Домик смотрительницы оказался вовсе не таким китчевым, как опасался Гурни. Вопреки идиллически-сказочному фасаду обстановка внутри была строгой и сдержанной. За передней дверью была скромная прихожая, слева Гурни увидел гостиную с камином и традиционными пейзажиками на стенах. Через дверной проем справа он краем глаза разглядел нечто вроде кабинета с письменным столом из красного дерева и висящей позади стола большой картиной с изображением «Ивового покоя». Гурни вспомнились типичные для девятнадцатого века сельские пейзажи. Прямо впереди, чуть слева, располагалась лестница на второй этаж, а направо – дверь, предположительно ведущая в комнаты задней половины дома. Туда-то и отправилась Полетта Парли готовить кофе, после того как проводила Гурни в гостиную и усадила в кресло перед камином. На каминной полке стояла фотография в рамочке: долговязый мужчина, обвивший рукой молодую Полетту. Волосы у нее тогда были чуть длиннее, пушистые, точно взбитые ветром, и медово-золотистые.

Она принесла на подносе две чашки черного кофе, молочник, сахарницу и две ложечки. Опустив поднос на низкий столик перед камином, она села напротив Гурни в такое же кресло, как у него. Ни он, ни она не промолвили ни слова, пока не добавили себе в кофе молока и сахара, отпили по первому глотку и откинулись на спинки кресел.

Полетта держала чашку обеими руками – то ли чтобы не пролить, то ли пальцы грела. Губы у нее были крепко сжаты, но чуть подергивались.

– Вот теперь пусть льет, сколько угодно, – промолвила она с внезапной улыбкой, точно пыталась прогнать напряжение звуками своего же голоса.

– Меня заинтересовал «Ивовый покой», – сказал Гурни. – Любопытная, должно быть, у него история.

История кладбища ничуть его не волновала, но Гурни думал, что, разговорив собеседницу, коснувшись темы полегче, сумеет перекинуть мост к более щекотливым материям.

За следующие пятнадцать минут Полетта изложила ему философию Эммерлинга Спалтера. Гурни счел эту философию эскапистским вздором, только в хитроумной упаковке. «Ивовый покой» был вовсе не кладбищем, а последним пристанищем. И на могилах размещали лишь дату рождения, не указывая дня смерти, ибо все мы рождены для жизни вечной. Клиентам «Ивовый покой» предоставлял не могильные участки, а домашние – уголки природы с травой, деревьями и цветами. Каждое владение было рассчитано не столько на одиночек, сколько на семью, причем на несколько поколений, а почтовые ящики у входа в каждое владение призывали еще живущих родственников оставлять своим дорогим ушедшим открытки и письма. (Раз в неделю конверты вынимали, сжигали на маленькой переносной жаровне прямо на участке и зарывали в землю.) Полетта на полном серьезе утверждала, что все в «Ивовом покое» воспевает жизнь в ее бесконечности, красоте, тишине и уединении. Насколько мог судить Гурни, «Ивовый покой» должен был наводить на мысли о чем угодно, кроме смерти. Этого, впрочем, он говорить не стал. Пусть Полетта продолжает рассказывать.

У Эммерлинга и Агнесс Спалтер было трое детей, двое из которых умерли от воспаления легких еще в колыбели. Выжил один лишь Джозеф. Он женился на женщине по имени Мэри Кроук.

У Джозефа с Мэри родилось двое сыновей, Карл и Йона.

Гурни заметил, что одно упоминание этих имен мгновенно сказалось на тоне голоса и выражении лица Полетты. Губы у нее снова начали еле заметно подрагивать.

– Мне говорили, они хоть и братья, но очень различались, – пустил он пробный шар.

– О да! Черное и белое! Каин и Авель!

Она замолкла, гневно уставившись куда-то внутрь себя, в какое-то давнее воспоминание.

– Сдается мне, – осторожно заметил Гурни, – с Карлом было нелегко работать.

– Нелегко?

С губ Полетты сорвался короткий горький смешок. Она на несколько секунд прикрыла глаза, а затем словно бы пришла к какому-то решению, и слова хлынули из нее потоком.

– Нелегко? Позвольте кое-что объяснить вам. Эммерлинг Спалтер разбогател, покупая и продавая большие участки земли в штате Нью-Йорк. Свой бизнес, свои деньги и талант их зарабатывать он передал сыну. Джо Спалтер был копией отца, только крупнее и крепче. Совсем не из тех, кого захочешь иметь во врагах. Но им хотя бы руководил здравый смысл. С Джо можно было иметь дело. Он был честен – на собственный, грубый лад. Не добр, не щедр – но честен. Именно Джо нанял моего мужа управляющим «Ивового покоя». Это было… – На несколько секунд вид у нее сделался совершенно отсутствующий. – Ох ты, господи, до чего быстро летит время. Это было пятнадцать лет назад. Пятнадцать.

Она посмотрела на свою чашку, словно дивясь, что все еще держит ее, и аккуратно отставила на стол.

– И Джо был отцом Карла и Йоны? – снова направил беседу в нужное русло Гурни.

Она кивнула.

– Вся темная сторона Джо отошла Карлу, а все, что было достойного и здравомыслящего, – Йоне. Говорят, в каждом из нас есть и хорошее, и плохое, но только не в случае братьев Спалтеров, Йоны и Карла. Ангел и дьявол. Сдается мне, Джо сам это видел и неразрывно связал сыновей именно в попытке решить проблему. Может, надеялся достичь таким образом хоть какого-то равновесия. Само собой, ничего не вышло.

Гурни отпил кофе.

– Что же произошло?

– После смерти Джо они сделались не просто противоположностями, а настоящими врагами. Ни в чем друг с другом не соглашались! Карла интересовали только деньги, деньги, деньги – и плевать, как он их зарабатывал. А Йоне такое положение дел было совершенно невыносимо, тогда-то он основал свою Церковь Киберпространства и исчез.

– Исчез?

– Ну вроде того. С ним можно связаться через сайт церкви, но настоящего адреса у него нет. Ходили слухи, он вечно в движении, живет в доме на колесах, занимается церковным проектом и всем остальным через компьютер. До того, как он появился тут в Лонг-Фоллсе на похоронах матери, его три года никто не видел. И даже тогда мы не знали, что он приедет. Лично мне кажется, он хотел целиком и полностью оторваться от всего, что связано с Карлом. – Она помолчала. – Может, он его даже боялся.

– Боялся?

Полетта наклонилась, взяла чашку со стола и снова обхватила обеими руками. Потом легонько кашлянула.

– Я не шучу. У Карла Спалтера не было ни капли совести. Если он чего-то хотел, думаю, он ни перед чем не остановился бы.

– А что было самым плохим?

– Самое плохое, что он когда-либо сделал? Не знаю и знать не хочу. Но знаю, что он сделал мне – точнее, что пытался сделать.

Глаза ее засверкали от гнева.

– Расскажите.

– Мой муж, Боб, и я – мы жили в этом доме пятнадцать лет, с тех пор, как Боб получил это место. Первый этаж всегда был офисом «Ивового покоя», а маленькая квартирка наверху прилагалась к должности. Мы переехали сразу же, как Боб начал работать. Это место стало нам домом. Мы и работу выполняли вместе, вдвоем. Нам казалось, это даже не столько работа, сколько взятое нами на себя обязательство. Возможность помочь людям пережить тяжелейший период их жизни. Для нас это было не способом заработать на жизнь – а самой жизнью.

Глаза ее наполнились слезами. Она сморгнула и продолжила:

– Восемь месяцев назад с Бобом случился инфаркт миокарда. Прямо вот тут, в прихожей. – Она покосилась на дверь и на миг закрыла глаза. – Он умер раньше, чем приехала «скорая помощь». – Полетта глубоко вдохнула. – На следующий день после похорон я получила по электронной почте письмо от ассистента Карла из «Спалтер Риэлти». По электронной почте. Там говорилось, что руководство кладбища – вы себе представляете? – руководство кладбища отныне перекладывает на себя ответственность за «Ивовый покой». И для эффективной смены формы управления я должна в течение шестидесяти дней освободить коттедж.

Она посмотрела на Гурни, выпрямившись в кресле, вся пылая от ярости.

– Как вам, а? После пятнадцати лет! На следующий день после похорон! Электронной почтой! Гнусное, оскорбительное, мерзкое письмо! Ваш муж мертв, выкатывайтесь. Скажите, детектив Гурни, да каким надо быть человеком, чтобы так поступить?

Выждав, пока эмоции в ней чуть поулягутся, Гурни тихонько произнес:

– Это случилось восемь месяцев назад. Рад видеть, что вы еще здесь.

– Благодаря тому, что Кэй Спалтер оказала мне – и всему миру! – огромное одолжение.

– Вы имеете в виду, что Карл Спалтер был застрелен до истечения этих шестидесяти дней?

– Именно. Что доказывает, что в мире все же иногда случается хоть что-то хорошее.

– Так вы еще работаете на «Спалтер Риэлти»?

– Собственно говоря, на Йону. Когда Карл стал недееспособен, весь контроль над «Спалтер Риэлти» перешел к Йоне.

– Пятьдесят процентов доли Карла не отошли его наследникам?

– Нет. Поверьте, наследство Карла и так огромно – у него была масса других предприятий. Но что касается управления «Спалтер Риэлти», то в соглашение, которое Джо заставил их подписать, входил пункт, что после смерти одного из братьев все переходит второму.

Гурни счел, что этот факт достаточно важен и должен бы фигурировать в деле – однако в материалах он не видел ни одного упоминания об этом. Он сделал мысленную заметку: спросить Хардвика, а он-то в курсе?

– Полетта, откуда вам стало об этом известно?

– Йона объяснил в тот день, когда принимал дела. Йона очень открытый человек. Такое впечатление, будто бы у него и в самом деле ни тайн, ни секретов.

Гурни кивнул, стараясь не выказывать скептицизма. Лично ему никогда не встречался человек совсем без тайн.

– Я так понимаю, он отменил решение Карла передать управление «Ивовым покоем» человеку со стороны?

– Абсолютно. Мгновенно. Собственно, примчался прямо сюда и предложил мне ту же работу, что выполнял Боб, за ту же зарплату. Даже сказал, что работа и дом в любом случае будут моими, пока я сама захочу жить и работать тут.

– Похоже, он человек щедрый.

– Знаете те пустые квартиры за рекой? Он велел охранникам «Спалтер Риэлти» прекратить гонять оттуда бездомных. Даже снова подключил для них электричество – то самое, которое Карл отключил.

– Похоже, он заботится о людях.

– Заботится? – Лицо ее преобразилось от неземной улыбки. – Йона не просто заботится о людях. Он святой.