11
Пока мы идем к магазину отца на Западном рынке, из-за облаков появляется глаз Ре’Мека. Его лучи прогоняют прохладу. Но, несмотря на благодать Ре’Мека, фамильяры наводнили улицы подобно мухам.
Мы пересекаем торговые ряды, разделяющие два рынка. Утоптанную грязь сменяют полированные булыжники. Яркие цвета – серые стены. Писцы и ученые спешат по своим делам, окруженные наемными стражниками. Хаос Восточного рынка сюда не добрался, но он шевелится под поверхностью, ожидая своего часа. Кира и Майк отстают, чтобы дать нам возможность поговорить.
Руджек встает передо мной, преграждая мне путь:
– Ты так и не ответила на мой вопрос. Что за ритуал, Арра? Как ты выполнишь его без магии?
Я хочу сказать ему, но он попытается убедить меня не делать этого.
– Ты можешь просто довериться мне?
– Забавно, что ты просишь об этом, – отвечает он, свирепо глядя на меня. – Мне тоже хотелось бы, чтобы ты мне доверяла.
Я поднимаю подбородок и встречаюсь взглядом с его темными глазами.
– Мой отец думает, что есть связь между зеленоглазой змеей и похитителем детей. Провидцы сдались, и змей был в видении обо мне, вот я и надеюсь, что смогу использовать эту связь, чтобы найти Кофи. Ритуал, который дал мне шарлатан, должен помочь. – Я скрещиваю руки на груди, ожидая, что он начнет спорить. – Вот, теперь ты все знаешь.
– Ты вовсе не обязана делать что-то столь опасное, – отвечает на это Руджек. Его лицо окаменело от новости. – Если провидцы ничего не могут поделать, они должны призвать на помощь своих покровителей. Весь город платит десятину Храму, так что провидцы могут хоть раз… Ориши могут хоть раз помочь нам.
Люди подслушивают наш разговор – мы даже не пытаемся говорить тише. Я ругаюсь на сплетников, и они разбегаются по мостовой, подобно крысам. Собственно, они ими и являются.
– У меня нет никакой особой любви к оришам. – Он замолкает, положив руки на бедра. – Ты видела, что их варварский обряд сделал с моими братьями. – Его голос срывается, каждое слово пронизано болью и печалью из-за того, что случилось с Джеми и Ураном. Один изгнан с позором, а другой всю жизнь теперь должен находиться под присмотром охраны. – Но если этот похититель детей сильнее провидцев, то ориши – наша единственная надежда.
Он кладет ладонь на подвеску крейвана, поглаживая кость, чтобы успокоиться. Он страдает не только за своих братьев, но и за самого себя. Его отец теперь возлагает на него надежды, которые раньше не имели к нему отношения. При виде этого у меня щемит сердце. Как жаль, что я не могу ничего сказать, чтобы ему стало лучше. Я слишком хорошо знаю, как тяжело не оправдывать ожидания родителей, но мне нужно, чтобы он понял: то, что я намерена сделать, – это мой выбор.
– Я не могу стоять в стороне, пока это чудовище крадет детей, – говорю я тихим голосом. – Я не смогу смириться с мыслью, что могла бы что-нибудь сделать ради спасения Кофи и даже не попыталась.
– Ты права. Мы не можем стоять в стороне и ничего не делать, но…
Его глаза – это маленькие блестящие черные озера бесконечной глубины, в которых отражается надежда и отчаяние. И что-то более глубокое, более теплое.
Словно потрескивание дров в костре.
– Ты… ты, Майк и Кира – мои лучшие друзья. Не знаю, что буду делать, если потеряю тебя.
– Я буду осторожна, – уверяю его я.
Его брови приподнимаются:
– Можно, останусь с тобой?
– У тебя аллергия на магазин моего отца, помнишь? – Теперь я скрываю свое отчаяние, не зная, какие еще неприятные сюрпризы меня ждут, когда я прочитаю свиток. И я хочу сделать это в одиночку – на случай, если снова потерплю неудачу. – Извини, но это плохая идея.
– Он мог бы почаще вытирать пыль, – Руджек машет рукой своим друзьям, – но я справлюсь.
Вот бы Майк и Кира потащили его к отцу на очередное заседание совета. Тогда я могла бы уйти с миром.
– Не знаю, что ты задумала, – вздергивает подбородок Кира, когда они догоняют нас, – но мне это не понравится, не так ли?
Майк с мрачным лицом скрещивает руки на груди.
– О каком бы одолжении ты ни собирался просить, Руджек, мы не даем своего согласия. Визирь в плохом настроении, и я не хочу навлечь на себя его гнев.
Руджек взмахнул рукой:
– Это мелочь.
– Нет, – морщится Кира. – На этот раз Майк прав.
– Ну же, мы все здесь друзья. – Руджек одаривает Киру обаятельной улыбкой. – Я бы не просил об одолжении, не будь это так важно.
Майк показывает на меня пальцем:
– Мы доверяем Арре. – Затем он прищуривается и смотрит на Руджека: – Но не тебе.
Я смотрю на зловеще нависающую над Западным рынком башню с колоколом. Время идет к полудню. Понятия не имею, сколько времени займет ритуал. Может быть, он закончится через несколько мгновений – а может, и через пару дней. Последний вариант меня не устроит. И Кофи тоже. Но я должна верить, что он и другие дети сейчас в безопасности – иначе нельзя.
– Вы ранили меня до глубины души. – Руджек хватается за грудь. – Мне еще как можно доверять.
– Доверять? – Кира качает головой. – Несколько дней назад ты тайком выбрался из своих покоев ночью.
– Подружился с какими-то ворами на пристани, – добавляет Майк. – Проиграл партию в шакалов и гончих и не смог выплатить долг.
Кира строго постукивает ногой.
– И заработал синяк под глазом, – подытоживает Майк.
Это объясняет синяки Руджека на собрании. Я думала, он заработал их на арене. Я бросаю на него столь острый взгляд, что им можно порезать, и он наклоняет голову.
– И разве тебе не пригрозили забрать все твои драгоценности? – заканчивает Кира.
Руджек стоит, уперев руки в бока, и смотрит на своих друзей с открытым ртом.
– Кто бы говорил, Майк! Это была твоя идея пробраться в доки. И Кира – это ты нанесла первый удар.
Карие глаза Майка сияют притворной невинностью.
– Мы всего лишь ваши слуги. А не наоборот. И если вы решите пойти в доки, чтобы немного развлечься, у нас нет выбора, кроме как следовать за вами.
– Вы все просто невыносимы, – вмешалась я. Если их не остановить, они будут спорить до следующего колокольного звона. Небольшая перебранка между ними обычно поднимает мне настроение, но сейчас мне не терпится уйти.
– Итак, вернемся к этому одолжению… – Руджек громко откашливается. – Нам нужно побыть наедине.
Майк поднимает брови. Я не знаю, кто краснеет сильнее – Руджек или я.
– Не говори глупостей, – говорю я, закатывая глаза. – Ничего подобного.
Майк вздыхает:
– А я-то думал, вы двое наконец…
– Заткнись, Майк, – ворчит себе под нос Руджек.
– Мне нужно напомнить тебе, – говорит Кира, бросая уничтожающий взгляд на Руджека, – что у тебя после обеда занятия. – Затем она поворачивается ко мне: – Как и у тебя.
Мои писцы не донесут на меня Арти за прогул. Они ее боятся.
– Я в курсе, матушка Кира.
Думаю, она ничего не может с собой поделать будучи дочерью мастера гильдии Най – главного писца. Хотя я не могу себе представить, чтобы она надела тунику писца поверх всех своих блестящих ножей.
– Дай им серебряную монету за меня. – Руджек подмигивает Майку: – Не впервой.
Когда звенят полуденные колокола, я топчусь на месте. Мне до сих пор сложно понять, что повлечет за собой этот ритуал или чем еще придется пожертвовать, чтобы заключить сделку. Я вытираю пот со лба, пытаясь избавиться от сомнений.
– Мы будем в магазине моего отца. – Я говорю, прежде чем Кира или Майк успевают возразить. Я не хочу, чтобы Руджек шел со мной, но это единственный способ закончить этот разговор. – Можете вытащить его из магазина, если вам так захочется.
Мы не дожидаемся их ответа и заходим в лавку.
– Когда-нибудь они во всем признаются твоему отцу, – говорю я, чтобы отвлечь его.
Он выдавливает из себя смешок. Руджек тоже беспокоится о Кофи, но скрывает это за броней беззаботности. Он дает мне искру надежды на то, что все будет хорошо.
– Главное, чтобы они это сделали после церемонии моего совершеннолетия. – Он пожимает плечами. – А остальное не важно.
Колокольчик на двери отзывается, когда мы входим в магазин. Внутри пусто и темно. Когда я переступаю порог, на стенах вспыхивают огоньки ламп. Здесь очень тепло и повсюду стоят ряды шкафов с разными ингредиентами. Запах гвоздики напоминает мне, как мы с отцом пили здесь чай в перерыве между уроками. В свободные дни я обычно помогаю ему готовить кровяные снадобья. От этого воспоминания на душе немного легче.
Прежде чем мы отправились на праздник Кровавой Луны, я спряталась за полкой с тушами животных и наблюдала, как отец продлевает жизнь старой ученой женщине. Оше сидел на корточках в центре комнаты, где кипел котел с травами. Темный дым закрывал его и без того смуглое лицо, а зубы были выкрашены в малиновый цвет. Его глаза широко раскрылись, когда дым окутал женщину. Черные клубы обвили ее ступни, свернувшись затем возле ее ног. Дым двигался медленно и методично, поднимаясь, как крылатая змея.
Ученая женщина стояла неподвижно. Ее белоснежная элара отливала серебром. Глубокий гул вырвался из горла Оше, когда он начал направлять дым. Темные клубы теперь обвились вокруг талии женщины, но она не издала ни звука. Постоянные клиенты всегда довольно спокойно относятся к ритуалам. Я придвинулась ближе, чтобы получше разглядеть сам процесс.
Пришлось устроиться между кровавым корнем и древоточцем, чтобы наблюдать. Испытывая благоговейный трепет перед работой отца, я все это время тихонько поправляла лекарства на полках. Опиум, конопля, мирра, ладан, фенхель, кассия, сенна, тимьян. Лекарств так много, что и не сосчитать.
Как только дым достиг головы женщины, огонь под котлом погас. Дряблая кожа женщины покрылась рябью, как камешек на поверхности пруда. Дым гладил ее по вискам и лбу. Ее седые волосы приобрели темно-каштановый цвет. Магия моего отца сделала женщину вдвое моложе.
Руджек машет рукой перед носом.
– Как вы с отцом только выносите этот запах?
В воздухе витают нотки тимьяна, лаванды и гвоздики. Магазин пахнет лучше, чем самый изысканный парфюм. Будь этот день другим, я бы радостно вздохнула и отправилась куда-нибудь с отцом. Это мое любимое место за пределами Восточного рынка, но и здесь я не найду утешения.
– С запахом все в порядке, – отвечаю я довольно раздраженно.
Он морщится, открывая окно.
– Этому месту не хватает свежего воздуха.
Я скрещиваю руки на груди:
– Что именно в запахе трав и цветов тебя так оскорбляет?
– Трав? – Его глаза слезятся, и он вытирает слезы. – Странное описание.
– О чем ты? – спрашиваю я. – Воздух зачарован на приятный запах.
Руджек снова хмурится.
– Похоже, магия не действует.
Я направляюсь к полкам со свитками в задней части магазина.
– Что ты чувствуешь?
– Пахнет так, будто что-то пропало. – Он дергает себя за воротник элары. – Он обжигает мне нос и грудь.
У Руджека и в самом деле может быть аллергия на что-то в магазине.
– Я же предупреждала, – бормочу я себе под нос.
Свиток оттягивает мой карман, и я не могу больше ждать – даже если Руджек все еще рядом. Я беру смятую бумагу потными пальцами и развязываю бечевку. Условия ритуала написаны на тамаранском.
Я читаю текст так быстро, что мой пульс стучит в ушах. Если я сделаю это – если совершу сделку, – мост будет разорван только в том случае, если магия придет ко мне по собственной воле. Я втягиваю воздух сквозь сжатые зубы, одновременно испытывая облегчение и опустошение. Еще есть надежда. Если мой собственный дар окажется сильным и придет ко мне, то порочная связь разорвется. Но Арти говорила, что в племени Мулани дар приходит только в раннем детстве. Даже мой отец не верит, что это произойдет. Есть и другой способ разорвать условия ритуала – смерть.
Я заставляю себя продолжать читать, хоть моя рука и дрожит. Ритуал требует места, где магия собирается в изобилии. В Тамар лишь два таких места: Всемогущий храм или священное дерево Гаэр. Поскольку о Храме не может быть и речи, мне нужно отправиться к дереву. Я стала ничуть не лучше тех, кого высмеивает моя мать. Если бы она знала о моих планах, то смотрела бы на меня с презрением – как я смотрела раньше на шарлатанов. Тот торговец на рынке позаботился о том, чтобы сбить с меня спесь. Укол стыда обжигает меня, но я не позволю ему повлиять на мое решение. Я делаю это для Кофи и остальных. Гордость сейчас – наименьшая из моих забот.
Когда я поднимаю глаза, я вижу, что Руджек уже сидит на полу, прислонившись спиной к стене. Пот пропитал его элару. Он ждет, что я скажу ему, что написано в свитке, но я не могу заставить себя сделать это.
– Все хорошо? – спрашиваю я вместо этого. – Неважно выглядишь.
– Я в порядке. – Он кладет ладонь на свой фамильный герб. – Все пройдет.
Я хмурюсь, размышляя, реагирует ли так его амулет на магию в магазине. А вдруг кость крейвана помешает мне провести ритуал? Я не могу так рисковать.
– Может быть, чаю? – спрашиваю я, и его лицо бледнеет. – Что? – Я хмурюсь: – Боишься, что и чай плохо пахнет?
– Нет, дело не в этом. – Он качает головой и смотрит на свои руки. – Теперь, когда совершеннолетие уже совсем скоро, я стал больше узнавать об обычаях народа моей матери. На Севере предложение выпить чаю звучит немного… двусмысленно.
– То есть? – говорю я, смеясь. – И как это понимать?
Руджек подтягивает ноги к груди и кладет подбородок на колени.
Теперь он больше похож на того тощего маленького мальчика, которого я много лет назад впервые встретила у Змеиной реки. Помню, что Руджек вел себя просто ужасно. Его спутанные черные кудри падали ему на глаза, когда он кричал на двух взрослых мужчин. Его слуги стояли в стороне, пока он возился с удочкой. Один фыркнул от досады, а другой выглядел так, словно хотел дать мальчику затрещину.
Оше и я собирали у реки мятную траву. Мальчик долго боролся со своей удочкой, пока я наконец не потеряла терпение. Я спросила отца, могу ли я помочь этому рыбаку, и, не дожидаясь ответа, бросилась к ним, чтобы обнаружить мальчика на грани слез.
– Они не показывают тебе, как делать это правильно.
Он посмотрел на меня своими темными глазами, затем одарил обоих слуг кривой усмешкой:
– Говорил же! Но вы никогда не слушаете меня.
– Хочешь, я покажу тебе? – спросила я, пожав плечами. – Меня папа учил.
Боль промелькнула в его глазах, и он ответил слабым голосом:
– Вот бы мой меня научил.
– В стране Делен, откуда моя мама родом, – голос Руджека вырывает меня из воспоминаний, – предложение выпить чаю от девушки означает нечто большее.
– Ты слишком много думаешь, – отвечаю я, краснея. – В племенных землях это всего лишь предложение выпить чаю.
– Да кто сказал, что я об этом подумал? – спрашивает он, снова поднимаясь на ноги. – В Тамар это тоже всего лишь предложение выпить чаю.
Я не отвечаю и возвращаюсь к свитку. Между нами снова повисает напряженное молчание. Случись это при других обстоятельствах, я бы дразнила его до бесконечности. Я бы спросила, хочет ли он, чтобы мое предложение выпить чаю означало чуть больше, чем просто чай. Как будто я сама об этом не думала.
– Я хочу провести ритуал в одиночестве, – наконец говорю я, прикусывая губу. – С тобой есть риск, что я что-нибудь напутаю.
– Зачем? – Его голос звучит ниже, когда он закрывает пространство между нами. Он выглядит просто ужасно. – Я тебя отвлекаю? – добавляет он невинным тоном.
– На самом деле да. – Я покосилась на него. – Ты выглядишь так, будто тебя сейчас стошнит.
– Арра. – Он медленно произносит мое имя. Просто музыка для моих ушей. – Не знаю, что ты задумала, но уверен, что это опасно. Я не могу позволить тебе сделать это в одиночку. Если что-то пойдет не так…
– Все пойдет как надо, – прерываю его я.
– С тех пор как ты вернулась с племенных земель, между нами что-то изменилось. – Он ищет правду в моем лице, и его темные глаза пытаются проникнуть в мою тайну. – Раньше мы все друг другу рассказывали.
– Я рассказала тебе почти все. – Слова вырываются, прежде чем я успеваю взять себя в руки.
– Почти все, – повторяет он, делая шаг ближе.
– Я знаю, что ты хочешь помочь, Руджек, – говорю я, хмурясь. – Но я должна сделать это самостоятельно.
Он вздыхает, отводя взгляд.
– Какая же ты упрямая.
Снова тишина. Тишина столь напряженная, что сам магазин будто съеживается. В конце концов он плохо себя чувствует, так что я выигрываю. В итоге мы ничего не говорим друг другу.
Как только он уходит, я приступаю к делу. Ибо час осаны краток.
