Нита уставилась на мертвое тело, лежащее на кухонном столе. Пухлый мужчина средних лет, одетый в обычный деловой костюм. На глазах – очки в металлической оправе с серебряными дужками, которые сливались с сединой его висков. По внешнему виду он ничем не отличался от других, но внутри у него – совсем другое дело.

– Еще один занни? – хмуро посмотрев на маму, спросила Нита, затем скрестила руки на груди и продолжила осматривать тело. – Этот даже не латиноамериканский. Я думала, мы переехали в Перу, чтобы охотиться на южно- и центральноамериканских сверхъестественных существ. Чупакабр, пиштако и прочих.

Не то чтобы занни были обычным явлением, но Нита препарировала довольно многих из них в Юго-Восточной Азии, где они провели с мамой несколько месяцев в прошлом году. Она с нетерпением ждала возможности препарировать кого-то нового. Если бы Ните хотелось расчленять тех же сверхъестественных существ, каких она расчленяла обычно, она осталась бы с отцом в Штатах и работала бы с единорогами.

Мать пожала плечами и повесила на стул свой пиджак.

– Я увидела занни, поэтому убила его. Он был прямо передо мной. Как я могла устоять? – Она слегка улыбнулась и опустила голову, и ее челка, выкрашенная в черно-красные полоски, упала на глаза.

Нита переступила с ноги на ногу, снова посмотрела на труп и вздохнула.

– Полагаю, ты хочешь, чтобы я расчленила его и упаковала для продажи?

– Хорошая девочка, – улыбнулась мать.

Нита обошла тело и встала с другой его стороны.

– Поможешь мне перенести его в мастерскую?

Мать закатала рукава, и они вместе протащили пухлое, обманчиво тяжелое тело по коридору и положили его на гладкий металлический стол в другой комнате. Белые стены и люминесцентные лампы придавали ей вид операционной. На полках аккуратными рядами лежали скальпели и хирургические пилы, а перед ящиком с банками стояли весы для взвешивания органов. Из находившейся в углу ванной с формалином веяло запахом смерти. Он распространялся за пределы комнаты и пропитывал одежду Ниты. Как ни странно, запах успокаивал. Вероятно, это плохой знак.

Но если бы Нита была честна сама с собой, то признала бы, что большинство ее привычек и решений – это плохие знаки.

Мама подмигнула ей.

– Все готово и ждет тебя.

Нита посмотрела на часы.

– Уже почти полночь.

– И?

– И я хочу немного поспать.

– Еще успеешь, – отмахнулась мать. – Тебе все равно незачем рано вставать.

Нита секунду помедлила, а затем, соглашаясь, склонила голову. Прошло уже много лет с тех пор, как мать решила забрать Ниту из школы, а у той все еще оставался какой-то инстинкт, который не позволял ей ложиться спать слишком поздно. Это было глупо, ведь даже если бы она ходила в школу, то с удовольствием прогуливала бы уроки ради расчленения. Расчленять весело.

Нита надела белый лабораторный халат. Ей всегда нравилось ходить в нем – она чувствовала себя настоящим ученым в неком престижном университете или лаборатории. Иногда, даже без надобности, она надевала очки, и они дополняли ее ученый вид.

– Когда ты снова уезжаешь? – спросила она.

Ее мама мыла руки в раковине.

– Сегодня. Пока везла сюда эту красоту, я кое на что наткнулась. Теперь лечу в Буэнос-Айрес.

– Пиштако? – спросила Нита, пытаясь сдержать волнение.

Она еще никогда не вскрывала пиштако. Как их тела приспособлены к диете, полностью основанной на человеческом жире. Только обещание расчленить пиштако убедило Ниту в том, что переезд в Перу был хорошей идеей. Мать всегда знала, чем ее соблазнить.

Нита нахмурилась.

– Подожди-ка, в Аргентине нет пиштако.

Мама рассмеялась.

– Не волнуйся. Это кое-что получше.

– Не еще один занни?

– Нет.

Мама вытерла руки и, направившись в сторону кухни, по пути крикнула:

– Я собираюсь в аэропорт. Если все пойдет хорошо, вернусь через два дня.

Нита последовала за ней и увидела, что она сидит в ботинках на кухонном столе и открывает бутылку писко, взятую из холодильника. Затем мать сделала большой глоток – чистого писко. Не в коктейле или разбавленного содовой, а чистого.

Однажды, оставшись дома одна, Нита попробовала этот напиток с мыслью, что он прекрасно подойдет для празднования ее семнадцатого дня рождения. Он оказался не таким обжигающим, как виски, или водка, или даже саке, но вставил быстро и сильно. Мама нашла Ниту с прижатым к стене лицом – она рыдала, потому что стена не хотела двигаться. Тогда мать рассмеялась и оставила ее страдать одну. Позже она показала Ните фотографии, на которых было видно: на той стене куча слюней и соплей. С тех пор в домашний бар Нита не заглядывала.

– Ах да, Нита, еще кое-что, – сказала мать, ставя бутылку писко на стол.

– Да?

– Не трогай голову. За нее назначена награда в миллион долларов, и я хочу потребовать ее.

Взгляд Ниты переметнулся в сторону комнаты с мертвым телом, находившейся дальше по коридору.

– Я почти уверена, что вся эта тема «разыскивается живым или мертвым» закончилась еще на Диком Западе. Если ты принесешь голову этого парня, тебя арестуют за убийство.

Мама закатила глаза.

– Что ж, спасибо тебе, Нита, за то, что преподала мне такой важный урок. Что бы я без тебя делала?

– Э-э, – поморщившись, выдавила Нита.

– Этого занни разыскивает за военные преступления перуанское правительство. Он был членом секретной полиции во время правления Фухимори.

Неудивительно. Практически все занни в мире разыскивались за какие-то военные преступления. Когда твой биологический долг состоит в том, чтобы мучить людей и пожирать их боль, перед тобой открывается очень много карьерных путей.

Нита вдруг вспомнила – в последнем выпуске журнала «Природа» появилась статья, которую она хотела прочитать. Те, кто расчленили меньше занни, чем Нита, но имели доступ к лучшему оборудованию, написали подробный анализ поглощения боли занни. Существовали разные теории об относительности боли и о том, как одна и та же травма может восприниматься двумя людьми совершенно по-разному. Ученые изучали занни и пытались ответить на вопрос: что движет их потребностью в поглощении боли – серьезность травмы или уровень восприятия боли человеком?

Им также удалось доказать, что кроме физической занни способны поглощать и эмоциональную боль, но в значительно меньших количествах. Эмоциональные и физические болевые рецепторы пересекаются в мозговом центре, потому возникает важный вопрос: почему занни могут насытиться сильной физической болью, а сильная эмоциональная боль питает их меньше? По мнению Ниты, причина заключалась в том, что физическая боль получает дополнительные сигналы от ноцицепторов, но девушке было любопытно узнать мнение других людей.

Хотя мысли Ниты были где-то далеко, мать продолжала разговор:

– Несколько заинтересованных сторон предложили очень большую награду за его голову. Им, в отличие от правительства, все равно, сможет ли он предстать перед судом. – Она хищно улыбнулась. – И я буду рада им угодить.

Она спрыгнула со стола, отставила бутылку писко и надела бордовый кожаный пиджак.

– Ты сможешь упаковать его до моего возвращения?

– Думаю, да, – кивнула Нита.

Мать подошла к дочери и поцеловала ее в макушку.

– И что бы я без тебя делала, Анита?

Не успела Нита сформулировать ответ, как мать уже открывала дверь: послышался скрип, затем удар, и в доме воцарилась тишина. Когда мама куда-то уходила, Ните иногда казалось, что она не просто забирает с собой шум, она будто забирает энергию, которой наполнен дом. Без нее он казался пустым. Из него словно ушла жизнь, и только мертвый занни остался на своем месте.

И это на самом деле так. Нита вернулась к своему новому проекту и слегка улыбнулась. Лучше бы, конечно, здесь были пиштако или чупакабра, но работать с занни ей тоже нравилось.

Первым делом она опустошила его карманы. В них лежали старомодные часы, немного бразильских реалов (но перуанских солей, как ни странно, не было) и кошелек. Нита долго смотрела на него, а затем, не открывая, положила в лоток. Мать уже наверняка вытащила из кошелька кредитные карты, сняла с них наличные, а потом выбросила. Единственное, что осталось внутри, – удостоверения личности и членские билеты. Эти вещи могли бы дать Ните информацию о существе, тело которого она сейчас расчленит. Но она давным-давно усвоила – не нужно ничего знать о том, кого ты разрезаешь на части. Лучше думать, что это вовсе не личность. Да ведь так и есть, это же занни.

Нита взяла резинку и стянула волосы в пышный хвост. Ее волосы росли вьющимися завитками и будто вширь, а не в длину. В свете люминесцентных ламп их обычно каштановый цвет приобретал оранжевый оттенок. Другим волосы оранжевыми не казались, но Нита настаивала – ей нравился этот цвет.

Надев хирургическую маску, которая легла прямо под веснушчатыми скулами, она надела очки, натянула перчатки и подкатила тележку с инструментами к столу, где лежало тело. Затем вставила наушники и включила плейлист, состоящий из песен из фильмов Диснея.

Пора начинать.

Нита уже не помнила времени, когда ее не увлекали мертвецы – в ее доме их всегда было полным-полно. Она помнила только, что ее родители приобретали тела сверхъестественных существ и продавали их по частям в интернете. В Даркнете, если быть точным. Но продавцы органов на черном рынке не размещали свои товары на сайте eBay. Это могло закончиться коротким визитом сотрудников Международной полиции по делам сверхъестественных существ – МПДСС – с последующим длительным тюремным сроком.

Когда Нита была младше, она бегала по дому и приносила родителям пустые емкости: стеклянные флаконы – большие, для сердец, и маленькие – и пакетики для крови. Потом она наклеивала на них этикетки и выставляла на полку. Иногда девочка долго разглядывала органы существ, которых никогда не встречала. В неподвижных сердцах, плавающих в формальдегиде, было что-то успокаивающее, умиротворяющее. Больше никакого шума. Только тишина.

Иногда Нита смотрела на глаза, а они на нее – прямым, открытым взглядом, совсем не таким, как у живых людей, которые то и дело прятали глаза, когда лгали, и могли заменить целый разговор одним лишь взглядом. Проблема в том, что Нита никогда не могла понять живых. Лучше, когда люди мертвы. Их глаза не такие выразительные.

Работа над занни заняла у Ниты всю ночь и большую часть следующего дня. Она раскладывала органы по банкам с формальдегидом или в морозильные камеры, а затем до блеска вылизывала секционный зал.

Солнце уже встало, но усталости не ощущалось, поэтому Нита отправилась в свой любимый парк на скалах с видом на океан. Над скамейками, наподобие навеса, возвышались тропические кусты с большими колоколообразными цветами, а стену, которая защищала людей от падения с обрыва в сверкающие воды океана, украшала сине-белая мозаика. На скамейках лежали газеты: от бульварных изданий, анонсирующих, что «Пенелопа Альварес в возрасте сорока пяти лет выглядит на двадцать. Хороший уход за кожей или что-то более “сверхъестественное”?», до официальных источников с заголовками типа: «Должно ли Перу вступать в зону МПДСС? Преимущества и недостатки экстерриториальной полиции, занимающейся сверхъестественными существами».

Перу было одним из немногих южноамериканских государств, в которых не действовала МПДСС. На каждом континенте всегда оставалось несколько таких стран, поэтому торговцам на черном рынке было куда сбежать, когда полиция в конце концов их прищучивала. Кое-кто щедро платил политикам, чтобы такое положение вещей не менялось.

Нита уселась на скамейку подальше от других людей и, наслаждаясь тенью древесного дурмана, открыла свои медицинские журналы про сверхъестественных существ.

Иногда чтение этих изданий приносило разочарование, ведь Нита знала, что авторы ошибаются в некоторых вещах. Многие сверхъестественные существа были на виду, и их признавало мировое сообщество, но большинство по-прежнему скрывалось, опасаясь отрицательной реакции общественности. Поэтому, когда в журналах говорилось о том, что занни – единственный вид сверхъестественных существ, которые потребляют нечто нематериальное, например боль, Нита жалела, что не может рассказать миру правду: есть еще и такие создания, которые питаются воспоминаниями, сильными эмоциями и даже мечтами. Вот только МПДСС пока не признает их официально. Это ведомство уделяло много внимания антикризисным мерам и отчасти пыталось уменьшить проявления расизма и дискриминации против сверхъестественных существ, просто не рассказывая людям, сколько видов таких созданий есть в мире. И эти действия удерживали людей, подобных матери Ниты, от поиска информации об этих существах. Иногда.

Поглощая медицинские исследования, словно конфеты, Нита сидела в парке в тени дерева, пока не стемнело.

Когда она вернулась домой, ее встретил поток ругательств.

Нита кралась по коридору, чувствуя, как напряглись ее плечи. В гневе мать могла быть непредсказуемой. Нита уже не раз испытывала его на себе и не хотела, чтобы это повторилось. Но игнорировать маму было еще опаснее, поэтому она вошла в кухню, и от увиденного беспорядка ее рот открылся сам собой:

– Что ты делаешь?

Мать заправила за ухо прядь волос и криво улыбнулась. Пол вокруг нее был уставлен пустыми грузовыми ящиками, между которыми валялись упаковочные материалы: пузырчатая пленка и полоски пенопласта. На кухонном столе лежал пистолет, и у Ниты проскользнула мысль: «Что он здесь делает?»

– Я хочу, чтобы части занни отправили завтра. У нас появилось кое-что новое, и, честно говоря, эта квартира маловата, чтобы вместить все части. – Мать снова улыбнулась.

Нита не могла не согласиться. Ее «операционная» была уже переполнена, а ведь они препарировали всего одного занни. Для второго тела действительно не было места.

– Что-то новое, да? Я так понимаю, все прошло хорошо?

Мать рассмеялась:

– Разве с теми сверхъестественными существами, которых нет в Списке, когда-нибудь все проходило хорошо?

Из сверхъестественных существ, известных широкой общественности, отдельным списком были выделены «опасные сверхъестественные», которые жили, убивая людей. В странах – членах МПДСС истребление таких созданий считалось не преступлением, а «превентивной самообороной». Но убийство других – безвредных (как показывает опыт Ниты, большинство из существ были безвредны), которые не входили в Список, очень даже считалось преступлением.

Мать Ниты, как правило, привозила существ из Списка. Как правило. Но, вероятно, мама убила много незлых и неопасных созданий и продала их. Нита старалась не думать об этом, ведь как она могла повлиять на ситуацию? К тому же существа всегда попадали в ее руки уже мертвыми. А раз так, было бы стыдно оставлять их тела нерасчлененными.

Кстати…

– Что ты привезла? – спросила Нита, пробираясь через ящики к холодильнику. Добравшись до него, она вытащила остатки вчерашнего ужина и закинула их в микроволновку.

– Кое-что особенное. Я оставила его в секционном зале.

Нита почувствовала, как подрагивают ее пальцы; воображаемый скальпель в руке сделал скользящий разрез в форме буквы Y по воздуху. Девушка не могла дождаться медленного, расслабляющего вечера, когда она останется наедине с телом. Перед глазами уже стояли прямые линии разрезов и банки с органами, которые будут наблюдать за ней, словно необычные ангелы-хранители.

Нита вздрогнула от предвкушения. Иногда она пугала саму себя.

Мать покосилась на дочь.

– Должна сказать, его было трудно достать.

Нита вытащила ужин из микроволновки и села за кухонный стол.

– О, серьезно?

Мать улыбнулась, и Нита настроилась на интересную историю.

– Ну, поначалу все было не так уж сложно. Буэнос-Айрес – прекрасный город, и найти моего информатора оказалось легко, как и приобрести нашего нового… Даже не знаю, как его назвать.

Нита вскинула брови. Мать знала всех сверхъестественных существ. Это ее работа. Должно быть, существо очень редкое.

– Ну, короче. – Мать села рядом с ней. – Все прошло не так уж плохо. Особых сложностей с охраной не возникло, это было легко. Проблема заключалась в том, чтобы доставить его сюда.

Нита кивнула. Обычно авиаперевозчики косо смотрели на мертвые тела на багажных полках.

Мать заговорщически подмигнула.

– Но потом я подумала, почему бы мне просто не притвориться, что он пассажир? И я посадила его в инвалидное кресло – экипаж ни о чем не догадался.

– Подожди-ка, в инвалидное кресло? – Нита нахмурилась. – Но разве они не заметили, что он… не знаю, не двигается, или не дышит, или еще что? Когда помогали ему сесть на свое место?

Она засмеялась.

– О, он не мертв. Я только накачала его лекарствами.

Нита пошевелила пальцами.

Она выдавила слабую улыбку.

– Ты сказала, что оставила его в моей «операционной»?

– Да, целое утро на установку клетки потратила, черт возьми. Ты знаешь, что клетки на человеческий рост больше не делают? А еще мне пришлось купить наручники в секс-шопе.

Нита долго сидела, не шевелясь, с застывшей на губах улыбкой, затем встала, пробралась через ящики и направилась в секционный зал. Мать последовала за ней.

– Он малость другой. И весьма ценен, поэтому я очень хотела бы выдоить из него немного крови до того, как мы вырежем органы.

Но Нита ее не слушала. Она открыла дверь, чтобы увидеть все своими глазами.

Часть ее прекрасной, стерильной комнаты с белыми стенами теперь занимала большая клетка, прикрепленная болтами к стене. Мать обмотала дверь клетки цепью и навесила замок. Внутри в позе эмбриона лежал парень с темно-каштановыми волосами. Он был без сознания. Учитывая размер клетки, лежать в ней, вероятно, можно было только так.

– Кто он? – спросила Нита.

Она ждала, что мать начнет перечислять те ужасные вещи, которые он делал, чтобы выжить. Возможно, ел новорожденных детей, и вместо восемнадцати или девятнадцати (по виду) ему на самом деле пятьсот лет.

Мать пожала плечами.

– Я не знаю, есть ли такое слово, которым можно его назвать.

– Но каким сверхъестественным существом он является? Объясни. – Нита услышала, как голос стал выше, и заставила себя успокоиться. – Я имею в виду, ты же знаешь, что он делает, да?

Мать рассмеялась.

– Он ничего не делает. Я вполне уверена, что он – сверхъестественный, но не думаю, что ты найдешь какие-либо внешние признаки этого. В Буэнос-Айресе он принадлежал коллекционеру.

– Тогда… зачем он нам? – напирала Нита, удивляясь тому, насколько она нуждается в ответе на этот вопрос.

Ей нужна была причина, которая оправдывала бы тот факт, что сейчас в ее комнате находится клетка с незнакомым парнем, который свернулся клубком. Его джинсы и футболка были забрызганы какой-то жидкостью, и Нита подумала: «Может, это кровь?»

– Ах, знаешь, он, похоже, очень ценный. В нем что-то есть. Этот коллекционер продавал флаконы с его кровью – заметь, флаконы, а не пакеты – почти по десять тысяч за каждый. Долларов США, не солей или песо. Долларов. В прошлом году палец его ноги выставили на онлайн-аукционе, и цена выражалась в шестизначных цифрах. За один палец.

Мать Ниты широко улыбнулась, ее глаза загорелись в предвкушении суммы, которую можно выручить за все тело. Девушка задумалась над тем, сколько у парня осталось времени. Ее мать предпочитала быстро получить наличные, поэтому Нита сомневалась, что парень задержится в клетке надолго.

– Я уже выставила его в сети, и у нас есть покупатель на еще один палец ноги. Поэтому я взяла на себя смелость отрезать его и отправить по почте, пока мы были в Аргентине.

Ните потребовалось несколько секунд, чтобы осознать слова матери. Затем она опустила глаза, и, разумеется, ноги парня были голыми. Одну ступню поспешно обмотали бинтом – он пропитался кровью.

Мать постучала пальцем по подбородку.

– Единственная проблема в том, что части его тела должны быть свежими – то есть как можно более свежими. Поэтому сначала мы продадим все конечности – они уже заказаны. Он может выжить и без них, а мы тем временем соберем его кровь. Внутренние органы и все остальное продадим позже, как только распространим информацию о них. Это не должно занять слишком много времени.

Мысли Ниты крутились и мешали полностью осознать то, что говорила мать.

– Ты хочешь держать его здесь и разрезать по частям, пока он еще жив?

– Именно так.

Нита даже не знала, что ответить, она не имела дела с живыми людьми. Ее «подопечные» всегда были мертвецами.

– Он… не опасен? – спросила Нита, не в силах оторвать глаз от повязок на месте отсутствовавших пальцев.

Мать фыркнула.

– Вряд ли. Ему не повезло в генетической лотерее. Насколько я знаю, все хотят его сожрать, и у него не больше средств защиты, чем у обычного человека.

Парень в клетке пришел в себя, зашевелился и попытался перевернуться, чтобы посмотреть на них. Сердце Ниты сжалось – это выглядело печально.

Мать похлопала ее по плечу и развернулась.

– Мы заработаем на нем хорошие деньги.

Не сводя глаз с клетки, Нита кивнула. Мать вышла из комнаты, напомнив дочери, что нужно помочь разобраться с ящиками на кухне и начинать упаковывать части тела занни.

Парень поднял голову и встретился взглядом с Нитой. Его серо-голубые глаза широко распахнулись от страха. Он попытался поднять руку, но та, прикованная наручниками, остановилась в нескольких сантиметрах от пола.

Пристально глядя Ните в глаза, парень тяжело сглотнул и прошептал:

– Ayudame.