Иммануэль нашла Эзру у ворот, выходивших к восточным пастбищам. Он стоял рядом с тополем, под сенью которого немногим ранее читал книгу. Здоровой рукой он держал под узду высокого черного скакуна, а раненой – сжимал влажную от крови тряпку, чтобы остановить кровотечение.

– Почему так долго? – недовольно поинтересовался он.

Иммануэль заставила себя оторвать взгляд от его руки.

– Твоя очаровательная госпожа перехватила меня в коридоре. Ей приспичило пообщаться.

– Джудит?

– Да, Джудит, – вдруг вспылила Иммануэль. – А что, всех уже и не упомнишь?

Эзра нахмурился. Он протянул ей здоровую руку и кивнул на телегу.

– Залезай. Отвезу тебя домой.

Иммануэль не сошла с места.

– Что вас с ней связывает?

– Что?

– Тебя и Джудит. Что вас связывает?

– Ничего не связывает.

Иммануэль с трудом сдержалась, чтобы не скрестить руки на груди.

– Я видела, как вы целовались, и не было похоже, что это случилось в первый раз.

Эзра крепче стиснул тряпку, и у него на скулах заходили желваки.

– Нет, не в первый. Но в последний.

Иммануэль знала, что ей пора прикусить язык и оставить в покое Эзру со всеми его грехами. Но потом она вспомнила об этом странном, ухмыляющемся мужчине в коридоре, и о выражении ужаса, застывшем на лице Джудит, когда та шла ему навстречу. Ярость переполнила ее, и слова вырвались наружу прежде, чем она успела себя остановить.

– Зачем вообще было начинать? Девушек сжигали на кострах и за меньшие грехи, чем те, что вы совершали вместе. Мой родной отец сгорел за меньшие преступления.

Во всяком случае, у Эзры хватило совести устыдиться.

– Иммануэль…

– Ты знал, чем это грозит. Ты не мог не знать.

– Знал. Мы оба знали.

– Тогда зачем? – спросила она и указала на его руку. – Зачем рисковать всем?

– Ты не поймешь.

На ум Иммануэль невольно пришли мысли об отце. Она представила их тайные встречи с ее матерью – такие же, как встречи Эзры с Джудит. Она подумала обо всем, что они поставили на кон друг ради друга: свое счастье, свою веру, любую мало-мальскую надежду на будущее.

– Ты прав, – сухо отозвалась Иммануэль. – Мне никогда не понять, как люди могут сознательно причинять боль тем, кого якобы любят.

– Я не люблю Джудит, и она не любит меня. Это не любовь. Это другое.

– Со стороны выглядело иначе.

– Что ж, не всегда все обстоит так, как выглядит со стороны, – протянул он устало. – Знаешь, Иммануэль, если ты искала историю о любви, утрате и разбитом сердце, взяла бы книгу из библиотеки. Между нами с Джудит не было ничего подобного.

– Тогда вообще чего все это ради?

– Закроем эту тему, – он кивнул в сторону повозки. – Поехали.

– Я пойду пешком.

– Нет, не пойдешь, – возразил Эзра и отвернулся, начиная запрягать коня в телегу. Он возился с пряжками, морщась каждый раз, когда приходилось орудовать раненой рукой. – Слушай, я ответил на все твои вопросы, на какие только мог ответить. Я солгал отцу, чтобы провести тебя в библиотеку, нарушив по меньшей мере половину параграфов Вефильских Предписаний. Поэтому, если ты будешь так любезна и позволишь мне проводить тебя домой, я буду тебе за это очень признателен. Тебя устраивает такой вариант или ты предпочтешь, чтобы я встал на колени?

Она обогнула его стороной.

– Я предпочту пройтись пешком.

– Черт тебя дери, Иммануэль!

Она молниеносно развернулась к нему, глубоко взрыв землю каблуками.

– Какие грязные выражения для сына пророка!

– Это грязный мир, – парировал он. – Именно поэтому я бы очень хотел, чтобы ты позволила мне проводить тебя домой.

В высокой траве тихо подвывал ветер.

Иммануэль снова скосила взгляд на руку Эзры. Тряпка в его кулаке почти насквозь пропиталась кровью, и хотя он сохранял невозмутимое выражение лица, Иммануэль понимала, как ему должно быть больно. Еще бы, с такой-то раной. И это не говоря уже о ранах куда более глубоких – невидимых ранах, которые нельзя залечить бинтами и мазями.

– Дело в твоем отце? – тихо спросила она.

Эзра не смотрел на нее, но его пальцы крепче сжали тряпку.

– Залезай в телегу. Солнце скоро сядет.

– Ты не ответил на мой вопрос о вас с Джудит.

– И не собираюсь, – он похлопал ладонью по сиденью. – Лезь. Быстрее.

– Ответь, и я подумаю.

Эзра плотно сжал челюсти, и на долю секунды Иммануэль подумалось, что они оба так и останутся стоять там как вкопанные, пока на смену ночи не придет рассвет, и у них не отнимутся ноги. Однако, к ее удивлению, Эзра сдался первым.

– Люди совершают глупые, безрассудные поступки, когда отчаянно пытаются убежать от себя, – он вздохнул и повесил голову. – Как бы некрасиво это ни звучало, правда иногда такова.

С минуту Иммануэль молча изучала его. А потом забралась в повозку.

Какое-то время они ехали в тишине. Пока миновали Святые Земли, закат растворился в ночи, а между деревьями протянулись тени. На подъезде к Перелесью Иммануэль достала из кармана сумки рулон бинтов. Поддавшись на уговоры, Эзра позволил ей взять его руку и убрать тряпку с раны. Порез выглядел жутко и был таким глубоким, что требовались швы, но Иммануэль постаралась наложить бинты потуже, очень стараясь остановить кровотечение. Ухаживая за раной, она думала об иронии судьбы. Каких-то несколько недель назад она и сама залечивала похожую рану. Возможно, у них с Эзрой было больше общего, чем ей казалось. Не в этом ли крылась причина дружбы, которая, как ей казалось, зарождалась между ними? В их общей боли?

Холодный, пронизывающий ветер налетел с севера и пронесся по кронам деревьев. Конь, встрепенувшись, дернулся в сторону, и Эзре пришлось натянуть поводья и успокаивать животное, перекрикивая рев ветра.

Иммануэль повела плечами и вцепилась в край сиденья. Эзра, не отрывая глаз от далекой темноты, убрал одну руку с поводьев и потянулся в кузов повозки, извлекая оттуда одеяло.

– Держи.

– Спасибо, – отозвалась она, по плечи кутаясь в одеяло.

– Не стоит благодарности.

– И все-таки.

Дорога до Перелесья заворачивала на восток, пересекая самое сердце Вефиля. Когда они в очередной раз приблизились к опушке Темного Леса, чары этого места как будто окрепли. Иммануэль задумалась, возможно ли, что Отцова сила взывает к Эзре так же, как взывает к ней лес? И в то время, как ее тянет к тьме, его тянет к свету?

Эзра взглянул на нее краешком глаза.

– Что такое?

Она вспыхнула, смущенная тем, что он заметил ее пристальный взгляд.

– Да ничего, просто… короче, мне стало интересно…

Он усмехнулся, явно забавляясь ее лепетом.

– Рассказывай.

– Ты всегда чувствовал, что пророчество – твое призвание?

Эзра отрицательно покачал головой.

– Я никогда не хотел быть преемником. Я хотел путешествовать, хотел покинуть пределы города.

– Но зачем?

– Потому что мир не заканчивается одним Вефилем. Дикие леса не бесконечны. За ними есть жизнь. Непременно должна быть.

– Ты имеешь в виду языческие города?

– Можно и так их назвать. Но до того, как Форд построил стену, эти языческие города были нашими союзниками.

– Но это было много веков назад.

– Знаю, – сказал Эзра, не сводя глаз с горизонта. – Поэтому я и хотел уехать – разобраться в том, что случилось, выяснить, одни ли мы здесь.

Она непонимающе нахмурилась. На правах преемника, Эзра был одним из немногих вефилян, кому дозволялось открывать Священные Врата и пропускать через них людей. По всему выходило, что если бы он действительно хотел покинуть Вефиль, то давно бы уже это сделал.

– Почему ты не можешь просто взять и уйти?

Вместо ответа Эзра вынул из кармана кинжал. Иммануэль отметила, что он еще не почистил лезвие, и то до сих пор было покрыто его запекшейся кровью.

– Мне было сказано, что мое место здесь.

Они снова замолчали. Когда они въехали в Перелесье, повозка, гремя колесами, покатилась по выбоинам и лужам крови. В непроглядной темноте не было видно ни зги, однако Иммануэль слышала тихое шуршание ветра в ветвях западного леса.

– Завтра можем подняться на соборную колокольню, – заявил Эзра, нарушая молчание. – Во второй половине дня у меня встреча с апостолами, но утром я свободен.

Его предложение удивило ее не только своей дерзостью, но и тем, что оно вообще прозвучало. Когда Эзра вскользь упомянул, что сводит ее на колокольню, Иммануэль ни на секунду даже в голову не пришло, что он собирался выполнить это обещание. И все же, как бы ни заинтриговало ее это приглашение, она отрицательно покачала головой.

– Я не могу.

– У тебя другие планы? – спросил Эзра, и у Иммануэль возникло странное ощущение, что за этим вопросом крылось что-то другое, что-то важное, хотя она и не могла точно сказать, что именно.

– Я иду в Темный Лес.

Как только признание вырвалось из нее, она задалась вопросом, что побудило ее сказать правду. Наверное, какая-то крохотная и безвольная частичка Иммануэль хотела произвести на Эзру впечатление… и она презирала себя за это.

Но, к ее удивлению, Эзра отреагировал на ее откровение относительно ровно.

– Я думал, ты боишься леса.

– Да, боюсь. Как боялся бы любой здравомыслящий человек, – ответила Иммануэль. И хотя это было правдой, она пришла к осознанию, что страх не являлся достаточным оправданием, чтобы не делать того, что сделать необходимо. Для Иммануэль, которая никогда не отличалась особой смелостью, это была странная мысль. Но за дни, прошедшие с начала кровавого бедствия, она начала по-своему набираться храбрости. Ей нравилось это чувство. – Есть вещи, которые должны быть сделаны, несмотря на то, пугают они меня или нет.

Эзра придвинулся к ней ближе, чуть запрокинув голову, и она видела по глазам, что он пытается разгадать ее, вытащить из нее правду.

– Что могло понадобиться такой девушке, как ты, в ведьмином лесу?

Лгать ему Иммануэль не видела смысла.

– Я хочу остановить кровь, – просто сказала она. – И мне кажется, я знаю, как это сделать.

Иммануэль ожидала, что он рассмеется, обратит ее слова в шутку, но ничего подобного не произошло.

– Встретимся на рассвете у колодца.

Настала ее очередь удивляться.

– Ты со мной никуда не пойдешь.

– Еще как пойду, – ответил Эзра, как будто речь шла об уже давно решенном деле. – Ни за что не позволю тебе идти в Темный Лес в одиночку.

– Но мужчинам опасно ходить по лесу, – сказала Иммануэль, припоминая байки, которые рассказывала ей в детстве Марта в предостережение о лесе и о живущем там зле. И она не раз упоминала, что в Темные Дни мужчины, осмелившиеся войти в лес, нередко возвращались оттуда, попав под чары лесного ковена и начисто лишившись рассудка.

– Досужие суеверия, – отмахнулся Эзра.

Когда-то Иммануэль и сама так думала, но это было до ее встречи с лесными ведьмами. Но теперь она знала, что Темный Лес таил в себе реальные опасности, и хотя она была готова рискнуть собственной жизнью, чтобы остановить бедствие, ею же начатое, она отказывалась рисковать еще и жизнью Эзры.

– Это слишком опасно. Поверь мне. К тому же, ты человек церкви, а лес особенно враждебен к вашей братии.

Он закатил глаза.

– Это ложь, придуманная язычниками в древние времена, чтобы не подпускать вефильских солдат к своим границам.

– Неправда. То, что ты не видел ужасов Темного Леса своими глазами, не значит, что они выдумка. Этот лес опасен, и если твоя жизнь тебе дорога, то лучше держись от него подальше.

Эзра собирался ей ответить, но тут конь громко заржал, и повозка так сильно накренилась вправо, что Иммануэль точно свалилась бы наземь, если бы Эзра не подхватил ее за талию.

Впереди, посередине дороги, стояла собака. Огромное, облезлое создание рычало, а в его глазах отражался свет фонарей, покачивавшихся на повозке. Собака клацнула на коня зубами – из ее пасти сочилась кровавая пена.

Эзра передал вожжи Иммануэль.

– Подержи их и не двигайся с места.

– Но твоя рука…

– Я в порядке.

Он повернулся к кузову повозки и достал из-под вороха сена ружье.

– Ты же не…

– У нее бешенство, – бросил он, спрыгивая с повозки.

Вскинув ружье, он двинулся к собаке. Та зарычала при его приближении, низко прижимаясь к земле.

Лошадь взбрыкнула, и Иммануэль дернула за поводья с такой силой, что чуть не ободрала ладони.

Эзра приложил ружье к плечу.

Пес бросился на него.

Темноту расколол хлопок пули, вырвавшейся из ствола. Собака пошатнулась на подкосившихся лапах и замертво рухнула на дорогу.

К горлу Иммануэль подступила горечь, но она подавила тошноту, когда Эзра вернулся на свое место и прислонил ружье к скамье. Он забрал поводья из ее дрожащих рук и дважды ими щелкнул, подгоняя лошадь, пока окровавленный труп собаки не остался позади. Ни он, ни Иммануэль не произнесли ни слова.

Еще через несколько минут их повозка проехала поворот и покатила по длинной ухабистой дороге, которая вела к землям Муров. Вдали замаячили огни ее дома, виднеясь сквозь колышущийся пырей.

Когда они подъехали, Эзра сказал:

– Ну так что, утром? На рассвете?

Иммануэль пробормотала какое-то ругательство себе под нос, но уступила, понимая, что спорить тут бесполезно.

– Будь на месте до восхода солнца. И винтовку свою захвати. Она может тебе пригодиться.

Эзра с самодовольным видом щелкнул поводьями.

– Встретимся у колодца.

Иммануэль кивнула. Но тут она кое-что вспомнила.

– Зачем твоему отцу понадобились имена?

– Что?

– В Обители пророк попросил тебя собрать имена всех женщин и девушек в Вефиле. Для чего?

Эзра не без колебаний ответил:

– Говорят, что проклятие может исходить только из уст женщины. Из уст ведьмы.

Проклятие. Вот оно что. Значит, правда вышла наружу.

– Так он считает, что это проклятие?

– Ну, уж точно не благословение, – сказал Эзра. – Как еще это можно назвать?

Иммануэль снова подумала про собор, про витраж, изображавший сожжение и истребление легионов Матери. Про девушку с кляпом во рту, закованную в колодки на рынке. Про толпы зевак и пылающие костры. Про Лию, недвижимо лежащую на алтаре, кровь, затекающую ей в уши, и клинок, поднесенный ко лбу. Про юных девушек, которых выдавали замуж за мужчин, годившихся им в дедушки. Про голодающих попрошаек с Окраин, ждущих подаяния у обочины. Про взгляд пророка, который ощупывал ее, задерживаясь там, где не должен был.

Иммануэль ответила на вопрос Эзры глухим шепотом:

– Наказание.