Той ночью Иммануэль не вернулась в темницу. Когда судебный процесс завершился, ее передали на руки женам пророка, и те переправили ее по темени обратно в Обитель, а там отвели в изолированные покои, где она должна была оставаться до церемонии печати.

Комната принадлежала Лии. Иммануэль чуть не рассмеялась от такой иронии судьбы, когда увидела ее имя, краской написанное на планке двери. Сейчас комната была обставлена скудно, от Лии не осталось и следа. Большая железная кровать. Рядом – столик, на котором располагались таз, кувшин и карманный экземпляр Священного Писания. Над кроватью – зарешеченное окно, запертое висячим замком. Свеча на тумбочке у двери дрожала, отбрасывая на стены длинные тени.

Иммануэль скинула с себя изодранное платье и швырнула его в угол спальни. Достала свежую ночную сорочку из сундука в изножье кровати. Она забралась в постель, совершенно выбитая из сил, и натянула одеяло до подбородка.

Она закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на вой, эхом разносящийся в клубящемся снаружи мраке. Эта тьма была живой и разумной, и, как Темный Лес, она говорила с ней, шепча что-то в оконные стекла, выманивая в черноту. Иммануэль почти хотелось поддаться искушению забыть все ужасы, которые ожидали ее впереди – покаяние, ритуальный нож, брачное ложе пророка. Позволить тьме обратить их в ничто. Когда Иммануэль сможет повелевать энергией бедствий, возможно, она так и поступит. Призовет вечную ночь и утопит во мраке все на своем пути. Ее даже пугало то, как сильно ей нравилась эта мысль, как велик был соблазн воплотить ее в реальность.

Скрип открывающейся двери вывел Иммануэль из лабиринта ее мыслей. Не успела она сесть в постели, как в комнату проскользнула Эстер Чемберс.

Мать Эзры была одета в длинную ночную сорочку цвета тумана и халат. Ее волосы, собранные на макушке, были заколоты двумя золотыми гребешками. Когда она ступила в ореол света масляной лампы, Иммануэль сразу отметила бледность ее кожи и бесцветные губы.

– Они сожгут моего сына, – сказала она. – Они отправят его на костер.

Иммануэль начала ей отвечать, но Эстер перебила ее.

– Они обвинили его в заговоре и измене церкви.

– Мне очень жаль, – прошептала Иммануэль.

– Мне не нужны твои сожаления, – сказала она резким и высоким, как струна арфы, голосом. – Знай одно: если ты позволишь моему мальчику умереть, расплачиваясь за твои грехи, я сделаю все, чтобы ты отправилась следом за ним.

Иммануэль готова была сгореть со стыда.

– Эзра не умрет. Пророк мне сказал, что его помилуют. Он дал мне слово.

– Его слова ничего не значат, – желчно ответила Эстер. – Меньше, чем ничего. Но я не хочу ничего слышать о пустых надеждах и обещаниях. Я хочу услышать, как ты будешь спасать моего сына. Как ты его вызволишь?

Иммануэль действовала очень и очень осторожно, стараясь сохранить в секрете все до последней детали своего плана. Она никому ни словом не обмолвилась о своем намерении нанести обращающий сигил и прилежно исполняла роль кроткой и сломленной молодой невесты. Но когда Эстер стояла перед ней с таким разбитым и испуганным видом, совесть не позволила ей промолчать и не дать женщине намек, достаточный, чтобы она понимала, что Эзра не остался один.

– Я знаю, как его освободить – после моей церемонии. Но для этого мне понадобится ваша помощь.

Эстер оглянулась через плечо и взглянула на дверь. Она заговорила снова, на этот раз шепотом.

– Что от меня требуется?

– Скажите мне, где его держат. Мне нужно увидеть его сегодня, до вынесения приговора, чтобы, когда придет время, он был готов.

– Эзра в библиотеке, с дочерью Лии. Двери будут не заперты, но коридоры патрулируют двое стражников. Я могу отвлечь их, выиграть тебе немного времени.

– Это все, о чем я прошу.

Иммануэль дождалась, пока стихнет эхо шагов Эстер, после чего на цыпочках прокралась к выходу из спальни, накинула на плечи шаль и выскользнула в коридор. Сперва ей показалось странным, что дверь не запиралась на засов, тем более, что всего несколько часов назад она была цепями прикована к стене темницы, но потом Иммануэль вспомнила, что больше не является пленницей. Теперь она стала призовым агнцем, ценным артефактом, новой невестой пророка.

Да и потом, пророк прекрасно знал, что она не сбежит. Она связала себя с Обителью своим обещанием – обещанием пророку, пастве, Эзре. Время бегства осталось в прошлом. Все, что нужно было закончить, будет закончено в Вефиле.

Босиком Иммануэль шагала по главному коридору Обители, стараясь держаться теней. Когда она проходила мимо окон, темнота бросалась ей навстречу, угрожая разбить стекла и затопить все внутри. Она пыталась не обращать на тьму внимания, но ее зов гудел в голове, как колокольный звон, и она физически ощущала эту тягу в глубине своего чрева, подталкивающую ее в ночь.

Преодолев половину коридора, она остановилась перед высоким витражным окном и всмотрелась в тьму.

– Чего ты хочешь от меня?

Услышав ее голос, тьма заколыхалась, точно толща воды, пошла рябью и удвоилась, как бы проваливаясь внутрь себя. Иммануэль поднесла пальцы к окну и коснулась холодного стекла. Тени поднялись ей навстречу, и в них она увидела неожиданное отражение. У девушки, глядящей на нее оттуда, были ее черты: те же темные глаза и пухлые губы, крепкий нос и острый подбородок, но каждая деталь была подчеркнута, каждая линия – утончена. Девушка была красива и пленительна, и в том, как она стояла, расправив плечи и вздернув подбородок, читались сила и непреклонность. И нечто в ее взгляде придавало ей что-то… большее. Девушка во тьме воплощала в себе все, чем Иммануэль только мечтала стать.

Она прижалась ладонью к ладони Иммануэль, и теперь их не разделяло ничего, кроме стекла. Иммануэль шагнула ближе к окну, и девушка во тьме почти кокетливо указала ей на оконную задвижку. Иммануэль потянулась к задвижке, и девушка вплотную прижалась к окну, так что ее губы слегка касались стекла.

Иммануэль опустила железную ручку, и окно распахнулось. Порыв зимнего ветра ворвался в коридор, задув лампы и свечи. Ночь затекла в открытое окно, и коридор погрузился во тьму.

Вдалеке послышались шаги. Голос:

– Кто здесь?

Повернувшись спиной к тьме, Иммануэль бросилась бежать, подальше от стражников, коридора и девушки, обитающей во мраке ночи.

Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы найти старый собор, где находилась библиотека. Легко ступая по холодному каменному полу, она выглянула в коридор из-за угла, чтобы убедиться, что двери никто не охраняет. Коридор был пуст.

Вздохнув с облегчением, Иммануэль пошла вперед. Она была уже на полпути к входу в библиотеку, когда услышала за спиной шаги. Обернувшись, она увидела перед собой стражника с длинным клинком, заткнутым за пояс. Он смотрел на нее в упор.

– Спокойно, – сказал он. Когда он вышел под свет факелов, Иммануэль узнала в нем одного из стражников, которые сопровождали ее по дороге в Вефиль. Единственный из всех, кто относился к ней с толикой доброты. Он перевел взгляд с нее на двери библиотеки и обратно. Затем тихим, поторапливающим шепотом сказал: – Иди.

– Спасибо, – выдавила она, запинаясь.

Он даже не представлял себе, как сильно она была благодарна ему за этот акт милосердия. Она повернулась к дверям библиотеки и скользнула в темноту.

– Эзра? – шепнула она в темноту. – Ты здесь?

Послышался скрежет железа по камню – кандалы заскользили по плитке.

– Иммануэль?

Она пошла на звук его голоса, лавируя между книжными шкафами, спотыкаясь о рассыпанные по полу книги.

– Да, это я.

А потом он оказался рядом, обнимая ее, и она обнимала его в ответ. Они долго стояли так и молчали, не отпуская друг друга. Ладони Эзры скользили по ее спине, и линии его тела совпадали с ее, словно образуя целое.

– Ты ранен? – в конце концов тихо спросила ему в плечо Иммануэль.

– Нет, – ответил он, и Иммануэль поняла, что он лжет.

Ничего не было видно, но она бережно приподняла край его рубахи. Под тканью она наткнулась на бинты, перетягивающие его живот и грудную клетку. Бинты оказались влажными на ощупь, и когда она прикоснулась к ним, он зашипел.

Она шумно втянула воздух.

– Эзра.

– Хорошо, – сдался он и слабо захрипел. – Не исключено, что мне пришлось поймать собой парочку пуль, но я в порядке. А ты?

– Со мной все хорошо.

Если откровенно, то в первую ночь покаяния ей пришлось перенести сильные побои, и впоследствии по ней несколько раз проходились плетью, но она не стала беспокоить его такими мелочами. Не сейчас, когда он казался таким слабым, таким хрупким в ее объятиях.

– Зачем ты пришла?

Он не знал, догадалась она. Да и откуда ему было знать? Его ведь не было в соборе. Он не слышал ее последней исповеди.

– Сегодня мне вынесли приговор, – шепотом начала она. – Пророк постановил освободить меня.

– Как такое возможно? Меня еще даже не судили.

– Слушай меня внимательно, – Иммануэль взяла обе его руки в свои. – По поводу твоего приговора. Ты должен перед всеми покаяться в своих грехах. Поклянись, что сделаешь это.

– Я тебя не понимаю.

Она услышала эхо шагов вдалеке и машинально пригнулась, прячась за ближайшим книжным шкафом.

– Я заключила сделку с твоим отцом.

– Какую еще сделку, Иммануэль? – спросил Эзра, напрягшись. – Что ты наделала?

– Я согласилась стать его женой, ради спасения твоей и моей жизни, – сказала она, и слова оставили горький вкус у нее во рту. – В будущую субботу я приму его печать.

– Нет.

Эзра до боли стиснул ее пальцы своими, и в его голосе звучало такое отвращение – и ярость, – что Иммануэль невольно отпрянула.

– Выбор стоял между пророком и костром, – поспешила объясниться Иммануэль. – Он сказал, что сохранит тебе жизнь, если я выйду за него замуж, и я согласилась – мне нужно было выиграть время, нужно было спасти тебя.

– Он солгал, – произнес Эзра так тихо, что его слова были едва слышны. – Я заключил с ним точно такую же сделку. Он сказал, если я признаю свою вину, он позаботится о том, чтобы тебе сохранили жизнь, и отпустит тебя на волю.

Выходит, пророк лгал им обоим. На самом деле его не интересовали ничьи жертвы – ни ее, ни Эзры. Пророк утверждал, что исполняет Отцову волю, но на самом деле он думал только о власти. Власти очищать, карать, контролировать. Это единственное, что его заботило.

– Иммануэль, не делай этого, – взмолился Эзра. – Он причинит тебе боль. Он раздавит тебя, как давил всех остальных.

Она закрыла глаза, и в этот момент увидела проблески той роковой ночи, когда пророк поднял руку на ее мать, а ее мать подняла руку на него.

– Он больше не тронет ни меня, ни тебя, ни кого-либо еще. Мы отыщем способ остановить его, и прекратить все это, но ты мне нужен живым и здоровым, мне нужно, чтобы ты был рядом, иначе я не справлюсь.

– Это чистой воды безумие, – сказал Эзра. – Неужели недостаточно просто спастись самим? Ты уже однажды проходила через ворота, мы можем сделать это снова. Мы можем бежать сегодня же. Я знаю, как покинуть Обитель тайными коридорами. Если ты сможешь снять с меня эти цепи, мы выберемся прежде, чем нас успеют хватиться. А отсюда мы пойдем своей дорогой.

Иммануэль позволила себе задуматься над его словами. Она вообразила, как покидает Вефиль, закрывая глаза на все его беды, убегает вместе с Эзрой и за воротами города начинает новую жизнь. Это была приятная мечта, но не более того – в этом Иммануэль не сомневалась ни капли. Она отказывалась проживать свою жизнь в бегах.

– Спасения нас самих недостаточно, – твердо сказала Иммануэль. – В Вефиле есть люди кроме нас, которые тоже страдают, и они заслуживают лучшей участи. Мы должны им помочь. Им всем.

В ответ на это Эзра долго молчал. И наконец спросил:

– И ты вот так запросто пойдешь на это? Отдашь свое тело в пользование тирану?

– Да. Именно это я и сделаю. А потом, после того, как приму печать, я покончу со всеми бедствиями раз и навсегда.

– Каким образом?

Иммануэль подумала про сигил, про жертву, которую ей придется принести, чтобы воспользоваться его силой.

– Лучше тебе не знать. Тогда, если тебя вдруг станут допрашивать, ты можешь честно сказать, что тебе ни о чем не известно.

Эзра вздохнул и прижался лбом к ее лбу. Иммануэль вдруг отчетливо осознала, что они впервые находились в такой близи друг от друга. Но все время, пока они стояли, обнявшись, в темной библиотеке, она могла думать только о том, как бы ей хотелось, чтобы он был еще ближе.

– Мне это совсем не нравится, – сказал Эзра, щекоча ее теплом своего дыхания. – Мне не нравится, что я сижу тут в цепях. Что не могу тебе ничем помочь. Что я буду торчать в этих кандалах, когда он будет ставить на тебе свое клеймо.

– Что сделано, то сделано, – прошептала Иммануэль. – На этот раз позволь мне помочь тебе. Дай мне побороться за тебя.

Эзра не ответил, только убрал руки с ее талии. Его пальцы нашли ее лицо, скулу, скользнули вниз по линии челюсти, в мягкую ямочку на подбородке. Он провел кончиком пальца по ее нижней губе, а затем наклонился ближе. Он оставил один поцелуй на ее верхней губе, и второй на нижней.

И сказал:

– Хорошо.