Андрей
Они сидели напротив Комаровского, и Андрей держал Машину руку под столом. Замдиректора все равно ничего не заметил — так был расстроен, а им с Машей — приятно.
— Лев Александрович, я так и не поняла. Получается, эскизы — подлинные? — переспросила Маша, потому что объяснение Комаровского звучало слишком витиевато.
— В том-то и дело, что да! То есть я вчера, конечно, был уверен, что это просто удачная копия на бумаге эпохи. Но анализ дал положительный результат! Это невероятно! Немыслимо! — Рука, держащая на отлете золотую оправу очков, чуть дрожала.
«Старик и правда очень взволнован», — подумалось Андрею.
— Эскиз подлинный, и мы даже знаем, к какой картине!
— «Турецкие бани»? — тихо спросила Маша, и Андрей бросил на нее вопросительный взгляд.
— Вы разбираетесь в живописи? — Комаровский, в свою очередь, вперил в Машу близорукий взгляд.
— Ну, для того чтобы знать «Турецкие бани», вовсе не обязательно разбираться в живописи, — светски ответила Маша и чуть пошевелила пальцами в Андреевой руке. «Нет, ну какова нахалка!»
— Это верно, — почти успокоился Комаровский. — Картина знаменитейшая.
Ну конечно, иронично поднял бровь Андрей. Вы уж тут побеседуйте меж собой, меж культурными людьми, а я пока выйду — покурю.
— Можно сказать — эквивалент «Джоконды» во французской живописи, хотя я бы, конечно, Энгра с Леонардо не сравнивал, — продолжал Комаровский, а Андрей чуть-чуть приободрился: про «Джоконду» он слыхал-таки кое-что краем уха.
— И что же вас смущает? — Маша нахмурилась. — Думаете, при экспертизе была допущена ошибка?
— Исключено, — отрезал Комаровский. — Смущает же меня следующее: все подлинники набросков к «Турецким баням» должны храниться во Франции. А именно — в городке Монтобане, на родине художника. А не лежать, прости господи, рядом с трупами неизвестных девиц!
* * *
— Это международный скандал! — возбужденно говорил Андрей Маше, спускаясь бегом по лестнице. — У Анютина будет инфаркт! А у меня — головомойка! — Он кинул взгляд на ее сосредоточенный профиль: — Ты о чем думаешь?
— Я думаю о том, как это в принципе возможно, — тихо зашептала ему Маша, потому что по лестнице уже поднимались любители прекрасного: москвичи и гости столицы. — Это же обожаемый французами Энгр! Они его как зеницу ока…
Маша вдруг остановилась и несмело улыбнулась.
— Маня! — услышал Андрей и обернулся на оклик. На ступенях, возглавляя группу товарищей в солидных костюмах, стоял веснушчатый парень.
— Петя! — Маша подошла и замялась на секунду, но все-таки поцеловала веснушчатого в щеку.
Тот же, не будь дураком, сграбастал ее в объятия. Андрей аж побледнел от злости — что это, черт возьми, еще за Петя?! Но Маша сразу же повернулась к Андрею и представила:
— Это мой одногруппник, Петя. Это мой… — Маша замялась и чуть покраснела. — Начальник. Капитан Яковлев.
— Очень приятно. — Петя протянул ладонь. — Вы ж небось с Петровки?
— Небось, — мрачно подтвердил Андрей.
— Ну, Каравай, добилась-таки своего! — хохотнул Петя и похлопал Машу панибратски по плечу. Андрей напрягся. — Хотела работать на Петрах — и вот!
И веснушчатый бегло улыбнулся Андрею, и по этой быстрой оценивающей улыбке Яковлев понял: Машина заминка не ускользнула от Пети.
— А ты? — быстро перевела разговор Маша.
Петя с наигранным смущением развел руками:
— Ну, Маня, ну ты ж меня знаешь! Мы ж с тобой одной породы — упрямцы. Хотел свою контору — открыл.
— Где? — улыбнулась она, а Андрей чуть зубами не заскрежетал — от раздражения! «Одной породы»! Да что он о себе возомнил, конопатый?!
— В Лондоне, где я отучился весь дипломный год, — обезоруживающе улыбнулся Петя. — В самом что ни на есть Вестминстере! В основном, конечно, корпоративное право, но…
И тут Петя перешел на английский, Маша закивала, а Андрей потерял нить беседы и взъярился еще пуще.
— Мне кажется, — вкрадчиво сказал он на ухо Пете, — вас заждались.
И он кивнул на иностранцев и правда переминающихся с ноги на ногу за Петиной спиной.
Тот обернулся и, взяв Машу за руку, снова залопотал по-английски, но уже фирмачам: Андрей разобрал что-то про «юниверсити бест френд».
— Ладно, — перешел вновь на русский Петя, так и не отпустив Машиной руки. — Пошел нести культурку в массы: обещал сводить коллег в Пушкин музиум. Очень был рад тебя видеть! Ты ж здесь, — и Петюня чуть пренебрежительно, как показалось Андрею, кивнул в его сторону, — наверняка начальству не картины демонстрируешь, а по делу…
Маша опять замялась, а конопатый поднял руки:
— Молчи-молчи, ничего не хочу знать! Не буду выпытывать ваши сыщицкие тайны. Но телефон-то у тебя не изменился?
— Нет, — улыбнулась Маша.
— Вот и отлично! — прямо-таки залучился радостью Петя. — Жди звонка! — Он повернулся к Андрею, подал руку: — Было приятно познакомиться.
Капитан с трудом удержался, чтобы не продемонстрировать навязчивому парнише крепость мужского рукопожатия, но вовремя понял, что только еще раз покажет веснушчатому свое пролетарское нутро. «А хочешь выпендриться, — сказал он себе, нежно пожимая Петину руку, — валяй, открывай свою контору. В этом, как его? О! Вестминстере!»
Они спустились вниз и уже сели в машину, а Маша так и не прокомментировала появление своего бест-френда. Тогда решился Андрей.
— Вестминстер, — спросил он как можно более небрежно, — это же — аббатство?
— Это еще и квартал, — задумчиво ответила она. И добавила: — Думаю, тебе нужно позвонить во французскую полицию.
Андрей с облегчением выдохнул: значит, все это время она думала совсем не про Петю.
— Легко! — светски пожал он плечами и резко тронулся с места.
