Являются ли трюфели неудобоваримыми?

Теперь нам остается всего лишь рассмотреть, является ли трюфель неудобоваримым.

Мы ответим отрицательно.

Это официальное и окончательное решение основывается:

1) на самой природе изучаемого предмета (трюфель – пищевой продукт, который легко пережевывается, легок по весу и не имеет внутри себя ничего ни твердого, ни жесткого);

2) на наших собственных наблюдениях, которые мы вели более полусотни лет, в течение которых не отметили несварения желудка ни у кого из тех, кто ел трюфели;

3) на свидетельствах самых известных практикующих врачей Парижа – города в высшей степени гурманского, славного своей любовью к трюфелям;

4) и, наконец, на каждодневном поведении тех докторов права, которые при равенстве всех прочих условий поедают трюфелей больше, чем любой другой класс граждан, о чем свидетельствует наряду с многими другими доктор Малуэ, поглощавший их в таком количестве, что можно было бы пресытить слона, и тем не менее сумевший дожить до восьмидесяти шести лет.

Так что можно считать вполне установленным, что трюфель столь же здоровый, сколь и приятный пищевой продукт, который, если потреблять его умеренно, проходит как письмо по почте.

Это не значит, что нельзя почувствовать недомогание после обильной трапезы, где среди прочего подавали трюфели; но эти неприятности случаются только с теми, кто уже при первой перемене блюд набивают свои животы словно пушки, из-за чего те чуть не лопаются при второй, – только бы не оставить нетронутыми вкусности, коими их потчуют.

Так что это вовсе не вина трюфелей, и можно не сомневаться, что они почувствовали бы еще бóльшую дурноту, если вместо трюфелей съели бы в сходных обстоятельствах такое же количество картофеля.

Завершим это фактом, который показывает, как легко ошибиться, если наблюдать с недостаточным вниманием.

Как-то раз я пригласил на обед г-на Симонара, весьма приятного старичка и гурмана высочайшей пробы. То ли потому, что мне были известны его вкусы, то ли для того, чтобы доказать всем своим гостям, что непременно хочу доставить им удовольствие, я не пожалел трюфелей, и они предстали под эгидой девственной, щедро ими нафаршированной индейки.

Г-н Симонар взялся за нее весьма энергично, но поскольку мне было известно, что он отнюдь не впервые лакомился индейкой с трюфелями и до сих пор жив-здоров, то я поощрял его к продолжению, уговаривая лишь не спешить, ибо никто не покушался на законно приобретенную им собственность.

Все прошло очень хорошо, и мы расстались довольно поздно; однако, когда г-н Симонар вернулся домой, у него случилась желудочная колика, сопровождавшаяся сильнейшим позывом к рвоте, судорожным кашлем и общей дурнотой.

Это состояние продлилось довольно долго и заставило всех обеспокоиться; уже возроптали хором о несварении трюфелей, как вдруг сама природа пришла на помощь пациенту: г-н Симонар широко открыл рот и мощно извергнул из себя один-единственный кусок трюфеля, который ударился о стену и с силой отскочил от нее, подвергнув опасности хлопотавших вокруг.

В тот же миг тягостные симптомы исчезли, вернулось спокойствие, пищеварение восстановилось, больной уснул и на следующий день проснулся бодрым и уже не вспоминал о случившемся.

Причина болезни вскоре стала известна. Ведь г-н Симонар ест давно, вот зубы и не выдержали трудов, к которым он их принуждал; многие из этих драгоценных косточек эмигрировали, а остальные не сохранили желаемого совпадения друг с другом.

При таком положении дел трюфель избежал полного пережевывания и почти целиком устремился в пропасть пищевода; процесс пищеварения вынес его к пилору, куда его моментально затянуло: именно это механическое действие и причиняло боль, а исторжение принесло исцеление.

Так что не было никакого несварения, а ложное предположение о нем вызвало всего лишь застрявшее инородное тело.

Именно так постановил консилиум, увидев воочию вещественное доказательство, и весьма благосклонно принял мой доклад.

Г-н Симонар не стал из-за этого меньше любить трюфели; он приступает к ним все с той же отвагой, но теперь старается тщательнее пережевывать их и глотать с большей осторожностью; а также радостно благодарит Бога за то, что эта санитарная предосторожность продлевает ему наслаждение.

§ VIII. О сахаре

45. Согласно определению, к которому наука пришла сегодня, под сахаром понимают сладкое на вкус кристаллическое вещество, которое посредством ферментации разлагается на угольную кислоту и спирт.

Некогда под сахаром понимали сгущенный и кристаллизованный тростниковый сахар (arundo saccharifera).

Этот тростник родом из Индии; однако римляне совершенно точно сахара не знали – ни как чего-то обиходного, ни как продукта кристаллизации.

Хотя некоторые страницы в старинных книгах вполне могут заставить нас поверить, что в отдельных разновидностях тростников люди заметили и сладкую составляющую; сказал же Лукан:

 

Quique bibunt tenera dulces ab arundine succos.

 

Но от подслащенной сахарным тростниковым соком воды до того сахара, который мы имеем, было еще очень далеко, и искусство римлян еще недостаточно продвинулось вперед, чтобы достичь этого.

По-настоящему сахар зародился в колониях Нового Света; тростник был завезен туда примерно два века назад; там он и процветает.

Пытались как-то использовать сладкий сок, вытекающий из тростника, и мало-помалу, на ощупь, научились последовательно извлекать из него, кроме сока, сахарный сироп, патоку, сахар-сырец и, наконец, рафинированный сахар различных степеней очистки.

Выращивание сахарного тростника стало делом величайшей важности, ибо это источник богатства – и для плантаторов, и для тех, кто производит из тростника продукты, и для тех, кто ими торгует, и для правительств, которые облагают все это налогами.