Глава 9. Эпилог
«Но если нет гарантии, что результаты наших действий сохранятся надолго, если даже лучшие наши жесты имеют лишь малый шанс пережить нас самих, есть ли хоть одна причина не сдаваться?»
«Для этого есть множество причин, – сказал Радд. – Мы здесь, и мы живы. В этот прекрасный вечер последнего идеального летнего дня».
Аластер Рейнольдс, «Звездный лед»
Мартин Рис не возводит никаких соборов.
Солнечным июньским утром во время нашего разговора, состоявшегося в его офисе в институте астрономии Кембриджского университета, он сказал мне, что о человечестве, каким мы его знаем, вскоре никто и не вспомнит. «В Средние века строители соборов с радостью создавали то, что должно было их пережить, поскольку верили, что их внуки это оценят и проживут жизнь так же, как они. Я не думаю, что мы можем сказать о себе то же самое». Рис привык размышлять о далеком будущем, – он написал несколько книг о будущем человечества и различных способах, как оно может обречь себя на гибель. По словам Риса, культурная и технологическая эволюция так стремительно ускоряется, что мы не можем предсказать, каким станет разум в ближайшие несколько сотен или тысяч лет. Однако мы можем быть уверены, что в любом случае ему не будет до нас никакого дела. «По-моему, сегодня оставить наследие на сто лет вперед гораздо сложнее, чем раньше», – сказал Рис.
«Вас это расстраивает?» – спросила я.
«Это меня очень огорчает. Однако мир вовсе не обязан нам нравиться».
Невозможно серьезно размышлять над концом Вселенной, не примирившись с тем, что это значит для человечества. Даже если вам кажется, что Рис придерживается слишком пессимистичной позиции, любая временная шкала предусматривает момент, в который наследие нашего вида просто… исчезает. Какую бы рационализацию, основанную на наследии, мы ни использовали для примирения с собственной смертью (кто-то вырастил детей, кто-то совершил великие дела или каким-то образом сделал мир лучше), ничто из этого не сможет пережить конец Вселенной. В какой-то момент в космическом смысле само наше существование перестанет иметь значение. Скорее всего, Вселенная рано или поздно превратится в холодный, темный и пустой космос, и все, что мы сделали, будет полностью забыто. Что это означает для нас сейчас?
Хиранья Пейрис резюмировала одним словом: «грустно».
«Это очень удручает, – призналась она. – Я не знаю, что еще сказать по этому поводу. Когда я говорю о возможном конце Вселенной в ходе своих лекций, некоторые люди начинают плакать».
Это заставляет смотреть на вещи в перспективе. «По-моему, очень интригующе, что история Вселенной включает в себя столь интересный и насыщенный событиями период, – сказала Пейрис. – И все же, судя по всему, нам предстоит провести гораздо более длительное время в кромешной тьме и холоде. Это ужасно. Если смотреть с такой точки зрения, то нам очень повезло оказаться на том этапе развития космологии, когда мы впервые открываем все эти вещи».
«На мгновение мне тоже становится грустно, – согласился Эндрю Понцен. – Но затем я вспоминаю о наших текущих трудностях здесь, на Земле, и думаю: “Да бросьте”. У нас есть гораздо более серьезные проблемы, чем возможная тепловая смерть Вселенной. Это заставляет меня задуматься о более краткосрочных проблемах нашей цивилизации. Если я и буду о чем-то беспокоиться, то о них, а не о тепловой смерти».
«Видимо, смерть Вселенной просто не затрагивает меня эмоционально, – продолжает Понцен, – чего нельзя сказать о гибели Земли. Я не против умереть лет через пятьдесят, но я не хочу, чтобы через пятьдесят лет погибла Земля». Мне очень близка такая точка зрения. Тепловая смерть, распад вакуума, Большой разрыв или что-то в этом роде находятся далеко не в самом начале списка вещей, о которых нам следует беспокоиться (даже если оставить в стороне тот факт, что мы в принципе бессильны их предотвратить). Как живым существам нам свойственно в первую очередь заботиться о собственной жизни и о жизни тех, кто близок нам с пространственно-временной точки зрения, поэтому мы в основном не задумываемся об отдаленном будущем космоса.
Но лично для меня в некотором эмоциональном смысле существует большая разница между «нам суждено жить вечно» и «нам суждено умереть». Нима Аркани-Хамед чувствует то же самое: «На самом глубоком уровне… вне зависимости от того, задумываются люди об этом или нет (и если не задумываются, то обкрадывают сами себя). если в жизни и есть цель, то лично я не знаю такой, которая не была бы связана с чем-то, выходящим за пределы нашего короткого существования. Я думаю, что многие люди на каком-то уровне – опять же, явно или неявно – начинают заниматься наукой, искусством или чем-то подобным именно из-за ощущения величия и прикосновения к чему-то вечному. Слово “вечное” в данном случае бесконечно важно».
Фримен Дайсон надеялся найти возможность навсегда сохранить разумную жизнь. В своей статье 1979 года он предложил способ обеспечения бесконечного существования разумной машины за счет постепенного замедления процесса работы и периодического переключения в режим гибернации. К сожалению, его вычисления были основаны на предположении о том, что расширение Вселенной происходит с постоянной скоростью, а теперь мы знаем, что это не так. Если ускорение будет продолжаться, план Дайсона не сработает. «Тогда я расстроился бы, – признался он. – Но я считаю, что нам следует принимать то, что дает природа. Как и факт конечности нашей жизни. Это не так уж трагично. Во многих отношениях это делает Вселенную еще более интересной. Она постоянно меняется. Но, возможно, и сама Вселенная когда-нибудь прекратит свое существование. Разумеется, я предпочел бы, чтобы эволюция продолжалась вечно».
Кто знает? Может быть, в некотором смысле так оно и есть. Роджер Пенроуз допускает более радостный вариант. На протяжении последних лет десяти он развивал свою модель под названием «Конформная циклическая космология», согласно которой Вселенная снова и снова переходит от Большого взрыва к тепловой смерти. Кроме того, эта модель допускает возможность сохранения части информации при переходе с одного цикла на другой. По его словам, представление о том, что эта информация может поведать что-либо о разумных обитателях предыдущих Вселенных, все еще остается лишь спекуляцией, но последствия этой возможности могли бы оказаться очень глубокими. «Я не говорю, что верю в это, но в некотором смысле идея о возможном сохранении наследия после смерти кажется мне менее удручающей».
Нас также может немного успокоить вероятность существования мультивселенной. Джонатан Притчард, космолог из Имперского колледжа в Лондоне, которому довелось поработать над множеством тем, начиная с космической инфляции и заканчивая эволюцией галактик, надеется, что в какой-то далекой и не связанной с нами области Вселенной что-то просуществует еще долго после того, как мы превратимся в бесполезное тепловое излучение. «Где-то там есть мультивселенная, где все время что-то происходит, – сказал он. – Мне нравится эта идея».
«Но мы-то все равно умрем», – заметила я.
«Речь идет не только о нас», – невозмутимо ответил он.
Если нам самим и не суждено присоединиться к вечному празднику мультивселенной, наша приближающаяся смерть, по крайней мере, может оказаться полезной для физики. По мнению Нила Турока, перспектива конца времен в сочетании с существованием нашего космического горизонта задает для Вселенной жесткие границы и, таким образом, облегчает задачу ее понимания. Световая волна, распространяющаяся в ограниченной, расширяющейся с ускорением Вселенной, может претерпеть лишь ограниченное количество колебаний даже в бесконечном будущем. «Мы живем, по сути, в коробке, верно? И она конечна. Если это так, я думаю, нам следует порадоваться, поскольку тогда ее можно изучить. Проблема понимания Вселенной станет гораздо более простой, если Вселенная окажется конечной, – сказал он. – Конечной с точки зрения прошлого, конечной в пространстве благодаря горизонту, конечной с точки зрения будущего, потому что для всего предусмотрено конечное число колебаний. Вот это да! Тогда Вселенная окажется познаваемой. Я по натуре оптимист, но, по-моему, мир – это наша устрица».
Если Вселенной, так или иначе, суждено прийти к концу, я думаю, нам следует с этим смириться. Педро Феррейра тоже так считает. «Я думаю, это здорово, – сказал он. – Так просто и так чисто».
«Я никогда не понимал, почему люди так расстраиваются по поводу конца, смерти Солнца и всего остального, – продолжил он. – Лично мне нравится безмятежность, заключенная в этой идее».
«Значит, вас не беспокоит, что в итоге от нашего наследия во Вселенной ничего не останется?» – спросила я.
«Ничуть, – ответил он. – Мне очень нравится наша недолговечность… И всегда нравилась. Эта мимолетность всех вещей. Это действие. Этот процесс. Это путешествие. Кого волнует его финал?»
И все же меня не покидает тревога. Я пытаюсь не зацикливаться на этом, на конце всего, на последней странице, на окончании великого эксперимента существования. Это путешествие, повторяю я себе. Это путешествие.
Вероятно, можно немного утешиться тем, что, как бы там ни было, это не наша вина. Рене Гложек считает это несомненным плюсом.
«Мне нравится тот факт, что моя работа, даже если я делаю ее на все сто процентов и являюсь выдающимся ученым, ничего не меняет в судьбе Вселенной, – сказала Гложек. – Все, что мы пытаемся сделать, – это понять ее. И даже если мы поймем Вселенную, мы ничего не сможем сделать, чтобы ее изменить. Мысль об этом скорее освобождает, чем пугает».
Для Гложек тепловая смерть не является чем-то гнетущим или скучным. Она называет ее «холодной и красивой». По ее словам, при этом Вселенная как бы разбирается сама с собой.
«Я надеюсь, прочитав вашу книгу, люди поймут, что, наблюдая за светом – и (или) гравитационными волнами, однако давайте пока ограничимся светом, – и используя относительно простую математику, человеческий разум способен делать невероятные выводы об устройстве Вселенной, – добавила Гложек. – И пусть мы не можем ничего изменить, это знание. даже если оно однажды исчезнет, а все люди умрут, это знание прямо сейчас имеет огромное значение. Именно поэтому я и занимаюсь тем, чем занимаюсь».
Думаю, я понимаю, что она имеет в виду. Хотела бы я раскрыть секреты Вселенной, даже если бы не могла поделиться этими знаниями или сохранить их? Безусловно. Это кажется достаточно важным. «У всего этого есть какая-то цель, даже если, в конце концов, все будет потеряно».
«Потому что это влияет на то, кем вы являетесь прямо сейчас, верно? – согласилась она. – Я рада, что мы живем в такую эпоху, когда можем наблюдать за темной энергией и при этом не быть разорванными ею на части. Весь смысл в том, чтобы понять это, затем насладиться этим, а потом… “Всего хорошего, и спасибо за рыбу!” Круто».
Круто.
