Книга: Кишот
Назад: Глава шестая Санчо, воображаемый Сын Кишота, пытается осознать собственную Природу
Дальше: Глава восьмая, в которой мы, оставив без внимания Светлую Сторону Возлюбленной Кишота, исследуем ее Темную Сторону
Глава седьмая
Кишот и Санчо проходят первую долину, Долину Поиска, и Санчо встречает Итальянское Насекомое
– Когда речь идет о том, чтобы добиться благосклонности прекрасной дамы, я, разумеется, предпочитаю обращаться к классике, – заявил Кишот. – В первую очередь, к тому легендарному шоу, которое расширило границы и изменило правила, – “Игра в свидания”, The Dating Game, канал АВС-TV, 1965. Сделано в Голливуде, мировой столице свиданий. Я призываю каждого спросить самого себя: чему учит нас этот телевизионный шедевр, какую мудрость он несет в себе?
– Что пора прекратить снимать тупые шоу про свидания? – беспомощно предположил Санчо.
– Ответ неверный, – возразил Кишот без тени враждебности, ведь Санчо недавно появился на этот свет и то, что он ошибается, пытаясь мыслить самостоятельно, вполне естественно. – Слушай меня внимательно, мальчик мой, и запоминай. Если смотреть это судьбоносное шоу – только вдумайся, это дневное черно-белое шоу в считаные месяцы стало полноцветным украшением прайм-тайма – в течение продолжительного времени, внимательному зрителю откроется несколько горьких истин. Вот первая из них: если ты стремишься снискать благосклонность по-настоящему привлекательной женщины, у тебя обязательно найдутся соперники. Не жди, что твоя дорога будет проста – чтобы достичь желанной цели, на пути к ней тебе придется расталкивать конкурентов локтями.
– Это как раз по мне, – воодушевился Санчо, – распихивать людей локтями. Кого первого пустим в расход и когда начинать?
– Во-вторых, – продолжил Кишот, не обращая внимания на псевдоподростковую браваду своего призывающего к насилию необыкновенного ребенка, – твоя дама станет задавать тебе вопросы, достойные ответы на которые ты должен подготовить заранее, ведь она будет спрашивать всех кандидатов. Санчо, женщины любят ушами! Выигрывает тот, кто знает, как представить себя в наилучшем свете.
– И как в этом свете собираешься себя представить конкретно ты, – крайне неуважительно прервал его юнец, – старый, потрепанный жизнью неудачник?
– Будь любезен проявлять хоть немного уважения к своему единственному родителю, – одернул его Кишот. – Ты обязан мне жизнью, которую ты получил благодаря силе своего желания и милости звезд, и если ты будешь слишком мне докучать, я в любой момент могу сделать так, чтобы ты исчез.
– А вот это вряд ли, – заявил Санчо. – Еще никто никого не смог родить обратно. Что родилось, то родилось, и неважно, каким способом. Ты уже существуешь, а значит, сам себе хозяин и один за себя в ответе. Личная ответственность за свои поступки – основа всякой морали, разве нет? Разве добрыми делами человек не может выписать себе индульгенцию? А прирожденный убийца разве не всегда ответит за содеянное?
– Я не обсуждаю с тобою вопросы морали, – стоял на своем Кишот, – сейчас мы говорим о любви.
Услышав это, Санчо, который на протяжении всей беседы с присущим его возрасту скучающе-индифферентным лицом сидел, развалившись на пассажирском месте, встрепенулся, придал телу вертикальное положение и, захлопав в ладоши, предложил отцу:
– Здорово! Тогда давай сыграем: я буду девица по ту сторону занавески, а ты – претендент на свидание с ней, Претендент номер один. Посмотрим, как ты ответишь на мои вопросы!
– А что, других претендентов не будет? – поинтересовался Кишот.
– Не беспокойся, – заверил его Санчо, – я сыграю всю троицу.
Давайте представим, как эти двое выезжают из Национального памятника “Каньоны Древних ” – Кишот только что вызвал из небытия своих предшественников-странников, после чего, невероятно смутив этим Санчо, продемонстрировал собственное видение Пляски Солнца индейцев Северной Америки – широко раскинув руки, он медленно пружинил на нелепо вывернутых ногах, заваливался на бок, хромал и почти что падал, и выглядел странно, но одновременно беззащитно, словно ребенок или Лорел, отправившийся на запад без Харди. Этот экзерсис во славу Терпсихоры, охотно пояснил Кишот сыну, есть не что иное, как еще одна составляющая его странствия-квеста, на сей раз – во имя обретения духовной силы. По завершении танца Санчо поинтересовался:
– И как, приобрел? Духовную силу?
Кишот продолжал жадно дышать и обмахиваться мокрой от пота рубашкой, даже не удостоив его ответом.
Вот они снова в машине, едут по трассе 160 на восток от Кортеса (население 8482 чел.) к горе Чимни-Рок. Стоит только захотеть, и мы рассмотрим все в подробностях, сможем представить даже лицо водителя грузовика компании “Пенске”, едущего навстречу “шевроле круз”, который с интересом разглядывает одетого со всей строгостью – костюм, галстук, шляпа – пожилого джентльмена, неизвестно откуда взявшегося здесь и беседующего с самим собой. Возможно, он заблудился и по громкой связи пытается найти дорогу. Может быть и так, что водитель грузовика компании “Пенске” не обратит на Кишота никакого внимания и вскоре, со свистом промчавшись мимо, пропадет из виду. Возможно также и обратное – водитель грузовика может думать: “Минуту назад мне казалось, я вижу фигуру на пассажирском сиденье, а теперь в машине только разодетый джентльмен. Блики, игра света. Нашел, о чем думать ”.
– Вопрос первый, – начал Санчо, – только не забывай, что я девушка. Между нами стена – я не вижу тебя, ты не видишь меня.
– Пирам и Тисба, – вставил Кишот.
– Что ты сказал?
– Продолжай, неважно.
– Попрошу меня больше не перебивать, – Санчо передернул плечами и продолжил тоненьким женским голосом: – Вот мой первый вопрос. Мой тип мужчины – высокий, темноволосый красавец, у него волевой подбородок, и он любит доминировать над всеми. Как я пойму, что ты именно мой тип? Кандидат номер три!
Тут Санчо понизил голос и сам ответил воображаемой красотке:
– Могу пообещать тебе, детка, стоит тебе только оказаться в моих объятиях, и ты ни о чем не пожалеешь.
Потом он вновь спросил за девушку:
– Кандидат номер один, а как ты ответишь на этот вопрос?
– Ты узнаешь меня по тому, сколь высоко мое чувство к тебе, – вдруг патетически возопил Кишот, – сколь непроглядной была тьма, с которой я делился своими грезами о тебе, сколь красивы поспупки, через которые ты узнаешь меня, ведь истинно красив лишь тот, чьи поступки красивы. А еще по тому, что челюстями над своим подбородком я смогу притащить и сложить к твоим ногам всю свою жизнь без остатка, и по тому, что доминирующая идея для меня – чтобы ты стала моей.
Санчо лишь тихо присвистнул в ответ:
– Вау! Похоже, я недооценил тебя, папа! – Он впервые осознанно назвал Кишота отцом.
Кишот мрачно кивнул.
– Хорошее знание классики – это то, – напутствовал он сына, – что отличает образованного человека.
Им приходится экономить. Маленькой пенсии Кишота едва хватает на бензин, еду и дешевый ночлег. Питание и проживание Санчо не требует больших расходов, ведь он – по крайней мере пока – все еще материализовался не полностью и остается черно-белым и видимым исключительно для Кишота. Давайте представим себе их в Колорадо на берегу озера Капоте недалеко от горы Чимни-Рок, они сидят бок о бок перед своей палаткой. (Кишот всегда возил палатку в багажнике. Возможно, нам следовало упомянуть об этом ранее. Палатка действительно всегда была в машине. Просим простить нас.) Итак, они сидят бок о бок перед палаткой, и Санчо – крайне нетерпеливый молодой человек – буквально не в себе из-за происходящего с ними.
– И вот мы здесь. В самой тьмутараканной тьмутаракани, – сокрушается он. – Делать нам здесь совершенно нечего, да и нет смысла что-либо делать. Женщина, о которой ты твердишь не переставая, в тысячах километров отсюда, а мы пялимся на скалу. Здесь даже телевизора нет, чтобы посмотреть ее передачу. Скажи наконец, что конкретно мы здесь забыли. Зачем мы здесь, папа? – Снова папа, на этот раз точно не случайно.
– Ждем знака, – слышит он в ответ.
– Знака? Так они повсюду! – Оказывается, Санчо способен на сарказм. – Вон знак “Душ”, а вон “Медленное движение”. А позади нас, на магазине, “Все для рыбалки”. Вон еще “Пункт самостоятельного получения разрешений”, этот вообще идеальный. Просто возьми и выдай себе разрешение делать все, что хочешь. Я решил твою проблему? Мы можем ехать дальше?
– Я исполнил Пляску Солнца, – возражает ему Кишот, – а это значит, что мы обязательно получим знак.
Пауза.
– Когда я планирую странствие, – рассказывает Кишот, прихлебывая из жестяной банки имбирный эль, – я опираюсь не на одну только классику, но учитываю и современность. Я имею в виду, конечно, шоу “Холостячка”. Одна девушка и двадцать пять претендентов на ее сердце! Двадцать шесть в двенадцатом сезоне! Тридцать в пятом, тридцать один в тринадцатом! И каждому, кто пришел туда искать любовь, мгновенно становится ясно, что там слишком мало любви, чтобы удовлетворить всех претендентов. Из первого предположения мы можем вывести второе, то есть создать количественную теорию любви. Предположим, что количество любви во всем мире – величина конечная и постоянная, из этого следует, что некто может обрести свою любовь только в том случае, когда ее утратит кто-то другой; таким образом, новая любовь может появиться где-либо только в том случае (единственно в том случае!), когда где-либо еще чья-то любовь умерла. Мы можем считать это своеобразным проявлением эффекта бабочки. Бабочка взмахнет крылышками где-нибудь в Японии, а мы с тобой почувствуем на своих лицах этот ветерок прямо здесь, на озере Капоте.
– Либо, – включается Санчо, – возможно, это шоу, как ты выражаешься, несет в себе мудрость, что никогда никому нельзя верить? Даже женщине, которую ты любишь и стремишься добиться?
– Ты уже так циничен, – с грустью констатирует Кишот, – еще никто, мальчик мой, не достиг цели, странствуя без веры.
– Но если вера – все, что у тебя есть, – слышит он в ответ, – ты точно проиграешь парню, у которого есть свои подходы и мускулы.
– Истории холостячек и претендентов на их благосклонность учат нас тому, – продолжает Кишот, игнорируя замечание сына, – что бесспорная победа может на деле обернуться поражением, а тот, кто казался полностью поверженным, может спустя много времени оказаться победителем. Смотри: в конце второго сезона Меридит Филипс согласилась выйти замуж за Иана Макки, но через год они развелись, а еще через шесть лет она вышла замуж за парня, которого бросила еще в университете. Четвертый сезон закончился помолвкой Данны Паппас и Джесси Ксинзака, но за полгода до свадьбы они расторгли эту помолвку, а впоследствии Джесси женился на Энн Людерс, одной из участниц тринадцатого сезона родственного шоу “Холостяк”. Джиллиан Харрис и Эд Свидерски (пятый сезон), Али Федотовски и Роберто Мартинез (шестой сезон), Эмили Мэйнард и Джеф Холм (восьмой сезон) – их истории явственно доказывают нам, что кольцо на безымянном пальце не значит ровным счетом ничего, в то время как союзы Эшли Хеберт и Джи Пи Розенбаум (седьмой сезон) и Дезири Хартсок и Криса Зигфреда (девятый сезон) демонстрируют, что победа в шоу может закончиться не разрывом, а счастливой совместной жизнью. Данное шоу учит нас, как призрачны могут быть результаты самых амбициозных начинаний, если они основывались на чем-либо, кроме желания найти и познать любовь. Ты должен быть сильным, как главный самец прайда, неколебимым, как священный обет, и, главное, никогда не должен терять надежду.
– Должен отдать тебе должное, – с неохотой признается Санчо, – ты разбираешься в том, о чем говоришь.
После небольшой паузы он задает новый вопрос, на этот раз тщательно подбирая слова:
– У меня есть еще вопрос. Если вдруг так случится, что, не ставя под сомнение твое достоинство и все, что ты делаешь и будешь делать – просто представь, что по какому-то несчастливому стечению обстоятельств, из-за чего-то, что совершенно с тобой не связано – это должно быть что-то из ряда вон выходящее, и я понимаю, что шансов, чтобы так было, один на миллион, – если все же женщина, которую ты любишь, не ответит тебе взаимностью? Если ты закончишь холостяком, которого не выбрала эта горячая, прекрасная, желанная и суперизвестная холостячка?
– Что за идиотский вопрос! – Кишот мгновенно краснеет и орет во все горло: – Только невежда мог спросить такое! Нет, еще бабуин, если бы вдруг выучился английскому! Только рыбе, когда она задыхается на берегу, могло прийти такое в голову! Это вопрос амебы, возомнившей себя человеком! И ты позволяешь себе оскорблять мое великое странствие и меня самого, твоего, между прочим, отца! Сейчас же забери назад этот вопрос. Я – твой отец, и я требую сделать это немедленно.
– У тебя есть полное право просить меня об этом, – заверяет его сын, – но разве не ты сам только что говорил, сколь призрачны могут быть результаты этих, как их там, самых амбициозных начинаний? Множество мужчин считают нормальным, что женщины им отказывают. Множество женщин ежедневно отказывают множеству мужчин по самым разным причинам, и единственный вывод, который мы должны из этого сделать, – надо быть благодарным за то, что женщина ответила тебе согласием. Между прочим, единственный способ, как я мог узнать все это, – взять из твоей собственной головы! Разве не ты сам вложил мне это в голову?
– О чем ты говоришь? Кто позволил тебе совать свой нос куда не положено? Не смей лезть туда, куда я не разрешаю. Ты просто ребенок. Я – не ты, а ты – не я! В моей жизни есть вещи, в которые я не собираюсь тебя посвящать! – орет Кишот в таком гневе, что Санчо теряется, не просто теряется, а просто пугается.
– Окей, – с трудом заставляет он себя заговорить, – теперь я вижу, что под этой слащавой маскировкой придурковатого старичка ты можешь оказаться кем-то совсем другим, просто эта часть тебя сейчас сидит под замком. Похоже, ты там держишь в клетке своего демона.
На берегу озера Капоте после стычки с отцом Санчо понял, что его мечта начинает сбываться. Поначалу ему особенно трудно приходилось по ночам, ведь всякий раз, стоило Кишоту отойти ко сну, он, Санчо, также проваливался в небытие. Этот случавшийся с ним против воли перерыв в существовании, во время которого он даже не видел снов, сильно страшил его, как еженощное наказание. Он всяческие пытался бороться с этим состоянием, но его силы были слишком малы. И вот сегодня ему это удалось. Кишот заснул, а Санчо остался бодрствовать. Радость, заигравшая в нем огнями тысячи салютов, стерла воспоминания о недавней ссоре. Он стоял на пути очеловечивания.
Вечером после ссоры Кишот проковылял в палатку и мгновенно заснул. Пока он с громким храпом мчался по гоночному треку своих снов, Санчо, растянувшись на крыше автомобиля, под стрекотание сверчков наблюдал вращение галактики. Если угодно, вот вам и знак, думал он, – гигантский звездный палец вдруг выкинул на Землю маленькую птичку; любые человеческие желания бессмысленны, а достижения смехотворны по сравнению с этим: всё, заключенное во всём. Там, наверху – беспредельность без предела, бесконечная бесконечность без конца, неизмеримая сверкающая тишина миллионов миллионов миллионов сияющих солнц, где никто не услышит твоего крика. А здесь, внизу, мы, люди, копошимся, как вонючие муравьишки, на покрытой сушей части маленькой, крутящейся вокруг малой звезды планеты в медвежьем углу небольшой галактики, затерянной среди прочих захолустий бесконечной Вселенной, самовлюбленные муравьи, растерявшие последний разум в погоне за желанием потешить свое эго, свято верящие – даже перед лицом бесконечности пылающего звездами космоса, – что наш муравейник и есть центр всего, что есть во Вселенной. Пусть я по-прежнему наполовину фантом, думал Санчо, зато я вижу мир, как он есть, и не испытываю иллюзий на свой счет, к тому же моя голова вертится в самом правильном направлении.
Как ни парадоксально, но больше всего на свете ему хотелось стать одним из этих муравьев. Он хотел, чтобы у него были полноценные плоть и кровь, а еще кости и бургер с бизоньим мясом из забегаловки “У ковбоя Теда”; хотел почувствовать его у себя в руках, разжевать, ощутить его вкус, проглотить. Санчо хотел жить.
– Он хочет для тебя того же самого, – произнес чей-то голос совсем рядом.
Испуганный Санчо быстро сел и огляделся, но никого не увидел.
– Кто здесь? – закричал он.
– Смотри сюда, – велел ему голос.
Санчо глянул вниз. Прямо перед ним на крыше машины сидел бесстрашный сверчок, который не стрекотал, а изъяснялся по-английски с легким итальянским акцентом.
– Грилло Парланте к вашим услугам, – представился он, – видишь ли, я итальянец. Но если ты хочешь, называй меня Джимми.
– Этого не может быть, – простонал юноша.
– Ты, в общем-то, прав, – согласилось насекомое, – Это правда. Eproprio vero. Я — проекция, которую создал твой мозг точно так же, как ты – проекция, которую создал его мозг. Похоже, у тебя появляется инсула.
– Появляется что?
– Островковая доля мозга, инсула. Я уже говорил тебе, он не меньше тебя хочет, чтобы ты стал полноценным человеком. Он все время воображает, каким ты будешь. Но чтобы ты стал таким, он должен дать тебе островковую долю.
– Я беседую со сверчком-итальянцем, – сообщил Санчо звездам, – чей словарный запас в несколько раз больше моего, и в данный момент он предлагает мне поговорить об островах.
– Инсула – не остров, а островковая доля, – поправил сверчок. – Латынь – язык науки. Островковая доля мозга.
– Он даст мне остров? – все еще не понимал Санчо.
– Островковую долю мозга, – пустился в разъяснения сверчок. – В “Анатомии” Грея она именуется островком Рейля в честь немецкого ученого, который первым дал ее описание. Но ты можешь называть ее, если захочешь, островком Реальности. Эта часть corteccia cerebrate, коры головного мозга, которая отвечает за все то, что, как мы считаем, характерно для человека как вида. Именно так: essere итапо, si. Это рядом с solco laterale, так называемой боковой щелью, которая разделяет lobo temporalevL lobo frontale. Островковая доля отвечает за сознание, эмоции, восприятие, осознание себя как личности и способность коммуницировать с другими людьми. Е molto multifunzionale, эта инсула, да, крайне многофункциональная вещь. Это она пробуждает в нас эмпатию, контролирует кровяное давление и сообщает, насколько тебе больно, когда ты ударился. Ты хочешь узнать, каково это – испытывать голод? Попробовать бизоний гамбургер от Теда? Островковая доля подарит тебе вкус и прочие ощущения. Тебя ведь еще секс интересует, верно? Островковая доля обеспечит тебе оргазм. Она поможет тебе сосредоточиться. И испытать экстаз. Воистину это доля-труженица, да. Благодаря ей ты испытываешь счастье, горе, гнев, страх, отвращение, разочарование, веру, убежденность, доверие, восхищение прекрасным и любовь. А еще благодаря ей у тебя случаются галлюцинации, частью которых я являюсь. Аз есмь! Eccomi qua!
– А что, он вправду хочет, чтобы у меня была эта инсула? – с недоверием осведомился Санчо. – Мне казалось, его вполне устраивает моя черно-белая версия, ему нравится, что я прикован к нему, как узник кандалами, что я принадлежу ему одному. Вот уж не уверен, что он сможет справиться с полноценным самостоятельным ребенком.
– Ошибаешься. Он же самый настоящий родитель, – было заметно, что сверчок тщательно выбирает нужные английские слова, – он хочет, чтобы у тебя были все возможные цвета, вся возможная сила и возможность жить счастливо. Он сделает все, чтобы у тебя была инсула. Он уже выращивает ее в тебе. Очень скоро ты получишь качество, как в “Техниколо-ре”, засверкаешь всеми цветами радуги и потом распустишь свой хвост, что тот павлин из “Амаркорда” Феллини, и вот она! Жизнь. Сладкая жизнь. Сам посмотри, как быстро ты растешь! Вылитый Мастроянни в молодости!
– Куда тогда денешься ты? – поинтересовался Санчо. – Продолжишь путаться у меня под ногами? Мне не нужны учителя по жизни, понял?
– К несчастью, – сообщил ему сверчок, – наличие инсулы не гарантирует наличие здравого смысла и разумных суждений.
– Чего не надо, того не надо! Я как ночное небо. Вселенной все равно, что хорошо, а что плохо, ей нет дела, кто умирает, а кто остается жить, кто ведет себя как паинька, а кто гадко. Вселенная – это взрыв. Она летит сразу во всех направлениях, крушит, ломает, сметает все, что попадается на ее пути, лишь бы занять собой все пространство. Это бесконечное завоевание. Знаешь, какой девиз у Вселенной? Дайте мне еще! Хочу больше! Мне нужно всё! Это и мой девиз. Я полностью согласен со Вселенной.
– Что ж, это я давно понял про тебя, – заверил сверчок, постепенно растворяясь во тьме, – понял со всей очевидностью. Не скучай! Ciao!Bad!
И сверчок исчез.
На следующее утро Кишота разбудил совершенно неожиданный звук – шкворчание еды на сковородке рядом с палаткой. Темноволосый молодой человек – высокий и поджарый, сложенный практически так же, как Кишот – жарил яичницу с беконом. Одетый в рубашку лесоруба в красно-бело-синюю клетку и синие подвернутые джинсы, он стоял к Кишоту спиной, держа сковородку в правой руке. Левой рукой он махал обитателям соседней палатки, а они махали ему в ответ. Кишот окликнул юношу, а когда тот обернулся, у старика перехватило дыхание – он даже испугался, не пришел ли его смертный час. А когда понял, что еще жив, возликовал, ведь случилось второе чудо: это был Санчо, его Санчо, но в широкоэкранном формате и полной полихромии. Черно-белый фантом, прощай навсегда! Вот он во плоти – высокий, красивый (разве что лицо излишне худовато), здоровый подросток с пушком на подбородке и неуемным аппетитом. Их вчерашняя ссора тут же вылетела у Кишота из головы. В глазах стояли слезы.
– Настоящий живой мальчик, – только и смог сказать он. – Воистину в наше время может произойти все что угодно. Даже такое.
– Это знак, которого ты ждал? – поинтересовался Санчо, но Кишот не смог ему ответить из-за застрявшего в горле кома.
– С учетом того, что сегодня случилось, – продолжил Санчо, – мне понадобятся некоторые вещи.
Потрясенный до глубины души Кишот лишь неопределенно затряс головой в ответ.
– Даже не вздумай спорить, – кричал парень, – ты обязан меня обеспечивать. Ты должен купить мне все. Не буду же я все время ходить в одном и том же! Рубашки, брюки, трусы, носки, кеды, сапоги, худи, пальто и шляпа наконец! Плюс к этому я должен теперь регулярно что-то есть, ты должен покупать больше продуктов. Далее. Когда мы выберемся отсюда, я хочу иметь свою комнату, чтобы больше никогда не слышать по ночам отбойного молотка, что стучит у тебя в носу ночами. И раз уж у нас такой разговор, хочу прояснить сразу, что не собираюсь жить с тобой вечно. Мне нужна работа, нужно собственное жилье и все прочее. Ничего подобного мы здесь не найдем, так что давай свалим при первом удобном случае. Тебе было очень удобно жить со мной до сих пор, но теперь все иначе, теперь у меня есть собственные потребности.
– Ты ни в чем не будешь нуждаться, – наконец заговорил Кишот. – У меня есть некоторые сбережения, их как раз должно хватить для начала. И еще компенсация при увольнении.
– Точно, еще деньги! – молодой человек щелкнул пальцами. – Мне нужен собственный банковский счет. Это важно. Важно иметь пластиковую карту, важно, чтобы там был кредитный лимит. Если ты ничего не покупаешь, не осуществляешь никаких платежей, для системы тебя не существует.
– Наберись терпения, – увещевал Кишот сына, – всему свое время. Видишь ли, в настоящий момент я совершаю странствие, великое странствие, и это для меня самое главное. Уверен, ты понимаешь.
– Хорош заливать, – грубо прервал его юноша, – какое еще странствие? Что ты там совершаешь? Как я вижу, ты тупо стоишь на одном месте.
– Отнюдь, – возразил Кишот, – сейчас я нахожусь в первой долине, которую должен миновать любой ищущий.
После завтрака прямо на колченогом столике для пикника Кишот расстелил большую карту континентальной части Соединенных Штатов. Над ними кружили птицы из гнезда на высоком шесте в центре туристического лагеря, пара скопов, морских ястребов с размахом крыльев под два метра.
– Ястребы – отличные охотники, – начал рассказывать Кишот. – Рыбы уходят на глубину, едва завидев их силуэт. Для нас встретить их сейчас – большая удача. Они прилетели благословить наше начинание.
– Что ты собираешься там искать? – поинтересовался Санчо, тыкая пальцем в карту, – ближайшие стоковые магазины?
– В одном классическом труде говорится, что странник должен пройти через семь долин.
– Про какую телепередачу ты сейчас говоришь?
– Это не телепередача, а то, что было гораздо раньше. До изобретения телевидения.
– Обалдеть, – только и смог сказать Санчо. Концепция мира до телевидения потрясла даже его саркастическую натуру. Наверняка это было ужасно давно.
– Ну и где эти долины находятся? – решил немедленно выяснить он. – О чем вообще речь? Это долина Сан-Фернандо, где живут классные девчонки? А еще вампиры, они направляются на запад по бульвару Вентура? А может, это Солнечная долина? Или Долина Смерти? Долина Счастья? Вэлли-Фордж? Других долин на карте я не вижу.
– Речь идет не о настоящей долине, – пояснил Кишот, – это просто метафора. Семь долин могут физически располагаться где угодно, совершенно где угодно.
– Объясни мне тогда, как мы собираемся увидеть их на карте? – вполне резонно поинтересовался Санчо.
– Любое странствие, – пустился в разъяснения Кишот, – осуществляется одновременно в реальном – у нас он представлен картой – и духовном мире. Последний полон символов, а его невидимые карты находятся прямо у нас в головах. В реальном мире каждый проходит путь к своему Граалю. Мы преследуем небесную цель, но нам предстоит вполне земное путешествие по Соединенным Штатам.
– Я ничего не понял, – признался Санчо, – ну и ладно.
– Первую долину называют Долиной Поиска. Здесь странник должен забыть про любого рода догмы, в том числе представления о вере и неверии. Пожилой возраст – и есть эта долина для каждого человека. Когда стареешь, начинаешь ощущать, что диктат времени утрачивает власть над тобой. Настоящее со всей своей реальностью и однозначными – на самом деле спорными – представлениями о ней размывается, перестает быть реальным. Прошлое остается далеко позади, и ты не можешь представить для себя реального будущего, на которое можно опереться. Когда прошлое, настоящее и будущее утрачивают для тебя свой смысл, ты оказываешься лицом к лицу с Вечностью, впускаешь ее в себя и сам становишься ее частью.
– Но если вера и неверие – реальное и нереальное – утрачивают для тебя всякий смысл, – Санчо выразительно постучал пальцем по голове, – для тебя перестает существовать и все остальное, так? Есть только ты и твоя пустая голова. К чему хорошему это может привести? Да и может ли?
– Философские системы нам здесь не помогут, – ответил Кишот, – любые системы мышления, опровергающие друг друга, – просто коды, при помощи которых мы стараемся сохранить то, что, как нам кажется, мы знаем. Стоит нам отказаться от ограничений, которые они накладывают на нас, и мы узрим безграничность Вселенной, а значит, нам откроются безграничные возможности, в том числе и невозможное станет возможным. К этой категории я отношу и свое странствие в поисках любви.
– Похоже на передачу, когда тебя оставляют выживать на необитаемом острове, и навыки городской жизни тебе совершенно не пригодятся. “Остаться в живых”, “Последний герой”, что там еще – “Разбитый”, “Брошенный”, “Человек против зверя”, “Чувак, ты облажался”. Или это больше похоже на “Странствие по Галактике”?
– Посмотрим, – неопределенно ответил Кишот.
– Что бы там ни было, одно я уловил точно: это все связано со Вселенной, – заявил Санчо, – и для нее не существует ни правых, ни виноватых, ни истинного, ни ложного. Никаких теорий. Вселенная просто есть, и она везде – там, здесь, вокруг нас, повсюду, а на все наши суждения ей просто плевать.
– Как раз сейчас мы тоже стремимся просто быть – там, здесь, вокруг и везде, но прежде всего там, – пояснил Кишот.
– И чтобы нам на все было просто плевать?
– Чтобы нам было плевать на все, кроме цели нашего странствия, – сердито поправил его Кишот.
– То есть той женщины.
– Именно так. А остальное – суета сует, о ней стоит забыть.
– Круто, – понял Санчо. – Сосредоточиться на женщине – это я легко. Вообще без проблем.
– Я напишу ей письмо, – заявил Кишот, – чтобы рассказать, что совершаю странствие и уже нахожусь в первой долине. И что отказываюсь от всех догм и больше не испытываю ни веры, ни неверия. Соответственно, для меня открывается возможность невозможного, что означает…
– Ты это уже говорил, – перебил его Санчо, – ни к чему повторять все дважды.
– Я напишу ей, что, словно лунатик, бреду сквозь сон прежней жизни, чтобы пробудиться в реальности нашей любви. Я напишу ей прекрасное письмо, которое должно вознести меня в ее глазах.
– Как знать, – вставил Санчо, – лично для меня звучит отталкивающе.
– Ты ничего в этом не понимаешь, – одернул его Кишот. – Еще час назад ты был просто плодом моей фантазии. Так что, уж прости, едва ли твое мнение значит для меня хотя бы что-то, по крайней мере сейчас.
– Как скажешь, – пожал плечами Санчо, – так уж сложилось, что все важные ниточки моей жизни находятся в твоих руках, по крайней мере сейчас.
В этот момент пролетавшая над их головами большая птица-скопа послала им знак. Знак этот характерным белым пятном расплылся на карте Соединенных Штатов, накрыв ровнехонько город Нью-Йорк, после чего скопа, которой было решительно нечего им больше сообщить, с чувством выполненного долга улетела прочь из нашей истории.
– Фу! – сморщился Санчо – Чертова птица!
Кишот же хлопал в ладоши и кричал:
– Наконец-то! Вот он!
– Кто он? – не понял Санчо.
– Знак. Эта птица-охотник заметила нас и дала знак, что охота началась! Мы с тобой должны немедленно отправиться, куда она нам велела.
– Ты называешь это знаком? – Санчо не мог скрыть обиды. – То, что я из призрака превратился в человека из плоти и крови, это, значит, для тебя так, в порядке вещей. А птичье дерьмо, значит, знак?
– На пути в Нью-Йорк мы попадем во вторую долину, а потом, наверное, и во все прочие тоже, – разъяснял ему Кишот, – они лежат в бетонных каньонах, где меня ждет встреча с моей Возлюбленной.
– Я бы тебе то же самое сказал, без всякой там диарейной птички, – не мог успокоиться Санчо. – Кстати, что там за вторая долина?
– Вторая долина, – торжественно произнес Кишот, – называется Долиной Любви.
Назад: Глава шестая Санчо, воображаемый Сын Кишота, пытается осознать собственную Природу
Дальше: Глава восьмая, в которой мы, оставив без внимания Светлую Сторону Возлюбленной Кишота, исследуем ее Темную Сторону
