Корвет «Дерзкий» подходил к пункту назначения, к острову Матуа. По светло-голубой карте медленно ползла, похожая на божью коровку, желтая точка автопрокладчика. Со стороны могло показаться, что именно она ведет судно по предназначенному курсу. На самом деле так отрабатывал свое предназначение навигационный спутник. Несмотря на совершенство техники, руки флотского штурмана тянулись к привычным инструментам: логарифмической линейке, транспортиру и циркулю. Осторожно, как величайшую драгоценность, офицер открыл крышку деревянного серого футляра. Обеими руками, будто держа новорожденного, взял сверкающий хромом секстан. Перешагнув высокий комингс, вышел на открытое крыло ходового мостика и пристроил прибор к предплечью правой руки. Началось колдовство по поиску звезды. Покопавшись в звездном небе, напрягся всем телом, расставил ноги, пытаясь найти твердую опору на палубе. Корабль шел в шторм по волне, что само собой уменьшало силу килевой качки, но не облегчало работы штурмана.

— Сейчас посыплются на погоны звезды, — раздался в ночной тишине веселый мужской голос.

Находящиеся на ходовом мостике корвета «Дерзкий» офицеры неосознанно заскользили взглядами по кончикам своих мятых погон. Ничего волшебного не произошло, желанных звездочек от одного хотения не прибавилось. Минутное замешательство прервал резкий голос штурмана: «Курс по компасу 45 градусов». Вахтенный офицер, склонившийся над картой с работающим автопрокладчиком, доложил: «Есть курс в сорок пять градусов!».

Штурман, довольный проделанной работой, вернулся с холодного крыла мостика в теплый уют ходовой рубки. На его священное действо с любопытством продолжала наблюдать дежурная вахтенная смена. Не обращая внимания, он осторожно уложил поблекший от влажности сектант на штатное место, в глубину серого деревянного футляра. Командир через плечо наблюдал колдовство штурмана на карте. Легкие манипуляции со штурманскими приборами завершились секундным уколом отточенного карандаша на морской карте. Карандашная точка попала на самый кончик желтого жучка автопрокладчика. Так завершился с виду простой, а на самом деле наполненный формулами и наблюдениями за звездным небом волшебный механизм определения места корабля, по-флотски называемый счислением, а карандашная точка, чуть-чуть не совпадающая с пятнышком автоматики, — неувязкой, расхождением с современной навигационной техникой.

— Старинный способ вернее, — одобрительно буркнул из-за плеча штурмана командир.

— Ха! — парировал штурман. Специалист он на самом деле классный, как, впрочем, многие другие моряки корабля, управляемого авторитетным и уважаемым командиром. — Шторм решил на нас отыграться, — предположил он.

— У нас один выход — спрятаться в бухте острова, — ответил Николай Баранов, продолжавший стоять вахтенным офицером, — иначе мы не высадим на берег спецгруппу.

— Да, но в бухту Двойная еще нужно суметь зайти! — съязвил на замечание вахтенного офицера штурман. Он по праву считал себя главной фигурой на корабле в море после командира. На берегу — другое дело, терпеливо сносил шутки и смешки кают-компанских остряков.

— Не мне, штурман, рассказывать известный всепогодный способ захода в бухту. Ты проинструктируй вахтенного офицера и рулевого, — неожиданно встрял в разговор Куринов.

Старший лейтенант нахохлился, как наседка на шесте, но команду командира исполнил.

— Определяю скорость и направление суммарного дрейфа от ветра и течения. Вахтенный офицер наносит голосовые данные на маневренный планшет и определяет элементы движения цели. Я проверяю нанесенные данные на планшете с помощью пеленгатора и решаю задачу сближения в узком проходе в бухту, — инструктировал штурман, то и дело поправляя сползающие с костистого прямого носа очки.

Куринов, глядя на дисциплинированного подчиненного, подбадривающе улыбнулся. Ему нравился этот неуклюжий, но дотошный и грамотный офицер. Хотя он понимал, не протянет штурман долго корабельную службу. Призвание его в институте, за кафедрой. Здесь нужны отчаянные, такие, как Баранов.

— Рулевого прошу штурвалом не рыскать, держать курс твердо на точку сближения с островом, — изменил интонацию командир. Еще строже добавил: — Всем понятна задача?

— Так точно, но в таком тумане я не наблюдаю ориентиров ни на земле, ни в море, — заволновался командир отделения сигнальщиков Андрей Смирнов. Остров находился рядом, потому его коричневые очертания отчетливо наблюдались на экране радара.

— Приготовиться к маневру на вход в бухту, — не обращая внимания на предостережение сигнальщика, скомандовал командир.

По боевому расписанию сигнальщики находились в ходовой рубке, подчиняясь вахтенному офицеру и штурману, потому вход в самое главное место на корабле для них всегда свободен.

Прежде нужно подстраховаться с визуальными ориентирами, и Куринов одобрил сметливость сигнальщика. Предполагаемых и отмеченных на карте входных буёв фарватера не наблюдалось. Их отсутствие осложняло задачу входа в узкое горло островной бухты. Командир понимал опасность нарваться на камни, но другого пути высадить десант просто не существовало. Спуск шлюпки в штормовое море неминуемо привел бы к ее гибели. Куринов продолжал надеяться на существование буев-ориентиров, возможно, их скрывал плотный курильский туман. На корабельных часах стрелки показывали три часа, но ночной темноты не было. Звезды служили природной подсветкой и ясными огнями предупреждали о скором окончании шторма.

— Смотрите, толщина слоя тумана уменьшается с приближением к входу в бухту! — прокричал сигнальщик.

— Ну и что? — не понял приметы вахтенный офицер.

— Значит, с марса фок-мачты могут быть видны входные створы, а по ним точно определим курс корабля, — объяснил штурман.

— Давай с рацией залазь на марс-площадку, рационализатор, — поддержал штурмана командир, обращаясь к сигнальщику.

Вахтенная смена отлично понимала опасность задачи. Взобраться туда и в обычную погоду непросто, а здесь шторм и ночь. Потому все с опаской посмотрели в сторону молодого вахтенного сигнальщика. Но тот не успел испугаться, как командир отделения вместо него нырнул за дверь светлого и теплого помещения. Удерживаясь за холодную и скользкую мачту, Андрей с трудом поднялся по крохотным стальным скобам-лесенкам на железную решетку у самой высокой точки корабля, называемой марсом. Сверху казалось, корабль вот-вот бросит на прибрежные камни. Сквозь кромешную полосу дождя, в сумерках рассвета Андрей видел огромную гору, поднимающуюся перед кораблем. Это и был остров Матуа. Ему показалось, что он, как огромное животное, открывает пасть и неминуемо проглотит их. Корабль шел прямо на белые клыки страшного животного, именуемого прибоем, скрывающим под белой пеной смертельно-острые камни.

Посмотрев в сторону узкого, как горлышко от бутылки, пролива, Андрей не на шутку испугался. Корабль четко шел на прорыв в бухту острова. В какой-то момент он заметил особый белый круг прямо по курсу. Такие буруны приходилось наблюдать, когда всплывает рубка подводной лодки или играет вода над спрятанными под ней камнями. Именно их он принял вначале за клыки животного. Не думая о своей безопасности, не боясь сорваться в кипящие под ним коричневые волны, Андрей соскользнул на крышу ходовой рубки с одним желанием — быстрее доложить командиру о подстерегающей опасности. Оказавшись в знакомой обстановке, ухватился машинально за железную ручку сигнального ящика. Еще секунда, и он бы соскочил на левую площадку ходового мостика, но в этот миг корабль спустился с гребня набегающей на берег волны, и Андрей покатился вместе с крышкой ящика вниз, за борт, не успев испугаться. С удивлением обнаружил себя не в воде, а висящим на одной руке на стенке ходовой рубки, и понял, что крышку стального ящика не закрыли на замок в суматохе вчерашнего приготовления к походу. Из-за своей невнимательности он в любую минуту может оказаться за бортом. Андрей держался и думал, что неправильно строил служебные отношения с двумя молодыми матросами-сигнальщиками, своими подчиненными. Именно по их вине крышка злополучного ящика не была закрыта на ключ. Учить человека, пришедшего на флот на полгода, бесполезно, слишком короткий срок. Потому и отправлял молодых на подсобные работы, в наряды, на уборку помещений. Серьезное дело доверить малограмотным ребятам боялся не только он один. Так поступали и другие матросы-контрактники. Только он делал за молодых свою работу бескорыстно, а его товарищи с молодых за это брали деньгами. По-дружески просили одолжить небольшие суммы до получки, чтобы забыть о долге навсегда. Ни мордобоя, ни насилия над молодыми не позволяли. Воздействовали экономически, давая понять рыночную объективность современной жизни. Не умеешь, тогда плати тому, кто за тебя в состоянии выполнить работу. В этот раз по причине отпуска не проследил, не сделал за них работу. Получилось — сам себя наказал.

А под ногами змеиными клубками шевелилась вода. В ту минуту, когда пальцы окоченели и из последних сил держались за жизнь с помощью стонущей от тяжести его тела крышки ящика, в котором хранились семафорные флажки, сам себя похвалил — «хорошо, хоть смазал петли». Как приподнятый за уши кролик, подогнул под себя ноги, но опоры найти не смог, ее не было. Извиваясь всем телом на стекле рубки, Андрей видел силуэты офицеров, но кричать было бесполезно, шум дождя и глухой стонущий скрежет очередной волны глушил всякие звуки. Сумел несколько раз стукнуться головой о мертвое стекло. Безрезультатно. Попытался проделать тот же прием еще раз. Знал, он будет последним. Не стал выжидать у жизни пары дополнительных минут, ударил со всей дури головой, оставляя на треснувшем стекле последние свои силы и уже готовясь разжать руку. Мучиться, болтаясь над водой, больше не было желания. И все же чувство совестливости и долга требовало держаться, превозмогая боль. Этот внутренний голос уже не просил и убеждал, а требовал не допустить слабость, которая погубит корабль и экипаж. Кроме него некому предупредить моряков о смертельной опасности напороться на камни. В этот самый миг створка окна открылась, и в лицо ударила горячая струя жилого и прокуренного воздуха. Его заметили и успели втащить в рубку.

Не обращая внимания на дикую боль в руке, Андрей громко произнес:

— Справа пять, подводные камни. Дистанция пятнадцать метров!

Расчет его глазомера, как всегда, оказался точен. Командир знал такую способность Смирнова, поэтому без всякой проверки повторил в виде приказа рулевому полученные данные:

— Лево руля, отводи! — При этом со звуком церковного колокола переключил ручку машинного телеграфа с малого на средний ход.

— Ну, сейчас пойдем как по рельсам, — извиняющимся голосом проговорил штурман. Понял ошибку своего счисления — не сумел точно определить поправку на скорость штормового ветра.

Через полминуты корабль вползал на относительно спокойную поверхность бухты. Но и она производила тяжелое впечатление на команду корабля, напоминая заполненную водою громадную воронку от гигантского взрыва. Крутые склоны усиливали устрашающее впечатление.

Отдали якорь. Длина якорь-цепи выбралась полностью, на 250 метров, что само по себе вызвало удивление у всех собравшихся на ходовом мостике.

— Ха, кальдера! — восхищенно сказал штурман и удалился с рубки с видом профессора, пренебрегающего тупостью студентов.

Вахтенная смена с недоумением переглянулась, а Куринов со смехом пояснил:

— Геологи кальдерой называют огромную воронку, образовавшуюся от провала вершины вулкана. Диаметр ее может достигать пятидесяти километров. — Не вдаваясь в дальнейшие подробности, скомандовал вахтенному офицеру: — Объявите приборку. Для спецгруппы спустить шлюпку с правого борта.

Баранов уже транслировал по отсекам:

— Вахтенной службе заступить по якорному, личному составу приступить к малой приборке.

Время показывало пять утра. Только тогда Куринов позволил себе дать волю чувствам и обнял все это время рядом стоящего Смирнова со словами благодарности: «Спасибо, сынок!»

Андрей ответил сухими потрескавшимися губами так, что его шепот услышал один лишь командир: «Служу России!»

Поврежденная рука сильно ныла, и ему казалось, от постоянной боли пропадает голос. Уже все тело становилось объектом мучительной пытки, когда подошел незнакомый мужчина и нашептал ему абракадабру незнакомых слов. Облегчение наступило тут же, боль неожиданно исчезла. Андрей осторожно сжал пальцы и повел правым плечом, боясь возвращения боли. Рука легко двигалась, не причиняя неудобств. А пожилой «доктор», неизвестно как оказавшийся рядом с ним, с доброй улыбкой проговорил:

— Битая посуда два века живет.

Неожиданным спасителем был профессор Воронин, заговором и своими руками вправивший вывернутый плечевой сустав моряка.

Говорят, от трагического до смешного один шаг.

Не успел Куринов перешагнуть комингс своего командного пункта, как нос к носу столкнулся с капитан-лейтенантом Папутой. Начальник химической службы корабля шел напролом, не обращая ни на кого внимания, с протянутой рукой. Не замечая командира, прижал его к переборке и грузно взошел на ходовой мостик. Именно взошел, как царь идет к своему трону. Упершись рукой со стаканом в командирское кресло, заскулил:

— Товарищ командир, оградите меня от механика. Если он не вернет прямо сейчас, выброшусь за борт! — И, обведя окружающих офицеров безумным взглядом, подтвердил угрозу: — Не шшу-чу!

Неуклюжее тело, на котором плохо сидела форма, хотя он и следил за ее чистотой, жесткие полуседые волосы, некрасивое в оспинках костистое лицо тлело от страданий и внутренней боли.

Только тогда обратили внимание на стоящего у входа в рубку виновато улыбающегося механика.

Командир к нему и обратился за разъяснением, а Папута, согнув руку со стаканом, умоляюще смотрел на единственного человека после своего проповедника, которого уважал и боялся. На командира корабля.

Механик, не зная, как себя вести — шутить или быть серьезным, тоже смотрел на командира. Бежали секунды, а командир и присутствующие на мостике ждали объяснений. Механику ничего не оставалось, как объяснить ситуацию:

— Капитан-лейтенант всю ночь бродил по низам, спрашивая о каком-то привидении. Ему, мол, сказал сам Проповедник! В море, в боевой обстановке офицер ищет незнамо как и зачем пробравшегося на наш корабль незнакомца. Странно, да и расхолаживает своим поведением моряков. Они чего про нас, офицеров, подумают: «лазят тут по кораблю, да привидений ищут, сумасшедшие». Надоело мне такое терпеть, в наказание спер из его каюты портрет Проповедника. Проучить, да и подшутить!

— Ха! — восхищенно воскликнул штурман.

— Да, — плаксиво добавил Папута, — заместо портрета поставил стакан спирта!

— Ха! — опять воскликнул штурман.

После сказанного окружающие вздохнули с облегчением, а Куринов улыбнулся. Штурман языком провел по обветренным губам. Его вдруг стала мучить жажда. То же самое, поочередно, проделали все присутствующие.

— Механик, верни ему портрет. А кто тебя научил так поступить? — наконец задал интересующий всех вопрос Куринов.

— Товарищ командир, капитан-лейтенант Баранов посоветовал, как от приведений избавиться, — добродушно заложил товарища механик.

— Твоя очередь оправдываться, боец невидимого фронта, — повернулся командир к Николаю.

— Так в старину было принято, — почесывая за ухом, с нескрываемым удовольствием начал Баранов, — водку ставили от привидения, а наливать стакан должен обязательно лысый. Боится, значит, товарищ командир, нечистая сила лысых. А лысый на корабле у нас один, известно кто!

Раскатистый хохот перебил шум моря, Папута, получив от механика искомый портрет, тоже заулыбался во все оспенное лицо.

— Забери ты его старшиной в шлюпку, — строго приказал Куринов Баранову, который по аварийному расписанию являлся командиром плавсредства, — пускай в море проветрится.

Папута благодарно закивал. После ночной телепортации с Проповедником он считал необходимым любым путем попасть на берег. Давно знал, на этом самом острове хранятся перевезенные с Ливадийской горы религиозные сокровища их секты.

— Что делать с водкой? — растерянно спросил старпом Чугунов, главный поборник трезвого образа корабельной жизни.

Папута держал стакан, не зная, куда его поставить.

— Да за борт, товарищ командир, в нем же нечистая сила находится, — подсказал Баранов. — Хотя, может, кто и решится выпить?

От таких слов все попятились.

Куринов решительно забрал стакан с водкой из холодной руки Папуты и выплеснул содержимое через открытый иллюминатор в море. Раздалось одобрительное хлопанье в ладоши.

— Не в цирке, — зыкнул командир, взявшись обеими руками за медные перила, перепрыгнул комингс и скрылся внизу.