9
Роль судебной медицины в составлении психологического портрета преступника
Джеймс Л. Льюк, д.м.н.
Осмысление проблематики
Мы, люди, принадлежащие к узкому кругу участников судебно-медицинских следственных мероприятий, будь то в роли полицейских, оперативников отделов по расследованию убийств или врачей, приучились отгораживаться от эмоционального вовлечения в расследуемые дела. Для того чтобы сохранять ясность восприятия и объективность, важно абстрагироваться от переживаний по поводу трагедии внезапной смерти. И все же я не сомневаюсь, что большинству из нас случается время от времени по-особому относиться к расследуемым случаям. Это естественное, нормальное и, я уверен, положительное человеческое свойство. Под особым отношением я подразумеваю сострадание к жертве и, как бы это ни было мучительно, представление на ее месте себя, своей супруги или своего ребенка. Положительным результатом такого рода эмоциональной вовлеченности является то, что она — как минимум до некоторой степени — служит залогом того, что дело будет расследовано тщательно, неравнодушно и деликатно. Это гарантирует, что ужас случившегося не затмит собой человеческую природу жертвы. Правда, выяснить, гарантирует ли это также и более эффективный ход расследования, не представляется возможным.
Более важным здесь является то, что, когда дело становится личным, это формирует предпосылки для размышлений о том, что за человек мог совершить данное преступление. Почти каждому из нас приходилось проводить долгие часы в раздумьях о том, кто это сделал, как долго это длилось и каково было жертве, остро сознавая при этом, что, несмотря на впечатляющие достижения в одних областях криминалистики, налицо прискорбное отсутствие прогресса в других. К последним относится, в частности, судебная медицина. При виде трудного случая нам бывает очень непросто удержаться от огорчений в связи с собственной неспособностью воссоздать картину событий, закончившихся смертельным исходом. Хотя непосвященным такая идея может показаться фантастикой, именно в этом направлении ведутся работы в различных научных дисциплинах криминалистики. Руководствуясь этими соображениями, с 1984 года судебно-медицинские эксперты принимают активное участие в решении задач отдела бихевиористики ФБР в области психологического портретирования преступников.
Существенная часть предпосылок, на основе которых создается психологический портрет преступника, является результатом взаимодействия психологов-криминалистов и судебно-медицинских экспертов. Пробелы в знаниях о том, что происходило с жертвой, в равной мере являются и пробелами в итоговом психологическом портрете. С учетом этого судмедэксперт рассматривает материалы, предоставленные для составления психологического портрета, и дает оценку приведенным в них фактам, имеющим значение с медико-патологической точки зрения. Он изучает схемы, фотографии и результаты вскрытия. Он знакомится с полицейскими рапортами относительно обстоятельств данного дела и с результатами анализов, выполненных криминалистической лабораторией.
Здесь будет полезным ненадолго остановиться на оптимальном составе медико-патологических данных, которые должны быть включены в отчет.
Исчерпывающий полицейский рапорт, по возможности с включением хронологического описания следственных мероприятий.
Схема места преступления с описанием климатических условий, положения трупа, посмертного состояния (в том числе температуры тела, трупного окоченения и трупных пятен и соответствия последних положению тела на момент обнаружения), одежды покойного лица, найденных на месте принадлежностей для употребления наркотиков (при наличии) и прочих относящихся к делу деталей.
Фотографии трупа и результатов вскрытия, а также схематическое изображение распределения ран и увечий. Если одна фотография стоит тысячи слов, то одна схема — по меньшей мере пятисот. Что касается снимков, то в идеальном варианте они должны быть сделаны в высоком разрешении и предоставлены в виде качественных изображений размером 20×25 см, а перед фотографированием раны должны быть очищены от засохшей крови и других посторонних материалов.
Отчеты о результатах токсикологических и иных криминалистических экспертиз.
Главное — помнить о том, что фактологической информации никогда не бывает слишком много.
После рассмотрения и обобщения всех имеющихся данных делается вывод об их полноте и достоверности. Если для вывода эксперта о результатах вскрытия требуется дополнительная информация (например, о размере, форме и глубине ран), он связывается с проводившим его патологоанатомом и получает необходимые уточнения. Такое личное общение полезно не только для принятия решения по установленным фактам, но еще и для того, чтобы обсудить со специалистом его собственные выводы и с учетом уровня его подготовки и практического опыта определить, насколько он уверен в их корректности. Памятуя о том, что отчет о вскрытии носит описательный характер и обычно не содержит интерпретирующих оценок, следует настоятельно рекомендовать осуществлять такого рода личные контакты при любой возможности. Во многих случаях они являются залогом полноценного понимания случая и надлежащего качества анализа.
Связь между судебной медициной и системой уголовного правосудия носит неочевидный и сложный характер и варьируется в зависимости от юрисдикции. Начнем с азов. Что такое судебная медицина? Это лицензируемая медицинская специальность, требующая прохождения стажировки под руководством специалиста и наличия опыта практической работы. Чтобы быть допущенным к сертификационному испытанию Американского совета по патологии, кандидат обязан как минимум год обучаться по утвержденной программе подготовки специалистов.
С позиций судебной медицины двумя краеугольными камнями любого расследования являются (1) идентификация и документация результатов посмертного исследования; (2) интерпретация этих результатов в контексте обстоятельств смерти. Результаты посмертного исследования могут быть положительными или отрицательными. Предположим, нам известно, что перестрелке со смертельным исходом предшествовала стычка, в ходе которой убитый предположительно получил удар трубой. Тогда наличие огнестрельной раны на теле жертвы будет положительным результатом, а отсутствие следов удара тупым предметом — отрицательным. Полезным дополнением к изучению обстоятельств смерти может стать ознакомление с историей болезни и/или медицинской картой жертвы. Разумеется, ключевая проблема здесь состоит в субъективном, оценочном характере суждений, которые выносятся на основе результатов посмертных исследований. В этом отношении в работе судмедэксперта нет ни единого аспекта, где не требовалось бы применить знания и опыт для вынесения обоснованного вердикта. Мне хотелось бы напомнить слова ныне покойного бывшего главного судмедэксперта Нью-Йорка Милтона Хелперна в ответ на предложение дать свою оценку только на основании отчета о вскрытии. «Судебная медицина не та специальность, в которой выводы являются суммой сложения фактов, перечисленных в отчете о вскрытии», — сказал он. Это высказывание применимо как к криминалистике в целом, так и непосредственно к исследованиям обстоятельств смерти. При отсутствии необходимых знаний и здравого смысла лучше поискать себе другую работу.
Программы подготовки судебно-медицинских экспертов сильно различаются по объему практических занятий и степени вовлеченности наставников. В США в этой области работает порядка двухсот лицензированных специалистов, однако они существенно различаются по уровню квалификации, мотивации, загрузки и прочим факторам, влияющим на работу. Схожие различия наблюдаются и в финансировании, технической оснащенности и других административных ресурсах, выделяемых разными юрисдикциями на нужды исследований причин смерти. В ряде случаев посмертные судебно-медицинские освидетельствования выполняются патологоанатомами, практически не имеющими специальной подготовки в этой области. Есть разные системы. Есть разные люди. И если принять во внимание эффект сочетания этих факторов, то представляется даже удивительным, что такое большое число дел расследуется достаточно хорошо. И в то же время совершенно неудивительно, что некоторое количество дел разваливается из-за технических неувязок.
Поэтому важно понимать, что судебно-медицинская информация, попадающая к профайлеру, не единообразна и различается по степени значимости и что для повышения качества и полезности этих важных данных нужны дополнительные исследования. На одном полюсе работы судебно-медицинских экспертов — заключения, несовершенные до такой степени, что даже не соответствуют свидетельству о смерти. На другом полюсе — пояснительные записки к результатам посмертных исследований, содержащие массу параметров, которые могут оказаться критически важными для следствия (например, данные о калибре пули, о последовательности причинения увечий, о приеме наркотиков и т. п.). А эти детали во многом определяются мотивацией, чертами характера и складом ума преступника.
После изучения предоставленной информации и оценки ее значимости пора приступать к ее отбору — процессу, входящему в инструментарий всех судебно-медицинских экспертов, включая патологанатомов. Насколько убедительны выявленные факты? Насколько достоверны данные экспертиз?
• Время наступления смерти
• Давность смерти
• Расстояние ведения огня
• Вид тупого предмета, послужившего орудием убийства
• Особенности телесных повреждений, свидетельствующие о применении конкретных видов оружия или предметов
• Признаки сексуального насилия
• Степень силового воздействия
• Свидетельства употребления наркотиков
Этот список может быть продолжен в зависимости от конкретных обстоятельств смерти и предполагаемого сценария расследуемого преступления.
Фотографии с места преступления и из прозекторской, предоставленные профайлеру, изучаются не только с целью поиска фактических подтверждений содержащейся в отчете информации, но также для выявления деталей, которые патологанатом мог упустить. Большинству судебных патологоанатомов доводилось провести вскрытие и подготовить отчет, чтобы при повторном просмотре фотографий обнаружить телесное повреждение, которое ускользнуло от их внимания или было неверно истолковано во время работы у секционного стола. Похожие вещи можно было заметить и в материалах изученных нами дел. Где-то осталась незамеченной типичная травма от удара тупым предметом. Где-то проигнорировали или неверно интерпретировали явные следы удушения. Не стоит рассматривать эти упущения в качестве свидетельств некомпетентности или профнепригодности местных патологоанатомов и следователей. В таком сложном, междисциплинарном и основанном на интерпретации деле, как исследование причин смерти, следует всегда давать людям возможность извлекать уроки из своих ошибок.
Было бы упрощением сказать, что составление психологического портрета является исключительной компетенцией профайлера. Тем не менее судмедэксперт не должен вмешиваться в процесс создания психологического портрета до завершения собственного анализа предоставленных материалов. Это способствует достижению более высокого уровня объективности. Однако после завершения анализа соответствующих данных судмедэксперту пора приступать к обсуждению с профайлером деталей дела. Это можно сделать и при личной встрече, и в ходе группового обсуждения. Лично мне намного больше импонирует второй вариант, хотя групповые совещания и занимают больше времени. Пока это не стало постулатом судебно-медицинской работы, но должно бы, поскольку давно известно, что две головы лучше, чем одна. В небольшой группе опытных участников следственных действий количество полезных для расследования идей возрастает в геометрической прогрессии. Исходя из этих соображений бюро судебно-медицинской экспертизы Вашингтона официально предписывает включать судмедэкспертов в состав групп по расследованию любых сложных дел. Это делается с целью обеспечения обмена идеями, а также для документирования и согласования установленных фактов.
При составлении психологического портрета преступника приходится опираться на заключение судмедэксперта, поэтому так важно сделать правильные выводы о смерти жертвы.
В ходе группового обсуждения виктимология и судебно-медицинские материалы рассматриваются с точки зрения их значения для решения конкретных задач следствия. Несмотря на их научную ценность, бо́льшая часть результатов работы судмедэкспертов не будет использована для составления психологического портрета. Скорее всего, в центре внимания окажутся один-два ключевых параметра, причем не сами по себе, а в контексте специфики дела и нерешенных задач следствия.
Я хотел бы проиллюстрировать это соображение несколькими вопросами, которые поднимались в ходе реальных групповых обсуждений. Эти вопросы относились к разным делам; в скобках указано, какие судебно-медицинские или криминологические факторы имели значение в каждом конкретном случае.
Как долго прожила после похищения жертва, страдавшая несахарным диабетом и лишенная необходимых ей лекарств? (История болезни, время наступления смерти, давность смерти.)
Насколько сильное кровотечение у жертвы должна была повлечь за собой рана такого типа, а с учетом относительно малого количества крови на ее одежде и на месте обнаружения насколько вероятно, что ее убили где-то еще и выбросили там, где нашли? (Анатомическое местонахождение раны и степень ее тяжести.)
Является ли резаная рана на шее посмертной, учитывая свидетельствующую об удушении конъюнктивальную петехию и след на шее от пряжки ремня, который может указывать на его применение в качестве средства усмирения? (Имело ли место сначала изнасилование, а затем убийство, совершенное, чтобы избежать опознания жертвой?)
Приведем еще несколько примеров группового обсуждения дел.
Предмет обсуждения. Женщина средних лет, считавшаяся полицейским осведомителем, была обнаружена в спальне своей квартиры стоящей на коленях у изголовья своей кровати. Она была обнажена, ее горло было перерезано до шейного отдела позвоночника. Однако на постельном белье было значительно меньше крови, чем можно ожидать при столь серьезной резаной ране.
Тщательное исследование фотографий шеи покойной, сделанных во время вскрытия, показало наличие характерного кровоподтека на правой стороне шеи непосредственно у правого края резаной раны. Рисунок кровоподтека напоминал пряжку ремня. Предположительно ремень был использован в качестве удавки до того, как преступник перерезал жертве горло. Ни в полицейских рапортах по делу, ни в отчете о вскрытии этот характерный кровоподтек не упоминался.
Указывает ли данное телесное повреждение на конкретный тип или вид орудия убийства? (Принес ли его убийца с собой, что могло бы означать, что это преступление было обдуманным и заранее спланированным?)
Предмет обсуждения. Ночной администратор мотеля, женщина средних лет, была обнаружена лежащей навзничь на полу служебного помещения, примыкающего к стойке регистрации. Ее насильственным образом раздели догола. Практически всю переднюю часть шеи занимала отчетливо выраженная опоясывающая ссадина сложной формы. Изучение фотографий с места преступления показало наличие на шее множественных ссадин и кровоподтеков. Чем дольше изучалась травма, тем отчетливее проявлялся рисунок повреждений, и в конце концов стало понятно, что это следы квадратной пряжки ремня. Рисунок был достаточно четким для того, чтобы установить приблизительную ширину пряжки и вид застежки ремня.
Этим я хочу обратить внимание на целесообразность выделения отдельного времени для детального изучения всех имеющихся фотографий ран и увечий. Опыт работы играет в этой работе огромную роль. Недостаточно просто сказать, что на теле имеются ссадины и кровоподтеки. Поразмыслив над изображениями, можно понять очень многое, а для этого требуется время.
Повторюсь, перечень проблем профайлинга, имеющих прямое отношение к сфере судебной медицины, ограничен только спецификой расследуемого дела. Давайте рассмотрим пример, проливающий свет на ряд важных принципов судебной медицины.