Книга: Пулеметчик
Назад: Глава 24
На главную: Предисловие

Глава 25

Лето 1906
В Сокольниках удалось выкупить и участок Аристовых, и даже два соседних. После событий прошлого года многие владельцы предпочитали проводить летнее время где-нибудь подальше от патриархальной Москвы, вдруг ставшей такой непредсказуемой и опасной. Вот покупка и сладилась.
Осенью я набросал эскиз того, что хочу там получить и по всему выходила даже не дача, а капитальный дом с пристройками, то есть жить там надо будет круглый год. По мне неплохо, бензиновые электрогенераторы уже есть, нефтяное отопление тоже, только вот до нужных мест добираться далековато, и я решительно пририсовал на эскизе гараж на два места. Пока построим, пока Митю в университет определим, как раз Форд свою модель “Т” сделает, ну или российские энтузиасты, тот же Меллер, построят чего-нибудь, да и я подскажу, есть в запасе и автомобильные патенты.
Зимнее черчение и проработка проекта здорово увлекли, и я, невзирая на остальные дела, закончил проект к марту и тут же спихнул его на проверенного подрядчика. Пусть пока разбирает старые постройки дач, сараюшки да заборы. А то ведь смех один — дачки строили в “летнем” варианте, со щелями, отчего их приходилось в начале сезона обивать изнутри парусиной, чтобы уж совсем сильно не дуло.
Так что пока снесут, пока рассортируют бревна-доски-брус, пока вывезут на продажу, пока сделают геосъемку и разметят новые фундаменты, лето и кончится. Ну мы и собрались в дорогу — всем в Москве было объявлено, что мы выезжаем за границу подбирать университет Мите. При этом были и необъявленные цели, например, вывоз из России копии воспоминаний Зубатова. Добыла их наша “горничная”, приставленная к Сергею Васильевичу, а потом ребята Савинкова перефотографировали рукопись и она легла обратно в стол автора.
Тронулись мы целым табором, заняв сразу три купе в Норд-Экспрессе — наше семейство, Лебедев, Муравский и Аглая. Она окончательно проиграла Ираиде битву за внимание Терентия и потому поехала с нами, а эта парочка осталась надзирать за хозяйством.
Поначалу предполагалось, что я поеду в купе с Митей, а Коля с Петром Николаевичем, но пары “по интересам” сложились другие. У Мити это была первая большая поездка, да еще сразу на знаменитом поезде, да за границу, и он мотался по всему составу, донимая кондукторов и прочий железнодорожный люд расспросами и попытками залезть во все закоулки. В Минске его пришлось даже сгонять с паровоза, когда он почти уболтал машиниста с кочегаром довезти его до следующей станции в будке. Будучи водворен в купе, он не угомонился, а увлеченно спорил о новых научных концепциях со снисходительным Лебедевым. Петр же Николаевич рассказывал Мите о современном состоянии физики. Или о чем-нибудь еще — вот и сейчас эта парочка разложила на столике карту европейских железных дорог и вычисляла самые быстрые маршруты из точки А в точку Б. Того и гляди, Канторовича обскачут.
А мне, при взгляде на паутину линий на карте, сразу пришла в голову созданная за все эти годы сеть, структура такой сложности, что я уже не всегда мог разобраться в этом хитросплетении библиотек, узлов связи, комитетов, типографий, складов, школ и курсов, ячеек, тайников с оружием, разъездных агентов, советов, избирательных комиссий, окон на границе, завербованных осведомителей и бог знает кого или чего еще. Что уж говорить даже о верхушке “практиков” — ни Медведник, ни Красин, ни Савинков не смогли бы пройти по этому лабиринту от начала до конца, не говоря уж об остальных. А ведь структура еще и росла сама по себе, как дерево, вернее, как лес, залечивая гари провалов и вырубки арестов, выбрасывая свежие поросли местных организаций, пуская корни все глубже и глубже в жизнь страны.
Однажды вечером, после получасовых попыток вспомнить нужный контакт пришло осознание, что еще немного и держать все в голове станет невозможно. Записи, конечно, никто не отменял, но надо было задублировать или вообще отдать часть полномочий, так что основной причиной поездки в Швейцарию была необходимость “прописать” Муравского как распорядителя наших счетов. У него как раз случился небольшой перерывчик между первой и второй — первую Думу царь распустил ввиду полной невозможности с ней работать, а вторая еще не начала заседаний.
— Как там выборы? — поинтересовался я у Коли.
— Немного хуже, чем первые. Власть у нас кое-что подсмотрела, научилась. После роспуска кое-где гайки закрутили, цензы малость поменяли и так далее, жульничают по-мелкому. Опять же, авторов-депутатов Выборгского воззвания в тюрьму упекли, для разбирательства, тут уж не до выборов. В итоге провели не пятьдесят консерваторов в Думу, а сто, ни о каком большинстве даже речи не идет. Я так думаю, что с кадетами на союз они не пойдут, так что ничего не изменится и надо ждать роспуска и второй Думы.
— Скорее всего. Новый председатель совета министров Столыпин человек энергичный и решительный, за ним не задержится.
Так в разговорах потихоньку и доехали до Берлина, где застряли на пару дней — нельзя было не показать подрастающему поколению Музейный остров с его коллекциями древнего и нового искусства. Митя, как ни странно, первый большой город за границей воспринял спокойно.
Вечером, в том же номере гостиницы “Эспланада”, куда мы заселились после свадьбы, я подошел к жене, стоявшей у зеркала.
— Миссис Скаммо…
— Да, я знаю, ты хочешь увидеть меня без платья, — обернулась Наташа, — но я должна кое-что тебе сказать.
Вот всегда пугался таких женских заходов, бог весть, что там последует дальше. Но все оказалось даже лучше, чем можно было ожидать.
— У нас будет ребенок.
— Ты точно знаешь?
— Да, теперь точно, я же медик.
Мы обнялись и замерли, наверное, на полчаса.
* * *
О Столыпине говорили и в Женеве, где я выступил с лекцией “Будущее России”.
В эту историю меня втравил Вельяминов, еще до отъезда из Москвы, по его просьбе я согласился “изложить свои прогнозы перед студенческим кружком”, как он это назвал. А вот уже при личной встрече Никита меня огорошил сообщением, что “кружок” сильно разросся и для лекции пришлось даже арендовать помещение.
Я было рассердился и хотел послать все нафиг, ибо на такое не подписывался, а потом остыл и подумал — а почему бы и нет, кому еще рассказывать о будущем, как не этим ребятам? Не все же соратников агитировать, можно и молодняку малость встряхнуть мозги, они сейчас поголовно увлечены социализмом и пребывают в иллюзиях о скорой его победе, а нацеливаться нужно на долгую работу. Тем более, что лекция планируется “легальная”, без призывов к низвержению самодержавия, так, умственные досуги известного инженера.
Однако, желающих оказалось гораздо больше и в аудиторию набилось свыше сотни человек, причем зачастую совсем не студенческого возраста. В разных местах, группками и поодиночке сидели Ульянов, Чернов, редактор эсеровской “Революционной России” Аргунов, редактор анархо-синдикалистского “Буревестника” Рогдаев, Юзеф Пилсудский, Исай Андронов, еще несколько знакомых лиц. Даже Плеханов топорщил свои знаменитые усы в задних рядах.
Ну что же, им тоже будет небезынтересно. И проскочила ироничная мыслишка о нашедшей героя славе.
— На мой взгляд, революция в России, или, если угодно, ее первый этап завершен. Конечно, ничего еще не окончено, страну впереди ждут большие потрясения, но пока — откат революционного движения.
По залу прокатилась волна возмущения.
— Это почему же? — раздался выкрик самого нетерпеливого.
— Смотрите сами. Уже сейчас видно, что участников да и самих выступлений становится меньше месяц от месяца, волна затухает. Кадеты получили парламентаризма, большинству рабочих хватило повышения зарплаты и сокращения рабочего дня, крестьяне удоволены отменой выкупных платежей.
С другой стороны, власть не задумалась ввести военное судопроизводство и подавить беспорядки силой, во главе поставлен Столыпин, человек умный, решительный и лично бесстрашный.
Зал опять зашумел. Пара незнакомцев заинтересованно посмотрела на меня и продолжила строчить в блокноты. Репортеры русских газет? Вряд ли, скорее, местные. Ничего, пусть тоже послушают.
— Да-да, именно так. Посмотрите на его деятельность как министра внутренних дел и вам многое станет ясно, это вам не дедушка Горемыкин, он, если сочтет необходимым, не замедлит снова разогнать Думу, а может, и не один раз.
— Это произвол! Беззеконие! Не имеют права! — раздались выкрики.
— Права он, может, и не имеет, но возможность у него есть, — возразил внезапно вставший в полный рост студент, по одежде из небогатых, но, судя по тому как примолкли крикуны, из весьма авторитетных. Надо приметить парня, если он еще не у нас. — Вспомните, что произошло с авторами Выборгского воззвания.
— Кстати, да, — я благодарно кивнул, — Финляндию, эту занозу у самого сердца самодержавия, наверняка ожидает решительная перемена политики Петербурга и гораздо более скрупулезный контроль.
Ага, заволновались, даже дядюшки и дедушки русской революции начали перешептываться и крутить головами, еще бы, Финляндия — главная перевалочная база революционных партий. Тут удивительно даже не стремление взять ее под уздцы и русифицировать, а то, сколь долго власть терпела нынешнее положение.
Дальше я говорил про отход на заранее подготовленные позиции, борьбу за развитие структур свободного общества — печати, профсоюзов, кооперативов, про аграрную реформу, после которой деревня расслоится на буржуазию и сельский пролетариат, про перспективы кооперативного движения в новых условиях, о необходимости бороться за новый избирательный закон, о грядущем промышленном взлете, о техническом прогрессе, о том, что условия для новой волны революции сложатся не сразу и не скоро, но что в этом поможет неизбежная большая война в Европе.
Вот тут-то и начался гвалт.
До того мою политинформацию слушали хорошо, разве что в паре мест чинно поспорили, а сейчас “Какая война? Что за чушь? Никто воевать не будет!”
Belle epoque, “прекрасная эпоха”, как я посмотрю, всех разбаловала — еще бы, в Европе тридцать лет мир, промышленность развивается небывалыми темпами и вообще экономика растет, наука прет в гору, техника чуть ли не ежедневно выдает колоссальные новшества, и все это создает иллюзию того, что неуклонный прогресс снивелирует все противоречия. Ну чисто как в мое время — каждый год новая модель айфона, сплошной илонмаск и прочие нанотехнологии, “война бессмысленна ввиду наличия ядерного оружия”…
Эээ, нет, дорогие мои. Пока есть государства, будут войны.
Большие или малые, разной интенсивности, порой неожиданными методами, но — будут. И тем более это надо понимать сейчас, когда до мировой бойни осталось жалких восемь лет, а то и меньше. Оглянутся не успеете, как обнаружите себя в окопах.
Худо-бедно донес молодежи что противоречия между державами никуда не исчезают а, наоборот, нарастают. Что все хотят урвать побольше колоний, Германия строит флот, Балканы тлеют и что жахнет, непременно жахнет, весь мир в труху.
Но позже.
Потом пришлось гулять по женевским паркам и почти все повторять в разговорах с “товарищами по партии”, возжелавшими послушать и поспорить тет-а-тет, Естественно, с подробностями, которые студенчеству и тем более не участникам движения знать не положено, со статистикой, с прицелом на перестройку работы в России. Чернову — все больше про аграрную реформу и что к нему в партию попрут и кулаки, и оставшиеся без наследства младшие сыновья новых землевладельцев, вышедших из общин. Рогдаеву — что позарез нужны профсоюзы и практика рабочего смоуправления. Ленину — что сейчас очень важно сохранить структуры и кадры, не растратить их в самоубийственных попытках “подтолкнуть” революцию.
* * *
Утром Митя и Муравский попытались вытащить меня пройтись, но от многой ходьбы за последние дни очень неприятно ныло колено и я просто добрел до квартиры, на которой была назначена встреча с Николаем Татаровым, членом ЦК ПСР. Бумаги на него обнаружились в картотеке Московского охранного отделения, агент явно не рядовой и было решено рискнуть. Ему легонько намекнули, что о его работе на полицию известно и сделали предложение, от которого он не смог отказаться — поговорить с Большевым.
Расшифровки я не боялся, Вельяминов отслеживал заграничную агентуру Департамента полиции и божился, что никого из них в Женеве нет. В городе появлялись наездами лишь два филера, сейчас занятых эсдеками и анархистами в Париже, подкрепление на их место прибыть никак не успевало, так что в квартире я остался один, сидел за столом и читал рукопись Зубатова.
За открытым окном неторопливо текло швейцаркое лето, на улице щебетали птицы, шуршали шины пролеток, кто-то трижды коротко свистнул, кричали мальчишки…
В прихожей скрипнула дверь, но вместо Татарова в комнату быстро вошли трое и наставили на меня браунинги.
Мда, а вот это фиаско, братан. Ходишь, считаешь себя умнее всех, а потом хоп и прокалываешься на мелочи. Выходит, мы неправильно положились на то, что эсеровских боевиков в Женеве нет, что все они либо в России, либо в Финляндии. А они вот, у таких не дернешься, стволы держат твердо, уверенно, зря туда-сюда не водят, и глаза, глаза — волки, настоящие волки.
И я неправильно просчитал Татарова, полагал, что он будет юлить и оправдываться, а он сыграл на опережение, одно счастье, что коли сразу не грохнули, то, значит, впереди небольшой спектакль.
— Вы сидите, сидите, не вставайте, Сосед, — снисходительно заметил длинный, и дождавшись, пока я откинусь обратно на кресло, бросил за спину: — Входите, все чисто.
Ну вот и Татаров. Интересно, что он им сказал, что провокатор — я?
А, все еще круче, вот и Азеф.
Два члена ЦК и оба агенты охранки.
И похоже, меня сейчас будут убивать, уж больно здорово я наступил им на мозоли.
— Здравствуйте, господин Большев, — издевательски поклонился Азеф, — или вы, Михаил Дмитриевич, предпочитаете по настоящей фамилии?
— Да как вам удобнее, Евно Фишелевич. Вас, кстати, как величать — по партийному, Виноградовым, или полицейским псевдонимом, Раскиным? — вернул я мяч. Азеф вздрогнул, но глядевшие только в мою сторону боевики этого не заметили, разве что в глазах самого молодого промелькнула тень и он скосил их на своего руководителя.
— Бросьте, бросьте, — прервал меня Азеф. — У нас есть показания, что вы состоите агентом охранки, вот, пожалуйста, ознакомьтесь.
Пачка листов перешла из рук в руки, первым делом я глянул на последнюю страницу. Брешко-Брешковская, вот же грымза неприятная, решила не мытьем, так катаньем. Слухи, сплетни, видели меня с Зубатовым, ничего толком нету, одни подозрения, но этим и того достаточно.
Три ствола по-прежнему смотрели на меня, и вроде бы тут должна “вся жизнь пролететь перед глазами”, но мне почему-то почти ничего не вспомнилось из той, прежней жизни, разве что краешком — как ухаживал за будущей женой да как родилась дочка. Стремительные мысли были больше о том, многое ли я успел сделать, много ли крови предотвратил…
И вдруг пришло ясное осознание, что да, много, если даже не сейчас, то в будущем — из революции мы вышли куда сильнее, чем в моей старой реальности. Меньше было террора, меньше заруб с черносотенцами, меньше эксов, зато шире и плотнее сеть, больше людей, больше возможностей…
Остается надеятся, что Леонид, Борис, Исай, Егор, Савелий, Коля, Никита и многие другие поднатаскались за восемь лет и не профукают созданное.
Наташу и Митяя я обеспечил, им будет непросто, но что уж, жизнь продолжится и без меня, больше всего жаль, что не увижу нашего с Наташей ребенка.
— Вы позволите, я возьму очки, тут мелко? — я указал левой рукой на ящик стола. — Ну же, господин Раскин, чего вы боитесь?
— Берите, — бросил Азеф.
Под взглядом длинного я медленно выдвинул ящик, в котором вверху лежали очки и стоял пузырек с прозрачным притиранием. Ну что, смертнички, полетаем?
Держа флакон двумя пальцами за крышку, я поднял его над полом и показал боевикам, слегка наклоняя влево-вправо.
— Узнаете? — узнали, узнали, по глазам видно. — Правильно, гремучий студень. Надеюсь, никому не надо объяснять, что будет, если я его уроню?
Боевики остались неподвижны, Татаров отодвинулся к стене и бросил быстрый взгляд на дверь, Азеф было качнулся назад, но не сдвинулся с места.
— Вот, не желаете ли прочесть, интереснейшая рукопись “Как я руководил охранкой”, вам будет весьма полезно ознакомиться. Месяц как выкрали у автора, лично вам знакомого Сергея Васильевича Зубатова. Там и про вас есть, господин Татаров, и про вас, господин Раскин-Виноградов-Азеф. И еще про десятка два агентов и в боевой организации, и в ЦК, и в комитетах.
Я, конечно, блефовал, но в картотеке московской охранки было гораздо больше агентов-эсеров и некоторые имена я запомнил.
— Не выкручивайтесь, не получится. На основании показаний наших товарищей мы признаем вас провокатором и приговариваем к смерти, — попытался перехватить инициативу Азеф.
— Да-да. А вы объясните товарищам, откуда у вас деньги на эти дорогие костюмы, загулы в ресторанах, певичек. Сколько там вам положил Департамент полиции? Тридцать тысяч в год?
Азеф выхватил пистолет, но при этом сместился за спину длинному. Разумно, прикрылся от взрыва, в хладнокровии и сообразительности не откажешь.
Щелкнул взводимый курок, я еще раз взглянул в окно на солнце, успел увидеть в окне напротив красную дорожку, подмигнул самому молодому и улыбнулся.
— Да здравствует революция, уродцы.
Конец второй книги
Назад: Глава 24
На главную: Предисловие

DevinFlulk
The best adult Blowjob Deepporn videos