Книга: Ур, сын Шама
Назад: Глава пятая Ур начинает работать
Дальше: Часть вторая БЕГЛЕЦ

Глава седьмая
Что это было?..

Там, внизу, когда шумел мотор,
Был у них последний разговор.
«Мисс, — сказал ей инженер Чарлз Хоулд, —
Вы мне динамо милей».
Из старой песни

 

Мерно вращалась, слегка покачиваясь и как бы описывая полюсами конус, планета Земля — электрический генератор с ротором диаметром в двенадцать тысяч километров, с окружной скоростью у экватора почти пятьсот километров в секунду, с мощным магнитным ядром внутри. И, словно обмоткой, покрыта она соленой токопроводящей оболочкой Мирового океана, а над ней вторая обмотка — ионосфера, непрерывно питаемая космическим излучением.
Много на планете движущейся воды. Могучие струи холодных и теплых течений пересекают моря и океаны в разных направлениях. Несут к морям свои воды многочисленные реки…
Более ста лет назад Майкла Фарадея осенила великолепная идея: в воде — проводящей жидкости, пересекающей магнитные силовые линии, должен возникнуть электрический ток. И если его измерить, можно по нему определить скорость течения. На Темзе выбрал Фарадей участок, где река пересекала магнитный меридиан под прямым углом. Правда, не было еще в те времена точных приборов, и опыт Фарадею не удался.
Прошло целое столетие, прежде чем этот опыт был успешно повторен. Теперь существует готовая система ЭМИТ — электромагнитный метод измерения течений. Но годится он только для мощных течений вроде Гольфстрима.
Все серьезные океанские течения ныне, конечно, измерены для нужд мореплавания. А «несерьезные», слабые течения? Вроде бы они особенно и не нужны.
Тем не менее методику, предложенную Уром для измерения слабых течений, было решено испытать: прибор был прост, испытание не требовало особых расходов, и Вера Федоровна дала свое согласие.
— Вечно отрываете меня от дел! — проворчала она, выслушав Нонну, и подошла к стене, сплошь увешанной картами. — Ну-ка, давайте посмотрим на эту вшивую речку,
Джанавар-чай — Волчья река — протекала километрах в семидесяти от города. За тысячи лет существования она проела в суглинках довольно глубокий каньон. Летом речка пересыхала, обнажая усеянное камнями ложе. Осенью воды прибавлялось, и Джанавар-чай лениво текла к морю, нисколько не подозревая, что ей предстоит послужить науке. Высокая честь была ей оказана за то, что в нижнем своем течении она, как и Фарадеева Темза, текла строго с запада на восток, пересекая под прямым углом магнитный меридиан.
— Ладно, — сказала Вера Федоровна, посмотрев. — Заранее знаю: ни черта у вас не выйдет, на таком течении вы не сможете выделить ток из фона. Но ваше счастье, что я, как все женщины, любопытна… Что вы там разглядываете? — оглянулась она на Ура, стоявшего у глобуса.
В свое время Вера Федоровна Андреева прославилась оригинальным исследованием влияния океанов на магнитное склонение. Ей принадлежала идея тереллы — глобуса с медными океанами. Когда по катушке-соленоиду, помещенной внутри глобуса, пропускали ток, терелла превращалась в геомагнитную модель земного шара. Магнитные полюса оказывались точно на месте, из них расходились силовые линии. Подвешивая магнитные стрелки вокруг глобуса, можно было получить верную картину аномалий. Таким образом Вера Федоровна обосновывала гипотезу о том, что аномалии — искажения магнитных склонений — вызваны не чем иным, как своеобразием очертаний океанов.
Был широко известен ее опыт. На тереллу наклепывали медный лист, вырезанный по форме древнейшего Мирового океана, — то был палеоокеан, существовавший шестьсот миллионов лет назад. Включался ток, вздрагивали, поворачивались стрелки — теперь они показывали не на северный магнитный полюс, а на то место, где он был в те далекие времена, — между Маршалловыми и Каролинскими островами. Северный магнитный полюс на модели смещался на свое древнейшее место, подтвержденное палеомагнитными исследованиями…
Ура, как видно, очень занимала терелла. Услышав вопрос директрисы, он постучал пальцем по тусклой меди в южной части Индийского океана.
— Вот здесь, — сказал он. — Здесь, вокруг Антарктиды, единственное место на планете, где сливаются все океаны.
— Общеизвестно и очевидно, — обронила Вера Федоровна, возвращаясь к себе за стол.
— И здесь проходит единственное на планете замкнутое кольцевое течение, опоясывающее земной шар.
— Течение Западных Ветров, — сказала директриса, придвигая к себе бумаги. — У меня мало времени, Ур, чтобы выслушивать такие потрясающие откровения.
— Его не хватает на вашей модели, Вера Федоровна. Сделайте в этом месте кольцо, и пусть оно вращается вокруг глобуса. Модель земного магнетизма заиграет по-новому.
Вера Федоровна прищурилась на тереллу.
— Почему это она заиграет по-новому? — сказала она, помолчав. Допустим, в кольце будет наводиться электродвижущая сила, моделирующая электрический ток в течении, — ну и что?
— Ток можно увеличивать и смотреть, что произойдет при этом.
— Можно. — Вера Федоровна грустно покивала головой. — Можно увеличивать ток и смотреть. Все можно. А вы займетесь вместо меня вот этим. — Она накрыла ладонью кипу бумаг. — Вы отправитесь вместо меня на заседание месткома и будете разбирать заявления на получение квартир и приобретение автомобилей. А? Ну, что уставились на меня? Идите. Берите четверг и пятницу и проваливайте на свою речку. Если надо, прихватите субботу и воскресенье — меня это не касается.

 

 

— Хотела бы я знать, что у нас происходит, — сказала Нонна строгим голосом. — В группе совершенно разболталась дисциплина…
Это не было ни собрание, ни производственное совещание. Просто все были в сборе, и Нонна решила обратиться к группе с речью воспитательного характера.
— Перессорились, как дошкольники, — продолжала Нонна. — Аня не хочет ехать, потому что едет Ур. Валерий не хочет ехать, потому что не едет Аня. Меня не касаются ваши личные дела, но если они отражаются на работе…
Ур поднял голову от геодезической карты и сказал:
— Аня не хочет ехать, потому что еду я? Не понимаю.
— Ах, да ничего подобного! — выпалила Аня, порозовев и нахмурив тоненькие шелковистые бровки. — Мне абсолютно безразлично, кто едет, а кто нет. Просто у меня на выходные масса всяких дел. В конце концов, есть другие лаборанты.
— Я бы и взяла другого, — холодно проговорила Нонна, — но, как нарочно, Швачкин сдает экзамены, а Межлумов болен.
— Не понимаю, почему Аня теперь со мной не хочет разговаривать, сказал Ур.
— Не только с тобой, — вставил Рустам.
— Очень вы мне нужны! — Щеки у Ани пылали огнем, в глазах стояли слезы. — Никуда я не поеду, и вообще мне надоело…
Не договорив, она выскочила из комнаты.
Тут продолжительный звонок возвестил окончание рабочего дня. Валерий быстро покидал в портфель-чемоданчик бумаги и книжки, щелкнул замочком и устремился в коридор.
В соседней комнате никого не было, но Валерий заметил за матово-стеклянной перегородкой, отделявшей от комнаты лабораторное помещение, чью-то тень. Он заглянул в приоткрытую дверь и увидел Аню. Она сидела за старинным «ундервудом», занеся пальчики над клавиатурой. По щеке, обращенной к Валерию, скатилась слеза. Аня смахнула ее и ударила по клавишам. Написав несколько слов, опять застыла в раздумье.
Валерий тихо подошел. Аня вскинула на него испуганный взгляд и закрыла руками заправленный в машинку лист бумаги. Все же Валерий успел прочесть: «Директору Ин-та физики моря т. Андреевой. Заявние».
— Ты написала «заявние» вместо «заявление», — сказал он.
— А тебе какое дело? — Аня мельком взглянула на бумагу. — Сейчас же уходи.
— Ты пишешь заявление об уходе?
— Да, — сказала она, с вызовом тряхнув головой. — Надоело! Видеть всех вас не могу…
Под глазами у нее было черно от краски, размытой слезами. Аня отвернулась, всем видом выказывая, что ждет ухода Валерия. Он посмотрел на ее нежный затылок в легких белокурых завитках, потом потянулся к машинке и быстро написал несколько слов.
— Не смей! — Аня оттолкнула его руку.
Но Валерий успел дописать и молча вышел. Он шел по коридору, глядя себе под ноги, старый паркет скрипел под шагами. Он почти дошел до поворота, как вдруг услышал Анин голос и оглянулся. Аня выглядывала из-за двери своей комнаты.
— Подожди меня у выхода! — крикнула она.
Спешно она привела в порядок лицо. Потом выдернула из машинки лист, на котором после слова «Заявние» было напечатано «ялюблютебя», и, сложив, спрятала в сумочку.
Валерий ожидал ее у выхода. Аня взяла его под руку, и они пошли вниз по залитой солнцем улице.
— Это правда? — спросила Аня. — То, что ты написал?
— Да, — ответил он, поглядывая на ее белые туфельки.
Помолчали немного. Потом Аня спросила:
— Почему ты мне раньше никогда не говорил?
— А зачем? Сама должна была понять…
— Какие-то вы все… как дети… — сказала Аня. — Почему я должна догадываться сама? Почему ваши ухаживания, ваша трепотня должны меня к чему-то обязывать? Какие-то вы все собственники… Стоит мне пойти в кино или… или поехать на пляж, как ты напускаешь на себя оскорбленный вид. А потом появляется прямо из воды твой друг и грозится набить морду — спасибо еще, что не мне…
— Не сердись на Рустама. Он разозлился на Ура и… счел своим долгом передо мной, хотя я его не просил…
— Вот-вот. Все вы ужасно благородные друг перед другом. Прямо рыцари. Один считает долгом заступиться. Другой, узнав, что поехал на пляж с «чужой», — она подчеркнула это слово интонацией, — девушкой, приходит на следующий день и заявляет: «Аня, ты извини, я не знал, что ты принадлежишь Валерию, больше я с тобой не буду ездить»…
— Гос-споди! — простонал Валерий. — Так и сказал?
— Дурак такой, где он только воспитывался? — сердито сказала Аня, отпустив руку Валерия. — «Принадлежишь»!
— Действительно, глупо получилось…
Он хотел добавить, что сам-то он нисколько не виноват, потому что не подстрекал Ура к такому заявлению, но осекся. Разве он не дал понять Уру, чтобы тот держался от Ани подальше? И разве, зная идиотскую прямолинейность Ура, трудно было предвидеть, что он может выкинуть подобный номер?
— Он немножко неотесанный, — сказал Валерий, — со странностями. Но могу поручиться, что он не хотел тебя обидеть.
— Какая разница — хотел или не хотел? Как можно вообще сказать такое девушке? Тоже мне пришелец несчастный…
— Пришелец? — Валерий остановился, изумленно глядя на Аню. — С чего ты взяла, что он пришелец?
— А ты не слышал? Говорят, он прилетел не из Румынии, а с Луны, с Марса, — в общем, не знаю откуда. Он припадочный.
— Припадочный? — еще более поразился Валерий.
— Нинка рассказывала, какой он припадок закатил у директорши в кабинете. Ненормальный, в общем.
Аня снова взяла его под руку и осторожно пошла по свежевырытой земле: тут вдоль тротуара копали траншею. Несколько женщин в курточках апельсинового цвета, опершись на лопаты, оживленно переговаривались. Группка прохожих, загородив проход, обсуждала какое-то уличное происшествие.
— Он ему грубость сказал, — слышались голоса, — а тот не стерпел…
— Ка-ак швырнет его, он в воздухе распластался…
— Ничего он не швырял. Сам подпрыгнул, зацепился за что-то, а потом плюхнулся на песок…
— Ни за что он не зацепился, я сам видел: повис в воздухе и руками размахивает, будто плавает…
— Ну что это такое? — сказала Аня. — Граждане, дайте пройти.
Она подошла к маленькому промтоварному магазину. Обычно продавец стоял у входа: в самом магазинчике, узком, как шкаф, ему было тесно. Но сейчас продавец не стоял на улице, не покуривал возле пестрого прилавка. Он сидел в магазине на табурете — сквозь раскрытую дверь было видно его бледное лицо с безумно выкаченными, остановившимися глазами. Почему-то он был без своей неизменной огромной кепки. Двое молодых людей — как видно, дружки продавца — хлопотали возле него, поили водой. Один из них тихо сказал Ане, сунувшейся было в магазин:
— Нельзя, девушка, закрыто.
— Как это закрыто? — возмутилась Аня. — Еще два часа до закрытия!
— Он немножко заболел. Завтра приходи.
— Да ладно, пойдем, — сказал Валерий. — Уж если кто-то ненормальный, так этот магазинщик. Он тронулся от безделья — не видишь разве?
— Он мне обещал польскую перламутровую, девятый номер. — У Ани был очень огорченный вид. — Ах, досада какая!.. Кто ненормальный? Магазинщик? Ну уж нет, этот вполне нормальный.

 

 

Незадолго перед ними по той же улице прошли Ур и Нонна. Нонна шла танцующей походкой, широко, по-балетному разворачивая ступни. Она злилась на себя за эту легкомысленную походку, пыталась даже ее переделать, но медленно передвигать ноги, ставя их носками внутрь, оказалось настолько утомительным, что пришлось бросить и смириться. Против собственной природы, увы, не пойдешь. С улыбкой у Нонны тоже было неладно: губы у нее устроены будто нарочно для привлекательной улыбки. Ну, с губами-то Нонна справилась — ценой длительной тренировки перед зеркалом научилась держать уголки рта, рвущиеся кверху, опущенными. Это придавало ее лицу несколько высокомерное выражение — то самое, за которое и прозвали Нонну в институте ходячей статуей.
— Хочу спросить тебя, — сказал Ур, — что означает выражение «работать на дядю»?
— Ну, так говорят, когда делают работу за того, кто сам обязан ее сделать.
— Выходит, за работу, которую выполнил не он сам, Пиреев получит степень доктора наук?
— Ты удивительно догадлив.
До Ура ее ирония, однако, не дошла.
— Ты преувеличиваешь, — сказал он. — Не думаю, чтобы моя догадливость могла кого-нибудь удивить. Теперь скажи мне: будет ли вред оттого, что Пиреев защитит диссертацию и станет доктором наук?
«Вот навязался на мою голову!» — подумала Нонна.
— Для нашего отдела скорее будет не вред, а польза, — сухо сказала она. — Может, поговорим о другом?
— Давай, — согласился Ур. — Только закончим этот разговор. Значит, польза. Ты имеешь в виду океанскую экспедицию?
— Да. И вообще тему электрических токов в океанских течениях. Она не совсем в профиле нашего института, это — личная тема Веры Федоровны. Грушин против нее возражал, а Пиреев утвердил.
— Значит, вреда не будет, — удовлетворенно сказал Ур. — Ты хотела поговорить о чем-то другом?
Нонна любила логику и всегда старалась следовать ее правилам. Но приверженность Ура к строгим логическим выводам вызывала у нее раздражение. И ее вдруг охватило желание смутить безмятежность этого новоявленного моралиста.
— Тебе не доводилось читать Евангелие? — спросила она. — А я читала. Моя бабушка верила в бога, и после нее осталось Евангелие. Так вот, там есть довольно любопытные афоризмы. Например: «Не приносите в храм цены песьей».
— Цена песья, — вдумчиво повторил Ур. — Это значит — стоимость собаки?
— Это значит, что нельзя жертвовать храму средства, добытые недостойным путем.
— Нонна, я не понял, — сказал Ур, помолчав.
— Ох! — Невозмутимость Нонны подвергалась тяжкому испытанию. — В переносном смысле я имею в виду храм науки, — начала она объяснять. Нельзя вводить в этот храм недостойного, которому там не место. Если и это не понятно, то поясню: корыстные цели несовместимы с занятием наукой. Теперь понятно?
— Не совсем. Мы ведь не преследуем корыстной цели, делая за Пиреева диссертацию.
— Конечно, — сказала Нонна, чувствуя, что еще немного, и она сорвется, завизжит на всю улицу. — Мы корыстной цели не преследуем, но стараемся заручиться поддержкой Пиреева в наших делах. И давай закончим, Ур. Не очень-то приятная тема.
Ур молчал, размышляя. Впереди тротуар был разрыт. Нонна сошла на мостовую, а Ур остановился у автомата с газированной водой. Выпив залпом стакан, он без видимого усилия перепрыгнул через траншею и горку вынутого грунта и снова оказался рядом с Нонной.
— Ты здорово прыгаешь в длину, — сказала она. — Почему бы тебе не заняться всерьез? Заделался бы чемпионом.
— Чем заняться всерьез?
— Прыжками в длину.
— Как можно всерьез заниматься прыжками? — удивился Ур. — Я прыгаю, когда это нужно.
Тут он опять остановился, глядя на женщин в апельсиновых курточках, копавших траншею.
— Ур, я пойду, — сказала Нонна.
— Подожди минутку, я сейчас.
Он направился к продавцу магазина-шкафа. Толстощекий, в кепке метрового диаметра, тот, как обычно, стоял у пестрого своего прилавка и с чувством превосходства поглядывал на прохожих.
— Что надо? — процедил он, взглянув на вставшего перед ним Ура.
— Надо, чтобы ты работал, — сказал Ур.
— Иди отсюда. — Продавец перевел скучающий взгляд на кучу песка, которая под взмахами лопат приближалась к носкам его двухцветных туфель.
— Нехорошо, — сказал Ур. — Женщины копают землю, им тяжело, а ты целыми днями стоишь тут и ничего не делаешь.
— Ты что привязался? — сузил глаза магазинщик. — По роже хочешь?
— Не хочу, — добросовестно ответил Ур. — Ты отдохни, — обратился он к ближайшей из работавших женщин и вытянул у нее из рук большую совковую лопату. — А ты работай. — Он протянул лопату магазинщику. — Бери, бери. Надо работать.
Женщина, у которой он отобрал лопату, разинула от изумления рот. Ее подруги перестали копать, смотрели с интересом.
— Как же, будет он тебе работать! — сказала одна из них.
Начали останавливаться прохожие. Остановился и проходивший мимо лилипут — тщательно одетый, с напомаженным аккуратным пробором, с маленьким личиком в сетке мелких морщин. Должно быть, он направлялся в цирк, находившийся неподалеку отсюда. Увидев Ура, лилипут улыбнулся ему и кивнул, но Ур его не заметил. Он все протягивал продавцу лопату.
— Издеваться? — прошипел тот сквозь зубы.
Резким движением он отбросил лопату. По-боксерски сбычившись, шагнул к Уру и с силой толкнул его в грудь. Ур удержался на ногах, только отступил шага на два. Лицо его словно окаменело, и он скрестил тяжелый взгляд со злобным взглядом продавца. Продавец замахнулся для нового удара…
Тут-то и произошло нечто поразительное, давшее пищу для толков и пересудов едва ли не всему городу, — настолько поразительное, что почти никто в это не поверил.
Но работницы в апельсиновых курточках, и несколько случайных прохожих, и лилипут-циркач, и, разумеется, Нонна видели своими глазами, как продавец вдруг оторвался от земли и повис в воздухе. Распластавшись, как гигантская лягушка, он беспомощно и судорожно махал руками, пытаясь дотянуться до балконной решетки второго этажа. Кепка свалилась с его головы, обнажив раннюю лысину.
Это продолжалось недолго — не более пяти секунд. Потом продавец рухнул ничком на кучу песка.
— Ай-яй-яй-яй! — заголосила одна из работниц. — Что это было?!
Ур повернулся и пошел прочь. Нонна пустилась догонять его. Заглянув Уру в лицо, она как бы не сразу узнала странного своего сотрудника: исчезло обычное добродушно-благожелательное выражение, губы плотно сжаты, между бровей образовалась суровая складочка. «Он будто маску сбросил», подумала Нонна с неожиданным и неприятным чувством робости.
То же чувство, а может, что-то другое, чему она не могла найти определения, подсказало ей, что не нужно сейчас тревожить Ура расспросами. И Нонна замедлила шаг, приотстала. Еще некоторое время она видела черную шапку волос удаляющегося Ура. Потом он скрылся из виду.
В троллейбусе было битком набито. Но молодой парень с тетрадкой, испещренной математическими уравнениями, поднялся и уступил Нонне место. Она поблагодарила и села. Парень стоял рядом и смотрел на нее с улыбочкой, требующей ответного внимания. Мельком взглянув на него, Нонна подумала, что парня следовало бы обрядить в костюм средневекового пажа — этакого испорченного мальчишки, дамского угодника и сердцееда.
Еще в детстве Нонна придумала себе тайную игру, со временем превратившуюся в привычку. На собраниях и совещаниях, в метро и троллейбусе она украдкой присматривалась к сидящему напротив — мужчине или женщине, старому или молодому, все равно, — и мысленно переодевала его, меняла прическу, приводя внешность в соответствие с выражением лица, с предполагаемым характером.
Кандидат географических наук Грушин — гладко причесанный на косой пробор, всегда в свежей сорочке и при галстуке, — становился как бы самим собой, когда Нонна мысленно снабжала его жидкий бородкой от уха до уха, суконным картузом с высокой тульей, желтой косовороткой, подпоясанной шнурочком с кистями, и синими штанами в белую полоску, заправленными в высокие смазные сапоги.
Таким же образом Нонна то надевала на Валерия жокейскую шапочку, то вкладывала ему в руки лук со стрелами и отправляла в Шервудский лес. Рустам почему-то представлялся ей с бородой, в цветастом халате и чалме, он полулежал в сладостной истоме на низеньком диване и посасывал кальян.
Но с Уром эта игра не выходила. В какие только одежды не обряжала его фантазия Нонны! Латы римского легионера, космический скафандр, кожаные доспехи Зверобоя — все это было не то, не то. Аня находила в Уре сходство с эффелевым Адамом. Ах нет, чепуха. Пробовала Нонна примерять к нему камзол, плоеные воротнички, даже кружева, входящие в мужскую моду. Что ж столетия два назад одетые в кружева мужчины совершали отчаянные подвиги. Но и это не выявляло внутренней сущности Ура. И Нонну это не то чтобы раздражало, но беспокоило.
С первого момента появления Ура в институте она испытывала к нему неприязнь. Ей казалась неправильной, иррациональной, если угодно, та легкость и быстрота, с которой этот дурно воспитанный, неинтеллигентный практикант решал сложнейшие физико-математические задачи. Тут был какой-то подвох, и это тревожило Нонну, любившую во всем ясность и определенность. Еще более злило ее то, что, против собственной воли, она много думала об Уре. Да, она оценила его как способного работника, и этого было бы вполне достаточно для характера их отношений. Так нет же — Ур все более занимал ее мысли. «Прекрати о нем думать!» — приказывала она себе. Всегда ей удавалось подчиняться собственным приказам. Теперь — пожалуй, впервые в жизни — самовнушение не помогало.
Испуганный вопль работницы в апельсиновой курточке — «Ай-яй-яй-яй, что это было?!» — все еще стоял в Нонниных ушах.
«Что же это было? — растерянно думала она, сидя в троллейбусе и глядя в окно на плывущие мимо дома и деревья. — Магазинщик полез на Ура с кулаками и… и взлетел, будто подкинутый волной… или воздушной подушкой… Что это было? Не может же человек поднять другого человека, не прикасаясь к нему»…
Тут вспомнились ей разговоры, ходившие по институту: мол, никакой Ур не румын, а — пришелец. Инопланетчик, принявший земной облик. В пришельцев Нонна тоже не верила — как и в телекинез, и в снежного человека, и в нуль-транспортировку. Мир реален и вполне доступен пяти органам чувств, и незачем подозревать в нем таинственные сокровенности, укрытые от трезвого взгляда. Троллейбус, дома, прохожие, магазины — все привычно в своей каждодневности, определенности, в ясных своих очертаниях. И вдруг барахтающийся в воздухе продавец…

 

Глава восьмая
Джанавар-чай

Placet experiri.
Латинская поговорка

 

Автобус был украшен на диво. На перегородке, отделявшей салон от тесного гнезда водителя, были разбросаны переводные картинки с изображениями красавиц, — иные шоферы районных рейсов ничего не жалеют за такие картинки. Вперемежку с красавицами были наклеены цветные фотографии легковых автомобилей разных марок и групповой снимок любимой футбольной команды. По углам торчали пучки сухого крашеного ковыля и искусственные розы. Стойки и поручни у дверей, как и рулевое колесо, были аккуратно обмотаны синей и красной пластиковой лентой. Богатое убранство дополнялось лозунгом, намалеванным без трафарета:

 

СОВЕСТЬ — ЛУЧШИЙ КОНТРОЛЕР!

 

Нонна и Аня сидели впереди, Ур с Валерием — за ними. Было жарко, встречный ветер, врывавшийся в открытые окна, не спасал от духоты. Аня и Валерий посмеивались, обсуждая автобусные украшения и подвергая острой критике вкус самодеятельного умельца-декоратора. Потом Аня и Нонна углубились в болгарский журнал «Эстетика быта».
Ур сидел молча, глядя в окно. Там не было ничего особо интересного. Тянулась вдоль шоссе трасса строящегося газопровода — траншеи, кучи вынутого грунта, экскаваторы, штабеля труб. Дальше простиралась всхолмленная серо-желтая земля с бурыми кустиками тамариска и верблюжьей колючки, а над землей — бледно-голубое небо с редкими прочерками облаков.
Валерий облокотился на спинку переднего сиденья и заглянул в раскрытый у Ани на коленях журнал. Там были яркие картинки — нарядные женщины на фоне полированных интерьеров. Скучающий взор скользнул по строчкам: «К линиям одежды этого сезона идут крупные украшения из чеканной меди и керамики. Для рабочего платья надо выбрать украшение поскромнее, например — кулон из дерева…»
Валерий хмыкнул и сказал:
— Буль-ра.
— Чего? — обернулась Аня. — Ты что-то сказал?
— Просто я вспомнил Миклухо-Маклая. Он писал, что папуасы нацепляют на себя ожерелья из клыков диких свиней. Это очень ценное украшение, и называется оно «буль-ра». Ничем не хуже ваших кулонов.
— Не остроумно. — Аня пожала плечиком. — При чем тут папуасы? Каждый украшает себя как может.
— Верно, верно. Чего ж ты смеялась над водителем? Он тоже украсил свой автобус как сумел.
— Кто смеялся? — Аня посмотрела на него незамутненно-голубым глазом. — Это ты смеялся, а я вовсе не смеялась.
— Ты права, смеялся я. — Валерий откинулся на спинку сиденья. Верно сказано где-то, что с женщинами не следует спорить, подумал он.
Перевалило за полдень, когда они вышли из автобуса на перекрестке и, взвалив на спины рюкзаки, двинулись по пыльному проселку между необозримыми виноградниками. Стрекотали в густой листве кузнечики. Раз или два прошмыгнули через дорогу серые ящерицы, — Ур провожал их любопытным взглядом. Впереди на возвышенности белели строения главной усадьбы колхоза имени Калинина — того самого, где жили теперь и работали родители Ура. Навестить их по просьбе Ура, собирался маленький отряд по дороге к цели экспедиции — речке Джанавар-чай.
— Долго еще идти, Валера? — хныкала Аня. — Я сварюсь на таком солнцепеке. Это бесчеловечно, в конце концов!
Справа на голубом фоне неба тонко рисовались ажурные мачты ветродвигателей с неподвижными крыльчатками. А слева из виноградников вдруг вышел на дорогу рослый чернобородый колхозник в синих бумажных брюках и рубахе, расстегнутой и связанной спереди полами на гавайский манер. В одной руке он нес оцинкованное, сверкающее на солнце ведро, в другой — мотыгу. Голова у него была повязана белым платком.
Ур бросился к нему. Колхозник, открыв в улыбке крупные зубы, поставил ведро, бросил мотыгу и обнял сына, — ибо это был Шам. Валерию он теперь показался куда менее величественным, чем тогда, в памятный день знакомства.
Отец и сын гладили друг друга по плечу и говорили на непонятном языке. Потом Шам, прижав ладонь к сердцу, поздоровался со спутниками Ура:
— Салам алейкум.
Ур прихватил ведро с медным купоросом и мотыгу и пошел рядом с отцом дальше по дороге. Остальные двинулись за ними.
Не по душе был Валерию этот визит, но Ур твердо настоял на своем желании навестить родителей. Пришлось Валерию перед отъездом кое-что объяснить Нонне и Ане. Дескать, никакой Ур не румын, а откуда-то с Ближнего Востока. Приехал он с семьей — может быть, потому, что бежали они от каких-то преследований, это знают только те, кому надлежит знать, а он, Валерий, точно не знает. Поскольку родители были у себя на родине крестьянами, им и здесь разрешили заниматься привычным трудом. И будет лучше всего, если Нонна и Аня не станут задавать лишние вопросы. Когда он им выложил все это, Нонна сухо заметила, что не нуждается в советах и сама знает, как себя вести. Аня же ограничилась восклицанием: «Ой, как интересно!»

 

 

Родители Ура жили на краю села, в беленом домике с верандой, выложенной каменными плитами. На стене под навесом висели связки золотистого лука, брезентовый плащ и ватник. Тут же стояла обувь, в том числе и грубые, странного вида сандалии.
В единственной комнате домика не было мебели — ни стола, ни стульев, ни кровати. Пол был застелен безворсовым ковром-паласом, в глубокой нише лежали свернутые тюфяки и одеяла, что-то из одежды, стояла посуда. Но в углу на самодельной подставке красовался новенький телевизор марки «Электрон».
Каа, мать Ура, в длинном, до пят, платье из набивного ситца — яркие бутоны роз по всему платью — и в алом платке на голове, захлопотала по хозяйству. Непонятно было, когда она успела замесить тесто, но по двору уже разнесся вкусный запах лепешек — Каа пекла их на круглом железном листе, под которым рдели угли от прогоревшего хвороста.
Рассевшись на ковре в прохладной комнате, пили чай с лепешками и белым острым сыром. Каа подливала чаю из пузатого фарфорового чайника, расписанного зелеными листьями и опять же яркими розами. Ее черные глаза перебегали с Ани на Нонну, и она говорила по-азербайджански, что очень рада гостям и особенно тому, что у ее мальчика такие хорошие и красивые друзья. И еще рассказывала, замолкая и подыскивая слова, а то и вставляя вовсе непонятные, — рассказывала, как она первое время никак не могла привыкнуть к тому, что из ящика вдруг раздаются голоса и музыка и на стекле появляются люди, которых на самом деле в комнате нет. Но теперь ничего, привыкла. А Шам — тут Каа засмеялась и понизила голос, — Шам никак не привыкнет и боится говорящего ящика.
Шам услышал ее слова и прикрикнул на жену — довольно, мол, размахивать языком, надо дать и гостям поговорить. Каа замолчала, поджав губы. Но вскоре опять оживилась, повела с Аней разговор (с помощью Валерия, который лучше, чем Аня, понимал азербайджанский) о товарах, которые есть в городе, — о чулках, платьях и головных платках, и Аня обещала в следующий раз непременно привезти ей в подарок красные чулки.
А Нонна наблюдала. Все это казалось ей странным, непонятно для чего устроенным маскарадом. Родители Ура, впрочем, были натуральными ближневосточниками, тут сомнений не было у Нонны никаких. Не нужно было мысленно переодевать Шама, примерять ему другие костюмы — он был самим собой. Каа казалась Нонне излишне бойкой и слишком ярко одетой, но, пожалуй, тоже выявляла свою сущность — достаточно убрать с ее головы алое полотнище и надеть обыкновенный темный платок-келатай. Откуда бы они ни приехали — с Ближнего ли Востока, из Южной ли Азии, — они были крестьянами.
Но как соотнести с ними Ура?
И что это за язык, на котором Ур говорит с отцом, — язык, изобилующий гласными звуками?
После чаепития начались приготовления к обеду, Мужчины затеяли шашлык. Валерий трудолюбиво помогал Шаму резать баранину и нанизывать куски мяса на шампуры, а Ур разжег костер. Нонну удивило выражение детского любопытства, с которым Ур смотрел на ленивые языки огня.
— Ты знаешь, который час? — спросила она.
— Знаю, — ответил Ур. — Примерно половина четвертого.
Часов у Ура не было, и Нонна обратила внимание на то, что на левой руке у него не видно незагорелой полоски кожи, какая бывает обычно под часовым ремешком. Но всегда Ур знал, который час, — словно часовой механизм сидел у него внутри.
— Без двадцати пяти четыре, — сказала Нонна. — Еще часа полтора уйдет на обед. Столько же — на дорогу. Когда же мы придем на речку?
— А мы сегодня не пойдем. — Ур подбросил в костер сухих веток. Здесь заночуем.
— У нас и так мало времени, нельзя терять целый день.
— Тебе здесь не нравится? — Ур посмотрел на нее. — Моя мама говорит, что ты очень красивая.
Нонна собралась уже напомнить, кто, собственно, начальник экспедиции, но, услышав последнее замечание Ура, вдруг вспыхнула и ощутила, как заколотилось сердце. Что еще за новости? Негодуя на себя, она отвернулась.
Шашлык был очень вкусен, все брали сочное, попахивающее дымом мясо руками, и Нонна впервые в жизни ела мясо без вилки. Как ни оберегалась она, а все же капнула жиром себе на брюки. Ее настроение, и без того неопределенно-беспокойное, совсем испортилось.
К концу обеда пришел пожилой дядька с мохнатыми седыми бровями. Сел, скрестив ноги и не снимая папахи, от еды отказался, но чай пил стакан за стаканом. Перебирая прозрачные четки, завел с Шамом долгий разговор.
После обеда Нонна, Аня и Валерий пошли к скалам, где, как утверждал Валерий, был родник с удивительно вкусной водой. На полпути, однако, Нонна, сославшись на жару и усталость, повернула обратно. Что-то она чувствовала себя одинокой, неприкаянной. Аня с Валерием явно хотели уединиться — потому и покинула их Нонна. Ур сидел в комнате с отцом и гостем — какой-то шел у них нескончаемый скучный разговор. Нонна поднялась на веранду и села на ее краю, прислонившись к столбику.
Она злилась на себя за то, что «раскисла», что чуть не плачет от сознания собственной ненужности. Кому она нужна? Маме, которая обожала ее и побаивалась, не решалась лишнего вопроса задать строптивой дочке? Вере Федоровне? Науке?..
Рядом с ней опустилась Каа. Заглянув Нонне в глаза, заулыбалась, заговорила резковатым голосом. Лицо у Каа было загорелое, цвета темной меди, черты крупные, не оплывшие с возрастом, — Нонна подумала вдруг, что Каа, наверное, отличалась необузданным характером.
О чем она говорила? Нонна почти не понимала по-азербайджански, да и Каа плохо владела языком, но все же Нонна уловила, что речь идет об Уре.
Если она не ошиблась, Каа рассказывала о том, какой Ур хороший и любящий сын, только жаль, что у него до сих пор нет своего дома и имущества, чтобы обзавестись семьей. И она поняла еще, что Каа интересует, есть ли все это у нее, Нонны. С трудом подбирая слова и плохо произнося их, она сообщила любопытной собеседнице, что квартира у нее есть и одежда и книги тоже. Телевизор? Да, есть и телевизор. Следующий вопрос Каа она не поняла. Похоже, мать Ура интересовало, кто ее родители и богаты ли они, но уверенности, что она правильно поняла вопрос, у Нонны не было.
Каа погладила ее по плечу и опять залопотала что-то про Ура. Нонна спросила, откуда они с Уром сюда приехали. Но из того, что произнесла Каа в ответ, не поняла ни слова.
Из комнаты донесся смех. Кто-то из мужчин даже захлопал в ладоши. Чего они там развеселились?
Стемнело. Каа зажгла на веранде лампочку без абажура. Опять пили чай с дошабом — вареньем из виноградного сока. Гость наконец ушел — он долго и вежливо прощался, всем пожимал руки, а Ура даже поцеловал.
Спать женщины легли в комнате, а мужчинам постелили на веранде. Шам вскоре захрапел. А Валерию не спалось. Непривычная стояла тишина, только изредка взлаивали в деревне собаки. Недружно прокричали петухи — их точность и синхронность в наш нервный век заметно снизились. Стрекотал где-то поблизости сверчок.
Блаженно растянувшись на тюфяке рядом с Уром, Валерий с удовольствием вспоминал прожитый день, прогулку с Аней. Она была нежна с ним. Без обычных своих «колючек». Она любила его! Нечто новое вошло в их отношения после его признания… Права Аня, права: нечего стыдиться признания в любви, нисколько оно не старомодно, какая тут может быть, черт дери, мода…
— Ты не спишь? — спросил Ур.
Валерий притих, притворился спящим, неохота было ему сейчас разговаривать. Но такими уловками Ура не провести.
— Я знаю, что ты не спишь, — сказал он. — У моего отца неприятности.
— А что случилось? — насторожился Валерий.
— Заведующий животноводческой фермой, — тщательно выговорил Ур, нехороший человек. Он продает баранов, которые ему не принадлежат.
— Толкает налево?
— Что значит — толкает налево?
— Ну, незаконно продает на сторону…
— Да, продает и присваивает себе деньги. Когда отец в первый раз увидел, как Даи-заде угнал из отары двух овец, он подумал, что это можно, и вечером, пригнав отару с пастбища, повел к себе домой овцу. Это вызвало неприятности. Даи-заде хотел отдать отца под суд. Но председатель колхоза заступился. Ограничились предупреждением и перевели отца с фермы на виноградники. Отец очень недоволен. Он любит овец.
Валерий живо вспомнил сцену: Шам стоит на коленях в пыли среди стада и целует овечьи морды…
— А чем тут можно помочь? — спросил он вяло.
— Надо доказать, что Даи-заде вор. Но он очень хитер. Курбанали говорит, что он окружил себя такими же дружками.
— Какой Курбанали?
— Который приходил сегодня в гости. Он говорит, что пропажу овец Даи-заде часто списывает на волков. И поэтому его прозвали «Джанавар-заде». Это значит — «волчий сын».
— Верно, — усмехнулся Валерий. — Очень нехорошее прозвище. У азербайджанцев нет фамилий, происходящих от названий животных. Они даже удивляются, какие у русских бывают «звериные» фамилии: Волков, Медведев, Лисицын… Ты что же, решил вывести этого Джанавар-заде на чистую воду?
— Вывести на чистую воду, — повторил Ур. — Да, понимаю. Может быть, я что-нибудь придумаю.
Среди ночи Валерий проснулся с ощущением тревоги. Ура рядом не было, его подушка в пестрой ситцевой наволочке хранила еще примятость от его головы.
Приподнявшись на локтях, Валерий увидел Ура. Тот стоял во дворе, неподвижный, как изваяние, запрокинув голову к мерцающему в черном, не городском небе звездному рою. Валерий уже не первый раз видел эти приступы странной болезни у Ура. Вначале он думал, что это лунатизм, но потом убедился, что приступы случались не только ночью и не только при полной луне, но и днем. Иногда Ур замирал в каменной неподвижности, в другой раз мотал головой и бормотал что-то неразборчивое. Молился? Вряд ли. Валерий уже знал, что Ур не религиозен — во всяком случае, не имел отношения ни к одной из известных Валерию религий. Было нечто жутковатое в припадках Ура, особенно в болезненной реакции, наступавшей потом.
Вот и сейчас Ур сник, зажал ладонями виски. Валерий не видел его лица, но знал, что оно сейчас мучительно искажено болью. Он встал было, чтобы помочь Уру добраться до веранды и уложить на тюфяк, но тот, пошатываясь, направился к очагу, возле которого стояло ведро с водой, и принялся пить кружку за кружкой. Потом сел на чурбачок, уронил голову на колени…

 

 

Нонна проснулась рано — еще только брезжил рассвет. Но оказалось, что Каа уже на ногах. От очага тянуло дымком, и раздавался равномерный быстрый стук — это Каа сбивала в небольшой деревянной кадушке масло.
Нонна разбудила свой отряд. Валерию, никак не желавшему просыпаться, ей пришлось пригрозить выговором в приказе.
— Креста на тебе нет! — проворчал Валерий, продрав глаза. — Чего ты в такую рань поднялась? Шести еще нет. Спать бы да спать еще… И что за манера — выговорами раскидываться…
— Хватит ворчать, — засмеялась Аня. — Вставай, лежебока.
Она кинула в Валерия камешком и попала прямо в лоб.
— Это злостный выпад! — вскричал Валерий. — Ну погоди же!
Выскочив из-под одеяла, он погнался за хохочущей Аней. Глядя на них, Шам вдруг оживился — захлопал в ладоши, закричал непонятное, замахал руками. Валерий застеснялся чего-то, прекратил погоню, а Аня нисколько не смутилась.
— Тоже мне, как дети! — сказала Нонна.
На завтрак Каа подала пирожки с мясом в форме полумесяца, кислое молоко, зеленый лук, масло и белый сыр пендир. Напились крепкого чаю и стали собираться в поход. Каа погладила каждого по плечу, а Ане напомнила насчет красных чулок.
Между тем Ур, присев на каменную ступеньку, что-то писал в своем блокноте. Валерий давно уже заметил, что с этим странным роликовым блокнотом Ур никогда не расстается и никому не дает его в руки, хотя многие просили посмотреть, удивляясь необычности его формы и тонкости непрозрачной пленки. Пленка и верно была до того тонка, что казалось, будто ее намотано на ролики нескончаемо много. В основании блокнота помещались, наверное, миниатюрные механизмы. Не раз видел Валерий, как Ур мгновенно находил давно сделанную запись — стоило ему нажать там на что-то, как пленка начинала быстро перематываться и сама останавливалась на нужном месте.
И стержни, которыми писал Ур, были необычные, они словно выжигали на пленке текст. Теперь Ур старательно, неторопливо писал таким стержнем по краю пленки, и она сама перематывалась по мере записи. Кончив писать, Ур тронул что-то в блокноте, и от пленки начала отделяться узенькая исписанная полоска — в механизме было, должно быть, что-то вроде ножа. Намотав срезанную полоску на палец, Ур сунул блокнот в карман и пошел в комнату к отцу. Было слышно, как он разговаривал с Шамом на непонятном языке.
— Ур, ты скоро? — крикнула Нонна. — Сколько можно ждать?
— Совсем скоро, — ответил Ур, выходя на веранду.
За ним, ухмыляясь и почесывая под бородой, появился Шам.

 

 

По утреннему холодку маленький отряд вышел из колхозного поселка и зашагал по проселочной дороге напрямик к речке Джанавар-чай. Вокруг расстилались виноградники, хранившие в зеленой листве ночную свежесть.
— Какие у нас длинные те-ени! — говорила Аня нараспев. — А какой воздух — чистый озон!
— Как бы не так, — сказал Валерий. — Если бы чистый озон, ты и одного вдоха не успела бы сделать.
— Это почему?
— Потому что озон — мощный окислитель. Легкие сожжет.
— Вот еще! Озон — это очень хороший кислород. О-три. Мы в прошлом году были в Кисловодске, так я сама слышала, как один профессор сказал хватайте воздух, это чистый озон.
— Профессор кислых щей он, если нес такой вздор. Озон полезен, если на две тысячи кубометров воздуха приходится один грамм озона, не больше…
— Вечно хочет показать, что больше всех знает! — воскликнула Аня. — А сам еще даже не кандидат.
Ур, прислушивавшийся к разговору, сказал:
— Озон действительно нужен для жизни. Если бы не озоносфера, задерживающая космические лучи на высоте двадцать — двадцать пять километров над Землей, то, может, и жизни бы не было.
— Одно дело — нужен, другое — полезен, — сказал Валерий. — И я не уверен, что для жизни непременно нужна озоносфера.
— Я не говорил, что непременно. Населенная планета может обойтись без озоносферы, но тогда нужны особые условия.
— Какие именно? — Валерий посмотрел на него.
— Особые, — повторил Ур, присматриваясь к ящерице, выскочившей из виноградников на дорогу.
— А правду говорят, что ты прилетел с Марса? — впервые за эту поездку обратилась Аня к Уру.
— Это неправда, — ответил тот спокойно.
— Ну, не с Марса, а с какой-то другой планеты. Правда?
Нонна замедлила шаг, чтобы расслышать ответ Ура.
— А разве я похож на жителя другой планеты?
— Откуда я знаю? Мне никогда не приходилось их видеть. В книжках и фильмах инопланетники всегда такие чудища, что даже противно.
Виноградники кончились. Теперь отряд шел по голой равнине, по растрескавшейся, сухой земле. Дорога превратилась в еле заметную тропинку, петлявшую меж кустиков тамариска. Солнце поднялось, заметно укоротив их тени. Начинало припекать.
— Долго еще идти? — заныла Аня. — Неужели нельзя было попросить в колхозе машину или хотя бы осла?
— Давай твой рюкзак, — сказал Валерий.
— Не надо, Валера. У тебя же свой тяжелый…
— Давай, давай. За неимением осла…
Он взвалил на себя Анин рюкзак.
«Ну и лаборанты пошли! — сердито подумала Нонна. — Жаль, Швачкин заболел, вот лаборант безотказный». Тут она почувствовала, что кто-то ухватился за ее рюкзак.
— Нет, — сказала она Уру, — мне помощь не нужна.
— Я сильнее тебя.
У него было обычное благодушно-доброжелательное выражение, но почему-то Нонна вспомнила, как окаменело и сделалось неузнаваемым его лицо, когда он уставился на продавца. Вдруг он и сейчас повторит свой трюк…
И Нонна отдала рюкзак. В конце концов, Ур действительно сильнее, чем она. Вон какие могучие плечи. Все загадочно в этом человеке — кто он и откуда и почему приехал с родителями, ведь обычно иностранцы-практиканты с родителями не приезжают, это даже смешно…
Ох, да хватит думать о нем!..
Около двух часов шел отряд по жаркой степи, и вот впереди возникла полоска зелени. Кусты дикого орешника обозначали русло Джанавар-чая.
Подошли к обрыву. Речка, будто ножом, прорезала в степи узкую и глубокую щель, на дне которой желтела вода, казавшаяся неподвижной. Вскоре они вышли к небольшой плотине, перегородившей русло Джанавар-чая. За плотиной поблескивал на солнце пруд, выполнявший обязанности водохранилища для овощного хозяйства того же колхоза. От пруда шли к бахчам канавы-арыки.
Лениво, нехотя, тончайшей пленкой стекала вода по замшелому, позеленевшему бетону водослива. Неподалеку от плотины росли десятка два карагачей, посаженных, должно быть, для укрепления глинистого берега. Тут же был удобный спуск к речке.
Прежде всего поставили палатку в негустой полуденной тени карагача, листья которого, пильчатые по краям, были изъедены тлей. Потом Ур и Валерий спустились к речке — воды им оказалось по пояс — и перебросили на тот берег трос. С троса опустили в желтоватую воду Джанавар-чая гидрографическую вертушку и трубку-насадку — тонкие кабели потянулись от них к самописцам, установленным в палатке. Теперь оставалось погрузить в воду прибор, сделанный по схеме Ура, — довольно увесистый датчик, снабженный спиралями из ниобиевой проволоки.
Перед тем как опустить датчик в воду, Ур открыл его герметичную крышку.
— Мы же все проверили, — сказал Валерий, недовольный затянувшейся возней на солнцепеке. — Чего ты еще затеял?
Ур, не ответив, достал свой блокнот. Пощелкал рычажками, и от пленки отделилось несколько квадратных кусков. Ур повертел их, сложил в плотную пачку и сунул под крышку датчика.
— Зачем это? — спросил Валерий. — У тебя в схеме ничего такого не было.
— В схеме не было, в голове было.
Быстро орудуя отверткой, Ур привинтил крышку. С помощью Валерия он подвесил датчик, погруженный в воду, к тому же тросу, с которого свисали вертушка и трубка-насадка. Теперь сочетание трех приборов давало возможность сравнить скорость течения, полученную магнитным методом, с записями, которые дадут методы гидродинамический и механический.
От датчика тоже протянулся кабель в палатку. Аня и Нонна занялись самописцами.
— На таком течении и вертушка плохо покажет, — сказала Аня, привычно и быстро налаживая лентопротяжный механизм. — А уж магнитный датчик тем более.
— Посмотрим, — сказала Нонна.
Умаявшись, пошли на пруд купаться. Одно тут и было спасение при такой жаре — пруд. Вода в нем была тепловатая и нечистая, но все же — вода. И отряд плескался в пруду до обеда.
Над разожженным костром сварили суповой концентрат, разогрели мясные консервы, вскипятили чай. Ели вяло. После обеда Валерий принялся кидать камни в пустую консервную банку, им же заброшенную на другой берег речки. Банка ясным блеском горела на солнце и была хорошей мишенью, но что-то камни Валерия ложились неважно.
— Дисквалифицировался, — ворчал он. — В детстве я знаешь как метал камни…
Ур тоже подобрал камень, прикинул расстояние до банки.
— Хочешь состязаться? — ухмыльнулся Валерий. — Прямо так, без самоучителя, без теоретической подготовки?
— Дай на минутку твой платок, — сказал Ур.
Валерий протянул ему красную выцветшую косынку, которой при купании повязывал голову. Ур вложил в косынку камень и, раскрутив над головой, отпустил один конец — камень, коротко свистнув, полетел и со звоном ударил в банку.
— Здорово! — восхитился Валерий. — Где ты так выучился?
— Отец научил.
Снова пошли купаться. Ур плавал уже изрядно. Неутомимо, бессчетно переплывал он пруд вдоль и поперек.
— Дорвался, — сказала Аня, сидевшая на берегу после купания. — Он прямо какой-то помешанный на воде.
— Он вырос в безводных местах, — счел нужным пояснить Валерий, растянувшийся на травке.
— В каких местах? — спросила Нонна.
— Не знаю. — Валерий лениво ворочал языком, ему хотелось спать. — В безводных и безлюдных. И его с детства мучила жажда. Духовной жаждою томим…
— Болтаешь, — вздохнула Аня. — Где ты достала такой купальник? повернулась она к Нонне. — Очень миленький.
И они заговорили о купальниках, легко и плавно перейдя затем на кримпленовые костюмы, сапоги-чулки и пончо.
— Пончо выходит из моды, — вставил Валерий, почти засыпая. — В моду входит епанча.
Но девушки не обратили на этот выпад никакого внимания.
— Пока не стемнело, — сказала Нонна, — сними запись с приборов.
Аня ушла в палатку. Вскоре она вернулась, неся ленты, снятые с самописцев.
— Вставай, лентяй, работать надо. — Она пощекотала веточкой голую пятку Валерия.
Тот дернул ногой и проворчал нечто об отсутствии покоя, однако поднялся, зевая, и подсел к Нонне. Они принялись анализировать дрожащие линии, нанесенные перьями самописцев на графленые ленты. Работа была не очень сложной, привычной, но кропотливой. Показания вертушки и трубки-насадки дали скорость течения речки, пересекавшей меридиан. Теперь, зная магнитные характеристики местности, можно было теоретически определить величину электродвижущей силы, наведенной в водном потоке, но для получения конечного результата пришлось ввести множество поправок. Аккуратная Нонна не упустила ни одной.
— Великая река, — сказал Валерий, подчеркнув в блокноте полученную ничтожную величину. — Я всегда говорил, что надо ее переименовать в Ориноко-чай. Эй, Ур! — заорал он. — Вылезай, ты уже весь посинел!
Ур вышел из воды, озабоченно осмотрел свою мокрую грудь, оглядел руки и ноги.
— Посмотрим теперь, что дала ниобиевая проволочка. — Валерий развернул ленту с записью показаний нового прибора, чтобы сравнить ее с вычисленной величиной электродвижущей силы. — Чепуха какая-то, — поднял он взгляд на Ура. — Твой приборчик показывает, верно, вчерашнюю цену на пшеницу в Афганистане.
— Цену на пшеницу? — Ур уставился на него, потом понимающе кивнул: Ты шутишь.
— Действительно, — сказала Нонна, разглядывая ленту. — Не может быть такой ЭДС при этой скорости течения. Смотри, Ур, твой прибор показывает ЭДС больше теоретической, а должно быть меньше — за счет потерь в приборах. Понимаешь?
— Прибор показывает правильно, — сказал Ур, сравнив вычисленную величину с несколько более высокой, зарегистрированной прибором.
— Ну как же правильно? — возразил Валерий. — Не может же неведомо откуда взяться дополнительная энергия, это противоречило бы основному закону.
В карих, в ободках черных ресниц глазах Ура появилось задумчивое выражение,
— Вот ты сказал, что я посинел, — проговорил он, помолчав, — а я этого не замечаю. Точно так же не замечаешь и ты «дополнительной» энергии.
— Да откуда ей взяться? Из воздуха, что ли?
— Немного подальше, — сказал Ур. — Из центра Галактики.
— Что? — вскричал Валерий. — Космическое излучение в форме простой электроэнергии? Иди, иди, Ур, поплавай еще в пруду, а то, как видно, перегрелся малость на солнце…
— Я перегрелся не больше, чем ты, поскольку солнце над нами одно. Излучение из центра Галактики доходит до Земли настолько ослабленным, что никакие приборы и ни в какой форме его не улавливают.
— Ты хочешь сказать — никакие приборы, кроме твоего?
— Да. Этот прибор — высокочувствительный.
— Значит, трехгранная проволока из ниобия…
— Ниобий хороший материал, но и он недостаточно чист для регистрации галактических частиц. Но в сочетании с пачкой вот этой пленки…
— А, твой таинственный блокнот! Я видел, ты засадил пленку из блокнота в прибор, но подумал, что это для пущей изоляции. Дай посмотреть, Ур. — Валерик вгляделся в еле различимый, тончайший узор на молочно-белой поверхности пленки. — Микроструктура какая-то. Да, такую пленочку даже Ованес Арсентьевич не достанет. Из чего она сделана?
— Ближе всего это к ниобию. — Ур протянул руку и забрал у Валерия блокнот.
— И ты знал заранее, что мы получим здесь такой эффект? — спросила Нонна после паузы.
— Я не был уверен. Все-таки здесь очень слабое течение. Хорошо бы испытать прибор в океанском течении. Там мы получили бы более показательную магнитную аномалию.
— Аномалию? — переспросил Валерий. — Твой прибор показывает дополнительную величину ЭДС за счет улавливания космического излучения трудно поверить, но допустим, что это так. Но при чем тут аномалия? Ты слышишь, Ур?
— Я слышу, — ответил тот, глядя в темнеющую на востоке степную даль. — «Дополнительная» энергия, которую мы обнаружили в течении Джанавар-чая, искажает здесь магнитное поле.
— Что именно искажает? Склонение?
— Да.
— Странно, — сказал Валерий. — Где-то я читал, что есть два места на Земле, одно в Атлантике, другое в Тихом океане, их называют дьявольскими треугольниками. Там внезапно начинаются страшные бури и стрелки компасов показывают на географический север вместо магнитного. Знаешь ты об этом?
Ур поднял взор на Валерия и тотчас отвел в сторону, опять уставился на восточный горизонт.
— Искусственная аномалия, значит, — задумчиво сказал Валерий. Джанаварская аномалия… Джаномалия, — сократил он. — Космическая составляющая речных токов…
— Речные токи нам мало что дадут, — сказал Ур. — Океанские — другое дело.
— Пора ужинать, — сказала Аня. — Разожгли бы костер, ребята.

 

 

Костер догорал. Языки огня как бы нехотя долизывали красные, в черных трещинах головешки. Быстро сгущалась, наползала на степь темнота.
Аня вылила из чайника остатки кипятка в кастрюлю и сполоснула миски и кружки.
— Смотрите, луна какая, — сказала она тихо. — Одна половина яркая, а другая — темная и кажется меньше…
— Пепельный свет, — вставил Валерий.
— В городе я такой луны никогда не видела. Здесь она другая. Не привычный фонарик в небе, а космическое тело. Подумать только — там побывали люди… Страшно даже представить себе — вечно черное небо, ни воды, ни ветра, ни дерева…
— У нас тоже сейчас черное небо и безветренно, ну и что? А вместо воды у нас Джанавар-чай, так, одно название, что река.
— Ну что ты вечно споришь? — сказала Аня, но в вопросе ее не слышалось ноток раздражения, а была необычная мягкость. — Споришь и спо-оришь, как пятиклассник.
— Кто спорит? — Валерий бросил в костер сигарету. — Я просто поддерживаю разговор. Не хочешь пройтись, Анечка?
Он обнял ее за плечи, и они ушли.
Ур подкинул в гаснущий костер сухую ветку карагача. Она занялась не сразу. Отсвет огня пробежал по лицу Ура.
Нонна сидела рядом, обхватив руками согнутые колени.
— О чем ты думаешь, когда вот так смотришь на огонь? — спросила она после долгой паузы.
— Думаю о том, как красив огонь.
— Мне казалось, больше всего ты любишь воду.
— Воду я тоже люблю.
— Добавь к ним еще два элемента — землю и воздух, — и ты станешь последователем одного древнегреческого философа…
— Эмпедокла, — кивнул Ур. — Как раз недавно я читал о нем в «Истории философии». Четыре первоэлемента природы, и их приводят в действие две противоборствующие силы — любовь и ненависть. Наивный материализм. Почему ты сказала, что я могу стать его последователем?
— Не знаю… Но я бы не очень удивилась, если бы это было так. В тебе есть что-то первобытное…
Ур посмотрел на нее.
— Во мне что-то происходит, — сказал он. — Я сам не могу понять, потому что раньше никогда такого не испытывал.
— Могу тебе объяснить. — Нонна тряхнула головой и поднялась. — Просто ты приревновал Аню к Валерию.
— Ты уходишь?
— Да. Лягу спать.
— Не уходи, Нонна. Я хочу с тобой поговорить.
Она снова села на поролоновую подстилку, сама удивляясь своему послушанию.
— Ну, говори.
— Не знаю, с чего начать. Меня что-то томит. Вот там, — он указал в сторону, куда ушли Валерий с Аней, — как будто кто-то притаился и подстерегает в засаде…
— Чепуха, — сказала Нонна.
Ур посмотрел на ее четкий, как бы обведенный красным контуром профиль.
— Так по-твоему — я ревную?
— Это не мое дело, — ответила она. — Разберись сам. — И помолчав: — Я все думаю о том, что произошло сегодня. О джаномалии этой… Ты сказал, что речные токи ничего не дадут, другое дело — океанские. Что ты имел в виду?
— Да ничего особенного… Ревновать Аню — это значит желать сейчас быть на месте Валерия? Обнять ее и целовать, да?
— Ох… Отвяжись, Ур…
— Никто не хочет мне толком объяснить, — сказал он с печалью. — В отношениях мужчин и женщин я наблюдаю какие-то странные сложности. Меня привлекает Аня, но общаться с ней — значит… как это говорится… испортить отношения с Валерием. Меня привлекаешь ты, но я уже опасаюсь, не вызовет ли мое общение с тобой неведомых осложнений…
— Кто еще тебя привлекает? — спросила Нонна, надменно вскинув голову.
— Такие вопросы называются ироническими? — Ур вздохнул.
Нонна искоса посмотрела на него. Для чего ему понадобилось разыгрывать ее? Не полагает ли Ур, что она, Нонна, поверит в его неопытность? Как бы не так!
Но что-то в грустном выражении лица Ура, в его поникших плечах невольно вызывало в ней чувство сострадания. Что-то было в нем от обиженного, не понятого товарищами мальчишки…
— Могу тебя успокоить, — сказала она мягче, — общение со мной не грозит осложнениями. Все-таки я хотела бы получить ответ на свой вопрос… Ты слышишь?
— Слышу. — Ур отмахнулся от роя искр, выстреленных костром. — Я говорил об электрических токах в океанских течениях. Ты ведь знаешь, как проявляют себя в океане магнитные аномалии. Даже небольшие аномалии могут на сотни километров спустить вниз границу радиационного пояса. Представь себе, как воздействует на магнитное поле обнаруженный сегодня эффект…
— Джаномалия, — вставила Нонна.
— Да. Космическая составляющая океанских токов, будучи преобразована, может дать полезный выход электроэнергии.
— Каким образом ее брать? Уж не из воздуха ли?
— Из окружающей среды, — кивнул Ур. — Но это, конечно, не так просто. Придется упорядочить магнитное поле Земли, чтобы планета превратилась в стабильный, надежный генератор.
— Упорядочить магнитное поле? Что это значит?
— Это значит — совместить магнитную ось Земли с осью вращения.
Нонна ошеломленно воззрилась на Ура.
— Ты собираешься изменить наклон земной оси? — Она хмыкнула. — Лучше не утруждай себя. Этим уже безуспешно занимались герои Жюля Верна.
— Земная ось пусть останется на месте, зачем нам смещать климатические пояса? Я говорю о смещении магнитной оси. Чтобы магнитные полюса совпали с географическими.
— Легко сказать, Ур… Мы даже не знаем точно, почему они не совпадают, — как же ты совместишь их?
— Почему полюса не совпадают — вопрос особый. Повернуть же магнитную ось, насколько я понимаю, задача выполнимая. Сам Мировой океан предлагает для этого свои услуги. Есть уникальное кольцевое течение, опоясывающее планету…
— Течение Западных Ветров?
— Да. Нужно использовать этот поразительный феномен природы.
— Течение Западных Ветров, — медленно повторила Нонна. — Слушай, я вспомнила… Однажды в кабинете Веры Федоровны ты выразил удивление, что за электроэнергию платят. Эта идея — загребать сколько угодно электричества из воздуха — уже тогда возникла у тебя?
— Не помню, — рассеянно ответил Ур. — Наверно, раньше.

 

 

Засада притаилась за деревьями — там, где они ближе всего подступают к караванной тропе. Младший сын хозяина воды щурит свирепые рыжие глазки. Вот он медленно натягивает тетиву лука. Ах, упредить, упредить — прежде чем сорвалась с тетивы стрела, раскрутить над головой пращу, послать камень в негодяя, прямо в висок…
В висок — самое верное. Так говорил отец, когда учил обращаться с пращой. Но это никогда не пригодится, ведь все это — только странный, тревожный сон, навеянный рассказами отца…
Потом наступает утро, гася в светлом небе бесчисленные скопища звезд, — восходит желто-зеленое солнце, сгоняя с рассудка ночную муть, и приходит Учитель. Мир снова обретает обычную ясность и завершенность, и с каждым днем, с каждым долгим и ясным днем ты все более ощущаешь причастность к общему разуму, и, сливаясь с ним, твоя мысль усиливается стократ, становится могучей, всепроникающей.
Вот только сны… Никогда ты не видел ни хозяина воды, ни младшего его сына со свирепыми рыжими глазками — отчего же они тревожат тебя, когда рассудок дремлет? И, смущенный иррациональностью ночи, ты отсылаешь вопрос Учителю: отчего это? Из какой глубины возникают образы, не виданные наяву? И есть ли в действительности колодец из рассказов отца, есть ли долина и караванная тропа, ведущая к большой реке?
На следующее утро, выйдя из машины и отослав ее на стоянку, Учитель говорит тебе: «В-корабле-рожденный, я разыскал карты той экспедиции. Вот они. Твой колодец есть. Во всяком случае, был. Он отстоит к северу от экватора на одну двенадцатую часть круга. К сожалению, не отмечена долгота его места. Впрочем, жалеть не о чем. Что до ночных видений, то они означают лишь одно: ты еще не полностью причастен. Но это придет».
Конечно, придет, думаешь ты. Еще бы! Но после ухода Учителя берешь карту, оставленную по твоей просьбе, и отсчитываешь к северу от экватора одну двенадцатую и начинаешь водить пальцем по параллели. Это должна быть жаркая долина, прилегающая к реке. Палец медленно скользит вдоль параллели. Не эта ли низменность?.. Или здесь? Большая река, стекающая в море… А вот местность между четырьмя морями… Где-то здесь?..
Ах, все было бы так просто, так покойно, если б не эти странные сны… если б не душные прикосновения ночи…

 

 

Ур проснулся от духоты. Сбросил с себя одеяло и некоторое время лежал, прислушиваясь к журчанию воды в речке. Было раннее утро. Не видать ни луны, ни звезд — небо плотно заволокло тучами. Там, в вышине, ветер, как видно, вовсю гнал тучи к морю, а здесь, у земли, — ни малейшего дуновения.
Рядом на своем надувном матраце посапывал Валерий. Из палатки, где спали девушки, донеслось сонное бормотание.
Ур поднялся с матраца и пошел к берегу. Днем речка текла по дну каньона тоненьким ручейком среди белых камней. А теперь, похоже, заполнила всю ширину щели между глинистыми обрывами. Ур направился вверх по течению, к пруду. Шум воды нарастал, и он увидел в слабом предутреннем свете, что прорез водослива уже не пропускает всей воды — вода переливалась во всю ширину гребня плотины белопенным клокочущим потоком, ее уровень быстро повышался.
«Надо поднять повыше датчики», — подумал Ур и пошел обратно.
У входа в палатку стояла Нонна в своем бело-синем купальнике, должно быть, и ее разбудила духота. Она причесывалась, и при каждом взмахе гребешка из ее темных волос с треском сыпались стайки голубых искр.
— Что ты уставился? — сказала Нонна. — Не видел никогда статического электричества?
— Вода в реке прибывает. Надо поднять датчики.
— В горах, наверно, прошли дожди. — Нонна кинула гребешок в глубь палатки и пошла к берегу. — Скоро и здесь разразится гроза. Ох, и парит!
Пользуясь блочными подвесками, они принялись поднимать датчики, свисающие с перекинутого через каньон троса, чтобы они оказались в верхнем слое прибывающей воды.
Откуда ни возьмись, сорвался с затянутого тучами неба порыв ветра. Дохнуло прохладой, упали первые капли дождя.
— Сейчас припустит, — сказала Нонна. — Пойдем в палатку.
И она двинулась своей легкой походкой — будто шла по подмосткам сцены, а не по серой, прибитой зноем земле. Она растолкала Валерия, который отбрыкивался и выкрикивал дерзкие антиначальственные слова. Но дождь и верно припустил, и пришлось Валерию встать и втащить в палатку матрацы.
— Ур! — позвала Нонна из палатки. — Чудак, зачем мокнуть? Ур! закричала она в один голос с Аней.
Но Ур не откликнулся на благоразумный призыв. Он стоял, раскинув руки, под дождем, набиравшим силу. Жадно впитывал ноздрями разливающуюся по степи свежесть, с наслаждением принимал учащающиеся удары капель по разгоряченному телу.
И уже лило как из ведра. Земля, еще несколько минут назад сухая и скучная, стала черной, размокшей, заблестела, запузырилась просторными лужами. А по небу будто прокатили железные громыхающие бочки. Вдруг вспыхнуло слепящим белым светом — длинная разветвленная молния вонзилась в противоположный берег. Грянул пушечный удар грома.
— У-ур! — испуганно завопила Аня.
— Ничего, — сказала Нонна. — Речка служит громоотводом… Какая гроза! — добавила она, не сводя глаз с Ура.
Еще молния.
— Ух ты! — крикнул Валерий, высунув голову из палатки. — «Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит…»
— Как ты сказал? — Голос Ура сквозь шум ливня. — Море ловит молнии?..
— Стрелы молний! И в своей пучине гасит!
Сверкнуло. Раскатисто, грозно прорычал гром.
Ур, весь в струящихся потоках воды, стоял, запрокинув голову и выбросив руки кверху, и лицо его выражало такую первобытную радость, что Нонна подумала: варвар, наивный дикарь, одушевляющий силы природы… Вот она, его сущность, и не нужно придумывать ему других одежд — он именно такой, в плавках, омываемый ливнем, дитя тропических лесов… или великих просторов саванны… Вот только, может, вложить ему в кулак массайское копье или что там еще… зулусский ассегай…
— Море ловит стрелы молний! — Удар грома покрыл восторженный выкрик Ура. — И в своей пучине гасит!..
— Во дает! — усмехнулся Валерий. — Анечка, а ты чуешь, как пахнет? Это твой любимый озон!
Молния сверкнула совсем близко, громыхнуло жутко, оглушительно. Не умолк еще Анин визг, как донесся голос Ура:
— Трос! Датчики уносит!
Валерий выскочил из палатки, Нонна устремилась за ним. Ноги скользили в размокшей глине, ливень хлестал по голым спинам. Ур, стоя на самом берегу каньона, пытался вытянуть стальной трос: молния ударила в него у противоположного берега, и перебитый трос с подвешенными датчиками мотало теперь в ревущем потоке. Как бы датчики не сорвало…
Валерий и Нонна тоже ухватились за трос. Втроем они вытянули его, за тросом потянулись кабели, путаница блочных подвесок. Один из датчиков зацепился за что-то под водой.
— Не дергай, оборвешь! — крикнула, задыхаясь, Нонна.
Она выхватила кабель из рук Ура и стала раскачивать из стороны в сторону, пока датчик не освободился. Это был тот самый прибор с ниобиевой проволокой.
— Отнеси!
Ур, прижимая к груди скользкий корпус прибора, понес его к палатке, где Валерий с помощью Ани уже укладывал другие спасенные датчики. Нонна осталась на берегу, сматывая кабель.
И вдруг огромный водяной вал взметнулся над расселиной Джанавар-чая. Это, не выдержав напора, рухнул гребень плотины. Поток, доверху заполнив каньон, понесся вниз, к морю. Край глинистого обрыва, на котором стояла Нонна, отделился от берега. Взметнулся и оборвался ее крик…
Ур, резко обернувшись, увидел, как девушка вместе с пластом глины исчезла в клокочущей воде. В два-три гигантских прыжка он достиг берега и с ходу прыгнул в ревущий поток.

 

Назад: Глава пятая Ур начинает работать
Дальше: Часть вторая БЕГЛЕЦ

girlstop1Coore
Как загореть без солнца совершенная шоколадная девушка Если вы никогда раньше ничем подобным не пользовались, для начала купите спрей или легкий мусс – их проще наносить на кожу. Молочко и кремы дают более насыщенный цвет – но и больший риск стать обладательницей «леопардового» загара. Не наносите средство сразу на все тело. Сначала испробуйте его на каком-нибудь малозаметном участке. Так вы сможете понять, не выдает ли ваша кожа аллергическую реакцию на чудо-средство. За пару дней до нанесения средства воспользуйтесь скрабом для тела. Дело в том, что искусственный загар окрашивает лишь верхний слой кожи; если этот слой начнет естественным образом отшелушиваться, вы рискуете покрыться пятнами. Подготовьте кожу к ровному загару. Не пренебрегайте после автозагара увлажняющей косметикой. Средства для загара, даже самые дорогие, сушат кожу. Загорелые шелушащиеся ноги – это не очень привлекательно. Как выглядеть на 15 лет моложе? Все хорошо вовремя В том числе нанесение увлажняющих кремов и водные процедуры. В течение шести часов после использования средства для загара не принимайте душ или ванну. И не наносите средство на влажную кожу – она пойдет разводами. На вкус и цвет… …товарищей нет, верно. И все же будьте осторожны при выборе цвета. Фарфоровая блондинка, пытающаяся казаться знойной мулаткой, – зрелище не для слабонервных. Они не будут белые, они же загорелые! Есть места, где кожа несколько толще, чем на всем теле. Это колени, локти и щиколотки. На них стоит наносить средство более тонким слоем, иначе эти места окажутся неестественно темными. Засос на шею — эротизм в открытом виде Главное – сухо! Как бы вам ни хотелось моментально продемонстрировать свой шикарный загар окружающим, не торопитесь с выходом в свет – дайте средству высохнуть. Не желаете же вы, чтобы на вашей коже отпечатались лямки сарафана! Белолица, черноброва… Очень распространенная ошибка – наносить на тело и лицо один и тот же тон. Если не хотите выглядеть замарашкой, лицо должно быть хоть чуточку светлее.
Bogdanhky
Привет товарищи. Предлагаем Вашему вниманию интересный сайт для заказа инструмента Milwaukee. Фирменный магазин Milwaukee предлагает широкий перечень инструментов и расходных материалов Milwaukee для бытовых и профессиональных целей.Инструменты бренда Milwaukee созданы благодаря новаторским разработкам, инструмент Milwaukee отличается высочайшим качеством и высокой производительностью. Все инструменты Milwaukee успешно реализуются по всему миру. В линейку товаров бренда входит более чем 3500 видов электроинструментов класса Heavy Duty и 4000 аксессуаров для выполнения различных видов работ. Вся продукция отличается наилучшим соотношением цены, качества и срока службы инструмента. Каждому клиенту предоставляется индивидуальный подход, подбор необходимого инструмента исходя из целей использования. Наши специалисты отдела электроинструментов и аксессуаров профессионально проконсультируют каждого клиента обратившегося в фирменный магазин Milwaukee. Весь ассортимент электроинструментов Milwaukee Вы можете купить в нашем фирменном магазине Milwaukee. Мы осуществляем бесплатную доставку по всей территории Беларуси в сжатые сроки Нам будет приятно видеть у нас на интернет ресурсе Увидимся! 48223711 4932479008 4933459887 4932363144 4933464354
RonaldDrill
Пухлая блондинка принимает сперму РІ анал.Иногда достаточно Рё следов РѕС‚ былой красоты притом, что есть талант быть сексуальной, невзирая РЅРё РЅР° что. Опытные практики даже скажут, что здесь РЅРµ столько важен оргазм, сколько чувство единения СЃ партнером. порнография Рё эротика анальное порево смотреть онлайн Поздравляю, вас посетила просто великолепная мысль Р’С‹ допускаете ошибку. РњРѕРіСѓ это доказать. Пишите РјРЅРµ РІ PM, пообщаемся. Бытует мнение, что только мужчины РЅРµ РјРѕРіСѓС‚ прожить без секса долгое время. голые гей мужики порномое порно фото русское частое порно онлайн самое смачноесмотреть порнуху россия 9769a2_ Р’С‹, может быть, ошиблись?
RogerNut
{Создание сайта Москва