Глава 40
Эмма

В нашей комнатке я закутала Сэма в теплую одежду, недавно найденную в обломках.

– К-куда мы идем? – в его вопросе чувствуется нервозность.

– На прогулку, Сэм. Все будет нормально.

Элли играет с двоюродными сестрами в комнате Мэдисон, по другую сторону холла. Как и Сэм, она понимает, что-то происходит. Она влетает к нам и хватает меня за другую руку.

– Мамочка, я тоже хочу пойти.

Я приседаю, опираясь на трость и стараясь не обращать внимания на боль в ногах.

– Не сегодня, Элли. Мне нужно отвезти кое-куда Сэма.

Элли хмурит брови, ее глаза наполняются слезами.

Я притягиваю дочь к себе, обнимаю и шепчу:

– Я скоро вернусь, и мы поиграем, ладно? Обещаю. Я люблю тебя.

– А где па?

– Он на работе, милая, но скоро вернется.

Раньше пейзаж лагеря № 7 разбавляли жилища, над скалистой и пыльной пустыней возвышались белые купола. Сейчас это пространство пустует, насколько хватает глаз; кочки, холмы и курганы, скрывающие обломки наших домов, – свидетельства жестокого нападения Сети.

Мы с Сэмом пробираемся через снега, оставляя пять полосок следов: два маленьких – его, два побольше – моих и точка от моей трости. Я держу его маленькую ручку и чувствую, как крепко он сжимает пальцы.

Он не сказал ни слова с тех пор, как мы вышли из бункера.

Почти в трехстах ярдах от нас, держась за руки, по снегу пробирается другая группа: родители с двумя детьми наверняка выбираются из дома или строения, где они жили (или откуда-то поблизости – сложно ориентироваться без дорожных указателей или номеров домов). В сотне ярдов, в другом направлении, еще одни родители, присев на корточки, разговаривают с тремя детьми.

Здесь жутко. Кроме ветра – никаких звуков. Над нами светит бледное, пыльное желтое солнце, небо затуманено, как будто мы все попали в загробный мир, чистилище, из которого не можем сбежать и где заперты на вечные скитания.

Останавливаюсь рядом с одним из курганов, сомневаясь, что это жилище Сэма, но зная, что это на самом деле не имеет значения.

– Сэм, ты помнишь ту ночь, когда видел родителей в последний раз?

При упоминании родителей он оживляется и быстро кивает.

– Что они тебе сказали?

Мальчик снова замыкается в себе.

– Они что-нибудь говорили про астероид?

Смутившись, он качает головой.

– О-они сказали, что это был ураган.

– Сэм, так все и было. Ураган. Природная катастрофа. Так бывает, и в этом никто не виноват. – Я осматриваю местность вокруг нас. – Вот что случилось с лагерем. Твои родители очень смелые. Они спрятали тебя перед ураганом. Они могли бы спрятаться сами, но решили спрятать тебя, потому что очень сильно тебя любят.

Он смотрит на снег.

– Я все это слышал. Ветер. У-удар. Было темно, и я пытался вы-выбраться. Я оказался в ловушке.

Роюсь во внутреннем кармане пальто и вытаскиваю стопку фотографий.

– Сэм, это тебе.

Он смотрит на фото. Его родители примерно моего возраста: женщина с темными волосами и сияющей улыбкой; отец в очках с проволочной оправой выглядит серьезно. Они сидят на диване в гостиной с новорожденным Сэмом на руках; ряд окон смотрит на небольшой ухоженный дворик, огороженный забором. Жизнь и время до Долгой Зимы – Сэм был слишком маленький, чтобы ее помнить.

– Родители очень сильно тебя любили, Сэм. И всегда будут.

Я замолкаю, ожидая, пока он поднимет голову, но он продолжает изучать фотографии, держа их уже трясущимися руками.

– Ураган был очень, очень сильным. Очень многим людям не так повезло, как тебе, Сэм. У них не получилось. И… твои родители оказались среди таких людей. Мне так жаль, Сэм.

На фото падает слеза.

– Они всегда будут тебя любить. – Я прижимаю руку к его груди. – И пока они будут в твоем сердце, с тобой всегда будет их частица.