Глава 15
Луч света во мраке
Выбравшись из трамвая за несколько кварталов от дома Одемаров, Граф прогулялся по шумной Крамгассе до особняка, нырнул под аркаду и нажал на кнопку звонка. На двери не было ни вышедшего из моды венка, ни крепа. Они и не требовались. К этому времени все уже знали, что случилось здесь вчера вечером.
Чрезвычайно опечаленный Анри сказал, что Беата Одемар ожидает господина Графа, и взял из его рук «Искусство войны», чтобы аккуратно поместить в библиотеку. Вторую книгу Граф оставил при себе. Он самостоятельно разделся, убрал вещи в шкаф и прошел в гостиную.
Беата не слишком спешила на встречу, и Граф, маясь от вынужденного безделья, решил получше ознакомиться с убранством большой комнаты. Он стоял перед высоким камином, рассматривая выполненный во весь рост портрет какой-то дамы, вероятно, матери Фридриха Одемара. Ее тонкое, прелестное лицо смотрело на него с обещанием улыбки – вежливой, холодной улыбки. Ее локти были прижаты к бокам, вероятно, в характерной для того времени позе. На узком запястье висел крошечный веер. Ее точеный торс поднимался из пышной волны жесткого атласа жемчужного цвета, а стройная шея тонула в застывшей пене стоячего воротника. Голову красавица чуть откинула назад. Она казалась сдержанной, но не робкой; женственной, но решительной и властной, и еще Граф подумал, что ей вряд ли нравилось позировать.
– Как вам бабушка, господин Граф?
Он обернулся. Беата стояла позади него в дверях.
– В ней совершенство античной статуи, но я не смог бы влюбиться в Афину Палладу, к примеру.
– Наверное, с ней трудно было ужиться. Ужасный характер, но какая красота! Вам надо взглянуть на портрет девушки, которую она подобрала для дяди Клауса.
– Не такого рода девушка, как та, что он выбрал сам?
– Ничего общего, кроме белых муслиновых платьев для вечеринок, пока они не вышли из моды, и черных туфель. Но у бедной барышни не было матери, которая подбирала бы ей пару, потому она так и засохла на родительском дереве. Что это у вас? Книга гравюр?
– Да. Она очень интересна, даже в теперешнем поврежденном состоянии. Давайте посмотрим!
Они прошли в дальнюю часть гостиной, и Беата склонилась над помеченными страницами.
– Что же тут такого, господин Граф?
– Прочесть эти фрагменты писем без увеличительного стекла практически невозможно, но я думаю, вы сможете разобрать подпись вашего дяди Клауса.
– Да, вот она, очень отчетливо. Как это необычно. Он писал письмо, и остался след.
– Видимо, его подлинность признают и в суде, но предварительно я хотел бы услышать мнение адвоката. Красивый почерк, не правда ли?
– Это очень похоже на дядю – оставлять следы на книгах таким вот образом, исключительно по рассеянности. Вы знаете, он был таким добрым и деликатным, но очень небрежным и легкомысленным. Я помню его именно таким. Он, конечно, не намеренно испортил книгу. Он… – Беата посмотрела наверх, неожиданно поразившись чему-то. – Боже милостивый.
– О чем это вы? – Граф улыбнулся ей.
– Я подумала о его красивом почерке! Представьте себе, что он написал письмо, которое по каким-то причинам впоследствии решил не отправлять. Что-то такое, чего он не мог послать и порвал. И затем, предположим, он обнаружил следы на книге и понял, что их нельзя стереть!
– Неприятная ситуация – почти безвыходная.
– Вырвать страницу – проще всего. Дядя Клаус мог соблазниться простотой решения, но никогда не стал бы этого делать, не посоветовавшись с отцом. Он просто не смог бы вырвать гравюру из любимой книги и затем спрятать ее.
– Но если гравюра существует, то кому бы не хотелось, чтобы я нашел ее?
Беата казалась смущенной и даже напуганной.
– Тетя Анна наверняка не охотится за ней… Без своего кресла на колесах она не в состоянии ступить и шагу, а объяснить Леону, что и как надо искать, не смог бы и Господь Всемогущий. Господин Граф, эти следы только усложняют все дело. Наверное, я зря виню Леона?
– Честно говоря, я никогда не думал, что картинку вырвал Леон Одемар, – никогда не считал это действием умственно неполноценного.
– Он не обратил бы внимания на отпечаток письма.
– Нет.
– Выходит, мои рассуждения основаны на неверных предпосылках. В таком случае смерть кузена Матиаса… Это был настоящий несчастный случай? Дядя Матиас и я были так страшно предубеждены. Я должна ненавидеть мысль о том, что мы… Господин Граф!
– Да? – Граф улыбнулся ей.
– Пожалуй, нам лучше бросить эту затею.
– Так всегда поступают со мной, госпожа Одемар.
– Поступают как?
– Просят отыскать что-нибудь для них, а потом жалеют о своем порыве.
– Из-за этих оттисков писем все начинает выглядеть по-другому.
– А знаете, ваш отец не стал бы обращать мое внимание на утраченную гравюру, если бы сам вырвал ее.
– Он вырвал гравюру? Забавно! – Темные глаза Беаты отчаянно ловили взгляд Графа.
– Я подумал, что вас удивит, как далеко он способен зайти, оберегая посмертную репутацию брата.
Впервые Граф смог разглядеть фамильное сходство Беаты с бабушкой Одемар: отсутствующий взгляд, упрямо вздернутый подбородок, горделивая посадка головы.
– Ничего плохого он делать не станет… Кажется, вас посетила какая-то дикая идея…
– У меня не бывает диких идей. Зато она есть у вас… И я советую вам отказаться от нее.
– Даже не подумаю. Одемары неспособны ко лжи и обману ради сохранения репутации семьи!
Граф подумал, что бабушка Одемар, вероятно, была способна почти на все. Он вспомнил потрясающий портрет и очень живо представил себе, как тонкая рука этой восхитительной дамы выталкивает из окна ненавистную родственницу по мужу. Правда, в жилах бабушки текла кровь другого рода. Отогнав несколько пугающее видение, Граф дружелюбно сказал:
– Позвольте вас заверить, что у меня нет никаких подозрений в отношении вашего отца. Он обсуждал со мной пропажу гравюры, еще не зная о связанной с ней тайне. И уж, конечно, он и предположить не мог, что господин Матиас решил обратиться ко мне по той же причине, или что вы собирались сделать то же самое.
Беата задумчиво рассматривала замок Люциуса Лафранчи.
– Эти отпечатки писем дяди Клауса ужасно расстроят отца. Лучше, чтобы он о них не узнал.
– Не слишком ли вы его опекаете?
– Иронизируете?
– Вовсе нет.
– Он их не заметил – и слава богу. Бедный папа, он такой чувствительный! Господин Граф, у меня появилась еще одна мысль.
– Приятная?
– Совершенно ужасная, но, по крайней мере, не затрагивающая нас с вами… Предположим, что госпожа Гаст обнаружила следы письма, прочитала их и вырвала гравюру и защитный листок, а теперь шантажирует этим тетю Анну.
– И что же, по-вашему, написал Клаус Одемар? Для шантажа годится не всякая информация.
– Ну, например, он узнал что-нибудь… неприятное о тете. Но тогда он не решился послать ей письмо – надеялся обсудить некий инцидент при встрече. Но больше им не суждено было увидеться… Он умер.
– Мне казалось, они дружили.
– Возможно, она натворила что-нибудь до того, как они поженились.
– А если после?
– Нет. Они почти не разлучались до того дня, когда ему пришлось отправиться в Берн по делам, оставив ее с Леоном в Париже. Даже я замечала, что дядя Клаус любит ее.
– Значит, госпожа Гаст шантажирует вашу тетю не Леоном, а своим прошлым? Или прошлым госпожи Одемар?
– Больше я ничего не могу придумать, если, конечно, вы не ошиблись, и отпечаток письма дяди Клауса существует на самом деле.
– Значит, это госпожа Гаст вытолкнула кузена Матиаса из окна?
Глаза Беаты расширились от ужаса и изумления.
– Умышленное убийство? Мне это и в голову не приходило!
– Но ваш отец не хотел бы выносить сор из избы, не так ли? – Граф внимательно посмотрел на девушку.
– Если произошло умышленное убийство, то, конечно, оно должно быть раскрыто!
«Что же все-таки роднит Беату с бабушкой Одемар? Надменная дама наверняка прикрыла бы семейное убийство. Да и Фридрих Одемар постарался бы похоронить тайну в четырех стенах. А Беата?»
Граф взял у Беаты зеленый томик.
– Я только положу ее обратно в ларец, а затем мы поднимемся наверх и продолжим наши поиски.
– Вы ничего не узнаете от тети Анны или госпожи Гаст. Они снова спрятались в свои раковины.
– Все равно мне интересно взглянуть на них.
Они вошли в библиотеку. Граф направился к столу и положил сборник гравюр в инкрустированный ларец. Задержавшаяся в дверях Беата окинула взглядом шкафы с книгами и спросила:
– Так вы в самом деле собираетесь искать гравюру?
– Должен заметить, что теперь у меня лучшее представление о том, где ее искать.
– Ее будет легче найти, если не Леон прятал ее. Ведь разум ребенка действует так нелогично. Господин Граф, вы хотите начать поиски здесь? Это же титаническая работа… перерыть все эти книги.
– Сказать откровенно, я бы предпочел, чтобы ваш отец сам нашел ее.
Беата тихо произнесла:
– Но вы должны подсказать ему, где искать.
– Возможно, этого и не потребуется. Меня сейчас больше тревожит вот какой вопрос: официальная часть моего визита завершена, мы вышли из гостиной и теперь, по логике вещей, мне надлежит отправиться восвояси, но как же осмотр дома? Не слишком ли удивятся Анри или другая прислуга, встретив меня где-нибудь на лестнице?
– Разве вы не возьмете меня с собой?
– Ну, нет. Я не хочу вовлекать вас в свою своеобразную деятельность, Беата Одемар. Вам следует, образно говоря, умыть руки – например, поиграть на фортепьяно.
– Играть на фортепьяно? Вы это серьезно?
– Вполне, я бы с удовольствием послушал ту фугу Баха, ноты которой стоят на пюпитре инструмента.
Беата с удивлением взглянула на него.
– Я чувствую себя, как на детской вечеринке, когда фокусник предложил мне посмотреть на карту в его руке, а потом вынул ее из моего кармана.
– Мои рукава тоже подвернуты, уверяю вас.
– Чувствуется, что вы несколько напряжены.
– Разве? Жаль, если это заметно.
Они вышли из библиотеки, прошли через холл и поднялись по лестнице. Граф заметил:
– Какой тихий дом. Поглощает звуки.
– Я начинаю ненавидеть его. Вероятно, мне следует подумать о переезде еще до того, как может умереть мой отец.
Они дошли до квадратной площадки, над которой в своей нише царила Психея, и поднялись в обширный верхний коридор. Дом действительно уничтожал любой шум. Из открытых дверей гостиной едва доносились звуки голосов, хотя, как выяснилось, там находились пятеро обитателей дома. Возле камина, чуть ближе к окну, был накрыт чайный стол, и старик Анри, в отсутствие Беаты, разливал чай и раскладывал кексы. Эмма Гаст занимала то же место, что и вчера, перед ней стоял поднос. Леон устроился рядом, а Анна Одемар – в неизменном кресле на колесах – заполняла дверной проем своего будуара: складная подножка откинута и поддерживала ноги, колени скрыты шелковой юбкой.
Леон трудился над картонной головоломкой и не обращал внимания на происходящее в комнате. Карсон, стоявший на закрытом балконе, ответил на кивок Графа и затем вновь уставился на улицу.
Беата с официальной улыбкой объяснила появление нежданного гостя:
– К нам зашел господин Граф, он принес отцу книги. Я убедила его подняться и выпить чаю.
Анна Одемар повернула голову, продемонстрировав весьма обаятельную улыбку.
– Я так рада.
Граф коснулся ее руки и поклонился Эмме Гаст, которая следила за посетителем от самой двери. Женщина кивнула в ответ. Анна Одемар прощебетала:
– Вы вовремя пришли, а то Анри уже собрался убирать все, – и, предлагая гостю присесть, постучала по спинке кресла, стоявшего между нею и камином. Беата уже заняла соседнее – то же, что и вчера – и начала наливать чай себе и гостю.
Анри протянул ему чашку и тарелку. Граф пил чай, жевал кекс, непрестанно наблюдая за сухонькой пожилой женщиной, погруженной в свое рукоделие. «Почему Беата думает, – задал он себе вопрос, – что она снова спряталась в свою раковину?» Госпожа Гаст напоминала небольшого настороженного лесного зверька. Граф отметил упрямый лоб, тонкие, плотно сжатые губы; ее правильной формы голова под ровными волнами серых, как сталь, волос свидетельствовала об интеллекте. В своем невыразительном сером платье она выпадала из всего уклада жизни особняка. Граф подумал, что эта маленькая женщина чем-то похожа на скалу, затерянную в цветущих джунглях.
– Мы приходили вчера вечером, чтобы повидаться с вами, тетя Анна, но вы уже легли… – начала Беата.
– Доктор рассказал нам сегодня утром. Как печально! Вы, господин Граф, проявили вчера вечером редкую самоотверженность. Впервые мы пьем чай без дорогого Матиаса, и я рада, что вы с нами. Вы хоть немного скрасите его отсутствие. Нам так его не хватает.
– Мне тоже его не хватает, – кивнул Граф, – хотя мы познакомились только вчера.
Щебетание госпожи Одемар стало тише – казалось, ее душат невыплаканные слезы.
– Кто мог знать? Я прекрасно помню его еще молодым человеком, но, конечно, он был гораздо старше всех нас. Мы видели в нем замечательную образованную личность, а к тому же он прекрасно танцевал и любил вечеринки… Как-то раз он поднял мою руку с веером вверх – другой рукой я поддерживала подол платья – и принялся показывать им на людей, рассказывая о них забавные вещи. Ужасно глупо, но мы смеялись. Он был частью нашей жизни, но теперь судьба перевернула эту страницу. Милый Матиас – он избавлен от всех ужасных вещей: старости, болезней, страданий…
Леон посмотрел на мать, слегка наморщив лоб и с вопросительным выражением в глазах.
– Все в порядке, дорогой. – Госпожа Одемар улыбнулась сыну и продолжила задыхающимся голосом, который обеспокоил его: – Расшалились нервы, а так все в полном порядке. Знаете, господин Граф, он чувствует, когда я нервничаю, и тоже начинает волноваться. Мне нужно лучше контролировать себя. Но я все думаю о прошлом вечере. Мы сидели здесь втроем – Йост как раз вышел из комнаты – точно так, как сейчас. Мы собирались играть в бридж, и Фридрих хотел поучаствовать… Знаете, с самыми крошечными ставками, чтобы было забавнее. Не разорительно, но страсти кипят всю игру. Йост Карсон, к примеру, играет до последнего раппена, и госпожа Гаст любит это невинное развлечение… Не так ли, Эмма?
Вопрос прозвучал со странной робостью. Госпожа Гаст ответила, не поднимая глаз, что ее родители считали игру частью жизни.
– Да, карты и еще бега, – подтвердила Анна Одемар. Затем ее слабый голос зажурчал снова: – Мы – тихие провинциалы по сравнению с ними, это заметно почти во всем. Но в нас живет доброта, да, настоящая доброта. Так вот, мы сидели здесь, и вдруг пришел Анри и постучал в дверь Беаты. Старик был ужасно потрясен, но держался сдержанно. Он сказал, что кузен Матиас «вышел». Леон, ты помнишь?
– Но он не надел свое пальто и шляпу. – Леон казался несколько удивленным. – Я видел их в шкафу под лестницей сегодня утром.
Анна Одемар рассмеялась и похлопала рукой по подлокотнику.
– У тебя есть два пальто и две шляпы, глупый мальчик. Почему не может быть столько же и у него?
Беата решительно сменила тему:
– Вы закончили чаепитие, господин Граф? Тогда все, Анри, можете убирать.
Старый слуга принялся собирать чашки и тарелки. Спокойная домашняя сцена, которую Беата удержала на том же уровне своим следующим вопросом:
– У вас был интересный день? Но, конечно, у вас все дни полны событиями.
Граф взял сигарету из предложенной Анной Одемар пачки и зажег ее от серебряной лампы, которую Анри поднес к нему, а затем ответил:
– Необыкновенно интересный. Восхитительный. Я полагаю, что в этих стенах могу рассказать, что ежедневно встречаюсь с десятками людей, которые поддерживают связь с друзьями, находящимися за границей, в воюющих странах.
– В самом деле?
– Да, и временами мы связываемся непосредственно с ними, хотя я не всегда даже знаю, кто они. Друг одного из моих клиентов, назовем его так, попал в крайне неприятную ситуацию в окрестностях столицы крупного государства. Сегодня днем, отправив и получив несколько сообщений, я убедился, что мы смогли помочь ему выбраться оттуда…
Анри ушел, и в комнате повисла тишина, нарушаемая только тихими щелчками и стуком цветных кубиков Леона Одемара.
– Из воюющей страны? – переспросила Беата.
– Да, и более того – нам удалось повредить связь. По крайней мере на полтора часа. И как, вы думаете, мы организовали побег этого человека?.. На санках. Не слишком необычное развлечение, даже для взрослых людей…
– Но когда вы узнаете об исходе дела? – заинтересовалась Беата.
– Вероятно, никогда. Моя часть работы сделана, все остальное – на совести моего клиента. Но если ему вновь понадобятся мои услуги, я всегда готов снова связаться с ним.
– Какие чудесные вещи вы делаете.
Граф подумал: «Пока я здесь, ничего не произойдет. Мне лучше уйти». Он поднялся и сказал:
– Я надеюсь, вы извините меня, я должен бежать.
Беата тоже встала.
– Вы не подождете отца? Он подойдет с минуты на минуту.
– Не могу. Не звоните, я сам найду дорогу.
Анна Одемар протянула Графу руку и удостоила его последней дрожащей улыбкой. Эмма Гаст подняла свое непроницаемое лицо, и уголки ее сжатых губ слегка поднялись. Леон Одемар, занятый цветными мячами и картонной коробкой, не поднял головы.
Покинув комнату, Граф с усмешкой сказал себе, что все было величественно и пугающе. «Но она не знает, что игра проиграна. Мне нельзя далеко уходить».
Вначале Граф спустился вниз, подождал минуту, затем открыл и закрыл входную дверь. Тишина. Он осторожно вернулся в коридор, за которым скрывалась черная лестница: Анри возился в кухне – Граф услышал, как звякнула в шкафу посуда; путь был свободен. Он подождал еще, пока до него не донеслись каскады звуков фуги Баха: Беата играла так, словно от этого теперь зависела ее жизнь. Радуясь, что Беата Одемар далеко от центра бури, он поднялся на второй этаж…
