Адам не спал трое суток. И всего по нескольку часов за ночь в течение целой недели. Шофер грузовика, которого ему удалось уговорить на парковке зоны отдыха на немецкой трассе при выезде из Мангейма, прежде чем рвануть прямиком в Дюнкерк, за триста евро посадил его в кузов своей машины между коробками с аудиотехникой и поддонами с консервными банками. Однако отказался въезжать во Францию с нелегальным пассажиром на борту. Он высадил Адама в какой-то бельгийской дыре под названием Абель, и тот, следуя указаниям GPS в своем мобильнике, пешком преодолел последние шестьдесят километров, отделявших его от Кале.

Прибыв среди ночи с рюкзаком в центр города, он не нашел никого, чтобы спросить дорогу. Из опасений, что его выдадут, Адам, возможно, и не решился бы это сделать, поскольку не знал, как в Кале относятся к иностранцам и каков уровень взаимопонимания между жителями города и полицией. В слабой надежде он включил на телефоне приложение Google Maps и ввел «Джунгли» как обыкновенный адрес. И «Гугл» ответил ему: «„Джунгли“ Кале, лагерь беженцев, в 4,3 км от вашего местонахождения, 4,5/5 звезд, улица Гаренн, 2123». Он даже не удивился тому, как это можно отметить лагерь беженцев, будто это ресторан или отель, и из последних сил пошел дальше, следуя проложенному красной линией на карте маршруту. Он оставил позади город, миновал мирные особняки и на пустынном проспекте заметил группу из десятка молодых африканцев. Чтобы нагнать их, он ускорил шаг.

— Jungle? — по-английски спросил он.

— Jungle, — раздался усталый голос.

Тогда Адам решился закрыть навигатор и последовать за ними на расстоянии нескольких метров.

Когда около четырех часов утра он прибыл на место, лагерь еще спал. При свете почти полной луны он различил тысячи палаток, вырисовывающихся в бледной ночи, словно в театре теней. Где-то там спали Нора и Майя.

Он только что преодолел немыслимое расстояние. Почти шесть тысяч километров. Он поставил тяжеленный рюкзак под дерево и сел на песок, прислонившись спиной к стволу. У него дрожали ноги, напряженные мышцы теперь, в состоянии отдыха, отдавались судорогой по всему его телу, и совершенно неожиданно для себя он залился слезами. При этом именно сейчас Адам был счастлив до безумия. Сквозь слезы он начал смеяться, и ему все никак не удавалось остановиться.

Он позволил себе в течение нескольких минут созерцать небо с тем самым расположением звезд, какое он еще в Сирии показывал Майе. Этого утешения, хоть и слабого, ему хватило, чтобы забыться. Потом он резко проснулся: солнце нагрело его кожу в этих «джунглях», теперь уже не черно-белых, а в цвете, возбужденных и бурлящих жизнью.

Адаму уже случалось видеть лагеря для перемещенных лиц. И немало, учитывая ситуацию в его стране. Но привычка не делает кожу толще. Он, кстати, заходил в Интернет, чтобы подготовиться к прибытию в «Джунгли», и все же рассчитывал на более гуманный прием от такой страны, как Франция. Казалось, здесь, вдали от посторонних глаз, все эти люди, сидящие утром перед бесчисленными кострами, распространявшими запах сухой горелой древесины, предоставлены самим себе, заброшены.

Он мог бы, переходя от одной группы к другой, выкрикивать имена жены и дочери, бродить по сотням этих извивающихся между палатками песчаных улочек; но перед ним был настоящий город, непроницаемый для того, кто не знает его кодов, где можно безрезультатно провести неделю. Поэтому, как человек военный, он никуда не пошел, просто поднялся на небольшую дюну возле дерева в ста метрах от главного входа и принялся искать глазами кого-то, напоминающего хоть какое-нибудь начальство.

Старый белый автомобиль с длинной наклейкой «Care4Calais» на дверцах въехал в лагерь и направился по разбитой, но асфальтированной дороге, идущей вдоль всей северной части поселения. Когда он остановился, к нему подошли полтора десятка человек в разномастной, грязной и изношенной одежде. Они мгновенно окружили вышедшую из машины женщину, которую их приближение не взволновало и не встревожило. Ее широкая улыбка, пожалуй, даже выражала определенную уверенность. Адам видел, как она спокойно отвечает на вопросы, задаваемые ей на дурном английском с самыми разными акцентами. Круглые очочки, легкая полнота и зеленая футболка с расползающейся на ее большой груди надписью «Care4Calais». Похоже, она здесь в своей стихии. Вот от нее-то он все и узнает.

Адам передал ей фотографию, которую на протяжении всего своего путешествия бережно хранил в бумажнике. То, что он впервые расстается со снимком, встревожило его, поэтому он не спускал с фотографии глаз, будто ее могли украсть.

— When? — повторила молодая женщина.

— Я вам уже сказал, что говорю по-французски, — с раздражением заметил он.

— Значит, когда? — переспросила она по-французски.

— Они должны были прибыть как минимум неделю назад.

— Если они здесь, мы найдем их в лагере для женщин. Подождите, сейчас я запишу имена, и мы вместе проверим.

Она достала блокнот, и Адам медленно продиктовал по буквам:

— Саркис. Нора и Майя Саркис. Моя жена и моя дочь.

Она старательно записала заглавными буквами, а потом махнула рукой на свою белую колымагу.

— Для вас не будет оскорбительно сесть в машину, которую ведет женщина?

С опущенными стеклами они на черепашьей скорости проехали километр по дороге, шедшей по всему периметру лагеря. Беженцы постоянно здоровались с молодой женщиной, и одного ее присутствия было достаточно, чтобы вызвать улыбку на их изнуренных лицах. Одни, с мачете на плече, несли дрова, другие канистры с водой, еще кто-то — большие котелки с рисом. Ей пришлось нажать на клаксон, чтобы разогнать игроков в футбол, оккупировавших дорогу как единственное более или менее ровное место в лагере. Казалось, никто уже не обращает внимания ни на ряд осаждаемых собаками и кишащих крысами, заполненных до краев контейнеров с отходами, ни на череду временных туалетных кабинок, из-под запертых дверей которых сочилась коричневая жижа.

Ребятня, молодежь, взрослые. Только мужчины. Бедность. Нищета. И при этом достоинство. Никакой печали.

Прибыв из самых отдаленных и самых жестоких краев, они оседали здесь пеной африканских и средневосточных конфликтов.

В конце дороги машина остановилась перед решеткой, окружавшей парк с редкими деревьями, в котором, впрочем, не было выстроено ни одного случайного жилища. Бараки для женщин были явно защищены от остального лагеря, что придало Адаму уверенности. Его спутница извлекла из багажника увесистый полотняный мешок и пригласила своего подопечного следовать за ней. Подойдя к будке контроля, она опустила мешок на землю и обратилась к сторожу в такой же зеленой футболке, как у нее. Этого плешивого старика с косичкой легко можно было бы представить где-нибудь в коммуне Ларзак.

— Привет, Антуан!

— Миру мир, Жюли.

— Нижнее белье. Трусики и бюстгальтеры, — сообщила она. — Подарки от общества «Католическая помощь». На заднем сиденье у меня еще целая куча гигиенических салфеток. — Затем она вырвала из блокнота листок и, прежде чем продолжить, протянула его Адаму. — А это Хаким. Он ищет жену и дочку.

Адам не стал ее поправлять и подошел к караульному, а молодая женщина вернулась к машине. Фотография перешла из рук в руки.

— Do you have the name? — наконец спросил Антуан после долгой паузы.

— Я говорю по-французски, — уточнил Адам.

— Не стану скрывать, что меня это устраивает, английский у меня говенный. Мне нужны имена. А потом мы пойдем и спросим у них, хотят они тебя видеть или нет.

— Это моя семья.

— Вот именно. Случается, они сбегают.

Адам протянул ему листок из блокнота Жюли.

— У нас тут не информатизировано, потребуется какое-то время.

— Информатизировано?

— Я думал, ты говоришь по-французски, — удивился сторож-хиппи. — Не внесено в компьютер, мне придется рыться в журнале регистрации, строчка за строчкой, так что, будь добр, не стой над душой.

— Я могу искать вместе с вами?

— Нет, но ты можешь прийти через час.

Антуан, на которого Адам возлагал всю свою надежду, притягивал к себе, как магнитом, и Адам присел в двух метрах от охранника, изо всех сил стараясь не смотреть на старика, но все же подстерегая момент, когда тот найдет в списке имена Норы и Майи и его лицо немного прояснится. Однако через сорок пять минут древний хиппарь перевернул последнюю страницу и закрыл журнал регистрации. Адам никак не мог удовлетвориться этим.

— Умоляю, посмотрите еще раз.

Антуан потер глаза и понял, что тот ни за что не отстанет, пока сам не убедится. Как всякий муж, как всякий отец. Он подтолкнул журнал к Адаму.

— В любом случае, если я их не найду, ты заставишь меня читать в третий раз.

Когда Адам в свою очередь дошел почти до конца списка, он готов был читать его снова в обратном порядке. Старик смотрел на просителя с растущим сочувствием.

— Она пробовала тебе позвонить?

— У меня были проблемы. Мне пришлось сменить номер.

— Ну а сам-то ты с ней связывался?

— Когда я говорил с ней в последний раз, она была в Ливии, — ответил Адам, не отрывая глаз от списка. — Как раз перед тем, как плыть через Средиземное море. А с тех пор — ничего.

Это воспоминание лишило Адама сил, и подступившее головокружение вынудило его сесть. Старик на мгновение покинул свою будку и подошел к нему, скручивая себе сигаретку.

— Знаешь, Хаким, не бывает двух одинаковых путешествий. Здесь у меня было время понять это, потому что рано или поздно все они рассказывают мне свою историю. Одним хватает недели, чтобы прибыть сюда, другие, если добираются от Африканского Рога, — тратят на дорогу многие месяцы. Тебе надо запастись терпением. А мобильники… все завязано на эти поганые аппараты. Они ломаются, в них попадает вода или набивается песок, их продают, отдают, берут в долг, воруют. Это одно из самых желанных сокровищ. Есть тысяча причин, по которым она не смогла тебе ответить.

В мозгу Адама вырисовалась усеянная пятьюстами миллионами жителей карта Европы. Чувствуя ком в горле, он перевернул последнюю страницу и закрыл журнал. Его сердце и душа рвались в клочья, только тело еще держалось.

— Они могли попасть в беду или затеряться в Германии, Бельгии или Италии, и я ничего о них не узнаю. Что же мне делать?

— Если ваше место встречи здесь, ты не можешь делать ничего другого, только ждать. Ты заперт в «Джунглях», Хаким.

— Меня зовут Адам.

— И когда же ты прибыл, Адам?

— Сегодня ночью.

Делая последнюю затяжку, старик обжег пальцы.

— Иди за мной. Найдем тебе палатку и спальный мешок. С остальным разбирайся сам.

Следуя за сторожем, Адам много раз оглядывался на решетку, защищавшую женское поселение, будто Нора или Майя в этот самый момент могли вдруг выйти оттуда. Он представлял, как бежит им навстречу. Гладит дочку по волосам, обнимает жену, словно они одни в целом свете, почти до боли сжимает их в своих объятьях.

— Не беспокойся, Адам. Я сохранил бумажку с именами. Я постараюсь. Ты только сообщи, где устроился. В любом случае ты будешь приходить каждый день, я уж знаю.

«Не ты первый», — хотел было добавить старик.