С рассвета над Кале сыпал мелкий непрерывный дождь. Капли извилистыми ручейками стекали по стеклу широкого окна кабинета комиссара Дорсэ, отчего создавалось впечатление, будто город снаружи постепенно тает. Стоящий перед начальством молодой лейтенант Миллер все еще пребывал под впечатлением от известия.

— Но были даны обещания, — сбитый с толку, прошептал он.

— Кому? Вам?

— Разумеется, нет. Саркису.

— Вашему сирийскому протеже? Как бы их не называли, осведомитель или источник, первое правило — никогда к ним не привязываться. Вы ведь из судебной полиции, вам ли не знать? В любой день они могут стать необходимым предохранителем, и если вы не готовы спалить его, значит прониклись к нему слишком сильным чувством.

Бастьен представил себе уснувшего на коленях Манон Килани.

Потом Адама, который беседует с его дочерью Жад у них в гостиной.

Да, возможно, слишком сильное чувство.

— Цель контрразведки покинула «Джунгли». Их расследование продолжается. Вполне вероятно, ваш пресловутый майор Парис ночью отбыл из Кале, а вас просят избегать какого бы то ни было контакта с Саркисом. Звонить в контрразведку и интересоваться отчетом тоже исключено. Вскоре вы получите от их службы подробный отчет, однако я надеюсь, вы поняли, что ничего этого не было?

Вот с этим-то финалом, как в шпионском фильме, Бастьену было предложено начать рабочий день самым обыкновенным образом, и он, совершенно растерянный, оказался в коридоре комиссариата. Где-то в кабинетах слышался голос Эрики:

— Твою мать, да этот тип настоящий призрак! Лейтенанта никто не видел?

Она пулей вылетела в коридор и нос к носу столкнулась с Бастьеном.

— Да где же ты был? Весь комиссариат размером со спичечный коробок, а я уже десять минут ищу тебя!

— У хозяина, — оправдался Бастьен.

— Какие-то неприятности? — встревожилась Эрика.

— Да так… Ничего особенного. Все улажено.

Столь же убедительно, как вопли ребенка с измазанными шоколадом пальцами, что он не виноват. Эрика успокоилась и заговорила ласковым тоном. Для всех, кто ее хоть немного знал, оба эти признака указывали, что она пребывает в растущей фазе раздраженности.

— Да так, говоришь? Да так? А теперь слушай: с этого момента я буду делать вид, что все в порядке. Я больше не стану пытаться понять ни что с тобой происходит, ни как тебе помочь. И знаешь? Это целиком моя вина. Ты мой офицер, а не мой дружок. Понятия не имею, почему я приняла тебя за кого-то иного.

Бастьен не знал, что ответить. Как объяснить, что на самом деле сказать ему нечего? Его губы приоткрылись, словно он был готов заговорить, но не издал ни звука. Еще более раздраженная, Эрика подняла глаза к небу и, чтобы не придушить Бастьена, снова стала рядовым Лорис.

— Звонили из центра Жюля Ферри. В «Джунглях» очередное убийство. В поселении для женщин. Пожарные уже выехали.

Лицо Бастьена приняло мертвенно-бледный оттенок.

— Жертву идентифицировали?

— Я знаю не больше твоего.

— Тогда едем туда.

— А ты не хочешь позвонить в судебную полицию Кокеля? Они не ведут расследования в «Джунглях», о’кей, но это ведь закрытый центр. Магистрат затребует фотографии с места преступления и хотя бы минимум следственных мероприятий.

— Скажи Корвалю, чтобы позвонил им, а я жду тебя во дворе комиссариата.

Сжав кулаки, Эрика смотрела, как лейтенант стремглав сбегает по лестнице и одновременно набирает номер на мобильнике. Дорсэ категорически запретил лейтенанту Миллеру любые контакты с Адамом, но тот явно намеревался ослушаться его.

Аккумулятор мобильника Адама полностью разрядился. Тогда он подумал, что, если хоть немного повезет, утренний дождь помешает беженцам скопиться вокруг нескольких электрических розеток в пункте зарядки телефонов центра Джальфари. Чтобы добраться туда, ему следовало миновать поселение для женщин, но, проходя мимо, он увидел плотную толпу, уже окружившую это место. В многоязыком гомоне он многократно различил слово «убийство», ядом разлившееся по его венам.

Поначалу он просто поработал локтями и плечами, чтобы пробить себе дорогу. Однако тревога нарастала. Он принялся хватать беженцев и грубо расталкивать их, чтобы освободить проход, пока не оказался перед припаркованным прямо у караульной будки грузовиком пожарных. Адам заглянул в кузов спасательного автомобиля и отметил отсутствие носилок. Если произошло убийство, ему придется с ухающим в груди сердцем дожидаться их возвращения, чтобы узнать размер мешка для трупа. И тут на его плечо легла чья-то ладонь.

— Килани у меня, — сказал ему Антуан. — Я спрятал его в караулке.

Напряжение и страх мгновенно покинули Адама.

— Что тут случилось?

— Убили женщину. Ночью. Афганку. Холодным оружием. Ударом в сердце, как сказали пожарные. Они не смогли вмешаться раньше из-за крупного пожара в центре города.

— Ребенок что-нибудь видел?

— Не знаю. Он не говорит по-французски. Впрочем, он вообще не говорит. Я даже не могу с уверенностью сказать тебе, что он ночевал здесь: он исчез сразу после того, как ты ушел. А утром, когда я вернулся в караулку, он просто сидел возле моей будки.

Адам бросился ко входу в поселение, распахнул дверь бытовки и обнаружил Килани сидящим в уголке, положив подбородок на согнутые колени. Мальчик поднялся на ноги, и Адам молча с облегчением обнял его. Позади них прошли двое пожарных, толкая трясущуюся на каменистой дорожке каталку на колесиках. На ней лежал черный мешок, снизу доверху застегнутый на молнию.

Перекрывая возбужденный шум бурлящих «Джунглей», дважды взвыла полицейская сирена, которую использовали вместо клаксона. Килани посмотрел в сторону источника звука.

Бастьен припарковался между контейнером для отходов и строительными туалетами. Без риска раздавить кого-нибудь дальше проехать было невозможно — даже используя сирену. Поэтому он бросил автомобиль прямо посреди толпы.

— Эй, Миллер! Не станешь же ты вот так оставлять здесь свою тачку?

Он не ответил, так что Эрика, пару раз ругнувшись, двинулась за ним следом. Бастьен, прерывисто дыша, взглядом сканировал это человеческое месиво подобно отцу, потерявшему своего малыша в торговом центре. Среди тысячи невнятных силуэтов чья-то ладонь скользнула в его руку, и когда Бастьен узнал Килани, ему стало совершенно наплевать, что об этом подумает Эрика. Он поднял мальчонку на руки и обнял, как если бы это был его собственный ребенок. В тот же самый миг он встретился глазами с Адамом и наконец смог спокойно выдохнуть, прежде чем заметил совершенно ошеломленный взгляд Эрики.

— Слушай, Бастьен. На самом деле я вообще ничего не хочу знать. Я возвращаюсь к тачке, пока от нее не остались одни колеса. Жду тебя у входа, с ротами безопасности. Дорогу ты найдешь, я за тебя не беспокоюсь. Как я вижу, ты здесь почти как дома.

Глядя ей вслед, Бастьен понял, что больше не сможет злоупотреблять терпением своего заместителя.

Адам предложил Бастьену следовать за ним по ведущей к бункерам немного в стороне от «Джунглей» дороге. Они вскарабкались на развалины и уселись на самом верху.

— Ты за нас испугался? — с признательностью и одновременно с любопытством спросил сириец.

И поскольку отрицать очевидное было ни к чему, Бастьен сменил тему:

— Не знал этого пляжа. Он великолепен. Просто поразительно, до чего здесь пустынно.

— Здесь не пустынно, здесь все опустело, — исправил его сириец. — Для калисси и туристов мигранты слишком уж близко.

Пока они молчали, волны несколько раз успели приласкать песок.

— Жертва — женщина, — снова заговорил Адам. — По слухам, убита холодным оружием. В течение дня я узнаю об этом больше. Но уже сейчас, если сравнить с убийством ливийца, можно понять, использовано ли то же самое оружие.

Сириец брался за расследование, которое его никто не просил проводить, а Бастьен не знал, как сообщить ему о предательстве контрразведки.

— Прекрати, Адам. Здесь ты не флик.

— А тебе что, разве не интересно узнать, есть ли в «Джунглях» убийца?

— Я не служу в уголовной полиции, это не моя работа.

— Тебе ничто не мешает сравнить два вскрытия. Ты ведь можешь получить к ним доступ, а?

Волны снова лизали песок. Снова в поросших травой дюнах шумел ветер. Бастьен резко положил конец этому бесплодному разговору.

— Контрразведка остановила расследование по мечети, — наконец выдавил он. — Сегодня утром они отбыли.

Адам не ответил. Он даже не повернулся к Бастьену.

— Я больше не имею права вступать с ними в контакт. Ты знаешь, что это значит?

Адам уже показывал мальчику их новое место проживания, и теперь ребенок возвращался, нагруженный ветками и сучками, чтобы в этот дождливый день поддерживать огонь. Закончив работу, он обнаружил обоих взрослых на крыше бункера и уселся возле своего покровителя.

— Это значит, — продолжал Бастьен, — что они ничего не сделают для малыша.

Адам никак не отреагировал. Да и воспринял ли он информацию?.. Ветер неистово ворвался в бункер под ними, вихрем закружился вокруг разгоревшегося костра, обрушился на стены, сорвал зажатую между двумя камнями фотографию Норы и Майи, подхватил ее и отпустил прямо над огнем. Лица истлели, а улыбки исчезли.

— При вскрытии по ранам можно определить разные типы лезвий, — продолжал Адам, непоколебимо гнущий свою линию. — Это объяснило бы нам, было ли в обоих случаях использовано одно и то же оружие.

Бастьен внезапно воспротивился тому, что Адам по-прежнему не выказывает никакого раздражения. И распсиховался за себя, за сирийца, за Килани.

— Да прекрати ты, твою мать! Я не нуждаюсь в тебе, чтобы вести расследование! Никто не нуждается в чертовом капитане Саркисе, чтобы расследовать убийство! Ты бы лучше побеспокоился о…

И, едва успев вовремя остановиться, Бастьен проглотил конец фразы:

— Прошу тебя, не говори мне больше об этих убийствах.

Но за что же еще Адам мог уцепиться? Если Нора и Майя были его сердцем, Килани стал его позвоночным столбом. Он был разлучен со своими любимыми, а теперь, после предательства контрразведки, понял, что не способен помочь мальчику. Это расследование всего лишь не давало ему рухнуть в бездну безумия, как подпорка не дает упасть старому растению.

А что, если он просто отключится? Прекратит биться и позволит себе пойти ко дну собственной души…

Миллер поднялся на ноги и протянул Адаму руку, но тот не сделал ответного движения, его сознание устремилось куда-то за горизонт. Мальчонка, свидетель этой сцены, беспомощно переводил взгляд с одного на другого. Не понимая ситуации, он ощущал всю ее жестокость. Спустя несколько секунд Бастьен опустил руку и слез с крыши бункера.

В жизни Килани было только четыре человека. Адам и эта семья, которая приняла его, пусть даже всего на один вечер. Один из самых прекрасных в его жизни. Его глаза наполнились слезами, он тоже поднялся, яростно пнул ногой Адама, съехал на заднице со склона бункера и ушел в сторону пляжа.

Бастьен обнаружил Эрику сидящей на капоте автомобиля с сигаретой в зубах. Ни слова не говоря, он забрался в машину. Его заместительница не стала спешить и докурила сигарету до последней затяжки. Она видела Адама уже во второй раз и прекрасно догадывалась, что между этим человеком и ее офицером существует какая-то связь. Она почувствовала себя уязвленной, ведь ее вот так запросто отодвинули.

На обратном пути Бастьен и рта не раскрыл, оставив Эрике право молча бесноваться. Проезжая мимо доков, она резко свернула, снова прибавила скорость, ворвалась в заброшенный ангар, где догнивали какие-то остовы лодок и спутанные рыболовные снасти, затормозила ручником, так что эхо визга покрышек отскочило от металлических переборок.

— А теперь, Миллер, ты у меня заговоришь! Что это за ребенок? Кто этот тип?