Глава 28
– Вы раньше писали для местной газеты?
Джоан семенит к столу с двумя кружками кофе. Они угрожающе дрожат у нее в руках, но ей удается донести их, не пролив ни капли.
– Верно.
– Почему вы мне сразу об этом не рассказали?
– Дай кому-то все ответы, и вопросов уже не возникнет.
– Но, может быть, я бы серьезнее отнеслась к тому, что вы рассказали о преподобном Флетчере.
– Вы хотите сказать, что не восприняли меня всерьез? – с деланым удивлением спрашивает Джоан. – Вероятно, вы подумали, что это все пустая болтовня выжившей из ума старушки?
– Простите.
– Не переживайте. Я к этому привыкла. Стоит человеку состариться, и, чего бы он ни добился в жизни, люди видят только его возраст. – Она подмигивает гостье. – Разумеется, этим можно пользоваться. Я уже не помню, когда в последний раз несла к машине сумку с покупками.
Я улыбаюсь.
– Исчезновение девочек, наверное, стало громкой темой для местной газеты.
– Поначалу. Но постепенно все изменилось.
– Почему?
– Маленькие деревни – это странные места. В некотором смысле отсталые. О, я знаю, людям не нравится это слышать, но это правда. Здесь все сопротивляется переменам. Семьи живут здесь на протяжении многих поколений, у них свой уклад жизни.
Я делаю глоток кофе.
– Все всех знают, – продолжает она. – Или, скорее, хотят считать, что знают. Суть в том, что они знают то, что хотят знать, и верят в то, во что хотят верить. Если что-то представляет угрозу для их сообщества, их традиций, их церкви, они смыкают ряды в защиту всего этого.
Она права. И так происходит не только в деревнях. В любом небольшом сообществе. Так бывает и в городах. Именно это приводит к образованию гетто. Мы против них. Какими бы плохими ни были «мы», своих положено защищать.
– Вам кто-то приказал прекратить писать об этих девочках?
– Напрямую – нет. Но главный редактор однозначно не хотел, чтобы я задавала слишком много вопросов. Я думаю, что занимавшийся этим делом полицейский, инспектор Лейтон, не желал, чтобы его считали некомпетентным, а церковь обладает здесь громадным влиянием. Предположение, что с ней что-то не так, приравнивалось почти что к ереси.
– Под «что-то не так» вы подразумеваете личность курата Бенджамина Грейди?
– Да.
– Вы его знали?
– Знала о нем. Я тогда жила в Хенфилде. И по-настоящему побеседовала с ним лишь один раз, после исчезновения Джой.
– И что же?
Она в нерешительности молчит.
– Мне он не особо понравился…
– Почему?
– В нем было что-то странное. Я не могла понять, что именно. Хотя мне известно, что многим деревенским девчонкам он очень даже нравился.
– Так часто бывает. Девочки влюбляются в священников. Конечно же, ни один нормальный священник не станет этим злоупотреблять.
Она кивает.
– Грейди прекрасно отдавал себе отчет в своей привлекательной внешности. А Джой была красивой девочкой.
– Это звучит как начало романтической истории, – сдержанно замечаю я. – Он был взрослым человеком, обладающим определенным влиянием и властью. Ей было пятнадцать.
Она кивает:
– Да.
– Его рассматривали как подозреваемого в деле об исчезновении Джой?
– Всерьез – нет. Разумеется, полиция с ним общалась. Но на тот момент, когда Джой видели в последний раз, у Грейди было алиби. Он готовил службу с преподобным Маршем.
– Свидетель не мог ошибиться?
– Ее описание того, во что была одета Джой, соответствовало описанию, предоставленному матерью девочки.
– Кто этот свидетель? Его имя не упоминается ни в одной из статей.
– Клара Раштон.
Я изумленно смотрю на нее.
– Жена преподобного Раштона?
– Да, хотя тогда она звалась Кларой Уилсон. Она была учительницей в средней школе.
– Знаю… Я хотела сказать, она это упоминала. – Я размышляю. – Так, значит, она была знакома с девочками и с Грейди?
– Да. Более того, Клара и Грейди выросли вместе в Уорблерс-Грин. Затем Грейди уехал в университет и в теологический колледж. Когда он вернулся, Клара начала много помогать в часовне. Преподобный Марш не водил машину, поэтому Клара часто куда-то ездила по церковным делам.
– Вы проделали большую исследовательскую работу.
Она улыбается:
– Как всегда.
Что-то в ее голосе внезапно заставляет меня задуматься, не исследовала ли она таким же образом и мое прошлое. Я поспешно продолжаю:
– Так, значит, Клара могла покрывать Грейди?
– Но откуда ей было знать, во что была одета в тот вечер Джой?
– Возможно, она видела ее раньше, когда у Грейди еще не было алиби?
– Возможно. Но лгать и препятствовать правосудию?
– Что, если он ею манипулировал?
– Не исключено. Как я уже сказала, Грейди отлично осознавал свою привлекательность. Клара могла быть в него влюблена. Но в то время она была довольно толстенькой, что при ее росте делало ее неуклюжей. Кажется, у меня где-то есть фотографии.
Она начинает медленно подниматься. Пока мы беседовали, я почти забыла о ее возрасте – настолько остер ее ум. Она выходит в прихожую. Я ожидаю, размышляя об элегантной и уверенной в себе Кларе, которая когда-то была неуклюжей и толстой. Хотя мы все с годами меняемся. В лучшую или в худшую сторону.
Джоан возвращается, держа в хрупких руках две фотографии. Она протягивает их мне. Я беру их и смотрю на снимки. На первой фотографии я вижу гораздо более юную Клару. Пухлая, темноволосая, едва узнаваемая. У нее серьезное лицо и старомодная одежда. Этот снимок явно был сделан для школы, в которой она работала. Я представляю себе его на стене вестибюля. Под снимком указано ее имя. Мисс Уилсон.
Я кладу фото на журнальный столик и беру второй снимок. У меня перехватывает дыхание.
Грейди. Он сидит лицом к объективу фотоаппарата. Прямая спина, сжатые на коленях руки, почти насмешливая улыбка. У него гладкое, несколько женственное лицо. Высокие скулы, полные губы. Белокурые волосы, зачесанные назад над высоким лбом. Красивый мужчина, и все же… Несмотря на неподвижность изображений на снимках, есть в них что-то такое, отчего у меня по спине ползет холодок.
– Вы обратили внимание на кольцо? – спрашивает Джоан.
Она наклоняется вперед и постукивает скрюченным пальцем по фотографии. Я послушно смотрю туда, куда она показывает. Большинство священников не носят украшений, не считая креста. Но один из пальцев Грейди обхватывает крупное серебряное кольцо с печаткой. Мне удается различить изображение на печатке и слова на латыни. Я сглатываю, потому что у меня внезапно пересыхает во рту.
– Необычно, не правда ли? – говорит Джоан. – Это часть молитвы святого Михаила. Мне пришлось воспользоваться увеличительным стеклом, чтобы ее прочитать. Вам она знакома?
Я киваю.
– Sancte Michael Archangele, defende nos in proelio. Святой Михаил, защити нас в битве. Это молитва о защите. Против сил тьмы.
Я кладу фотографию на журнальный столик, едва удерживаясь от того, чтобы не вытереть руки о джинсы.
Джоан с любопытством смотрит на меня.
– С вами все хорошо, дорогая?
– Да. Я в порядке. Просто не совсем понимаю, что могу сделать. Я викарий, а не детектив. И все это произошло очень давно.
– Верно. Но если вам станет известно то, что было известно Мэтью, – это уже кое-что.
Она медленно опускает свое хрупкое тело обратно на стул. Я чувствую, что это причиняет ей боль. Артрит или, может, остеопороз. Я выжидаю.
– Вы и в самом деле считаете, что его убили?
Наконец она усаживается и произносит:
– Я видела его за несколько дней до смерти. Он не был похож на человека, который собирается совершить самоубийство. Более того, он выглядел так, как будто его жизнь наполнилась новым смыслом.
– Самоубийцы умеют ловко маскироваться.
– Вы говорите как будто из личного опыта.
Я в нерешительности молчу, а затем слышу собственный голос, который произносит:
– Мой муж Джонатан пытался покончить с собой. Несколько раз.
– Мне очень жаль, дорогая.
– Он страдал от депрессии. У него бывали хорошие дни, когда он чувствовал себя прекрасно, но темные периоды… они были поистине ужасны.
– Наверное, вам было тяжело.
Я вспоминаю долгие часы, которые он проводил, валяясь перед телевизором. Паранойю, которая однажды привела к тому, что он разнес свой телефон кувалдой. В тот день, когда он исчез, а потом его нашли, – он шел босиком вдоль автомагистрали. Некоторые болезни заметны со стороны. Но депрессия – это заболевание рассудка, которое калечит незаметно, до неузнаваемости искажая личность любимого человека, и в конце концов ты уже не знаешь, кто находится рядом с тобой.
– Я хотела попросить у него развод, но он умер, – сознаюсь я, ощущая, как меня снова обволакивает уже забытое чувство вины. Даже с Божьей помощью я не справлялась. С маленьким ребенком это было невозможно. Я каждый день думала о том, что его заболевание может поставить под удар нашу дочь.
– Он в конце концов покончил с собой? – мягко спрашивает Джоан.
– Нет. – Я горько улыбаюсь. – Его убил проникший в церковь чужак. В этом есть какая-то ирония.
– О боже мой. Какой ужас. Они поймали того, кто это сделал?
Я вспоминаю письмо в бардачке.
– Да. Ему дали восемнадцать лет.
Она накрывает мои пальцы своей сморщенной ручкой.
– Вам многое пришлось пережить.
– Обычно я никому не рассказываю о Джонатане. Наверное, я пыталась оставить все это в прошлом. Я даже фамилию мужа уже не использую.
– Видите ли, мы, репортеры, умеем разговорить человека.
– Это точно.
Кроме того, признание позволяет уклониться от новых вопросов.
Джоан откидывается на спинку стула и чуть плотнее запахивает кардиган. Я напоминаю себе, что ей уже за восемьдесят и что мы беседуем уже довольно долго. Все это, наверное, ее утомляет.
– Мне пора идти. Вы выглядите усталой.
Она машет рукой:
– Мне восемьдесят пять. Я всегда чувствую себя усталой. Вы не слышали имя Саффрон Уинтер?
– Это писательница? Да, Аарон упоминал, что преподобный Флетчер был с ней дружен.
– Если вы хотите больше узнать о Мэтью, вам следует с ней побеседовать. Они были близки.
– Близки в романтическом смысле?
– Он никогда мне этого не говорил, но у меня сложилось впечатление, что в его жизни был очень важный для него человек.
Интересно. Телефон жужжит у меня в кармане. Я не хочу отвечать на звонок, но, глянув на экран, вижу, что это Деркин.
– Прошу прощения, вы не возражаете, если я…
– Конечно нет. Разговаривайте. Снаружи прием лучше.
– Спасибо.
Я встаю и, пройдя через кухню, выхожу в сад.
– Алло.
– Джек, ты получила мое сообщение?
– Простите, я не проверяла голосовую почту.
В голосе Деркина слышится напряжение. Обычно его речь струится плавно, как неторопливый поток. Мне становится не по себе.
– Какие-то проблемы?
Глубокий вздох.
– Вообще-то есть довольно печальные новости, и я подумал, что ты должна узнать об этом первой.
– Я слушаю.
– Ты знаешь преподобного Брэдли?
– Да, он заменил меня в церкви. А что с ним?
– Вчера вечером в церкви Святой Анны на него было совершено нападение.
– Как он?
Пауза. Такие паузы обычно предшествуют ужасным новостям.
– Боюсь, что он мертв.
