив, что это «никого не касается». В предложении помочь ему он видит критику, что он не делает достаточно хорошо сам. Он может истолковать невольную ошибку как преднамеренную попытку обмануть его или усмотреть в безобидной шутке злобное нападение. Комплименты часто истолковываются как скрытая критика и попытка принудить сделать больше и лучше.
Такие клиенты высоко ценят проявления силы и власти, все, что слабо, ущербно, вызывает у них презрение. Они могут скрывать грандиозные фантазии, часто зафиксированы на вопросах власти и статуса. Так называемая «грандиозная сторона» параноидной личности проявляет себя в их «зацикленной на себе» установке: все случившееся имеет какое-то отношение к их личности.
Психодинамика
В арсенале психологических защит доминирует проекция. Качества, которые воспринимаются как негативные, отчуждаются и воспринимаются как внешняя угроза. Эти люди обременены чувством стыда и вины, которые не осознаются и проецируются. Они стремятся подтвердить свои предвзятые негативные оценки относительно людей или ситуаций, с которыми они сталкиваются, приписывая враждебные мотивации другим. Напряженность и враждебность параноидальной личности вызывает у этих других враждебную реакцию, которая подтверждает первоначальные ожидания параноидальной личности.
Главным противоречием параноидальной личности является импотентный, униженный и презираемый образ собственной личности, расположенный на одном полюсе, и всемогущий, оправдываемый и торжествующий – на другом. Внутренний мир заполнен напряжением между этими двумя субличностями. Человек живет в постоянном страхе от мысли, что другие люди, когда узнают о его слабостях и прегрешениях, будут шокированы. Бессознательно он ожидает, что будет разоблачен, и трансформирует страх в постоянные изматывающие усилия распознать в поведении других скрытые злые намерения по отношению к нему.
Не думай дурно о всех ближних сразу, думай по очереди.
Дон-Аминадо
Дж. Сандлер (с соавт., 2017) отмечает, что для пациентов с параноидным расстройством личности возможность выплеснуть гнев бывает признаком высокой степени доверия к партнеру. Осознавая необходимость терапии, они склонны «сделать для терапевта исключение» и занять защитно-покорную позицию. Следствием ее может стать защитная исключительно дружелюбная позиция терапевта. Однако такие пациенты крайне недоверчивы к подобному отношению. Поэтому для них ситуация истинного альянса – та, в которой они не станут бояться или стесняться выражать свой негативизм.
Мой стиль
Наибольшую трудность для психотерапии клиентов с негативной аффективностью представляет душевная опустошенность, творческая фрустрация. Ростком позитивных эмоций может явиться глубокая привязанность к психотерапевту, в результате чего повышается готовность клиента полюбить другого человека.
Важно, чтобы клиент изменил свою эмоциональную установку «от людей» на движение «к людям».
Динамическую терапию я направляю в первую очередь на поощрение вскрытия и отреагирования зависти, обиды, ненависти и других враждебных чувств, которые позволены с терапевтом (в отличие от того, как это было с родителями). Укладывание клиента на кушетку подчеркивает доминирование терапевта. Я предпочитаю положение лицом к лицу, избегаю проявлений как всемогущества и превосходства, так и готовности к самопожертвованию, делаю акцент на реальных отношениях и способности клиента улучшить свое положение.
В анализе невроза переноса я стремлюсь помочь клиенту осознать тенденции к подчинению и провоцированию партнера, пассивному сопротивлению контролю, использованию партнера с целью поддержания собственного депрессивного состояния, скрытому бунту, агрессии и упадку духа, маневрам, позволяющим избежать личной ответственности. Вскрываю и интерпретирую характерные психологические защиты: интроекцию, обращение против себя и идеализацию.
В работе с чувствами основное внимание уделяю таким запрещенным для клиента эмоциям, как чувство гнева и удовольствия. Указанные чувства обычно прячутся за маской апатии или саботажа терапии. Блокируют же переживания гнева и удовольствия страх наказания и чувство вины. Я вскрываю и разрешаю клиенту испытывать и выражать открыто чувства страха и вины. Проверяю субъективные аргументы самообвинений, ввожу социальные критерии определения вины и показываю неправомерность абсолютного приписывания вины одному фактору. Источником чувства вины обычно служит агрессивная и сексуальная энергия, которая не получила разрядки и была захвачена Суперэго. Затем я начинаю подкреплять чувства гнева и удовольствия.
Прорабатывая эдипову ситуацию, я вскрываю и устраняю многочисленные вытеснения. После этого перехожу к экспериментам, направленным на выработку новых форм поведения. Клиентов, которые понимают аффективный контроль как утрату эмоциональности, я нацеливаю на более адаптивное использование эмоций и поощряю их способность к драматизации и яркое воображение в ходе терапии, когда они используются конструктивно.
Мне важно научить клиента заботиться о самоуважении. С этой целью я поддерживаю у него проявления здорового эгоизма, соперничества, а иногда и оппозиции, интерпретируя их как победу над страхом и угодничеством. Я охотно признаю свои терапевтические ошибки, соглашаюсь с критикой клиента в свой адрес, чтобы помочь ему перейти из позиции «снизу» в положение «на равных». Готовность пациента к самокритике использую для нападения на его суровое Суперэго. В работе с сопротивлением я уделяю большое внимание желанию клиента страдать в ожидании жалости и высокой моральной оценки.
Индивидуальную терапию я, как правило, сочетаю с межличностной терапией (супружеской, партнерской, родительско-детской), групповым ассертивным и социально-психологическим тренингом, направленным на формирование уверенности в себе и обучение социальным навыкам.
На заключительном этапе терапии акцент перемещается на работу с чувством печали по поводу первоначальной трагедии и упущенных возможностей в связи с ее последствием – мазохистским стилем жизни. В это время я поощряю отказ клиента от желания отомстить за перенесенные в прошлом потери. Прохождение завершающей фазы терапии требует бережной работы с тревогой разлуки, связанной у этих клиентов с детским страхом потери защитника.
Приходится иметь в виду, что многие клиенты с негативной аффективностью твердо убеждены в своих недостатках и соответственно – неприязни со стороны психотерапевта (так клиенты нередко расценивают даже мое затянувшееся молчание). Пациенты с недоверием относятся к «незаслуженным» проявлениям моей симпатии и похвале. Они мечутся между сильнейшей потребностью в привязанности ко мне и паническим страхом перед отвержением. Результатом этого внутреннего конфликта может стать появление агрессивных и саморазрушительных тенденций при неожиданном прекращении терапии.
Тревожные клиенты нелегко идут на контакт, особенно если налаживать его слишком стремительно. Многие из них твердо убеждены в своих недостатках и соответственно – неприязни со стороны консультанта (так клиенты нередко расценивают даже мое молчание). Клиенты с недоверием относятся к «незаслуженным» проявлениям моей симпатии и похвале. Они мечутся между сильнейшей потребностью в привязанности ко мне и паническим страхом перед отвержением. Результатом этого внутреннего конфликта может стать нарастание аутоагрессии.
Я направляю терапию на исследование истории формирования заниженной самооценки, отреагирование аффектов, связанных с негативным опытом. Искреннее сочувствие и уважение помогает установить с этими клиентами тесный терапевтический контакт.
В отличие от их воспитателей, я поощряю проявления враждебных чувств ко мне, поддерживаю проявления здорового эгоизма, соперничества. Планирую и поощряю конструктивные действия и взаимодействия с окружающими.
Я сразу признаю свои профессиональные ошибки, соглашаюсь с критикой клиентов в свой адрес, чтобы помочь им перейти из позиции «снизу» в положение «на равных». Готовность клиентов к самокритике использую для развенчания их сурового внутреннего судьи. Слежу, чтобы клиенты не попали в психологическую зависимость от меня.
В групповой терапии таких клиентов важна последовательная и совместная психологическая переработка конфликтов, возникающих по мере развития реакции переноса между группой и мною, приобретающего то эротический, то агрессивный характер.
Тревожные участники группы склонны воспринимать меня как равнодушного или карающего родителя. Мужчины боятся гомосексуальных чувств ко мне и поначалу реагируют на них чрезмерным сопротивлением. Клиенты с позитивным эдиповым комплексом испытывают страх наказания за стремление занять место ведущего. Те, которые находятся под влиянием негативного эдипова комплекса, хотят, чтобы я позаботился о них, и боятся выглядеть инфантильными и женоподобными.
Я показываю таким клиентам, как приятны участникам группы их душевные свойства, которых они стеснялись, поощряю их активное поведение в группе. Родственникам клиентов указываю на особую чувствительность клиентов ко всякой неискренности, неуважению и недоверию.
Прохождение завершающей фазы консультирования требует бережной работы со страхом разлуки, который связан у тревожных личностей с детским переживанием отвержения или утраты.
В психотерапии депрессивных клиентов я учитываю, что их заниженная самооценка может приводить к нарастанию аутоагрессии. В первую очередь я поощряю вскрытия и отреагирования враждебных чувств, которые позволены со мной, в отличие от того, как это было с родителями. Важно, чтобы эти клиенты почувствовали мое искреннее расположение к себе. Я стремлюсь научить их находить светлые стороны жизни в трудные минуты, строить устойчивые эмоциональные привязанности, которые смогут удерживать их от суицидоопасного поведения.
Накопление негативных эмоций в отношениях с окружающими требует аффективной разрядки в процессе терапии и возможности посмотреть на конфликтную ситуацию со стороны, чтобы сбросить с себя груз «недобрых чувств». Нередко выявляется деспотическая установка в отношениях клиента с окружающими, которых он стремится изменить для собственного удобства, и гневно реагирует на попытки сопротивления. В этом случае я стараюсь научить клиента довольствоваться малыми достижениями, развить у него уважение к чужим потребностям.
Эффективны когнитивные техники (Бек А., Фримен А., 2017). В тех случаях, когда клиент при отсутствии доказательств приписывает причину событий одному-единственному фактору, мы вместе с клиентом исследуем все причины возникшей ситуации (реатрибуция). Клиент освобождается при этом от помещения себя в центр событий, которые не имеют к нему отношения (децентрация).
Когда клиент прибегает к необоснованной негативной оценке, я прошу его перечислить аргументы в пользу такого заключения и добавляю критерии для позитивной оценки. Затем я формирую гипотезу объективной оценки и предлагаю проверить ее на практике с использованием обратной связи от партнеров (проверка гипотезы).
Клиенту, считающему, что он не контролирует проблему, я предлагаю сформулировать ее таким образом, чтобы включить его активность по решению проблемы (переформулирование). Для проверки ложных убеждений провожу поведенческие эксперименты, в ходе которых клиент убеждается в своих заблуждениях, тренирую навыки конструктивного спора (Кратохвил С., 1991).
Клиент совершает функциональные тренировки в «полевых условиях», вначале со мной или в сопровождении обученного родственника, а затем и самостоятельно. Подобные тренировки повышают уверенность пациента в своих возможностях, снижают риск зависимости от меня и улучшают взаимоотношения в семье.
Активность клиента я стимулирую с помощью планирования деятельности. При этом требуется составить и выполнить распорядок дня и оценить по 10-балльной шкале степень исполнения каждого пункта плана и полученного удовлетворения от этой деятельности.
В групповом тренинге коммуникативных навыков я использую моделирование и репетицию поведения, ролевые игры. Для преодоления страха перед пугающими ситуациями применяю ролевой тренинг с использованием в качестве образцов желаемого поведения более успешных участников и последующим обменом ролями.
При моделировании через участие я неоднократно моделирую вызывающее страх действие, чтобы клиент увидел свои успешные действия и отсутствие пугающих последствий. Выполняю вместе с клиентом все более трудные для него одного задачи; создаю условия, повышающие его уверенность в своих силах; постепенно уменьшаю поддержку, чтобы клиент убедился в собственных возможностях; остаюсь в роли наблюдателя, чтобы клиент справился с проблемой самостоятельно.
Клиент включается в тренинг ассертивности (уверенности). Работа начинается с выявления и уточнения проблем каждого участника группы, которые касаются его уверенности в себе. Материалом для ролевых игр служат конкретные реальные проблемы участников. Различия между неуверенным, уверенным и агрессивным поведением проясняются в ходе обсуждения группой конкретных ситуаций.
Мазохистический клиент пытается убедить меня в том, что он нуждается в спасении и заслуживает его. Наличие этих двух целей обусловлено тревогой, что я жестокий человек, эгоистично использующий свой авторитет, разоблачу его недостатки и греховность, возложу на него вину за то, что он стал жертвой преследования, и, наконец, порву с ним отношения. Чтобы бороться с этими страхами, клиент старается сделать очевидными свою беспомощность («Не добивайте!») и попытки быть хорошими («Я буду слушаться!»).
Клиент «разводит на жалость»: просит снизить оплату, продлить сессию, звонит по телефону с просьбой оказать моральную поддержку и т. п. Если идти у него на поводу, это подкрепляет его саморазрушительную установку: чем тебе хуже, тем больше ты получишь заботы.
Тем не менее такой клиент вначале может вызывать у меня чувство жалости и желание спасать. Когда я подозреваю, что начинаю грешить спасательством, задаю себе следующие вопросы.
– Испытываю ли я волнение, что не смогу разрешить проблему клиента? Если да, значит:
• я не верю, что он способен справляться со своими трудностями, и собираюсь делать это за него;
• я беру на себя ответственность за судьбу клиента и хочу быть над ним;
• я не уверен в собственной профессиональной компетентности, переживаю свою беспомощность и нахожусь под клиентом, каким бы ни было мое поведение.
– Готов ли я значительно превысить время консультации, для того чтобы как можно быстрее разрешить проблему клиента? Если да, значит:
• я не доверяю силам клиента и не верю, что он может прожить без меня до следующей консультативной встречи;
• я – над клиентом и веду его, а не сопровождаю в решении его проблем;
• я слишком заинтересован в участии в чужой проблеме и создаю созависимые отношения;
• я использую клиента для своего удовлетворения и нахожусь вне консультативного пространства.
– Сомневаюсь ли я в том, что клиент может сам прийти к необходимым выводам и разобраться в том, что для него будет лучше? Если да, то я считаю, что знаю ответы на все случаи жизни. Это значит, что я играю роль Бога в судьбе клиента, что я нахожусь над ним.
– Испытываю ли я нетерпение или раздражение, когда клиент слишком медленно двигается к разрешению своей проблемы, не стараюсь ли тайно или явно подсказать ему выход из затруднительного положения? Если да, значит я не принимаю особенностей личности клиента, его индивидуальных привычек и трудностей в произведении изменений и принятии решений; я слишком тревожен и плохо переношу ситуацию неопределенности и «утешаю» себя за счет клиента, а это значит, я пользуюсь клиентом, и я – над ним.
– Считаю ли я, что клиент двигается в «неправильном» направлении, что он принимает «неверное» решение и делает «плохой» выбор? Если да, значит я не уважаю ценностей клиента, не принимаю его склонностей и приоритетов; я считаю, будто лучше знаю, что «хорошо» и что «плохо» для каждого человека, и я нахожусь над клиентом.
Мое самопожертвование моделирует мазохизм клиента. Для него это является медвежьей услугой, а меня заставляет испытывать впоследствии обиду и раздражение. Клиент вместо «заслуженной» жалости сталкивается с моей исследовательской позицией. Вместо сочувственного «Какой же он садист!» я интересуюсь: «Как вы ввели себя в такую ситуацию?» Таким образом я подаю пример, как можно заботиться о себе, не испытывая чувства вины по поводу негативных реакций партнера.
Зависимые клиенты обращаются ко мне с ожиданием, что я решу все их проблемы. Нередко они так сосредоточены на своих отношениях с партнерами, что им не приходит в голову, каким хорошим материалом для анализа могут стать в ходе работы наши отношения.
В то же время эти клиенты часто влюбляются в меня. Я объясняю им, что это обычные реакции во время психотерапии, и говорю, что, несмотря на эти чувства, нет смысла устанавливать личные отношения вместо рабочих. Я избегаю физического контакта с таким клиентом и, если будет необходимо оказаться с ним в нейтральном месте, четко сформулирую цель общения и минимизирую случайные разговоры.
Основная цель работы с зависимым клиентом – развитие зрелого «Я», что является основой для психологической автономии. Для достижения этой цели приходится решать ряд задач: восстановление границ, обретение чувствительности к агрессии, контакт со своими потребностями и желаниями, научение новым моделям свободного поведения.
Зависимый клиент внимательно изучает мои особенности, подражает в манерах, повторяет мои выражения. Подлинная сущность клиента прячется под маской, похожей, по его представлениям, на меня. Подавление своих чувств является защитной реакцией зависимого клиента на глубоко укоренившийся страх неодобрения.
Он постоянно подозрительно наблюдает за моими словами, ищет в них скрытый смысл, пытается понять мои намерения, «механизмы», работающие в моем уме, мои теории и технику, постоянно «интерпретируя» их. Он извлекает нужную информацию, после сессии тщательно разбирается в ней, дает свою оценку и затем сознательно усваивает или отвергает.
Зависимому клиенту незнакомо рождение знания о себе из бессознательного, он не представляет, что для понимания себя и интеграции этого знания требуется сотрудничество со мной. Клиент раскладывает по полочкам мои интерпретации, следя, чтобы они не были неожиданными (что пробудило бы его зависть) или такими, которые слишком легко обесценить (что вызвало бы у него разочарование). Он пытается разрушить мою веру в свои способности, в то, что я могу противостоять его враждебности с помощью понимания и принятия.
Клиент критикует мои слова или молчание, сопротивляется моему желанию не только сохранить уважение к нему, но и проявить мою симпатию и увидеть то, что можно любить в его личности. Он все выслушивает, стремясь нейтрализовать или устранить непосредственное эмоциональное впечатление от моих слов, так что иногда у меня даже возникает впечатление, что я разговариваю сам с собой.
Я начинаю строить отношения, задаваясь следующими вопросами.
– Почему клиенту трудно предположить, что я сказал что-то, желая помочь ему лучше понять себя, а не из стремления промыть ему мозги?
– Если клиент воспринимает меня как независимого человека, уверенного в своих творческих способностях, не испытывает ли он завистливое желание разрушить мою работу?
– Возможно, клиент таким образом ограничивает собственное воображение и обесценивает свои эмоциональные переживания? Что он этим выигрывает?
– Не воспроизводятся ли в этот момент взаимоотношения с родителем? Стоит ли сейчас показать разницу между нашей ситуацией и прошлым клиента?
Меня напрягает отсутствие отношений переноса и его динамики в течение долгого времени, иногда я начинаю чувствовать себя ненужным, а свою работу – бесполезным занятием. Трудно не поддаться желанию заключить тайную сделку с клиентом, снова и снова принимая свое поражение и пытаясь начать все сначала. Однако по опыту своих отношений я знаю, как один человек осмеливается привязаться к другому, а другой в ответ принимает эту привязанность, сохраняя уважение к автономии партнера.
Умение чувствовать себя и специалистом, и привязывающимся человеком помогает мне увидеть и постепенно начать интерпретировать неспособность клиента испытывать здоровую привязанность, помня лишь, что преждевременные интерпретации клиент может разрушить с помощью интеллектуализации и отрицания психической реальности.
Искреннее сочувствие и уважение помогают установить с таким клиентом тесный рабочий контакт. Я показываю ему, как симпатичны мне его душевные свойства, которых он стеснялся, поощряю его открытое поведение на сессии. Стараюсь помочь клиенту повысить уровень самоутверждения, разорвать ограничивающие связи, делающие его зависимым от других и нарушающих его чувство самоидентичности. Помогаю ему отказаться от лишних обязанностей и чрезмерной ответственности за других.
Постепенно я чаще прошу клиента выносить на обсуждение свои вопросы, самому придумывать домашние задания и т. д. Поддерживаю у него проявления самостоятельности, соперничества, а иногда и оппозиции, толкуя их как победу над страхом и угодничеством. Освобождаю механизмы агрессии, предлагая выразить враждебные чувства и прорабатывая используемые защиты от тревоги: перенос, проекцию, отрицание и вытеснение. Наконец, учитываю, что под тревогой часто прячется чувство вины.
Чтобы безоценочно принимать разнообразные проявления «Я» клиента и выдерживать его негативные реакции, я стараюсь осознавать и принимать проблемные аспекты собственного «Я». А у клиента впервые появляется возможность получить в терапии опыт проявления своей «плохой» части, при этом сохраняя отношения и не получая отвержения. Такой новый опыт переживания принятия себя значимым другим становится для клиента основой принятия самого себя, что служит условием для построения здоровых отношений с ясными границами.
Я поощряю возникновение у клиента собственных желаний, открытие в себе новых чувств, переживание новых качеств своего «Я», на которые он сможет опираться, а также способность оставаться в одиночестве. Важным критерием успешности работы с такого рода клиентами является преодоление ими эгоцентрической позиции. Это проявляется в том, что клиент начинает замечать во мне и в других людях ранимость, чувствительность и другие естественные проявления человечности. Одним из маркеров такого новообразования является появление у клиента чувства благодарности.
Параноидальные клиенты опасаются моих вмешательств и чувствуют себя со мной комфортно, когда я не проявляю активности, созерцателен и спокоен. Я создаю безопасную и надежную обстановку, ровную, без сюрпризов атмосферу. Обеспечиваю уважительное и подчеркнуто профессиональное отношение к клиенту, открытость, постоянство, акцент на реальности, исключаю юмор в общении. Даю почувствовать, что мы не причиним вреда друг другу, устанавливая личностные границы, и даже самые сильные чувства не приравниваются к сумасшествию.
Я предоставляю клиенту достаточно времени для формирования доверия, поддерживаю конструктивные стороны его личности и не делаю попыток интерпретировать личностные защиты. Убеждаю клиента перепроверять свои предположения по поводу моего поведения и поведения других, помогаю перестать быть суровым по отношению к себе и взаимодействовать со своими страхами.
При установлении контакта я открыто принимаю недоверие клиента, как только оно стало очевидным, и предлагаю только то, что он может довести до конца. Стремлюсь быть ясным и последовательным, активно разъясняю клиенту его заблуждения и честно признаю любые свои упущения. Предоставляю клиенту возможность дополнительного контроля при определении содержания сессий, назначении домашних заданий и выборе времени для сессий и их частоты (в первое время обычно раз в 2–3 недели).
В начале консультирования я использую только поведенческие вмешательства, причем сосредоточившись на наименее болезненной теме. Говорю о проблемах пока что с помощью аналогий или, обсуждая, как «некоторые люди» реагируют в таких ситуациях. Стараюсь помочь клиенту не вызывать враждебные реакции людей, к которым относятся его параноидные представления.
Я задаю вопросы, которые требуют, чтобы клиент предвидел влияние его действий на окружающих, мог ставить себя на их место или делать выводы об их мыслях и чувствах на основе их действий. По мере того как клиент получает обратную связь от меня и других людей, он обнаруживает, что раздражающие его действия людей не обязательно обусловлены злыми намерениями и что эти действия меньше раздражают его, если он может понять точку зрения другого человека.
Поскольку я защищаю слабое, хрупкое хорошее «Я» клиента, он проецирует свои хорошие или идеализированные представления о себе на меня, отдавая их мне «на хранение» и в то же время нападая на них под влиянием агрессии и зависти, которые раньше направлял на других авторитетов и на самого себя.
Клиент провоцирует меня на ответную агрессию, а потом торжественно пользуется этим как рационализацией, оправдывающей его собственную агрессию. Страх наказания заставляет его еще энергичнее пользоваться примитивными механизмами проекции, чтобы оправдать свою агрессию и «перевалить» ее на меня.
Я подставляюсь под огонь агрессии клиента, отказываясь от защитной замкнутости в себе и от жесткого утверждения своих социальных границ, защищающих меня от садистических атак вне терапии. Иногда параноидные фантазии об этом клиенте вторгаются в мои мысли вне терапии, отражая его фантазии преследования. Его садомазохистские тенденции отзываются во мне с риском прорваться наружу.
Чтобы не лишиться моей помощи, сохранить мою креативность и самоуважение, клиент пытается активизировать во мне нарциссические защиты. Вместо этого я использую свою способность сочувственно прощать, как прощал матери чрезмерные реакции на мои провинности.
Я поощряю клиента к компенсации близким людям ущерба, который он мог нанести своим проблемным поведением. Нередко супруг клиента из собственных или разделяемых паранойяльных соображений клиента активно выступает против изменений, над которыми мы работаем с клиентом, и тогда необходимы парные сессии.
Индивидуальную психотерапию я направляю не на ложные убеждения, а на сопровождающие расстройства: тревогу, раздражительность, социальную дезадаптацию. Я не занимаю в конфликте ни позицию клиента, ни его «врагов»; не оспариваю неадекватные идеи клиента и не соглашаюсь с ними – в любом случае это послужило бы укоренению симптоматики. Сосредоточиваюсь на межличностных отношениях и фрустрациях клиента. Выявляю и анализирую противоречия в его суждениях, проекции и отрицание. При этом вскрывается вся острота негативных переживаний клиента, страх потерять меня и быть оскорбленным мной.
Я стараюсь понять значение иррациональных идей клиента в его внутренней системе координат и проявляю сочувствие к его переживаниям. Не спорю с клиентом и не переубеждаю его, давая рациональное объяснение иррациональным переживаниям. Попытки убедить клиента в том, что они не соответствуют действительности, обычно приводят к еще более активному утверждению ложных идей. Часто они служат клиенту защитой от чувств стыда и неполноценности, так что я учитываю его сверхчувствительность к малейшему проявлению пренебрежения и снисходительности с моей стороны.
Интерпретации я использую редко и оставляю клиенту возможность или принять их, или критически оценить мои гипотезы, не занимая оборонительной позиции. Зачастую достаточно прокомментировать монолог клиента: возможно, он недооценил, насколько его беспокоит то, о чем он мельком упомянул. На ответе я не настаиваю.
Я исследую чувства, которые клиент испытывает в связи с иррациональными идеями: переживает ли он страх, печаль, злость, безнадежность; есть ли у него ощущение, что он не может остаться наедине с самим собой и контролировать свое состояние; каким клиент воспринимает самого себя. Меня интересует связь развития ложных идей с негативными эмоциями в первый раз и в данном случае. При этом я выясняю возможные предпосылки для развития чувств стыда и неполноценности, помогаю клиенту найти альтернативные способы реагирования на подобные ситуации.
Я не устаю подчеркивать различие между мыслями и действиями, не скрывая своего чувственного удовольствия от фантазий, связанных с разрушением, алчностью, похотью и т. п. аспектам внутренней жизни человека. Ведь делать хорошие дела с серьезным лицом и озорными мыслями даже забавно!
Повстречались на улице два психоаналитика.
– Добрый день, коллега…
– Что вы имеете в виду?
Такой клиент очень нуждается в моем уважении своего стремления к дистанцированию и контролю. Он чувствует себя комфортнее при соблюдении определенных формальностей и эмоционально ровном отношении, чем при выражении теплоты и сочувствия. От него невозможно скрыть свои ошибки и недостатки. Его доверие повышается, когда я готов пошутить над собой.
Я не отказываюсь отвечать на некоторые личные вопросы, стараясь при этом вновь перевести разговор на клиента. Мои ответы на личные вопросы помогают и клиенту говорить о себе свободнее. Например, если клиентка спрашивает: «Вы женаты?» – я могу ответить: «Почему вы задали этот вопрос?» – «Мне просто интересно, вы женаты?» – «Я отвечу вам, но сначала давайте немного поговорим о причине вашего вопроса».
Клиенты очень чувствительны к критике, воспринимают ее искаженно и преувеличено. При уходе от чувства вины содержание переживаний остается в сознании, но «Я» не несет ответственности за них, так как воспринимает эти переживания как чуждые. Самообвинения могут восприниматься как внушенные мною. Другая форма защиты – идентификация с моей идеализированной фигурой, которая по определению не может быть виноватой.
Чувства, которые испытывают клиенты в переносе на меня, могут варьировать в диапазоне от крайне негативного с параноидными проекциями, когда мой образ «встраивается» в систему преследования, до стремления к симбиозу с идеализированным всемогущим терапевтом. В последнем случае также вероятно истолкование моего поведения в эротоманическом ключе, особенно если клиент мужского пола, как и я. И вновь выручает разделение между чувствами и поведенческими ограничениями, которые делают психотерапию возможной. Клиент должен принять тот факт, что реальность сильнее его фантазий.
