Той же ночью случилось неожиданное событие: свет на экране вдруг погас.

Гинзбург, который стоял на вахте возле телевизора, решил, что испортилось освещение. Возможно, где-то разъединились контакты? Гинзбур оповестил капитана и просил остановить пароход.

Проверили провода до самого борта. Они были исправны. Очевидно, что-то разладилось в самом аппарате. Придётся поднять телеоко. Лебёдка заработала быстрее обычного.

— Дела плохие, кажется, телеоко оторвалось, — взволнованно сказал Гинзбург. Как бы в подтверждение этих слов из воды показался конец троса… Телеоко осталось на дне океана.

— Возможно, акула перекусила?

— Акула или не акула, а пока что надо искать телеоко, — ответил Маковский.

Пришлось спустить второй телеглаз.

Ветром и течением пароход могло отнести от места аварии, и Маковский распорядился поставить буёк.

Начали искать затонувший аппарат. Гинзбург побежал к экрану. На нём виднелись каменные складки, расщелины, небольшие пики: типичный горный ландшафт. Как нарочно, телеоко упало в таком неподходящем месте! Нелегко найти шар, который мог закатиться в одну из глубоких расщелин. Всю ночь Гинзбург «лазил по дну». Он ежеминутно требовал то придержать ход парохода, то пройти немного вперёд, то повернуть вправо, то отпустить трос, то поднять выше. Это была утомительная для всех работа. Иногда на экране неожиданно вырисовывался скалистый пик. Телеоко шло прямо на него; выступающие части объектива и прожектора могли разбиться. И Гинзбург спешил предупредить столкновение:

— Стоп! Задний ход! — кричал он.

Вся подошва горного пика была обследована. Гинзбург начал медленно подниматься выше. Одна из скал была похожа на сахарную голову. На ней имелись острые выступы, за которые телеоко, падая, могло зацепиться. Пришлось осматривать каждый выступ, каждую впадину. Луч прожектора взбирался всё выше. Стали резче видны скалы, стоявшие поодаль, хотя на них не падал свет прожектора. Гинзбург за работой забыл о времени. «Почему светится скала?» — думал он. Случайно взглянув на часы-браслет, он увидел, что близится восход солнца. Косой луч пробивал толщу воды, и с каждой минутой скалы освещало всё сильнее. Скоро можно будет погасить прожектор. Но он погас автоматически, как только уменьшилось давление воды.

«Значит, я совсем близко от поверхности», — подумал Гинзбург. Он во время обдумывания так сливался с аппаратом, что ему казалось: это он сам бродит под водой.

Здесь, на высоте подводной вершины, «пейзаж» был разнообразнейший. Появились рыбы. Вершина покрылась водорослями. Лёгкое волнение достигало этих глубин, и водоросли плавно покачивались, словно от утреннего ветерка. Красные кораллы ветвились, как оленьи рога. На склонах виднелись красные, оранжевые, жёлтые морские звёзды. Ползали крабы.

— Вот! — закричал Гинзбург.

— Что, нашёл? — в двадцатый раз спросил его капитан.

— Нет, — разочарованно ответил Гинзбург.

— А что же закричал?

— Показалось, что нашёл. Перевёрнутая шлюпка. Издали она похожа на шар телеока. В шлюпке кто-то поселился. Спрут! Он выпускает свои щупальца. Охота из раковины. Вот схватил рыбину. Есть чем позавтракать. Эх, жаль, что не видит этого Миша Борин! Передавай, Маковский, в Москву.

— Спрут! Спрут! — воскликнул Миша. Он уже давно скучал оттого, что экран не оживает.

— Почему вы сегодня опоздали с трансляцией? — спросил он Маковского.

— Были заняты, — ответил Маковский. — Передай штабу, что у нас большая авария: оборвался телевизор. Теперь ищем его.

— Правда, интересно? — услышал Миша голос Гинзбурга. — Я всю ночь искал.

— Ещё не нашёл?

— Нет.

— Да ты уже с ног, наверное, валишься и ничего не видишь, — остановил Гинзбурга Маковский. — Надо тебя сменить.

— Ни за что! — ответил Гинзбург.

— Тогда не увлекайся спрутами и ищи телевизор, — сурово приказал Маковский.

— Спрут — это тоже интересно, — вмешался Карпиловский.

Все учёные стояли у телевизора. Маковский развёл руками.

— Этого ещё недоставало! Нет, так дело не пойдёт. Или научная экспедиция, или…

— Не волнуйтесь, Маковский. Нам, учёным, будет выделено особое судно, — успокаивающе проговорил Чудинов.

— Вот это лучше всего — ответил капитан.

— С вами каши не сваришь. Мне нужно найти телеоко. А вас спруты интересуют. Гинзбург, постарайся обвести телеглаз вокруг затонувшей шлюпки и посмотри её название.

— Дай ход немного вперёд! Стоп! Довольно! Ах, чёрт! Скала мешает. Плохо видно. Сейчас прочту… Лёле… леви…

— «Левиафан!» — вскрикнул капитан. — Наверное, это шлюпка с «Левиафана». Выходит, мы близки к цели. Замечательная находка! Но всё-таки надо найти телеоко.

— А вот не очень приятная находка, — продолжал Гинзбург. — Скелет человека, и на грудной клетке мешочек. Далее ещё скелет.

— И рядом с ним какая-то колода! — закричал Миша, тоже участвовавший в этой экспедиции.

— Не колода, а бочонок, — поправил Правдин. — Видимо, с сухарями.

— Ну уж вы, сухопутные граждане, — иронически сказал капитан. — Сухари в таких бочонках! Сказали бы с солониной. Да и солонину в таких маленьких не хранят.

— А может быть, с золотом? — засмеялся Чудинов. — Вот была бы находка!

— Подставляй шапку. Так тебе дно океана золотыми бочонками и усеяно!

— Разве мало золота похоронено на дне океана?

— Немало, но попробуй достань.

— И достанем, — вмешался в разговор Протчев. — Час придёт — достанем.

— Нашёл, нашёл! — вдруг закричал Гинзбург. — Вот оно, затонувшее телеоко, теперь уже без обмана. Уберите рабочее телеоко, поднимите вверх, теперь оно не нужно. Здесь и так видно. Вишь, упало за шлюпку! Еле видно. Подайте немного вперёд, — командовал он капитану. — Опускайте ваши «механические руки».

— Щупальца спрута на телевизоре! — вскрикнул Миша.

— Да, обнимают. Спрут не хочет отдать нам телеоко. Этого ещё недоставало. Ну, погоди, мы тебя вместе с твоей конурой-шлюпкой вытянем, если ты будешь задерживать, — сказал, смеясь, Гинзбург. Он был очень рад, что нашёл телевизор, и забыл о бессонной ночи.

Сверху стал медленно спускаться металлический «паук». Гинзбург управлял его движениями.

— Левее. Ещё. Так! Теперь чуть вперёд.

«Паук» растопырил свои коленчатые пальцы, замер над шаром телеока.

— Сжимай! — разрешил Гинзбург.

Лапы «паука» сжались, скользнули по поверхности шара, но не ухватили его.

— Распустить пальцы шире. Ещё. Так! Спускай! Сжимай! Есть! Схвачен! Тихо поднимай!

Трос натянулся. Слой ила, атмосферной пыли и отложений мелких организмов поднялся со дна и заклубился, как дым. На минуту весь экран закрыло этой тучей. Но «паук» уже тянул свою добычу вверх.

— Быстрее переведите объектив на палубу, — подгонял Миша, боясь прозевать момент, когда «добыча» появится на поверхности воды и опустится на палубу.

Неожиданно экран осветился ярким солнечным светом. Отблескивают чисто вымытые палубные доски. Видна стрела возле кормы. К лебёдке спешат Гинзбург, учёные и матросы.

— Не загораживайте! — уже закричал Миша.

Расступились… Вот показалась из-за борта блестящая круглая мокрая поверхность шара. На ней что-то извивается.

Раскатистый смех.

— Спрут! Спрут! Он всё-таки не бросил своей добычи.

— Отойдите! — кричит капитан со своего мостика.

Но матросы не очень торопятся отойти — очень уж интересный морской зверь попался! Да и что за опасность. Обовьёт щупальцем — это тебе не в океане, быстренько ножом полоснул — и готово.

Шар со спрутом, который в него вцепился, спускается на палубу. Спрут угрожающе шевелит щупальцами.

— У, гадюка! — Матрос бьёт по щупальцам шваброй, которой мыл палубу. Спрут подбирает щупальце, как хобот, но выпускает другое. Сколько же их у него? Восемь!

— Вот бы такого паука приспособить поднимать со дна моря то, что нам нужно!

— Полюбуйтесь, — говорит один матрос, — Скотт следит за нами в бинокль.

— Пусть следит, — спокойно отвечает капитан. — Спустите вниз «кишку», надо поднять шлюпку…

— И бочонок! — взволнованно кричит Миша. В это мгновение он забывает, что лежит в постели в Москве. Он чувствует себя полноправным участником экспедиции.

— Поднимем и бочонок, — успокоил его капитан.

Матросы тешились со спрутом, но Гинзбургу хотелось скорее осмотреть телеоко, — не повреждено ли оно.

— Обрубите спруту щупальца, — сказал Миша.

Повар, прибежавший с камбуза, вынул длинный острый нож и начал быстро отсекать длиннущие ноги-щупальца. Сверху они были гладенькие, внизу — беловатые, по краям — присоски.

Отрезанные щупальца долго извивались на палубе, истекая кровью.

— Как змеи, — сказал матрос и наступил ногой на отрезанное щупальце. Оно закрутилось и обвило ему ногу.

— Фу, сатана! — выругался матрос, отрывая щупальце. А спрут подыхал от потери крови. По его мягкому телу пробегали судороги.

— Пора опускать телеоко, — сказал Гинзбург. — Сколько времени потеряно зря!