Неладное Митчелл почуял сразу, как только поднялся на этаж Танессы. Воздух был пропитан знакомым и зловещим запахом крови. Взгляд упал на небольшое бурое пятно на полу возле квартиры Танессы. Вынув из кобуры «Глок», Митчелл осторожно приблизился к двери. Было слышно, как за спиной тяжело дышит только сейчас нагнавшая его Зои. Он повернулся и приложил палец к губам. После чего осторожно повернул ручку двери.

Едва она приоткрылась, как сразу стали видны ноги. Митчелл распахнул дверь рывком, и его взгляду предстало тело офицера Райли на полу, в бурой луже засохшей крови, а рядом — опрокинутый стул, на котором Райли сидел перед дверью Танессы. Суматошно завертелись мысли: жив он или мертв? Когда и как это случилось? Но они исчезли, тускнея перед единственно жгучим, страшным вопросом: где Танесса? Что с ней, жива ли она? За спиной резко и быстро вдохнула Зои, увидев лежащего копа; оставалось лишь уповать, что она сознает: где-то здесь все еще может быть Джован, и нужно молчать, пока не станет ясно, что происходит.

Держа перед собой пистолет, Митчелл осторожно обошел сохлую лужу. По-прежнему чувствовался железистый запах крови, но он смешивался с калейдоскопом цветочных оттенков. По-прежнему везде букеты. А вот те калифорнийские маки со стола исчезли. Может, просто завяли и выброшены, хотя сомнительно.

Митчелл поочередно обходил комнаты, проверяя, все ли чисто, прежде чем перейти из одной в другую. Будь Зои его настоящим партнером, он мог бы рассчитывать на ее прикрытие. А так приходилось то и дело оглядывался через плечо, проверять, что никто не крадется сзади. Наконец детектив добрался до спальни, дверь которой была слегка приоткрыта, и толкнул ее стволом «Глока». Внутри царил переполох, подушки и простыни смятыми валялись на полу. А кровать была усыпана гниющими калифорнийскими маками. Джован явился с ними в дом или перетащил их сюда из гостиной? И снова вопрос мелькнул и исчез, толком даже не замеченный. Сосредоточиться было трудно: в черепе словно гудел пчелиный рой.

Сзади послышался топот; Митчелл крутнулся, целясь в грудь бегущему. Это был Джейкоб. Лонни опустил пистолет.

— Ее нет, Джейкоб, — выдавил он внезапно севшим голосом. — Моя сестра у Джована Стоукса.

Джован Стоукс горел как в огне. Расхаживая по мелкому складу, он буквально дрожал от возбуждения. Он обошел его двадцать, тридцать, а то и сорок раз, кусая губы, чтобы не расхохотаться, но иногда был не в силах сдержать смех, и тот исторгался безумными выплесками. Был ли это восторг от удачного похищения? Чувство триумфа от захвата своей жертвы, несмотря на ее полицейское прикрытие? Или может, потому, что это была Танесса Лонни, которую он уже пытался убить, но потерпел неудачу? Может, именно поэтому его всего распирало от бурной, искристой энергии?

Неизвестно, но наконец-то… наконец-то ему удавалось чувствовать себя так, как в ту ночь, когда он умертвил Гвен Берри.

Тогда стоял январь, и город был припорошен снегом. Холод стоял такой, что любой, пробывший на улице дольше пяти минут, ощущал, как сопли замерзают, веки обрастают корочкой льдинок, а кожа лица горит от холода. Стоит ли удивляться, что Гвен Берри обрадовалась, когда Джован притормозил и предложил подбросить ее домой на отцовской машине?

Она была несказанно рада, что он ее заметил. Ей и в голову не приходило, что мимо он проезжал как раз из осведомленности, что она пойдет здесь пешком. Потому что Гвен всегда проходила по этой улице по вторникам в пять вечера, сразу после тренировки черлидеров. Не приходило ей в голову и то, что Джован по-прежнему сердит, потому что три месяца назад он пригласил ее на свидание, а она ему отказала.

Когда он душил ее у себя в машине, улицы были пустынны. Никто не видел, как она сопротивляется, как ее пальцы судорожно впиваются в его руки. Никто не слышал, как она кашляет и задыхается. И вот наконец она перестала шевелиться.

Тогда и произошло настоящее чудо.

Через минуту, когда Джован успокоился, он понял, что Гвен еще жива. Она лишь потеряла сознание, но ее грудь по-прежнему вздымалась и опадала, пульс был все так же стабилен. Джован не сомневался, что Гвен должна умереть; она заслуживала этого. Но по какой-то причине в тот момент он не смог довершить начатое. Вместо этого выехал за город, в отдаленное поле, и стал ждать.

Ждал он без малого два часа, и все это время его сердце неистово билось, зубы сводило от напряжения, а дыхание было мелким и частым от пред…

…вкушения. Он ждал момента, когда она очнется, а он снова убьет ее.

Когда это наконец произошло, когда ее веки трепетно дрогнули и она поняла, кто склонился над ней; когда его пальцы вновь сомкнулись на ее горле, он вздрогнул от волны возбуждения, не сравнимого ни с чем, что было у него до сих пор. То был величайший момент в его жизни.

Потребовались годы, чтобы понять: ничто не сравнится с этим даже близко. Он понял это, только когда убил свою жену, прознав о ее интрижке. Тогда, раз за разом вонзая в нее нож, он ощущал примерно то же, что при убийстве Гвен.

С той самой поры он неустанно стремился воссоздать то ощущение. Но что делало этот момент столь непередаваемо волнующим? Он попробовал просто задушить молодую женщину. Вышло вполне себе захватывающе, но не настолько ярко. Постепенно он пришел к выводу, что соль здесь в предвкушении и ужасе жертвы. И когда он целыми днями шел по пятам своих жертв, присматриваясь, просчитывая и мечтая о моменте убийства, заранее оповещая, что они вот-вот умрут… тогда возбуждение становилось чем-то иным. Всплеском чистых, вожделенных эмоций. Его господство над жертвами, их полная подвластность пьянили. И деяние становилось поистине возвышенным… почти как в тот, самый первый раз.

И вот теперь в его власти еще одна бесчувственная женщина, лицом так похожая на Гвен, что он в упоении чуть было не поцеловал ее, пробуждая, — можно сказать, современная версия «Спящей красавицы». Но нет. Лучше подождать и насладиться предвкушением.

Джован снова, как заводной, зашагал по складу, и шаги в пустоте отдавались эхом. Подумалось о будущем. Способности местной полиции он явно недооценил. Или, может, во всем этом замешаны инстанции повыше? ФБР? На секунду он остановился и выглянул наружу, почти ожидая увидеть там близящийся вертолет и черные фигуры, скользящие вниз по веревкам. Но нет, никого не было — только заходящее солнце, бросающее последние косые отсветы на соседнее поле. Сможет ли полиция обнаружить его здесь? Сложно сказать. Вообще следы он спрятал хорошо, но возможно, кто-то видел, как он вынес Танессу из ее дома и загрузил в обшарпанную машину, купленную накануне. Погоня может быть весьма близка. Возможно, кто-то его уже опознал, невзирая на маскировку, как это сделала Танесса при прошлой встрече?

Страх и предвкушение шли рука об руку.

Он остановился возле обернутого нейлоном аппарата. Тот, кто его продал, позаботился, чтобы он был хорошенько завернут. После его ухода Джован хотел немедленно сорвать обертку, но сдержался. Предвкушение. Всякий раз, проходя мимо, он изнывал от желания развернуть свой подарок. И вот теперь неожиданно, не в силах больше терпеть, схватил обертку и с силой дернул.

Она легко соскочила, и Джован отступил на шаг, оглядывая свое приобретение. Смогут ли они определить, что это? Найти того, кто ему его продал? Если да, то они смогут найти и склад. Будущее было окутано неопределенностью. Он вернулся туда, где, прислонясь к стене, полулежала Танесса, и сел рядом на табуретку.

По мере того как сознание возвращалось, дыхание Танессы становилось все отчетливей. Очнувшись, она несколько раз попыталась закричать сквозь кляп, затем конвульсивно попыталась высвободиться из пут, но в конце концов успокоилась и оценила ситуацию. Вот она заметила, что в паре метров от нее стоит и смотрит он, и снова забилась.

— Ты только вредишь себе, — сказал он ей. — Вязать узлы я умею.

Она замерла, тяжело и часто дыша через нос. Посмотрела на него, затем по сторонам. Огляделась, видя вокруг себя пустое, голое помещение. При виде машины ее взгляд замер.

— Ну как? — срывающимся от волнения голосом спросил Джован. — Нравится? В твоем ближайшем будущем ей отведена большая роль.

Она снова посмотрела на него; в ее глазах читался ужас. Это буквально физически возвращало его в тот день, около тридцати лет назад. Джован опустился рядом с ней на колени и поднял руку с ножницами.

— Лучше сделать это сейчас, — вкрадчиво прошептал он. — Иначе потом будет грязнее.

Когда ножницы приблизились к ее лицу, она завопила в кляп. А он срезал ей прядь волос.