15. Граница

Границы мы не заметили. Просто Проводник остановился и сказал: вот она. Белое простиралось впереди, белое оставалось позади, а мы оглядывались и пытались найти разделительную линию. Говорят, когда встречаются воды двух океанов, они не смешиваются из-за разного уровня солей и границу можно увидеть невооружённым взглядом. С одной стороны вода будет зелёной, с другой – голубой. Здесь же не было ничего. Просто мы вошли на территорию вечной зимы.

Остановившись, Проводник посмотрел назад, в заснеженную сендуху, так, как будто видел кого-то, и мне даже померещилось, что он помахал – едва-едва шевельнув ладонью. Я подумал, что он прощается со своим прошлым, оставляя его там, где зима всё ещё уступает другим временам года.

На территории Стекла не было ничего живого. Здесь не росли никакие растения, сюда не заходили звери, люди боялись даже приближаться к границе. Я знал, что несколько искателей приключений в подобных нашим гермокостюмах пытались добраться до Источника, но назад не вернулся никто. Другое дело, что они шли наугад и не могли знать, какие опасности подстерегают их впереди, не могли просчитать свой путь заранее, а Проводник – мог. И ещё у него была Алярин – женщина, которая срежиссировала реальность.

Забавно, но по таинственной и опасной территории Стекла идти было значительно легче, чем по обычной сендухе. Например, здесь не было ветра. Конечно, дело было не в холоде: гермокостюмы нивелировали низкую температуру. Но ветер серьёзно мешал – дул в лицо, сопротивлялся, не пускал дальше. Здесь же стоял полный штиль, будто ветер отсекала невидимая стена. Я предположил, что на территории нет прилежащих к земле областей разного давления, которые служат причинами ветров в остальном мире. Если давление плюс-минус равное в достаточно больших географических ареалах, то ветра быть не должно, или он будет очень слабым. Но точно сказать я, конечно, не мог, поскольку обладал лишь базовыми представлениями о физике ветров.

«Как это будет выглядеть?» – спросил Фил.

Проводник не ответил, и вопрос повис в воздухе. Действительно, как может выглядеть то, чего ты не можешь себе представить? Если спросить человека, как выглядит неизвестная ему модель автомобиля, он так или иначе сможет её описать: у неё есть колёса, их четыре или, возможно, три, у неё есть руль или какой-то другой рычаг управления, у неё есть двигатель и так далее. Человек позаимствует пространное описание у понятия «автомобиль» и перенесёт его на конкретную модель, даже если никогда её не видел.

Но если у человека спросить, как выглядит «вцумувцуп», он не ответит. Потому что он не знает о вцумувцупе ничего. Это животное? Растение? Сооружение? Рукотворное оно или нет? Съедобное? Круглое? Для чего предназначено? Вцумувцуп останется для человека лишь случайным набором букв. Так же и мы воспринимали нашу цель – как неизвестно что в центре ещё большей неизвестности. И самым страшным казалось то, что Проводник тоже не знает.

«Стой, стой», – послышался в наушнике взволнованный голос. Я чуть не врезался в спину резко остановившегося Бабы. Непонятная суета охватила всех, и мне потребовалось некоторое время, чтобы понять: кто-то лежит на снегу. Это был один из Братьев, блондин, кажется, через шлем сразу и не разглядишь. Второй Брат опустился перед ним на корточки и бессмысленно тряс, пытаясь то ли пробудить к жизни, то ли просто поднять. Проводник присел с другой стороны, нагнулся и всмотрелся в прозрачное забрало.

«Ставим столовую», – сказал он.

На это ушло больше времени, чем обычно, поскольку чаще всего столовую ставили именно Братья, их синхронность очень помогала в подобных делах. Теперь же мы мучились вчетвером – я, Шимон, Фил и Близнец, – и получалось у нас довольно сомнительно. Но в итоге мы справились, и Брата занесли внутрь.

Второй Брат снял с него шлем. Лицо упавшего обрело синеватый оттенок, а глаза закатились, едва можно было рассмотреть нижние края зрачков.

– Спаси его, – сказал Брат.

Я не к месту подумал, что теперь не понимаю, как обращаться к оставшейся в сознании половине Братьев. Никогда за историю нашего знакомства не возникало необходимости позвать кого-то из них по отдельности, только «Братья!». Обращаться же к человеку «брат» казалось странным, поскольку он не был мне братом. Тем более у нас уже был Близнец, половинка несуществующего целого.

– С ним раньше такое бывало? – спросил Проводник.

– Нет.

Хорошим знаком было то, что блондин дышал. Мелко, часто, обрывисто – но всё-таки дышал.

Проводник подумал и сказал:

– Я не могу спасти его, но его может спасти укол адреналина. У нас же он есть?

– Есть, – подтвердил Фил. Он был хранителем походной аптечки и копался в ней, пытаясь найти среди многочисленных болеутоляющих, жаропонижающих и прочих сублиматов что-то толковое.

– Ты уверен? – спросил Брат.

– Нет.

Фил нашёл комплект шприцов с адреналином.

– Если ты ошибаешься, он умрёт, – сказал Брат.

– Да.

Это походило на заседание какого-то триумвирата. По одну сторону Проводник, предлагающий сделать укол. По другую – сомневающийся Брат. В центре – Фил со шприцом в руках.

Фил стянул с больного верхнюю часть костюма, задрал термобельё. Узкая безволосая грудь Брата казалась хрупкой – чуть надавишь, и рёбра провалятся внутрь, раздавив сердце и лёгкие. Фил нащупал вену на сгибе локтя, ввёл иглу, подключил катетер и капельницу. Видимо, он имел медицинскую подготовку, и потому Проводник и попросил его быть хранителем аптечки.

– Вводим?

– Да, – ответил Проводник.

Брат ничего не сказал.

Фил начал аккуратно вдавливать поршень, вводя адреналин в ёмкость капельницы. Внешне ничего не изменилось – Брат продолжал лежать и мелко-мелко дышать. Мы напряжённо ожидали. Затем он дёрнулся – это походило на спазм больного столбняком, резкое сокращение мышц спины и шеи. Потом дёрнулся ещё, и ещё, начал хрипеть, шевелить губами, вращать глазами.

– Держите! – сказал Проводник.

Фил и Брат схватили руки больного, Баба в одиночку удерживал ноги.

Спазмы продолжались около минуты, затем тело Брата расслабилось, обмякло, глаза закрылись.

– Что теперь? – спросил Фил.

Брат поднёс ухо ко рту лежащего и некоторое время сидел так, согнувшись в три погибели. Потом поднял глаза на Проводника и сказал:

– Ты знал.

Проводник ничего не ответил. Он сидел в своей обычной позе флегматичного рассказчика и, чуть наклонив голову, смотрел на Брата.

– Ты знал!

Брат даже не вскочил – он бросился на проводника из сидячего положения, прямо через лежащее тело. Проводник не сопротивлялся, Брат легко опрокинул его на спину и стал душить. Баба с Филом рванулись за Братом, оттянули его. Баба заломил руки Брата, уложил его на пол и сел сверху. Мне показалось, что кости Брата треснули.

Проводник поднялся, отряхнулся.

– Самое важное для нас, – сказал он. – Дойти.

– Для тебя, – прохрипел Брат. – Для тебя.

– Для нас. Мы не смогли бы тащить его на себе. А если бы даже и смогли, он прожил бы на несколько дней больше. Погиб бы на пути туда или обратно.

– Нет!

Баба прижал голову Брата к полу, чтобы тот не мог говорить.

– Нам нечем кормить человека в бессознательном состоянии. Мы не можем нести его. И мы не можем ждать.

Все молчали. Проводник ни к чему не призывал, ничего не объяснял, он явно ждал, пока инициативу проявит кто-нибудь другой. Баба чуть ослабил хватку. Брат прохрипел:

– Вы все знали.

Никто не ответил.

– Как его звали? – спросил Шимон.

– Аффи, – ответил Проводник. – Его звали Аффи. А его, – он кивнул на живого Брата, – зовут Фред. Они были актёрами кочевого театра, ездили от Джерры на юг до самого побережья – и обратно. У них была роль с одинаковым текстом. Два бравых парня появляются в ключевых точках сюжета с двух сторон и всё решают. Один блондин, другой брюнет. Не в одном спектакле, в нескольких. Злого царя свергали, мячик из колодца для девочки доставали, неверному мужу помогали скрыться от жены – всё по законам классического фарса. И так хорошо научились играть в паре, что ушли из театра и давали сольные представления. Самый известный трюк назывался «зеркало». Аффи стоял напротив Фреда, публика тихонько, с помощью записок, передавала Фреду, что делать, а Аффи синхронно повторял это за зеркальной рамой, считывая сигналы партнёра.

– И наоборот, – хрипло сказал Фред, которого уже не прижимали к полу.

– И наоборот. – Проводник помолчал. – А потом Аффи умер.

Повисла пауза. Кажется, никто не знал, как это понимать. Говорил ли Проводник о том, что Аффи умер несколько минут назад, или всё-таки речь шла о какой-то тайне, о смерти подлинного Аффи ещё до путешествия.

– Кто его убил, Фред? – спросил Проводник.

– Я, – ответил Фред.

– Да, – продолжил Проводник. – Его убил Фред. Случайно.

– Не случайно, – перебил Фред.

– Тогда говори сам.

Баба окончательно слез с Фреда, и тот сел, разминая затекшие чресла.

– Я любил его, – сказал он. – Я его любил, понимаете? Вы же тут все пустые. Вы никогда никого не любили. Один труп сестры на свалку выкинул, другой женщину в подвале оставил. Вы трусы, твари ссыкливые. Вы ни в чём не виноваты, потому что ничего не делали. Тогда, когда нужно было что-то сделать. Вы жалеете о том, чего у вас никогда не было. И ты тоже. – Он повернулся к Проводнику. – Ты-то что? Почему за тобой идут? Почему я за тобой пошёл? Почему он?

Он кивнул на мёртвого Аффи.

Проводник сидел неподвижно, на лице его была полуулыбка, такое доброе снисходительное выражение, которое обычно возникает при разговоре с непослушным ребёнком.

– Ты же и её не любил. Тебе она просто нужна была, чтобы дойти. А потом ты её оставил. Тёлка дойти не может. Чушь придумал какую-то, чтобы избавиться. Она всё сделала, да? – Фред постепенно входил в раж. – Правильно всё сделала? Поставила время раком? Дорогу расчистила? И где она теперь? Что с ней, ну, скажи?

Он даже порывался встать, но придавленная Бабой нога подвернулась, и он снова сел.

– Она мертва, – сказал Проводник.

Повисшая после этой фразы тишина показалась мне давящей, будто на палатку сверху рухнула гора и только тонкие дуги удерживают её, не позволяя упасть на наши головы.

– Как? – спросил Шимон.

Проводник перевёл на него взгляд.

– Её убил Ка.

– И ты… ты позволил?

– Да.

Ещё одна пауза. Воздух в паузах сгущался, становясь желеобразным. Мне было тяжело дышать.

Проводник был, как всегда, хладнокровен. Он снова повернулся к Фреду.

– Ты обещал рассказать свою историю, – сказал он.

– Почему? – спросил Фред. – Почему я должен рассказывать свою историю, если я не знаю твоей?

– Я расскажу её последним. А сейчас ты.

Проводник умел переключать внимание. Казалось бы, он ничего не делал, просто говорил, как обычно, тихим, вкрадчивым голосом, с едва заметными нотками иронии, но мы всё равно повернулись к Фреду в ожидании продолжения истории Аффи. Алярин, которую все мы знали, с которой общались каждый день и в которую были в какой-то мере влюблены, отодвинулась на второй план.

– А что продолжать, – сказал Фред. – Мы просто поссорились. Так бывает. Напились как свиньи и поссорились. И он ударил меня, точнее, попытался. В лицо. Но промазал. А я в ответ ударил его бутылкой – и попал. И он умер. Упал на пол, и всё, ничего больше. Что вы смотрите так. Не этого, – он показал на Аффи. – Другого. Тот был настоящий.

– А потом?

– А потом я ночью отнёс тело к реке, недалеко она была. И сбросил туда, пусть унесёт. Даже камня не привязал. А это… Это тоже Аффи. Мне же надо было как-то продолжать представления. Ну и я дал объявление. Нужен был блондин примерно роста Аффи, актёр. Нашёлся такой – вон он. Отрепетировали всё. Снова начали выступать. Сказали, что два месяца паузы было, отпуск. Они похожи были, Аффи. Народ-то и не заметил, тем более в гриме. Работали много, тоже стали друг друга с полуслова понимать.

– И тоже стали любовниками?

Фред скривился.

– Любовниками. Нет. Ему нравились женщины. Да и мне он был безразличен. Мы просто работали. Всё время в образе. Если на публике, то всегда синхрон. Мы не должны были появляться по одному, такая игра. А любовниками – нет.

– А когда ты вернёшься, Фред, – сказал Проводник, – ты найдёшь нового Аффи?

Фред усмехнулся.

– А когда ты вернёшься, Проводник, – сказал он в ответ, – ты найдёшь новую Алярин?

Это был удар, которого Проводник не ожидал. Всё же в нём оставалась человечность. Он опустил голову, и я узнал выражение его лица – таким же оно было, когда он отвечал «не знаю» на вопрос о том, что ждёт нас в конце пути.

– Он станет Стеклом, – сказал Проводник и поднялся. – Он достигнет Стекла раньше любого из нас.

Мы понимали, что нужно делать. Мы надели костюмы и вынесли Аффи наружу. Было ещё светло – из-за Аффи палатку разложили значительно раньше обычного.

«Головой к северу», – сказал Проводник.

Мы отнесли Аффи подальше от палатки и положили его на спину, головой к нашей цели. Одежду, кроме нижнего белья, с него сняли. Кто-то спросил: «Мы увидим, как он превращается?»

«Да, – ответил Проводник, – это быстро».

И в самом деле через несколько минут конечности Аффи начали бледнеть, сквозь них стал проглядывать снег. Стекло распространялось по его телу, и через некоторое время непрозрачной оставалась только небольшая область в районе живота. Самым странным мне показалось остекленение головы – нижняя часть, лежащая на снегу, уже была прозрачной, а лицо – ещё нет, точно тонкую маску надели на стеклянный манекен.

Через десять минут перед нами лежал стеклянный человек, нами же и созданный. Как это оказалось просто – убить одного из своих и положить его на снег, сделав стеклянной статуей. Интересно, что чувствовал Фил, вводивший Аффи адреналин.

«Это ваш первый указатель, – сказал Проводник. – По нему вы будете возвращаться».

«А ты?»

Но Проводник не ответил – он скрылся в палатке.

Мы зашли следом и разоблачились.

Казалось, что всё как обычно – мы сидели в кругу, а Проводник готовился рассказать очередную историю. Только не хватало Аффи – человека, чьё имя мы узнали только после его смерти. Фред сидел, обняв руки коленями. Фил тоже был сам не свой, мне даже показалось, что он мелко дрожал.

– Видимо, я должен как-то это объяснить, – сказал Проводник. – Оправдаться перед вами. Потому что Аффи убил, несомненно, я, пусть и руками Фила.

Он посмотрел на Фила и кивнул ему.

– У одного человека была мечта, – продолжил он, – подняться на самую высокую гору в мире. Он знал, что это сложно, но возможно – до него на эту гору поднимались сотни людей, и большая часть их возвращалась обратно живыми и здоровыми. Для восхождения нужно было много тренироваться, а также скопить серьёзную сумму, чтобы нанять гида и оплатить разрешение властям страны, где находилась гора. Кроме того, нужно было подняться на десяток более мелких гор, чтобы освоить различные альпинистские приёмы и вообще научиться восхождениям. Десять лет человек работал только ради этого. Каждый день он тренировался – бегал, забирался на альпинистские тренажёры, худел, развивал в себе силу и выносливость. Все деньги он тратил на оборудование или откладывал на оплату разрешения. И вот наконец пришло время путешествия. Он был полностью готов – силён и ловок, у него появился немалый опыт, он поднялся на восемь других гор, у него было достаточно денег для необходимых расходов.

Он приехал к подножью горы совершенно счастливый. Здесь были другие альпинисты – его братья по разуму, люди, которые думали, как он, поступали, как он, хотели того же, чего и он. Перед ним возвышалась гора – величайший вызов в его жизни, его великая цель и важнейшее достижение. Он присоединился к одной из групп восходителей – и они отправились наверх.

Они шли много дней, останавливаясь в промежуточных лагерях для акклиматизации. Иногда они спускались вниз, чтобы снова подняться уже на большую высоту – так полагалось делать для лучшего приспособления к разреженному воздуху. Наконец их группа обосновалась в штурмовом лагере – том, откуда должно было начаться собственно восхождение. Погожим утром они отправились наверх – им предстоял тяжёлый и долгий путь к вершине. Но через час одному из членов экспедиции стало плохо, и остальные с трудом спустили его вниз – сперва в штурмовой лагерь, а потом и в базовый. Изначально их было пятеро, теперь же осталось четверо.

Они предприняли вторую попытку – снова поднялись до лагеря, там переночевали и пошли на штурм, но вскоре один из восходителей сорвался с невысокой полки и сломал ногу. Оставшиеся трое, в том числе наш герой, спустили его вниз. У них оставалась последняя попытка.

На этот раз всё шло как по маслу, и в первые три часа штурма не было никаких проблем. Но внезапно один из членов экспедиции присел на камень и завалился в сторону – его сердце остановилось, не выдержав трудностей восхождения. Его друг сказал, что не может оставить тело, и поволок его вниз, а наш герой пошёл дальше – наверх. До вершины оставалось совсем немного, когда он заметил в стороне от тропы сидящего альпиниста. Тот был ещё жив, но едва дышал и не мог двигаться. Человек некоторое время колебался, но потом взвалил альпиниста на плечи и пошёл вниз. Это был самый трудный путь в его жизни – гораздо труднее, чем восхождение. Он шёл несколько часов, падал, вставал, взваливал свою ношу на плечи, почти терял сознание – но добрался. Последние метры до лагеря он шёл как автомат, ничего не видя и не слыша, и дойдя, просто упал – его подхватили другие альпинисты, спасли, вырвали из объятий смерти.

Он пришёл в себя через несколько дней – уже в госпитале, неподалёку от горы. На руках у него осталось по три пальца, на ногах – по два, остальные он потерял. Окно хорошей погоды подошло к концу, да и его физическое состояние исключало новую попытку в том же году. А в следующем уже не действовало разрешение, и денег на новое у него не было. Мечта была от него всего в нескольких десятках метров, и он не смог её осуществить – и вряд ли когда-нибудь сможет. Когда к нему в очередной раз зашёл врач, он задал ему всего один вопрос: а тот, второй, выжил? Какой второй, не понял врач. Которого я нёс. Я не знаю, сказал врач, он сюда не поступал, но те, кто вас привёз, оставили свой телефон, может, они знают. Он позвонил. Ответил один из альпинистов, подобравших его у базового лагеря. Он спросил про второго человека, и альпинист ответил, что, когда его подобрали, человек у него на плечах уже несколько часов как был мёртв. Они похоронили его там же, у лагеря, по старой традиции завалив тело камнями.

Человек поблагодарил альпиниста, положил трубку, добрался до шкафа, где лежали его личные вещи, достал из внутреннего кармана ветровки нож и воткнул его себе в горло. Сбежались врачи, но сделать ничего не смогли – он умер через несколько минут.

Проводник замолчал.

– Слишком прямо, – сказал вдруг Энди. – Не хватает притчи.

– Именно так, – ответил Проводник. – Так и должно быть. Притча – это очень хорошо, но одними притчами разговаривают только сумасшедшие. Иногда нужно рассказать историю, которую каждый из вас будет трактовать по-разному. А иногда стоит привести простой пример, который слушающему не придётся проецировать на ситуацию, а можно будет просто понять и принять.

– И где лежит граница между этими «иногда»?

Проводник показал куда-то вдаль, за пределы шатра.

– Её нет. Как и границы между сендухой и территорией Стекла.

– Вот теперь я тебя узнаю, – сказал Шимон.

В других обстоятельствах мы бы рассмеялись.

Мне тем временем пришёл в голову провокационный вопрос.

– А если что-то случится с тобой? – спросил я. – Если ты сломаешь ногу, или у тебя случится удар, или ты потеряешь сознание – тебя тоже нужно бросить? Тебе тоже придётся ввести дозу адреналина?

Проводник ответил, не раздумывая.

– Нет, – сказал он. – Меня вам придётся нести.

Какая же ты сволочь, подумал я.

– Почему?

– Потому что без меня никто из вас не дойдёт и тем более никто не вернётся, – ответил он.