Книга: Меж двух миров
Назад: 26
Дальше: 28

27

Поверх футболки Бастьен Миллер надел пуленепробиваемый жилет с надписью «Полиция» и затянул его по бокам лямками. Было 23 часа. Встреча с бригадой по борьбе с преступностью состоится меньше чем через час. Он проверил обойму, вставил ее, после чего довел патрон и снял оружие с предохранителя. Сосредоточившись на своих действиях, он не заметил встревоженной мордашки Жад, которая заглянула к нему.
— Собираешься охотиться на беженцев?
Бастьен надел черную куртку и кожаные перчатки.
— Откуда у тебя такое выражение?
— Из лицея. Там говорят, что это работа фликов.
— И ты считаешь, что я этим занимаюсь? Так-то ты обо мне думаешь?
— Не знаю. В этом доме обо всем приходится догадываться самой. О тебе, о маме, о твоей работе. У меня чувство, будто я живу с чужими людьми.
Бастьен осознал, что, решив, будто его дочь достигла зрелости, он просто-напросто переоценил ее. Ведь она всего лишь ребенок, который нуждается в стабильности, а они заставили ее переехать ради незнакомого города, нового лицея расстаться со своими друзьями и привычками. Да вдобавок в разгар семейного кризиса — с матерью в депрессии и отцом, неожиданно брошенным на работу, сложности которой он не мог даже предвидеть.
— Я служу с людьми, чьей деятельности по-настоящему не знаю, в городе, который ночью становится совсем другим, и никто не хочет ничего объяснить мне. Придет время, когда все изменится, — сказал он, словно пытаясь оправдаться. — Но это не заставит меня забыть о самом главном.
— Обо мне? — нерешительно спросила Жад.
— Разумеется, о тебе.
Бастьен обнял дочку за талию, усадил на край кровати, а сам опустился перед ней на колени на толстый ковер.
— Я ходил туда, в эти «Джунгли», и уверяю тебя, мне не понравилось то, что я там увидел. Те картины так и стоят у меня перед глазами, будто я ответственен за что-то.
Отец впервые заговорил с ней о своей работе, и Жад не осмеливалась перебить его.
— К тому же я там кое-кого встретил. Сирийского мигранта. Он тоже флик, как и я, но из другой страны. Он давно не имеет никаких вестей от жены и дочки. Он их ждет, ищет, и когда он рассказал мне об этом, я не смог больше думать ни о ком, кроме вас. Я знаю, что в нашей семье сейчас не все ладно, знаю, что должен бы разрулить создавшуюся ситуацию, что не следует спокойно дожидаться, пока произойдет взрыв. Но у меня есть вы, и мы можем все исправить. А вот у него больше нет ничего.
— Как его зовут? — спросила Жад.
— Адам.
— Ты ему поможешь?
— Я попытался.
— О’кей, значит, если я правильно поняла, с одной стороны, ты оказываешь беженцам помощь, а с другой — ты на них охотишься. Очень жизнеутверждающе: папаша-шизофреник и депрессивная мамаша.
— Мы делаем все возможное, чтобы обеспечить тебе твердую опору, — отшутился Бастьен. — Если повезет, еще до того, как тебе стукнет пятнадцать, ты станешь наркоманкой. А пока немедленно отправляйся в постель.
— Можно я полчасика почитаю? — сделала попытку Жад.
— Чтобы сделаться еще более вредной и дерзкой? Хотя почему бы и нет…

 

Манон калачиком свернулась на диване в гостиной перед телевизором — там шел триллер, в котором молодая девушка старательно пыталась свести счеты с жизнью.
— Не надо бы тебе такое смотреть, — сказал ей Бастьен. — К тому же мы его уже видели. Там во всем виноват флик.
Манон подняла взгляд на своего мужчину, собравшегося на выход.
— Ты куда?
— Патрулирую вместе с бригадой по борьбе с преступностью, я тебе об этом только что говорил. И утром тоже.
— Извини, я немного устала.
Взгляд Бастьена упал на блистер антидепрессантов, лежащий на низком столике рядом со стаканом воды. Вот уже три месяца таблетки были частью обстановки. Достаточно долго, чтобы поставить законный вопрос об их эффективности. Иногда Бастьену удавалось проявлять терпение, но бывало, он буквально умирал от желания хорошенько встряхнуть жену. Он поцеловал ее в лоб, сунул в карман ключи, вышел из квартиры и, перепрыгивая через две ступеньки, спустился по лестнице.
Внизу, опершись на капот служебного «ниссана» с работающим в темноте двигателем, его ждал Пассаро.
— Добрый вечер, лейтенант. Встречаемся с отрядом «Клык» на сорок седьмой транспортной развязке. Это там, где мигранты атакуют грузовики. Воспользуемся этим, чтобы определиться с материальной частью. Хотите сесть вперед?
— Давайте без церемоний, Пассаро. Это ваша группа, вы и на борту остаетесь шефом.
Бастьен залез на заднее сиденье и заметил, что за рулем Кортекс, а Спринтера нет.
— Вы будете нашим подкреплением, лейтенант, с вами наш личный состав увеличился на единицу. Спринтера мы отправили на вертолете, у нас будет поддержка с воздуха.
— Что? У вас есть вертолет? — удивился Бастьен.
— Ну да, одолжили у жандармерии, — похвастался Кортекс.
Застегивая ремень безопасности, Пассаро обернулся к Миллеру:
— У нас есть примета, лейтенант. Когда над городом появляется вертолет, а в нем бригада по борьбе с преступностью, значит прогнило что-то в королевстве.
* * *
Вокруг ночной автозаправочной станции в нескольких километрах от дорожной развязки скопилось множество полицейских машин. Обрадованный бесплатной охраной менеджер угощал присутствующих кофе и бутербродами. Там были проводники с собаками из отряда «Клык» и несколько фургонов республиканских рот безопасности, грузовик Ведомства управления дорожным хозяйством, готовый очистить дорогу после возможных столкновений, и грузовик пожарных. Как будто худшее уже стало обыденностью.
Стоя перед открытым багажником автомобиля опербригады, Пассаро производил обзор полицейской экипировки.
— Шлем, щит, поножи, налокотники, назапястники, бронежилеты. Полное обмундирование Робокопа.
— У меня этого нет, — встревожился Бастьен.
— Если они начнут стрелять, вы останетесь в машине, так надежнее.
— А часто они стреляют?
— Их цель — отвлечь наше внимание. Одна команда перевозчиков нападает на нас в пункте А, чтобы другая в пункте Б посадила своих клиентов в грузовики. Камни, кирпичи, строительная арматура. Если в Кале идет дождь, то это крупный град. Бывает, чтобы усилить удар, они сооружают гигантские пращи из велосипедных камер. Знаете игру для мобильников «Angry Birds»? Примерно такая задумка.
Опустившись на одно колено, Кортекс пересчитывал гранаты со слезоточивым газом. Хотя Бастьену уже случалось использовать подобные боеприпасы, в таком количестве он их видел впервые. Здесь было, наверное, штук двести, уложенных ровными рядами, — словно готовый ужалить осиный рой.
— Вы уверены, что они потребуются, или это просто чтобы произвести на меня впечатление?
— Вы ведь уже поняли, что у нас нет права задерживать мигрантов, — продолжал Пассаро. — Или, точнее, это никого не устроит. Так что единственная наша задача — отогнать их от трассы, чтобы они не залезли в грузовики и не напали на водителей.
— Мы вечера напролет гоняем их, как зайцев, — подхватил Кортекс. — Это охота, и ничего больше, только вот дичи мы домой не приносим. Мы расходуем столько слезоточивых гранат, что каждую неделю нам их доставляют поддонами. У нас в Кале их больше, чем на национальном складе спецназа. Комиссар говорит, что за год мы их нащелкали почти на два миллиона евро. И ни одного задержания. Только чтобы обезопасить дорогу к парому или тоннелю под Ла-Маншем. А если мигранты не понимают, мы спускаем собак. Или роты безопасности — разница небольшая.
Среди гомона мужчин, говоривших излишне громко и отпускавших грубые шуточки, чтобы придать себе смелости, по рации раздался голос Спринтера:
— ББП-четыреста, вертолет, для ББП.
— ББП слушает, — ответил Пассаро.
— Только что совершили облет зоны кольцевой дороги в двух километрах от вашей позиции. Тепловизор активирован. Walking Deads на подходе. Несколько сотен мигрантов выжидают по обе стороны автострады. Они начинают строить заграждения. Надо бы предупредить грузовики, чтобы сбросили скорость, освободить дорогу при помощи слезоточивого газа и расчистить ее силами путейцев.
— ББП-четыреста, принято.
— Всем удачной охоты на зомби. Конец связи.
Охота. Слово прозвучало уже дважды, и Бастьен размышлял, сможет ли он рассказать об этом Жад. Очень вероятно, что нет.
Позади них неожиданно расхохотался плохо выбритый человек нетрезвого вида в мятых шмотках и с собакой на коротком поводке.
— Твою мать, я взбудоражен не меньше, чем Вольф.
Бастьен сделал шаг вперед, чтобы поприветствовать Макса из вспомогательного состава «Клыка», но тот вытянул руку, чтобы не дать ему подойти ближе.
— Оставайтесь там, лейтенант. Вольф уже никого не узнает. Флики, беженцы, сучка — ему без разницы, порвет любого.
Макс присел перед своим псом, и уже перевозбужденный зверь попытался ударить его намордником, так что хозяин едва увернулся.
— Эй, псина, ты что, идиот? — развеселился Макс. — Это нормально. Он выходит на столкновение почти сто раз за ночь. Если бы я дрался по сто раз в ночь, мне тоже понадобились бы намордник и клетка.
Хозяин похлопал пса по загривку и погладил его. Оба казались верными кандидатами на ошибку.
— Этот пес вот уже год охотится за всем черным и коричневым. Невозможно вернуть его к гражданской жизни или перевести в другую службу. Последний раз, когда я вошел к нему в клетку, он чуть меня не сожрал. Пришлось задать ему взбучку, чтобы он успокоился. Когда он здесь закончит, останется только усыпить его.
И Макс поцеловал собаку в голову.
— Эй, псина дурацкая, усыплю тебя. Ты это знаешь? Выберу для тебя лучший марафет, ты ничего не почувствуешь. Если понадобится, я пойду вместе с тобой, псина дурацкая.
А пес воспользовался этим, чтобы снова ткнуть его намордником.
Пресытившись этой сценой, Бастьен ненадолго отошел в сторонку, за заправку, и к нему скоро присоединились Кортекс и Пассаро.
— Все в порядке, лейтенант?
А поскольку все было не в порядке, Бастьен дал волю своему гневу:
— Какого черта вы творите? Что за чушь несете? Вы же знаете, кто эти беженцы, вы мне сами говорили. Люди, бежавшие из воюющей страны, которые пытаются воссоединиться со своими семьями в Англии. Мы все делали бы то же самое в их положении. Как вы можете называть их зайцами, дичью, Walking Deads или зомби — этих простых затравленных переселенцев?
Кортекс опустил голову, а Пассаро предложил:
— Кортекс, оставь нас, лейтенанту необходимо курнуть.
Оставшись вдвоем с Бастьеном, Пассаро посерьезнел и во весь рост выпрямился перед своим офицером.
— Это вы, лейтенант, несете чушь со своим трехнедельным опытом. Позвольте объяснить вам ситуацию. Кортекс, который постоянно корчит из себя умника, переживает вторую депрессию. Спринтер — тот, что присматривает за нами с воздуха, — в прошлом году совершил попытку самоубийства. Мы все на пределе. Мы все творим и говорим черт-те что, лишь бы выстоять. Мы все хотели бы свалить отсюда, но отделение Кале закрыто, никто не может уйти.
— Вы считаете нормальным держать штатный состав на грани срыва? Вы не можете их заменить?
— Но другие мне не нужны! Вы можете себе представить количество психических отклонений, если бы я отбирал тех, кому это нравится? Кому нравится травить газом невиновных? Моим коллегам эта работа ненавистна, и для меня это гарантия, что она будет сделана без злоупотребления властью, без нездорового удовольствия. Если мы называем мигрантов зомби, то только для того, чтобы расчеловечить, потому что единственная наша миссия — стрелять в мужчин, женщин и детей, которых на самом деле следовало бы защищать.
— Тогда почему же вы продолжаете? Безнравственным приказам не подчиняются, разве не так?
— Эти грузовики, эти транспортные компании — основа экономики нашего города. Из-за того что их каждый вечер атакуют на нашей автостраде, они могут предпочесть другую дорогу, другой порт. Моя бывшая жена закрыла свой магазин одежды в центре города. Сестра Эрики ежедневно ездит на работу за сто пятьдесят километров, а кузен Корваля был вынужден за полцены продать свой ресторан. Туристы тоже уходят. Мы защищаем работу наших близких. Пытаемся удержать на плаву свой город. Изображаем пугала. Я вам еще не говорил, что в этом и заключается работа в полиции?
— А Макс со своими черными и коричневыми?
— Макс — это другое. Он полный идиот.
— Вы меня успокоили.
Второй раз за вечер из рации раздался голос Спринтера:
— ББП-четыреста, вертолет, для ББП. У нас намечается небольшая проблема. По передаточным сведениям с видеокамеры, их больше трех сотен, заграждения уже горят, они возвели их быстрее, чем предполагалось. Грузовики мчатся прямо на них. У вас есть пять минут, чтобы остановить их.
Пассаро повернулся к Миллеру:
— Вы готовы? Все остальное только слова.
* * *
Транспортная развязка 47,
называемая «пункт Ромео»
Тесным строем, бампер к бамперу, автомобили путейцев, пожарных и полиции прорывались сквозь тьму. Этот участок автострады А-16 на много километров был огорожен колючей проволокой высотой десять метров, о существовании которой Бастьен каким-то странным образом оказался не в курсе. Он знал колючую проволоку с шипами, способными проколоть шкуру животных, если те слишком близко подходят к границам поля. Но эта была в форме бабочек, колючих по краям и с острыми как бритвы крыльями. Эта была сделана, чтобы кромсать кожу, оставляя глубокие раны, а не просто отгонять. Эта была создана и задумана специально для людей.
Пошел мелкий дождь. В свечении фонарей морось портила видимость, как на старых видеокассетах.
На самом верху колючего заграждения Бастьен заметил зацепившуюся детскую кроссовку, потом обрывок свитера — промелькнувшие со скоростью подсознательных образов свидетельства ежедневных попыток перехода и отчаянного упорства беженцев.
Кортекс вдавил в пол педаль газа и обогнал колонну, чтобы встать впереди. Они миновали три десятка стоящих на обочине грузовиков, водители которых были вовремя предупреждены по рации путейцами о выставленных заграждениях. Кто-то из них боязливо оставался в кабине, а другие выбрались наружу и с фонарями в руке обходили свои прицепы, опасаясь возможных нелегальных пассажиров и повреждений, которые те могли нанести их грузу.
Перед ними, меньше чем в двадцати метрах, дорогу перекрывал гигантский костер, освещавший все вокруг ярче, чем полицейские мигалки. Старая мебель и заплесневелые матрасы, прихваченные в городе мусорные баки, покрышки, деревянные поддоны, ветки и стволы деревьев — все питало это впечатляющее пламя.
Тридцать грузовиков, флики и пожарные перед заблокировавшим движение огненным заграждением. Пробка, растущая прямо на глазах. Беженцы, невидимые и готовые идти на приступ. Наивысшее напряжение. И ничего.
Пассаро единственный из группы остался в машине.
— ББП-четыреста — вертолету, — бросил он. — Что ты видишь?
— Облетаем развязки с сорок третьей по сорок шестую, чтобы убедиться, что заграждение не для отвода глаз. Будем над вами через минуту.
— Они ждут? — спросил Кортекс.
— Нет. Проверяют.
— О’кей. Перехожу к светлому дню.
Кортекс обогнул машину и достал из багажника здоровенный фонарь с боковой ручкой «Поларион» модели «Абисс», который между собой они называли «Солнышко». Настолько мощный, что он был неприменим в городе; настолько мощный, что мог нейтрализовать человека, просто ослепив его. В два счета Кортекс забрался по боковой лестнице кабины первого грузовика на крышу. И нажал кнопку выключателя. Луч чистого света разогнал тьму и проявил силуэты.
Они перелезли через колючку. Их были сотни, лежащих в кюветах по обе стороны автотрассы, — единственный способ спрятаться, с тех пор как город вырубил все лесные насаждения на обочинах. Они были здесь, неподвижные, в десятке метров от полицейских. Кортекс спустился с крыши и подошел к своей машине.
— Твою мать, их много. И они повсюду. Если пустим газ, задохнутся все, включая фликов и водителей.
— В данной ситуации ключ к успеху — это количество, — уточнил Пассаро к сведению Бастьена. — Сейчас они все полезут в прицепы и спрячутся среди груза. В итоге горстке беженцев, возможно, удастся укрыться от нашего контроля и добраться до таможни парома, на несколько километров дальше. Но там совсем другая история. А в данный момент самое лучшее — это увидеть, какие грузовики они попытаются атаковать. Тогда будем знать, куда стрелять.
Где-то в колонне, как крик о помощи, раздался гудок. Потом второй. Бастьен обернулся, старясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь заднее стекло, тьму и дождь, а Пассаро уже заряжал в свой «кугуар» гранату со слезоточивым газом.
И в этот самый момент они хлынули. Буквально.
С обеих сторон автотрассы из кюветов выскочили люди и бросились бежать в разных направлениях. Человеческое цунами обрушилось на грузовики, игнорируя все прочие попадавшиеся на их пути автомобили, будь то полицейские или пожарные. «Ниссан» ББП был мгновенно взят штурмом. Люди лезли на капот, забирались на стеклянную крышу, разбивали зеркала заднего вида; под их тяжестью треснуло ветровое стекло. Выйти невозможно.
Чтобы заблокировать колонну и помешать ее продвижению, двое мигрантов прокололи колеса первого тяжеловоза. Железный прут пробил стекло с водительской стороны, фары были вдребезги раздроблены каблуком. Водитель лег в кабине на пол, прикрыв голову руками. Дверца открылась, и его выволокли за ноги, бросили на землю и осыпали градом ударов. Нападение на головную машину позволяло дать время остальным забраться в следующие.
Брезент порван, задние двери выбиты, и постепенно грузовики были оккупированы. Когда один из беженцев приблизился, держа в вытянутой руке горящую ветку и готовясь швырнуть ее в кабину первого грузовика, его отбросило ударом пластиковой пули, потом еще одной. Пятью метрами дальше Кортекс перезарядил двумя новыми боеприпасами свой «флэшбол». Вольф, полоумный пес, стрелой носился слева направо, сбивая с ног все, что не было белым человеком. Нечувствительный к слезоточивому газу, как все собаки, он казался неутомимым и почти счастливым.
Столкнувшиеся с таким непривычным множеством нападающих, Пассаро и экипаж роты безопасности не имели иного выбора, кроме как попытаться деблокировать зону. Десятки гранат со слезоточивым газом фейерверком взлетели высоко в небо и упали на этот участок автострады, ставший полем сражения. Вокруг образовалось облако раздражающего газа. Ослепленным, с обожженной носоглоткой, едва не задыхающимся полицейским досталось ровно столько же, сколько беженцам.
Когда водитель второго грузовика в колонне увидел, какая участь выпала на долю его собрата, от страха у него помутился рассудок, и он, подобно многим до него, решил форсировать горящее заграждение. Неловко сдав назад, он ударил стоящий за ним автомобиль, переключился на первую скорость, мотор взревел, и он обошел первый неподвижный тяжеловоз.
Потом уже ничего было не разобрать. Только ужасающий грохот среди воплей, предупредительных окриков, звона разбитого стекла и завывания двигателей. Вопреки советам Пассаро, Бастьен отказался оставаться в укрытии. Он вышел из машины и в этом аду, где ничего нельзя было различить на расстоянии пяти метров, попытался найти своих.

 

Кортекс почти вслепую выстрелил еще два раза и вновь зарядил «флэшбол». Каждый флик был занят отслеживанием двух десятков мигрантов, так что никто не заметил на полной скорости мчащегося к заграждению полуприцепа, прямо на пути которого находился Кортекс. В тот самый момент, когда грузовик вот-вот мог со всего размаха сбить флика, Бастьен молнией метнулся перед радиатором и сильным ударом оттолкнул Кортекса на автомобиль ББП. С закрытыми глазами и искаженным лицом, всем телом придавив его к дверце, он спиной ощутил мощное дыхание грузовика. Когда опасность миновала, они не успели даже обменяться взглядами и мгновенно сосредоточились на сумасшедшей гонке водителя.
Не снижая скорости, тот врезался в костер, который взорвался облаком искр, раскидав во все стороны куски горящего дерева. Железный прут вонзился в переднее колесо, а металлический брус вошел в ось. Отчаянный визг тормозов, прицеп качнулся влево, затем вправо, серьезно накренился — слишком сильно, чтобы выровняться, — и упал на бок, пропахав в земле глубокую борозду, прежде чем завершить свой пробег в кювете.
При виде столь впечатляющей аварии все присмирели. В слезоточивом тумане, который с трудом пробивали даже проблесковые маячки, все еще крутилось в пустоте одно горящее колесо тяжеловоза. Царящий вокруг хаос на сегодняшний вечер явно превратит эту трассу в непроезжую. Обстановка стала более спокойной, как бывает в школьном дворе, когда один из играющих детей произносит «Чур-чура!» и война заканчивается.
Едва различимые в дыму и тумане силуэты спокойно начали отступать, не пытаясь бежать, а те мигранты, которым удалось спрятаться среди грузов, вылезли из-под брезента и прошли перед бойцами рот безопасности, чтобы присоединиться к своим соотечественникам. Какой-то слегка растерянный мальчишка неловко свалился из грузовика на землю, и неотличимый от других в обмундировании Робокопа флик с осторожностью поднял его.
Завтра беженцы снова примутся за свое. А флики будут наготове. Этот бег по кругу длился уже больше года.
Из лежащей на боку кабины через ветровое стекло, половина которого рассыпалась по капоту, выбрался водитель. Едва не раздавленный им Кортекс схватил его за воротник и отшвырнул в сторону.
Тени мигрантов удалялись, а один юный пакистанец лет пятнадцати оставался возле потерпевшего аварию грузовика, по другую сторону огненного заграждения, как будто что-то делало для него невозможным покинуть это место, и сквозь туман буквально ощупывал глазами задние двери прицепа.
Когда шофер оказался в безопасности, Бастьен и Пассаро вскарабкались сзади на прицеп. Если кому-то из мигрантов пришло в голову забраться туда, он, возможно, ранен. Полицейские с трудом проникли внутрь и перелезли через высокие коробки с электромонтажным оборудованием или с тем, что от него осталось после жестокого столкновения.
Фонарик Бастьена обшарил тесное пространство и остановился на безжизненном теле. Голова была размозжена тяжелым холодильником. Пассаро и Миллер молча смотрели на тело.
Когда несколько минут спустя пожарные извлекли труп, Бастьен встретился взглядом с юным пакистанцем. Увидев тело, подросток рухнул на колени, как будто лишившись сил. Кого он потерял — отца, брата, друга? Бастьен подошел к нему, но тот в испуге вскочил на ноги и бросился догонять последних убегающих мигрантов. По обе стороны автомобилей рот безопасности кое-кого из фликов рвало от слезоточивого газа, а другие пытались облегчить резь в глазах обеззараживающим спреем. Забыв о боли, Бастьен решительно направился к водителю грузовика, сидевшему на земле под наблюдением Кортекса.
— Сейчас час тридцать две ночи. Помещаю вас под стражу по обвинению в непредумышленном убийстве и в угрозе жизни другого человека, — сказал он водителю, взглянув на часы. — Кортекс, наденьте на него наручники и грузите в машину.
— Слушаюсь, лейтенант.

 

Достаточно низко над ними пролетел вертолет, развеяв наконец пропеллером слезоточивый газ и дым, которые рассеялись концентрическими завитками. Спринтер направил бортовой прожектор на членов своей команды, находящихся в тридцати метрах под ним.
— ББП-четыреста, вертолет, для ББП. Все в порядке?
Пассаро схватил рацию.
— Один труп у… — Он не смог выговорить слово «зомби». — Один погибший мигрант, — ему удалось овладеть собой.
Новость была встречена коротким почтительным молчанием, и только ветер, поднятый лопастями вертолета, хлопал оставшимся приоткрытым мешком для трупов.
— А у наших? Раненые?
— Кортекса чуть не размазало по шоссе, но вовремя подоспел лейтенант.
— Тогда спасибо лейтенанту, — заключил Спринтер.
* * *
Бросив заляпанное кровью и провонявшее слезоточивым газом шмотье в стиральную машину, Пассаро почти полчаса простоял под душем, растирая кожу так сильно, как только мог. Он смывал стыд с таким остервенением, как будто это было пятно. А проходя мимо зеркала в ванной, со стыдом опустил глаза.
Он увидел свою повседневную жизнь глазами Миллера, взглядом ребенка, и все его доводы, оправдания и убеждения рухнули.
Он прошел по темной и тихой в это ночное время квартире, неслышно лег на кровать поверх одеяла. Эрика спала. На мгновение сквозь раздвинутые ставни комнату осветили автомобильные фары. Он почувствовал ком в горле. Как это часто бывало, попытался справиться с собой. Но на сей раз было слишком много шума и слишком много неистовства. Он тихонько заплакал, и Эрика открыла глаза. Все считали, что Пассаро обладает незыблемой стойкостью, но жена знала его слабые места. Ей было невыносимо видеть мужа плачущим с крепко сжатыми кулаками, как будто он должен держать на своих плечах всю тяжесть мироздания. Она села и обняла его. Своего мужчину.
— Я с тобой…
Он тоже изо всех сил обхватил ее руками и спрятал лицо у нее на плече.
— Под конец жизни придется пересмотреть все, что нам довелось делать, — прошептал он. — И боюсь, тогда я это возненавижу.
Эрика закусила губу, чтобы тоже не разрыдаться.
Назад: 26
Дальше: 28