Глава 38
Ее тяжелая голова болталась, словно камень на веревке. Подбородок свешивался на грудь. Сара различила силуэты деревьев, освещаемых растущей луной, и ощущала лесную почву, намочившую ее ноги.
Почему ей так холодно? Почему так болит все тело? Она опустила глаза, и страх наэлектризовал ее сознание, прогоняя последние остатки действия снотворного: ее грудь, живот, бедра были обнажены, исцарапаны и испачканы землей. Голая, она была привязана к стволу дерева, шершавая кора которого царапала ей спину.
Сара попыталась освободиться. Но только разодрала себе кожу еще в нескольких местах и туже затянула путы. Задыхаясь, она впилась в темноту взглядом и различила в нескольких метрах от себя движущуюся тень.
– Было бы несправедливо, чтобы Андре Вассили один расплатился за свое преступление. Его отравленные гены несет в себе все его потомство… Начиная со старшей дочери.
Сара издала крик ярости, натянув свои путы. Ее голос сорвался, а его эхо пролетело между деревьями острова, прежде чем разочарованным бескрайними сибирскими просторами умереть на берегах реки.
– В каком преступлении вы обвиняете моего отца? – пробормотала она между двумя спазмами.
Он остановил на ней полный ненависти взгляд голубых глаз.
– Капитан нам сказал, что это место называется островом Дьявола. Это не так. Но жители Томска боятся произносить его подлинное имя.
Адриан подошел, размахивая длинным охотничьим ножом с зубчатым лезвием.
– Нет! – завопила Сара, вырываясь.
Клинок остановился в нескольких сантиметрах от ее обнаженного живота.
– Терпение, – вздохнул Адриан. – Прежде ты должна узнать. Да, потому что ты должна страдать так, как страдал мой отец.
– О чем вы говорите? – крикнула Сара.
Адриан схватил ее за подбородок и уставился прямо в глаза.
– Вот факты, Сара Геринген. В феврале 1933 года начальник ГУЛАГа посчитал, что новый политический режим устанавливается в России недостаточно быстро. Он предложил Сталину план депортации всех элементов, отравляющих строящееся социалистическое общество. Россию надо было очистить, чтобы социализм рос на новой земле. Тогда были депортированы два миллиона человек. Из этих двух миллионов один был обречен поселиться… точнее сказать: подохнуть здесь, в Сибири.
Адриан отпустил подбородок Сары и воткнул нож в землю, а затем резким движением выдернул его.
– Любые предлоги годились, чтобы обвинить человека в том, что он – социально вредный, – продолжал он, тихо вздохнув. – Моего деда депортировали за распространение якобы ложных антисоветских слухов о трудностях со снабжением продовольствием, в то время когда народ умирал с голоду. За ним пришли посреди ночи в его маленькую квартирку в Ленинграде и забрали вместе с моей бабкой и маленьким Матвеем. Моему отцу тогда было четыре года. Его родители успели захватить с собой только небольшое количество носильных вещей. Ничего больше. Твоего отца, Сара, тоже схватили, как многих из тех, кого здесь называли кулаками, – земельных собственников, использовавших труд наемных работников. Твой дед, крестьянин из Подмосковья, спрятал часть урожая, чтобы прокормить свою семью. Солдаты швырнули его в грузовик вместе с его женой и двумя детьми: твоим отцом Андреем и его сестрой Дуней.
Закрыв в изнеможении глаза, Сара услышала шум рядом с собой. Она приподняла веки и увидела, что ее мучитель присел на корточки, чтобы обтесать кусок дерева. Лезвие его ножа было таким острым, что входило в древесину, словно в масло.
– Вот так наши судьбы соединились, Сара. 1 мая 1933 года наши семьи, перепуганные, голодные, вместе с тысячами других депортированных оказались в Томске, в крупнейшем пересыльном лагере. Они обнаружили, что полиция поместила их вместе с бродягами, ворами, бандитами. Так они провели много дней, не зная, какая судьба их ожидает. До того дня, когда пять тысяч из них посадили в четыре баржи и этот караван отплыл к неизвестному им месту назначения…
Адриан сделал паузу в своем рассказе, чтобы перевести дух.
– Они плыли шесть дней, в жуткой тесноте, почти без еды и воды. Из-за нехватки места они могли ложиться поспать не более чем на два часа. Туалеты были тут же, в трюме. Утром 18 мая 1933 года начальник этапа высадил их на маленький остров, где были только деревья и болота. Четыре тысячи пятьсот пятьдесят шесть мужчин и триста тридцать две женщины, некоторые в лохмотьях, другие в пиджаках и городских ботинках. Их выбросили на этот проклятый остров, словно какой-то мусор. Большинство депортированных, истощенные и обессиленные, даже не могли стоять на ногах. Наиболее выносливым приказали выносить самых слабых. Когда все они сошли на сушу, солдаты вытащили из трюмов трупы двадцати семи депортированных, которые не пережили пути от Томска.
Голос Адриана приблизился к уху Сары.
– В тот момент они еще не знали, что их просто бросят здесь. На следующий день началась снежная буря. Они попытались развести костер из сырых дров. Только тогда начальники решили распределить единственный съестной продукт, который они взяли с собой: муку. Из расчета по одному фунту на человека. Их заставили построиться в очередь. Самые везучие подставляли свои шапки, другие – ботинки, третьи – полы пиджака. Те, у кого ничего не было, такие, как мой отец, подставляли свои озябшие руки, чтобы получить положенную им порцию.
Адриан провел пальцем по ребрам Сары, словно мясник, выбирающий место, с которого начнет разделывать тушу.
– А что они могли сделать из этой муки? – вновь заговорил он. – Они вырыли в земле небольшие ямки и развели ее речной водой. Потом пили эту смесь. Наиболее голодные задохнулись, другие подхватили дизентерию. Тогда организовались банды, чтобы грабить тех, кому повезло привезти с собой еду. Избиения, убийства днем и ночью – тотальный хаос. Конвоиры не справлялись.
Адриан прервался. Ветер шевелил листья, шуршавшие под его порывами, насквозь пронизывавшими Сару, словно ледяные клинки.
– Тогда заключенные на острове начали поедать трупы. Голод становился все сильнее, депортированные, словно стервятники, становились вокруг умирающих, чтобы сожрать их или завладеть их золотыми коронками, на которые выменивали у солдат немного муки. Однажды солдаты нашли несколько десятков развешанных на деревьях холщовых мешков, в которых лежали печени, сердца и легкие, вырванные у семидесяти трупов. Остров Назино, где мы сейчас находимся, прозвали не островом Дьявола. Его настоящее название – остров Людоедов.
Адриан внезапно воткнул свой нож в ствол дерева, слегка коснувшись лица Сары.
– Когда мертвецов перестало хватать для прокормления живых, началась охота. 17 августа 1933 года мой дед пошел менять ботинки на горбушку хлеба. Моя бабка была слишком слаба, чтобы ходить. Пальцы ее рук и ног были обморожены, начиналась гангрена. Тогда дед сказал моему отцу:
«Матвей, я на тебя рассчитываю. Присмотри за мамой. Если увидишь, что приближается банда, кричи громче. Я сразу же вернусь». Они явились всего через десять минут после его ухода.
Адриан посмотрел в сторону берега Оби, потом продолжил:
– Моя бабка пыталась убежать, таща моего отца за руку. Они их быстро догнали. На глазах сына мою бабку привязали к дереву, вот как тебя сейчас, и отрезали ей груди, бедра, ягодицы, икры.
Сара превратилась в один сгусток паники, ужасаясь и тому, что слышала, и участи, которую ей готовил Адриан, чей взгляд горел ненавистью.
– Пока они разделывали ее заживо, моя бабка умоляла их пощадить ее ребенка. Они ответили, что это будет зависеть от того, сколько она даст им пропитания. И смеялись. Когда прибежал мой дед, моя бабка была еще жива, но они уже начали пожирать отрезанные от нее куски. Дед попытался ее освободить, они его ударили и отрезали моей бабке голову ножом. Их было четверо: мужчина, женщина, маленький мальчик и маленькая девочка.
Адриана трясло. И в бреду своей боли Сара все поняла.
– Твои дед и бабка сожрали сердце, печень и мышцы моей бабки. А ее голову они сварили, чтобы легче было добыть мозг. Мальчик, сопровождавший их, был твой отец.
Адриан схватил Сару за горло.
– Ты думала, что он убил свою сестру Дуню… Нет, она умерла от голода. Но Андре Вассили съел мою бабку, съел на глазах у моего отца, высматривая, с какого кусочка начнет есть и его, когда придет очередь.
Несмотря на боль и страх, Сара была в ужасе от того, что услышала.
Адриан поднес нож к лицу пленницы.
– Как у многих каннибалов, у твоего отца развилась непереносимость организмом человеческой плоти. И он умер так же, как грешил. Убивший его анафилактический шок был вызван куском человечины, который я заставил его проглотить.
Сара с трудом подняла голову, потому что в ее легкие больше не поступал воздух.
Адриан слегка приподнял ее, взяв под мышки, чтобы она могла вдохнуть.
– И последнее: мою бабку звали Ярослава.
Сара приоткрыла глаза.
– Да, твой отец принял личность своей жертвы, чтобы попытаться преодолеть чувство вины, – бросил Адриан. – У него хватило наглости продолжать жить после того, как он искалечил жизнь моего отца. Для меня настало время исправить судьбу. Око за око, зуб за зуб. Да свершится святая месть.
Адриан приблизил свой нож.
Саре повезло: сознание покинуло ее.