7
Я вылезаю из кровати еще до рассвета. Спалось неспокойно. В моей голове крутится огромное количество снов. В одном из них я видела обычную змею, которая ползла по Восточному рынку. Она была не больше речного ужа и ловко ползла между ногами людей. В другом сне похититель детей бродил по племенным землям. За его спиной шла целая группа детей, связанных одной веревкой. Затем мне приснился Руджек, который стоял на краю темного, как ночь, леса. За его спиной ярко мерцал глаз Ре’Мека. Во сне была какая-то связь между этими тремя сюжетами, но теперь мой разум словно затуманился.
Если я не потороплюсь, то не увижусь с отцом до того, как он уйдет в свой магазин. Я надеваю тунику и брюки цвета морской волны, которые хотела надеть вчера, и тихо несу сандалии, чтобы не разбудить дом. Терра выйдет из себя, когда увидит, что меня нет в восемь утра.
Солнце выглядывает из-за горизонта, когда я иду по длинному коридору. У нашей виллы есть круглый внутренний двор, где отец выращивает травы для кровяных снадобий. Одинаковые комнаты моих родителей расположены на другом конце особняка. У Тай и Нези есть свои собственные покои, а комната Терры расположена рядом с моей.
Мозаичные фигурки танцуют вдоль стены, крутясь, кружась и подпрыгивая, пытаясь не отстать от меня. Это – магия Мулани, одна из многих традиций племени моей матери. Арти никогда не посещает племенные земли, но наверняка она скучает по каким-то отдельным мелочам в ее жизни – отсюда и украшения. Я останавливаюсь, чтобы посмотреть на одного из танцоров, и он тоже останавливается. Когда я была маленькой, то прижимала руку к стене, чтобы почувствовать жужжание магии. Арти пыталась научить меня управлять танцорами, но я была не способна даже на это. Она уже тогда знала, что это значит. Даже сейчас, годы спустя, я до сих пор помню непроницаемое выражение лица моей матери в тот момент.
Оше присел на корточки у корней куста кенкилиба во дворе и запустил пальцы в землю.
– Ты рано встала, Маленькая Жрица, – говорит он, не поворачиваясь. – Не можешь уснуть?
После глубокого вдоха я говорю:
– Слишком много мыслей.
– Помоги собрать травы. – Он протягивает мне ножницы. – Поможет успокоить твой разум.
Отец срезает листья с куста, а я устраиваюсь перед зарослями спутанных лоз матай. Я обрываю маленькие красные бутоны, стараясь не уколоть пальцы об шипы. Он ничего не спрашивает. Отец спокойно наполняет маленький пакетик листьями. Внутренний двор – его святилище. Нези руководит уборкой садов вокруг поместья, но мой отец лично заботится о своих лекарственных травах.
– Вчера я получил в своем магазине приглашение. Насколько я знаю, ты ждала его. – Оше закончил срезать листья с куста кенкилиба и начал собирать семена с дерева ним. – Я даю тебе свое разрешение, но нам нужно убедить твою мать.
Я действительно хочу пойти на церемонию Руджека, но из всего, что не давало мне спать прошлой ночью, это беспокоит меня меньше всего.
– То, что она сделала вчера, было ужасно.
Отец морщится. Он говорит, что не хочет иметь ничего общего с политикой, поэтому эта тема редко обсуждается в нашем доме. Я давно поняла, что не политика вызывает у него отвращение – он не хочет разбираться в интригах моей матери.
– Это было жестоко, – говорю я, не в силах сдержаться. – Она устроила спектакль из трагедии с пропавшими детьми только для того, чтобы нанести удар визирю. Что за человек так поступает?
– Придержи язык, дочь моя, – говорит Оше, – прежде чем скажешь что-нибудь, о чем потом пожалеешь.
Я хватаю другую лозу так быстро, что раню палец о колючий стебель. Я подношу большой палец к губам, но останавливаюсь. Матай вызывает легкую сонливость в малых дозах и галлюцинации, если проглотить его в больших количествах. Мой отец одобрительно кивает, когда видит, что я все помню.
– Я не согласен с методами твоей матери, – говорит Оше, – но ее враждебность к визирю вполне логична. Добрым его точно не назовешь, дочь моя. Я хочу, чтобы ты поняла это. Я знаю, что вы с его сыном близки. Помню, как колебался все эти годы, когда ты спрашивала, можно ли тебе пойти поиграть с ним на берегу реки. Я разрешал это только потому, что нельзя судить сына по отцу. Дети ни в чем не виноваты.
Руджек всегда хотел сохранить нашу дружбу в тайне от своего отца. Я предположила, что он это сделал по той же причине, что и я, – ведь наши родители ненавидят друг друга. Но я не глупа. Слухи о визире еще хуже, чем о моей матери. Люди говорят, что у Королевства нет врагов, потому что он приказывает убить любого, кто представляет хоть малейшую угрозу.
– Отец, я пришла не для того, чтобы говорить о церемонии.
Он одаривает меня застенчивой улыбкой.
– Иногда сложные разговоры следует начинать постепенно.
Трудно определиться, с чего начать. События после праздника Кровавой Луны путаются в моей голове. Разочарование, страх и неверие гложут меня, но я не позволю им победить. Я слишком горда для этого. Слишком упряма.
– Как ты думаешь – зеленоглазый змей это и правда демон? – Я наконец набираюсь смелости спросить. – Как ему удалось пережить войну с оришами и так долго прятаться? И что демону нужно от меня?
Мой последний вопрос задевает отца за живое, и он вздрагивает. Мне больно признавать, что моя мать права. У меня нет ничего, что было бы нужно демону. Я сжимаю кулаки, так что ногти впиваются в ладони. Я пытаюсь найти какую-то связь между событиями, причину – но головоломка не складывается. Прежде чем отец успевает ответить, с моего языка слетает еще один, более отчаянный вопрос:
– Ты знаешь, когда пропал первый ребенок?
Оше приподнимает бровь. После непродолжительного молчания он глубоко вздыхает:
– Родителю трудно, когда у него нет ответов на вопросы ребенка… но я чувствую, что между вождем Аатири и видениями твоей матери может быть связь. Не могу сказать, в чем именно здесь дело – в антимагии или проделках демона.
Лучше надеяться, что мы столкнулись с антимагией. Если демоны вернулись в наш мир, то впереди будет еще много неприятностей.
Отец замолкает, изучая спутанные лозы матая у меня на коленях. Его глаза блестят от слез, которые он пытается сдержать. Оше хочет быть для меня сильным, и я хочу быть сильной для него.
– Что касается другого вопроса: первый ребенок пропал в начале Кровавой Луны. Связать эти события было хорошей догадкой, – говорит он напряженным голосом. – Пожалуйста, будь осторожна, Арра. Я знаю, что ты любишь ходить на рынок и на реку, но сейчас не самое безопасное время.
Я засовываю руки между коленей, пытаясь подавить отчаяние в груди. Страх в глазах моего отца не оставляет никаких сомнений. Подобная эмоция столь чужда Оше, что это зрелище разбивает мне сердце. Он не может заставить себя договорить, поэтому я делаю это за него:
– Ты думаешь, что видение бабушки означает, что похититель детей или демон – кто бы он ни был – придет за мной.
Отец выпрямляется. Его челюсти сжимаются.
– Я этого не допущу.
– Тебе не пришлось бы защищать меня, будь у меня своя магия, – говорю я с горечью. – Когда ко мне придет магия, я… – Я запинаюсь при виде его измученного лица.
– Арра. – Голос отца теперь звучит мягче, почти умиротворяюще. – Не важно, появится ли у тебя когда-нибудь магия. Ты по-прежнему моя любимая дочь, которую я буду защищать до последнего вздоха.
«Я твоя единственная дочь», – эти язвительные слова почти срываются с моего языка, но я не могу заставить себя обидеть отца. Даже в гневе.
Что ж, вот и все.
Даже мой отец перестал верить в то, что у меня когда-нибудь будет магия. Осознавать это слишком тяжело.
Каждый день с восьмым ударом колокола двери Всемогущего храма открываются для посетителей. Большинство людей поднимаются по обрыву к Храму самостоятельно, но есть и те, кто пользуется услугами носильщиков. Всемогущий дворец мерцает на фоне западного неба. Он возвышается над городом и стоит еще выше, чем Храм, отражаясь от поверхности вод Змеиной реки на востоке. Поместье визиря расположено на скале напротив Храма у южной окраины города. Настоящий дворец с коричневыми стенами, которые буквально светятся в утреннем солнечном свете. Но мои мысли сейчас далеки от великолепных видов Тамар. Страх растет внутри меня, когда я вспоминаю слова Оше.
Возможно, для него не имеет значения, что у меня никогда не будет магии. Но я не собираюсь сидеть сложа руки. Если я хочу узнать больше о демонах, лучше всего начать с Храма.
Ученые и писцы в мантиях подметают дорожку рядом с уличными торговцами, которые облачились в свои самые нарядные одеяния. Храм посещает каждый независимо от социального статуса, семьи и религии. На то есть причина – во время утренних занятий посетителям разрешено приносить взносы.
Служители в одеждах цвета сырой глины проводят людей через ворота. Вдоль края утеса стоит пять каменных зданий, объединенных одним общим входом в виде полумесяца. Несколько ученых направляются к садам и прудам, чтобы посовещаться вдали от посторонних. В то время как большинство людей стекаются в центральные здания для уроков, я направляюсь в Зал ориш.
Запах крови витает в воздухе – я пересекаю внутренний двор, где по ночам тренируются воины-шотани. Элитных убийц тренируют провидцы с самого раннего возраста. Из поколения в поколение их семьи переселялись из племенных земель в Царство. У шотани есть магия – недостаточно, чтобы занять положение в племенных землях, но уличными шарлатанами их явно не назовешь. Вообще по большей части о них ничего не известно, поскольку они всегда скрывают любую информацию о себе.
Магия так и цепляется за стены Храма. Ее еще больше у священного дерева Гаер, где похоронено тело первого жреца Ка. Днем магия походит на небольшие пылинки в уголках глаз. Она проявляет себя во всей красе ночью, особенно в час осаны.
Сукар и еще один слуга стоят у входа в Зал ориш на северо-восточном краю утеса. Он машет мне рукой.
– Так много людей признаются в своих проступках. – Он закатывает глаза, когда я подхожу к ним. – Они платят десятину, чтобы избавиться от своей вины. Классический трюк.
Пот блестит на бритой голове Сукара, и его татуировки светятся. Это происходит только тогда, когда он рядом с кем-то, у кого есть магический дар. Я смотрю на другую служанку. Она машет людям рукой. Эхо ее магии танцует на моей коже, словно издеваясь надо мной. Сукар освобождает себя от обязанностей, и мы ныряем в длинный вход Зала ориш. Мерцающий свет факелов отбрасывает на стены зловещие тени. Идеальное место, чтобы поговорить и чтобы освежить познания в истории.
В зале находятся статуи ориш, которые пережили войну с Королем Демонов. Они слепили свои собственные образы из звездной пыли – темнее самой темной ночи. Трудно смотреть прямо на статуи или пытаться надолго задержать свой взгляд на них, потому что фигуры ориш начинают расплываться по краям.
Когда я была младше, мы вместе с Сукаром и Эсснай использовали эту их особенность в играх. Кто дольше всех сможет смотреть на их статуи? Однажды я выиграла – если это вообще можно назвать победой. Я смотрела так долго, что темнота вокруг статуи Эсси – бога небес – хлынула мне в глаза, и я ослепла на полчаса. Сукар побежал за моей матерью, которая послала вместо себя своего дядю. Я далеко не первый ребенок, который искушал судьбу и потом поплатился за это. Такую ошибку я больше не повторю.
Мы направляемся в наше уединенное место, проходя мимо нескольких посетителей. Они медитируют у ног своих любимых ориш. По мере того как мы углубляемся в зал, вокруг становится все меньше людей. Только эхо наших шагов нарушает тишину. Светящиеся письмена на стенах выделяются в темноте. У меня никогда не было повода усомниться в истинности священных текстов или в историях, которые мне рассказывали о племенных землях. Но в писаниях говорится, что ориши уничтожили всех демонов. Если первые писцы ошиблись в этом, то чего еще мы не знаем?
Я смотрю на статуи ориши солнца Ре’Мека. Ориша носит сложный головной убор из страусиных перьев и жемчуга, сквозь который проступают бараньи рога толщиной в человеческую руку. Глаза Ре’Мека пылают огнем над его острым клювом. Ориша обнажен, показывая свои широкие плечи и точеные линии мускулов. Каждая деталь подчеркивает его превосходство. На коленях у Ре’Мека лежит стеклянный шар. Серый туман внутри шара – это души ориш, которые пожертвовали собой, чтобы остановить Короля Демонов.
Напротив него на возвышении сидит его сестра-близнец Коре. Она сидит под стеклянным куполом, который окутывает ее тенями. У нее лицо женщины племени Аатири – острые углы и выпуклые щеки. Вместо рук у нее хищные когти, длинные косы плавно стекают по груди. Она держит в руках бронзовую шкатулку с цепочкой вокруг нее. У подножия статуи Коре стоят на коленях две женщины. На них белые платки, распространенные среди поклоняющихся Королю-Близнецу Ре’Меку. Каждая из них предлагает своему богу-покровителю маленькую коробочку амулетов с вырезанными на крышках лунами.
Стены рядом со статуей Коре покрыты текстами, в которых говорится об истории падения Короля Демонов. Она хотела поймать его душу и создала для этого особую коробку, куда направила почти всю свою магию, но этого было недостаточно. Потребовались усилия двадцати самых могущественных ориш, чтобы запечатать шкатулку. Они добровольно пожертвовали своими ка, чтобы навсегда заточить его в этой ловушке. Много ориш пало в войне, но потребовалась жертва именно этих двадцати, чтобы положить ей конец.
Я обхватываю себя руками за плечи, не в силах представить, каково это. Отдать ту часть себя, которую племенной народ всегда считал самой священной и самой чистой. У меня возникает еще больше вопросов о демонах. Почему они не уступали по могуществу оришам, хотя сами не были богами? Зачем они ели души? Как они это делали? Мы знаем только фрагменты историй о них, она наполовину выдуманы.
Сукар откашливается, призывая меня поторопиться. Но я смотрю на каждого оришу, когда мы идем по коридору. Мы оставляем позади Коре и Ре’Мека, проходим мимо Эсси и затем Нана – ориши, которая создала землю.
– Провидцы смогли что-нибудь узнать о похитителе детей? – шепчу я, чтобы не беспокоить почитателей, лежащих у ног владыки моря Морана. Напротив него еще двое посетителей преклоняют колени перед Сиси, хранительницей огня. Я просматриваю каждый священный текст, который мы проходим, но в голову ничего не приходит. Большая часть скрижалей описывает войну в самых кровавых подробностях.
– Слышали ли мы о других видениях от твоей матери? Нет, – говорит Сукар. – Кто бы ни был этот охотник на детей, он способен скрываться от видений моего дяди и остальных. Только жрица Ка достаточно сильна для того, чтобы получить хоть какой-то доступ к душе похитителя. Но даже это не очень помогло.
Я вздрагиваю от этой новости. Мы в абсолютной тишине проходим мимо Юкулу – ткача времен года. Его последователи поливали дождем маргаритки у основания его постамента, чтобы отпраздновать Суоми – сезон обновления, когда все цветы распускаются после прохладных месяцев Осесе.
Мы подходим к Киве, защитнице детей и невинности. Идем мимо Омы, ориши снов, Кекие, ориши благодарности, Угениу, пожинателя, Файумы, матери зверей и птиц, Фрама, ориши баланса между жизнью и смертью. Все ориши кажутся настоящими гигантами по сравнению с нами.
– А как ты, друг мой? – спрашивает Сукар, и его обычная игривость исчезает. – Есть новости насчет того странного видения вождя Аатири?
Я качаю головой, вспоминая о своем разговоре с отцом. Нет смысла обсуждать это, пока мы не узнаем больше.
– Новостей пока что нет.
– Будь терпелива, как лев, крадущийся в ночи. – В ответ он лишь подмигивает мне. – Эдам найдет ответ.
В конце зала мы подходим к четырнадцатой орише, к которой обращаются как к Безымянной. Черт ее лица нельзя разобрать – ничего, что бы помогло запомнить ее. Однако по ее рукам ползут две огромные кобры. Я останавливаюсь, чтобы рассмотреть ее или, скорее, ее змей. Они положили головы на запястья ориши, словно готовы напасть на врага в любую секунду. Другие статуи величественны, устрашающи, но с этой явно что-то не так. Стоит задержать на ней взгляд, как темнота начинает просачиваться в уголки моих глаз и сердцебиение учащается. Все вокруг словно расплывается, и мое сознание охватывает паника. Я заставляю себя отвести взгляд.
Я читаю очередное писание, когда к нам подходит Тэм – один из партнеров Руджека по тренировкам. У него кудрявые золотистые волосы, небесно-голубые глаза и бронзовая кожа народа Йома, которая ярко выделяется на фоне тамаранских черт. Его подтянутое лицо имеет очень благородный вид. Его красота притягивает взгляд – и он это прекрасно знает. Недавно Тэм был назначен писцом-первокурсником, и с тех пор он преподает здесь, в Храме.
Тэм цокает языком, на его губах появляется хитрая усмешка.
– Дочь жрицы Ка снова прогуливает уроки? – Он бросает на меня взгляд, затем поворачивается к Сукару: – И племянник провидца Зу уклоняется от своих обязанностей. Должен ли я напоминать вам, что ориши требуют нашей верности и такое пренебрежение не одобряется?
Сукар закатывает глаза:
– Проваливай, Тэм. Не видишь, мы заняты?
– Бараса тебя ищет. – Тэм пожимает плечами. – Что-то насчет потерянных свитков.
– Двадцать богов, – говорит Сукар после глубокого вздоха. – Клянусь, мой дядя без меня безнадежен.
– Служитель Храма упоминает богов всуе? В этом священном месте? – Тэм хмурится, и его хитрая усмешка исчезает. – Это не сулит ничего хорошего.
– Заткнись, Тэм, – рявкает Сукар, затем делает поклон и спешит ответить на зов дяди.
Сукар исчезает из виду, и Тэм прислоняется к трону, на котором восседает ориша жизни и смерти. Ориша Фрам – это двойственность и равновесие. У его статуи две головы, которые призваны отразить текучую природу божества.
– Он не хотел участвовать в войне с Королем Демонов. – Тэм вскидывает подбородок и смотрит на Фрама. – Для Фрама жизнь и смерть – всего лишь разные стороны одной медали. Вот почему он отказал Ре’Меку и Коре в помощи. Вся эта двойственность – палка о двух концах… но в конечном счете Фрам присоединился к ним.
Я скрещиваю руки на груди:
– Никогда не думала, что ты станешь писцом. Ты слишком любишь арену.
– Я думал о карьере жандара, – он снова усмехается, – но мои истинные таланты лежат в сфере образования.
Он говорит это с таким сарказмом, что я смеюсь. Я уже собиралась списать его со счетов, но тут мне приходит в голову идея. Возможно, он поможет мне узнать о демонах больше.
– Вот и расскажи мне что-нибудь об оришах. Что-то, чего не знают большинство людей.
– Вселенная началась со взрыва. – Он свистит, вызывая гневные взгляды других посетителей в зале. – Можно назвать это Высшим Катаклизмом, но вариантов много. Думай о нем как о темной глубокой пустоте, которая разрушает и творит без начала и конца. На протяжении эонов первые ориши выползали из чрева Катаклизма и перерезали свои пуповины – если провести аналогию с людьми. Каждый ориша обладает какой-то частичкой Высшего Катаклизма. И подобно Катаклизму, ориши любят свои творения. – Тэм меняет позу, зафиксировав свой взгляд на Безымянной. – К несчастью для нас, любовь богов одновременно прекрасна и ужасна.
– Такой необычной трактовки происхождения мира я еще не слышала, – удивленно говорю я.
– Я немного приукрасил ее, – признается Тэм. – Я стал писцом не для того, чтобы излагать сухие факты.
– Расскажи мне о… Безымянной, – я показываю пальцем на статую, – только правду.
– Мы не говорим о ней. – Тэм качает головой и на мгновение замолкает. – Тут нечего рассказывать.
Мои глаза снова задерживаются на змеях. Здесь кто-то был… что-то, – говорила бабушка. – Кто-то, кому здесь не место. Может быть, это привет из далекого прошлого или зловещее предзнаменование будущего – я не знаю…
– Зеленоглазая змея. – Я сглотнула комок в горле. – Они символизируют демонов?
Тэм вздрагивает и смотрит на меня, приподняв одну бровь:
– Какой интересный вопрос.
– Почему? – спрашиваю я, уловив мрачные нотки в его голосе.
– Ориши так и называли демонов, – подтвердил Тэм. – Хоть демоны и принимали самые разные формы, у всех была одна общая черта: зеленые глаза.
Мой страх возвращается. Если отец прав насчет связи между видениями, то у меня есть ответ. Я знаю, что демону нужно от детей… и от меня.
Невозможно. Этого не могло произойти. Раса демонов погибла в войне с оришами – но вдруг один выжил? Или больше? Если демоны испытывают ненасытный голод по душам, то нет ничего более священного и чистого, чем ка детей.
