Долгий путь к печальному концу под жизнеутверждающую панихиду колокола.

Бок о бок шли по дороге к винограднику Мэтью и Берри. Перед ними широко шагал Чепел, занятый беседой с Эвансом. Построившись треугольником вокруг беспомощных пленников, шли Джереми, Рипли и граф Дальгрен. А за ними, не отставая, мальчишки, вопя и смеясь от радости, отпихивая друг друга, чтобы получше разглядеть Берри, бросаясь вперед дернуть ее за платье или Мэтью за сюртук и со смехом уворачиваясь от почти шутливых выпадов ножа Джереми, отскакивая от угрожающих взмахов руки Дальгрена и его прусских выкриков. Но никто не трогал Рипли, и он тоже будто не замечал никого. Надев черные очки, он шагал угрюмо и неумолимо.

— Что они с нами сделают?

Берри подалась ближе к Мэтью, вздрогнула, когда желтоволосый юнец лет четырнадцати дернул ее за платье. Она было повернулась на него прикрикнуть, как уже на нескольких прикрикнула, но так как это вызывало только взрывы смеха, решила этого не делать.

Мэтью хотел сказать: «Не знаю», но время для подобной лжи уже явно прошло. И вообще, он же так чертовски честен.

— Они нас убьют, — сказал он.

Берри остановилась, уставилась на него, разинув рот. Ее синие глаза прожигали у него в голове дырку, но тут Дальгрен толкнул ее так, что она чуть не налетела на Мэтью. Ох, как развеселились мальчишки! Один — темно-рыжий бесенок лет двенадцати — начал потирать себе штаны спереди, отплясывая джигу и взметая сапогами пыль.

— Убьют? — ахнула она, когда к ней вернулась речь. — Убьют? Во что ты меня втравил?

— В приключение, — ответил он. — Я думал, тебе они нравятся.

— Мне нравятся такие приключения, когда я остаюсь жива! — Ее рот оказался так близко к его уху, что Мэтью подумал, как бы она его не откусила. Растрепанные и спутанные волосы девушки стали светлыми от пыли. Она отчаянно огляделась вокруг — но за стеной ржущих морд и пляшущих фигур виден был только лес. — Но мы же можем бежать?

— Не быстрее, чем они.

— Они не будут нас убивать! — Она дернула ртом, в глазах у нее стояли слезы. — Они же только хотят нас напугать, правда?

— Не знаю. Вряд ли меня можно напугать больше, чем я уже боюсь.

— Ты должен что-то сделать! — требовательно сказала она — и снова прямо ему в ухо.

Мэтью только хмыкнул.

«Что будешь делать, бледная немочь?»

Можно заплакать, подумал он. Разразиться слезами, чтобы они видели, насколько ты на самом деле храбр. Пусть видят, что получается, когда бледная немочь, любитель-шахматист пытается строить из себя — какое он слово нашел в Филадельфии? — да, детектива. Бу-га-га, как смешно. Из своего первого расследования надо живым выходить, подумал он мрачно. Еще раз напряг руки в путах, как делал уже не меньше полдюжины раз — но эти веревки спадут, только когда у него запястья станут потоньше.

— Кто-то сюда едет, да? — взмолилась Берри. Голос ее сел, и она постаралась взять себя в руки. — Скажи, нам кто-нибудь едет на помощь?

— Никто. И ворота заперты.

Не слишком ли он жесток? Он захотел обнять ее за плечи — тут же забытые путы напомнили о себе. Мозги у него плавали в крови — и очень скоро будут плавать в ней не метафорически. Да вообще сердце может разорваться, он упадет и умрет, не получив раны.

Но не избежав оскорблений, понял он, когда заметил, что наступил в кучу навоза, оставленного лошадьми из кареты на пути к конюшне. Хохот, вопли, кто-то крикнул «засранец!». Нельзя ли умереть от смущения? — подумал он. Увы, нет.

— Мистер! — крикнула Берри. И громче, чтобы заглушить колокол смерти и вопли веселья: — Мистер Чепел!

Прервав разговор с Эвансом, Чепел подался назад:

— Да, мисс?

— Мы ничего не скажем! — заверила она его.

— Совершенно верно, мисс.

— Я серьезно! Мы будем молчать! Правда, Мэтью?

— О да, вы будете молчать, — согласился Чепел.

Внезапно Берри села на землю. Чепел сделал жест рукой — и рой мальчишек тут же радостно бросился выполнять распоряжение. Мэтью показалось, что с Берри сейчас сорвут одежду, ее груди и интимные части тут же были ощупаны всеми наличествующими руками. Она вскочила, вся красная, с выпученными глазами, отбиваясь, пока граф Дальгрен не шагнул вперед, схватил ее за волосы, встряхнул ей голову как следует и проорал ей прямо в ухо:

— Шакай, шакай!

Кулак он уже занес, чтобы ударить раньше, чем она успеет ударить головой. Глаза у девушки остекленели, лицо обвисло. Мука хуже смертной сдавила ему сердце, когда она сделала неверный шаг вперед, и парад замаршировал дальше.

— Плохо она держится, — заметил Чепел, идя рядом с Мэтью.

— Ну, так ее же в первый раз убивают, — ответил он голосом куда более твердым, чем сам мог себе вообразить — если бы воображал подобную ситуацию.

— Вы слишком далеко не бегите, — посоветовал Чепел сочувственно. — Так, чтобы ребята размялись. А потом ложитесь, и пусть догонят. Это будет недолго.

— Я не понял, меня убивать собрались или вырывать зуб?

Чепел тихо засмеялся. Колокол внезапно смолк — и у Мэтью кишки заворочались, как бочонок свежевыловленной рыбы.

— От вас избавляются, — ответил Чепел. — Как избавляются от использованного и бесполезного в дальнейшем ресурса. В общем, все люди именно этим и являются, если смотреть в корень. Вы согласны?

— Если я соглашусь, мне и девушке позволят жить?

Снова тот же тихий смех.

— Так для чего это все нужно? — В конце дороги виднелся виноградник и группа строений из белого камня. На одном из них была небольшая колокольня. — Здесь создают ресурсы, которыми будет пользоваться профессор Фелл?

— Да, или любой, кто за них согласен платить. Да ну, Мэтью! Вы же понимаете, как это важно для… как бы сказать…

— Преступного мира? — подсказал Мэтью.

— Братства, — ответил Чепел. — И сестричества, конечно, тоже — пополнять себя. Все мы — ресурсы. Наши таланты делают нас ценными — в различной степени для различных миров. Возьмем, к примеру, Билли Ходжеса. Как я уже говорил, он прекрасно для нас работал и стал преподавателем писарского искусства. Видите вон то здание слева? Рядом с тем, где колокольня? Там у нас главная аудитория. Билли там учил своих студентов. Некоторые из них далеко продвинулись, заняли должности в колониях и ждут сигнала. Других послали на работу в Англию. И с другими нашими специализациями так же: искусство самообороны, финансы, техника управления людьми, искусство общения… и так далее, вплоть до самых специальных семинаров по наемным убийствам, поджогам, шантажу, воровству, похищению людей, карточному шулерству, карманным кражам, подлогам и…

— Отравлениям? — перебил Мэтью. — Как смешать зелье, чтобы убить пятерых невинных людей в филадельфийской таверне?

— Эти пятеро, как вы сами понимаете, случайные жертвы контракта, которым не повезло. Кто-то же должен был выпить это вино? Не могли же мы уничтожить Свенскотта и его предприятие, если бы никто не был отравлен?

— Просто прелесть.

— Необходимость. Разве вы не видите, что все это — просто дело? Полно, Мэтью! И у этого дела огромное будущее. В Англии и Европе оно процветает уже много поколений. Сейчас, когда открывается Новый Свет с его огромным потенциалом, глупцами мы были бы, если бы не воспользовались открытой дверью. — Он вздохнул, понимая, что его слова не производят особого впечатления. — А насчет отравления — вам, может быть, интересно узнать, что когда мистер Нэк совершал свои акты мести, только мистер Деверик мог понимать, за что ему режут глотку. — Чепел искоса глянул, оценивая интерес, который вызвали у Мэтью его слова, и все же продолжил свою речь, хоть и не увидел никакого. — Осли только поставлял человеческий ресурс, не зная, как именно он будет использован. А доктор Годвин — он после смерти своей жены крутил в Лондоне с одной молодой потаскушкой. Мы выяснили, что ее звали Сьюзен. Он в ней души не чаял, а она его использовала как своего кота. Дурачила его как хотела. Полагаю, он готов был на все, только чтобы быть с ней, ибо такова иллюзия, которую мы называем любовью. Я бы на его месте выпустил ей кишки и выбросил ее в окно — но Годвин, очевидно, считал себя благородной душой, которая когда-нибудь избавит свою возлюбленную от вторжения чужих членов и поведет к лучшей жизни. Так было, пока она не залетела и доктор не убил и свою милую Сьюзен, и ее ублюдка на абортном столе. Уверен, что совершенно случайно. Но вообще-то его всегда притягивали ночные бабочки. Такой вот печальный эпизод в безупречной жизни — но именно такими эпизодами мы и кормимся. Они очень упрощают нашу работу. Когда мы обратились к доброму доктору с просьбой изготовить для нас небольшое количество яда — кстати, из белладонны, которую он купил в аптеке на Смит-стрит, — он сперва был весьма неприветлив, пока мы не напомнили ему о Сьюзен. Можем ли мы это доказать? Мы ему ответили, что всегда можно найти свидетелей и написать письма. — Чепел размашисто подмигнул. — В нашем распоряжении есть дамы с большим воображением и не меньшим опытом. Но Годвин не был крепким орешком — терзаемый чувством вины, внушаемый, он сдался почти сразу. Если бы он попытался выйти на главного констебля, мы бы его устранили сами. Могли бы найти другого — такой же ресурс. Понимаете?

— Трагедия, — сказал Мэтью.

— Работа, — возразил Чепел. — Такая же работа, как любая другая, но с одной разницей. — Чепел задумчиво помолчал. — Меня, бедного, но честолюбивого сына жестянщика, она сделала очень, очень богатым.

Вдруг мальчишки побежали вперед — Мэтью показалось это зловещим предзнаменованием — и скрылись за углом здания с колокольней.

— Ах, эти грубые школы дают нам таких деликатных учеников! — сказал Чепел с намеком на злорадство. — А теперь слушайте и делайте, как я скажу. Немножко побегайте, чтобы они завелись, а потом ложитесь. И девушке скажите, если она еще вас слышит. Далеко вам все равно не убежать.

— А что вы сделаете с нами потом? Бросите в реку?

— Нет, конечно же. Билли спрыгнул вон с того обрыва, — Чепел мотнул головой в сторону Гудзона, — его не успели остановить. Он был полуслепой, не видел, куда бежит или откуда. Мы бы его похоронили, как обычно, в лесу, где закапываем все наши ошибки и неудачи. Которых, к сожалению, много — у нас высокие требования, как в любом университете. Из всех кандидатов, которых нам продавал Осли, мы выпускаем не больше где-то шести в год. Да, теперь еще и эту проблему решать — Осли. Нам надо будет найти ему замену, и еще поставить нашего представителя возглавить приют для девочек — так что в ближайшие месяцы работы нам хватит.

Ум Мэтью зацепился за одну деталь, которую сейчас Чепел упомянул вскользь.

— Полуслепой? А отчего это был Билли полуслепой?

— А, так у него же вырвали глаза. Птицы.

— Птицы?

— Ну да, мои ястребы.

Тут они свернули за угол, и там вокруг большой вольеры под навесом ждала стая мальчишек. Трое самых больших держали на кожаных перчатках бурых с белым птиц в колпачках.

Берри издала такой звук, будто ее ударили в живот, у нее подогнулись колени, но галантный граф с садистским удовольствием толкнул ее вперед.

— Вы редкая сволочь, — сказал Мэтью Чепелу, стискивая зубы так, что они готовы были хрустнуть.

Чепел скромно пожал плечами, будто услышал комплимент.

— Молодые люди! — Лоуренс Эванс поднял с земли корзину и передал ее по рукам. — Вооружитесь, будьте добры. Осторожнее с клинками, чтобы без несчастных случаев.

Ребята — Мэтью увидел, что они уже без нагрудных табличек, и все в этом предприятии равны — стали запускать руки в корзину и вынимать оттуда ножи. Очень неприятно было разнообразие этих ножей: короткие, длинные, загнутые вверх или вниз, широкие, узкие, кургузые, зловеще изящные. Мальчишки расхаживали вокруг, пыряя и кромсая воздух, кто-то с резким вывертом, кто-то размашисто полосуя, будто уничтожая последние остатки детства перед тем, как переступить порог, из-за которого нет возврата.

Вроде бы всем это было не в новинку, хотя некоторые — в том числе ловкорукий Сайлас — очень сильно… не побледнели, а позеленели даже. Но и эти тоже самозабвенно рубили и кололи.

— Ваш вариант профессорского прогона сквозь строй, — сказал Мэтью Чепелу. Точнее, сам услышал свой голос, потому что лицо и рот у него будто сковало льдом.

— Именно. Мой вариант с использованием давнего моего хобби. Мистер Грейтхауз хорошо вас школил, надо отдать ему должное. Но он тоже, можете себе заметить, скоро здесь будет. — Чепел подождал, пока Дальгрен подгонит Берри поближе, хотя она была слишком не в себе, чтобы постичь свою судьбу. — Мистер Эдгар! Где мистер Эдгар?

— Я здесь, сэр! — подал голос крупный широкоплечий молодой человек с коротко стриженными темными волосами.

Он вышел из тени здания, держа на сгибе мясистой руки маленького ягненка, а в другой — ведро, в котором, как ни странно, торчала малярная кисть. Эдгар слегка прихрамывал, лицо у него было в оспинах, глаза темно-карие, под цвет волос, и нервные, быстро мигающие. Поравнявшись с Чепелом, он поднял взгляд и сказал почти застенчиво:

— Мэтью, здравствуй.

На секунду Мэтью онемел. Потом губы его шевельнулись, и он сказал:

— Привет, Джеррод.

— Я слышал, что ты тут будешь. Как жизнь?

— Нормально, а у тебя?

— У меня все хорошо.

В подтверждение своих слов Джеррод Эдгар кивнул. В его тусклых глазах отнюдь не горел самый яркий интеллект мира, но Мэтью его помнил вполне приличным парнем в девяносто четвертом, когда Мэтью было пятнадцать, а Джерроду двенадцать. К несчастью, Джеррод был предметом наиболее частого и интенсивного внимания Осли, и Мэтью бывал свидетелем, как он уходил в себя, унося в собственную скорлупу свой стыд и гнев. Потом во время одного наказания он украл зажигательное стекло, которым Осли раскуривал трубку, и стал им поджигать то листву, то страницы пожертвованного молитвенника, то кузнечиков, то собственные вырванные волосы. Когда другой мальчик попытался это стекло украсть, этого мальчика из приюта увезли в телеге в больницу на Кинг-стрит, где он, очевидно, и умер — потому что не вернулся уже.

— Точно у меня все хорошо, — повторил Джеррод, отдавая ягненка Саймону Чепелу.

— А можно спросить, что ты тут делаешь?

— Не знаю. Все больше с огнем балуюсь. Я это люблю.

— Нож, пожалуйста, — сказал Чепел, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Другие ребята тем временем успокоились, перестали размахивать ножами. Они уже разогрели мышцы и теперь берегли силы. Мэтью заглянул в бездонные, но встревоженные глаза Джеррода.

— Джеррод! — окликнул он его.

— Да, Мэтью?

— Ты будешь меня убивать?

Эванс принес хозяину кривой нож, и Мэтью понял, что подобным же инструментом с бойни пользовался с таким успехом Кирби. Чепел погладил ягненка, успокаивая, приговаривая что-то ласковое в ответ на жалобные взывания его к матери. Потом он одной рукой резко задрал ягненку голову, а кривым лезвием в другой перерезал ему горло от уха до уха. Ярко-красная кровь хлынула в подставленное Эвансом ведро, журча ровным потоком.

— Да, Мэтью, — ответил Джеррод. — Придется, наверное.

— Ты можешь этого не делать.

Джеррод наклонил голову, слушая журчание стекающей в ведро крови. Три ястреба заерзали на перчатках, сжимая когти, углубляя и без того глубокие царапины.

— Не могу, — ответил он. — Если я хочу здесь остаться. Со мной тут обращаются хорошо, Мэтью. Здесь я человек.

— Ты всегда был человеком.

— Не. — Джеррод улыбнулся одними губами — глаза остались серьезными. — Я всюду был никто и звать никак.

Он еще недолго посмотрел на Мэтью. Из дергающегося в судорогах ягненка вытекла вся кровь, ведро наполнилось, ястребы копошились на перчатках, издавая жутковатый клекот. Джеррод отошел к стоящей на земле корзине и стал выбирать нож для себя.

Мэтью хотел подойти к Берри, чтобы сказать ей… а что сказать? — что-нибудь такое, чтобы в себя пришла, но вдруг Эванс схватил его за плечо, и окровавленной кистью, пахнущей как старый голландский медный дуит, мазнул по лицу: лоб, щеки, вокруг глаз, вокруг рта и вниз по подбородку.

Один из ястребов, самый крупный — тот, наверное, что разорвал в клочья кардинала в саду, — дергал головой в колпачке, издавая высокие и резкие тихие звуки.

— Они натасканы на цвет, — пояснил Чепел серьезным тоном лектора. — Много сотен полевых мышей и зайцев, окрашенных кровью, отдали ради этого свою жизнь. Они и запах чуют, что им помогает наводиться на цель, но зрение у них просто великолепное.

Он положил труп ягненка в черный ящик и тут же закрыл его, чтобы не сбивать птиц ложной целью. Лоуренс Эванс шагнул вперед с ведром, чтобы так же покрасить лицо Берри — она посмотрела на него как на безумца, попыталась ударить его ногой, потом лбом по голове, но не вышло — граф Дальгрен схватил ее за волосы и уперся кулаком в спину, грозя сломать ей позвоночник еще до начала игры.

— Вам дадут фору. — Чепел отошел к водопойной колоде помыть руки. Ребята расхаживали возбужденно в ожидании охоты. Они не смеялись, переговаривались только коротко, сдавленными голосами. — До первых рядов виноградника, — показал рукой Чепел на солнечное поле ярдах в семидесяти. — Потом я дам сигнал сокольничим пустить птиц. Долететь до вас им — секунды. Ваши окровавленные лица они примут за мелких зверьков, пусть даже непростых в охоте. Кажется, особенно они любят глаза. Потом в выбранный мною момент я пущу ребят. Упражнение для всех, опыт для всех. И укрепление у каждого связи с братьями. Вы понимаете?

Мэтью смотрел, как дернулась Берри, когда кисть разрисовала ее лицо так же, как его. Страшнее всего были круги около глаз. Билли Ходжес прыгнул навстречу смерти, чтобы избежать не только ножей, но еще когтей и клювов.

— А если нам все равно погибать, зачем нам бегать?

— Видите ли, из имения вам не выбраться — стена вокруг, как вы понимаете. Но были случаи, когда молодые люди убегали из виноградника в лес и прятались там день-другой. Иногда птицы отвлекаются или устают и сворачивают. Нам тогда приходится идти в лес на охоту. Очень хлопотно, но опять же — опыт. Итак: вы уверены, что хотите здесь стоять и умереть, не сопротивляясь? Я, конечно, рекомендовал бы вам не убегать в лес, поскольку это всего лишь отложит вашу неизбежную смерть, но если вы хотите, возможно, провести последнюю ночь перед уходом в общении со своим Создателем, или же цепляетесь за жизнь так, как это должно быть, вы нам покажете хорошее зрелище, не правда ли?

Мэтью посмотрел на группу юных убийц. Никогда ему еще не казалось, что девятнадцать — это так много. Может быть, призраки прошлых неудач влились в их ряды, в надежде исправить свои ошибки? Его внимание привлекло движение в окне верхнего этажа. Кто-то выглядывал, отодвинув занавеску. Кто-то из преподавателей? Там их квартиры?

— А, да. Еще одно. Мистер Гастингс! — На зов Чепела подошел крупный широкоплечий юноша лет семнадцати, с длинным узким ножом в руках. — Очистите, будьте добры, его карманы.

Добычу Гастингса составили несколько монет и серебряные часы, которыми тут же завладел Чепел.

— Я вам дам немного времени подготовиться, — сказал он, заводя свое приобретение.

Мэтью подошел и встал рядом с Берри. Она дрожала, слезы катились по кровавой маске, но из глаз ушла бессмысленная пустота. Она держалась.

— Послушай, — сказал он, глядя прямо ей в лицо. — У нас два варианта. — Резко вскрикнул один из ястребов. — Можем падать на землю и ждать, чтобы нас убили, а можем бежать. На нас выпустят ястребов, потом этих юнцов. Можем прорываться через виноградник в лес. Вон туда. — Он мотнул головой. — И можем успеть. Если мы найдем, где спрятаться…

— Где? — перебила Берри с желанной яростью в голосе. — Где спрятаться?

— Если найдем место, где спрятаться, пока не снимем с себя веревки. — Как это сделать без ножа, он не стал думать. — Тогда сможем перелезть через стену.

— Готовы, Мэтью? А вы, мисс? А вы, молодые люди?

Кое-кто из юнцов припал на одно колено по-индейски.

— Беги, — говорил Мэтью. — Не падай. — Он боялся, что она его не слышит — покачивается тяжело и тупо моргает. — Берри, слушай! — Он сам слышал в своем голосе первобытный, панический страх. Руки его конвульсивно напряглись в веревках, которые не ослабевали. — Беги вперед, ты меня…

— Время! — крикнул Чепел, и тут же мальчишки взвыли голосами режущими, как ножи в их руках.

Берри рванула с места, как олень, не успел Мэтью произнести слово «слышишь». Он побежал за ней и тут же рухнул на колени, споткнувшись, под грохот сумасшедшего ржания. Он встал, мысленно выругался, догнал ее. Она бежала быстрее и ловчее, чем он ожидал, волосы ее летели позади хвостом, лицо под кровавой маской было суровее могилы. Он догнал ее, и хотя она однажды споткнулась и влетела ему в бок, на этот раз никто из них не упал, и они вбежали на виноградник.

Вбегая в первый ряд лоз, Мэтью понял, что истинным урожаем этого адского виноградника служит вино запустения. Поле заросло бурьяном, серые гроздья сгнили и повысохли. Под солнцем от земли поднимался сладковато-тошнотворный запах, как на кладбище. Оглянуться назад Мэтью не осмеливался.

— Сюда! — крикнул он и побежал вдоль ряда к линии леса, зеленеющей в ста ярдах. Зацепившись ногой за извитой корень, споткнулся и полетел вперед, но все же не упал, сумел выровняться. Берри была рядом с ним, волосы ее хлестали его по лицу.

Над ними прошла тень, за ней еще одна, еще одна.

Еще восемьдесят ярдов до леса, решил Мэтью. Они все еще летели на полной скорости, и слабая искра надежды стала разгораться в нем. Мэтью оглянулся посмотреть, не пустились ли за ними в погоню юнцы, и тут ястреб, пикировавший на него, расправил крылья для удара.