7
Коэн оказался моложавым, похожим на отставника-офицера — без живота, с рыжими унылыми усами подковой и маленькими сидящими глубоко глазками. Он остановился у вагона, рядом с артистами зарубежного ансамбля, прибывшими из Юрмалы. С десяток черноволосых парней в джинсовках, в шортах, с распущенными по плечам волосами, с побрякушками на руках и на шеях, сразу принялись передавать через головы из тамбура, из окон ящики, коробки; пассажиры сторонились. Аккуратные латышские проводницы смотрели сурово.
— Коэн Игуда Шлоймович? — Денисов подошел к нему.
Прибывший выглядел лет на десять моложе его предполагаемой жены.
— Можете просто Карл. — На нем был недорогой модный костюм, из верхнего кармана пиджака высовывался накрахмаленный платок.
Коэна сопровождали. Длиннорукий молодой человек, тоже высокий, худой, с кейсом, запирающимся на шифратор, оценивающе взглянул на Денисова, коротко представился:
— Капитан Ламберте, МВД Латвийской ССР.
— Денисов.
Другим был родственник Коэна — тоже с рыжеватыми усами, с апатичным, безучастным лицом. Он только молча подал Денисову руку.
— У вас с собой ее фотографии? — сразу спросил Ламберте. — Пусть Карл посмотрит…
Нечесаные парни из Юрмалы запрудили платформу коробками, ящиками. Гора их все росла. Артистов встречали с десяток длинноногих девиц, непрерывно что-то выкрикивавших, просивших, хохотавших.
— Давайте сюда.
Они отошли под навес.
Денисов достал фотографии пожилых женщин, проходивших по ориентировкам, Карл быстро их просмотрел и безошибочно указал на посмертные снимки убитой.
— Это она.
— Голда Хойна? Ваша жена? — спросил Денисов.
— Да. Голда — это по паспорту. Мы зовем ее Злата…
Ламберте отвернулся. Безучастный ко всему родственник Коэна с неодобрением следил за артистами и их поклонницами. Понял ли он, что произошло? Фотографий ему не показали, чтобы произвести непосредственно опознание трупа в морге.
— Едем.
В машине Карл Коэн устроился посередине, между Денисовым и Ламбертсом; родственника усадили рядом с шофером.
— Давно женаты? — Денисов начал расспросы, едва отъехали.
— Двадцать один, нет, двадцать два года… — Коэн жевал спичку, видимо, недавно бросил корить. Он ждал, не решаясь задать главный вопрос.
— Постоянно живете в Риге?
— Да, — отвечал он обстоятельно, словно тянул время. — После того, как вернулся. После реабилитации… Я служил в армии. В сорок первом меня арестовали. Выслали в Красноярский край…
— Это ваш второй брак?
— Третий.
— А у нее?
— У нее второй. Мы оба разведенные. При регистрации она оставила себе девичью фамилию — Хойна. Она тоже была в ссылке. Там и познакомились.
— Кто она по профессии? — Вопросы были все привычные, первого круга.
— Вообще-то она училась в университете. Но оттуда ее вычистили… На все руки от скуки…
— В чем она была одета, когда исчезла?
— На ней должно быть платье в полоску. Темно-зеленое.
— Готовое?
— Она сама себе шила.
Карл вздохнул, снова повертел спичку. Рыжее обручальное кольцо на пальце тускло блеснуло.
— Как у нее со здоровьем?
Он пожал плечами.
— Подозревали, что у нее катаракта. Но она скрывала. Последние дни меня не было в Риге.
— Вы долго отсутствовали?
— Семь дней… — Коэн решил снабдить ответ объяснением. — Я еще не на пенсии. Числюсь в школе прикладных видов спорта…
Он по-латышски уточнил у Ламбертса.
— Бывший клуб конного спорта. Они дали мне туристическую путевку в Нальчик… — Коэн вздохнул. — В прошлые годы они давали мне Военно-Грузинскую дорогу, Севастополь, Гурзуф…
— Вы ездите без жены?
— Она не переносит поездок. Кроме того, у нее все-таки что-то с глазами, — он производил впечатление благополучного семьянина, но Денисов уже знал, что это не так.
— Жена старше вас?
— На десять лет.
Они ехали по проспекту Мира. Вокруг было полно вывесок больших магазинов. Родственник Коэна едва успевал их читать. «Синтетика», «Мебель»… Может, скорбная эта поездка сочеталась для него с какими-то конкретными делами?
— Вы вернулись из Нальчика раньше времени?
— На неделю. Нам не понравились условия: несколько рижан отравилось. Мы все уехали.
— Какого числа вы были в Риге?
— Двадцать девятого утром. Когда Рейган прилетел в Москву…
«После гибели жены…» — подумал Денисов.
Ламбертс молчал.
— В квартире никого не было?
— Нет. Я решил, что она у кого-то из подруг. Или уехала на взморье. Ночью она тоже не вернулась…
— Ваши действия?
— Начал звонить — она никому ничего не передавала… Ушла и все!
— Вы бывали в Москве? — Время, отпущенное для разговора в машине, быстро уменьшалось, надо было спешить.
— С работы мы часто приезжали. На ипподром. И на ВДНХ.
— А она?
— Раза два или три… К окулистам. Вместе со мной.
— Давно?
— Последний раз лет шесть назад. Профессор, к которому она ездила, умер. С тех пор она не бывала.
Коэн не упомянул о похоронах Сусанны Маргулис.
— У нее есть родственники в Москве?
— Родная сестра. Но они не общались.
— Могла ваша жена поехать к ней?
Коэн покачал головой:
— Они даже не переписывались. Влада — ее сестра — уехала из Латвии еще в двадцать восьмом… Они жили тогда в Вентспилсе. С тех пор единственный раз увиделись. Случайно. На взморье. Лет пять назад. Когда Влада отдыхала там с мужем. И второй раз — на кладбище «Шмерли» в Риге в то же лето, на похоронах Юдит…
— Юдит?
Денисову показалось: латвийский оперуполномоченный капитан Ламбертс подал ему знак.
— Это тоже их сестра…
Ламбертс повторил сигнал, Денисов не стал углубляться.
— Их три сестры. — Коэн тем не менее объяснил. — Юдит была самой старшей. Злата, моя жена, — младшая. Еще Влада. Вайнтрауб. Я даже не знаю ее адреса. Они нами не интересуются. Мы — ими…
Денисов не заметил, как проехали Курский, вверху, перед тоннелем, показались темно-красные стены нового здания театра на Таганке.
«Ламберте явно намекнул на какие-то обстоятельства, связанные со старшей сестрой… Пока я не должен касаться этой темы…»
Какое-то время ехали молча. На развороте, у Павелецкого, Карл вынул изо рта спичку, глухо, по-мужски, прорыдал:
— Их обеих — и Златку, и Владу?
Денисову пришлось ответить:
— Только ваша жена…
Денисов замолчал: у дежурки уже встречали. Впереди, по-уличному подняв воротник легкой куртки, с шапкой развевающихся волос стоял Королевский. С этой минуты только он, Любер, вправе был задавать вопросы мужу убитой.
— Прежде нам надо поговорить, — улучив момент, шепнул Ламберте. — Их старшая сестра Юдит — восьмидесяти трех лет — тоже убита. Тем же способом… Ночью. Ударами топором по голове. Просто, я бы сказал… — Ламберте поискал выражение. — Идет какая-то охота на эту семью! Юдит, теперь Злата… В живых еще Влада…
Оставив мужа погибшей и его родственника Королевскому, они прошли к Денисову в кабинет. В кейсе, который Ламберте ни на минуту не оставлял, оказались аккуратные, подшитые по инструкции — триста листов в каждом — тома розыскного дела.
— Давно она убита? — спросил Денисов.
— Пять лет назад в своей квартире в Риге. На Киевас, тридцать пять. Мы так и не нашли убийцу.
— Есть и третье убийство… И тоже родственницы этой семьи — Сусанны Маргулис. Ее брат — Иосиф Вайнтрауб -женат на третьей сестре. На Владе…
Ламбертс замолчал от неожиданности. Спросил только:
— А ее как?
— Тем же способом. В Подмосковье, у себя дома, в августе. После возвращения из Риги… Тоже пять лет назад.
— Старшую сестру убили в конце июля, — заметил Ламбертс, когда к нему вернулся дар речи. — Вайнтраубы находились в это время на взморье. — Он показал на розыскное дело. — Муж Влады допрошен.
— Сусанна Маргулис тоже в это время находилась у брата… Извини!
Ему позвонили из дежурки.
— Поздравляю, Денис! — Звонил помощник. — Гринчука задержали… Вместе с сожительницей.
— Далеко?
— На Савеловском… Бахметьев приказал подключить тебя, когда привезут.
— А где они сейчас?
— В Управлении.
— Ну, это долгая песня…
— Я тоже думаю, раньше ночи не привезут! Сначала попробуют сами раскрыть…
— Вызывают? — спросил Ламбертс. Он перекладывал розыскные тома из кейса Денисову в сейф.
— На ночь… — Денисов принялся ему помогать. — До этого я успею познакомиться с материалами.
— Много времени не займет. — Ламбертс закрыл кейс. — Ну, хорошо… Я еду сейчас с Королевским и Коэнами на опознание. Потом в постпредство. У вас тут поблизости мы найдем чашечку кофе?
Денисов наугад раскрыл первый том: его ждала неудача. Страницы были заполнены разборчивым почерком, красными чернилами… На латышском языке. Денисов перевернул лист — снова латинские буквы. Еще страница… И ни слова по-русски.
Он немного успокоился, когда вспомнил, что дело все-таки нераскрытое. Нераскрытые дела обычно отличало большое количество никчемных допросов.
Листая, он набрел на несколько бумаг, которые не надо было переводить — русские островки, затерявшиеся в латышском море.
Это все были официальные ответы, по ним можно судить о характере самих запросов:
Он прочитал:
«Дирекция государственной филармонии Латвийской ССР сообщает, что концерты артистов японской эстрады состоялись дважды 15, 26 июля. Все концерты проходили в помещении рижского спортивного манежа по адресу: Рига, ул. Москавас, 160. Начало концертов в 20 час.»
Устанавливалось алиби кого-то из подозреваемых.
«По данным наблюдений Гидрометеостанции «Рига», ул. Слокас, 122, в ночь на 27 июля наблюдалась переменная облачность, без осадков… Отмечена роса. Минимальная температура воздуха 19°, ветер 1-2 м/сек…»
Температура могла объяснить изменение трупных явлений.
«Выходит, убитую обнаружили не сразу. Она так и лежала в собственной квартире, и возможно, не один день…»
Он нашел фотографии с места происшествия — темные, напечатанные с неудачных негативов.
Замусоленные обои, поднимающиеся к высокому потолку. Узкий диван. На полу — женский пояс с резинками, тапки. Масса старых вещей. Общее впечатление захламленности. Труп, завернутый в одеяло. Кровавые брызги на стенах…
Обзорная фотография трупа со вздутым животом. Узловые кажущиеся огромными зияющие раны на волосистой части головы, термобигуди с накрученными седыми локонами.
Полистав, Денисов нашел и показания, записанные по-русски. Сначала ему попадались третьестепенной и четверостепенной важности бумаги, потом он стал находить и более значительные.
Он заварил себе чаю, устроился поудобнее.
В протоколе допроса соседки убитой обнаружилась и первая версия. События на месте происшествия были изложены весьма пристрастно:
«…Юдит Хойну знаю около тридцати лет. У нее в квартире я никогда не была, она не только меня, но и других соседей никогда не пускала, а если кто к ней стучался, то она приоткроет дверь и разговаривает с посетителем. Впускала только свою сестру Злату и ее мужа Карла…»
Наиболее важные улики допрашивающий выделял значками на полях.
«…В т о т день сестра Юдит Злата приходила несколько раз, но ей никто не открывал. Под вечер она пришла снова и стала открывать дверь своим ключом. Вначале у нее ничего не получалось. Потом она открыла и вошла в квартиру. На всякий случай я пошла за ней. Юдит лежала на диване, завернутая в одеяло. Вокруг головы, на подушке, была видна кровь. Но сестра сказала: «Она спит, бедняжка!» Вела себя Злата при этом очень спокойно…»
И еще:
«…Я сказала, что надо вызвать милицию и до ее прихода ничего не трогать, но Злата зачем-то подошла к столу, попыталась изменить расположение вещей…»
Под пером пристрастного следователя действия сестры убитой, хотевшей что-то убрать или переставить, приобретали постепенно все более зловещий окрас.
Кольцо косвенных улик вокруг младшей сестры и ее мужа сжималось.
Карла Коэна спасло алиби:
«…Накануне я поехал в командировку в Рязань. Ехал московским поездом около 21 часа. Приехал туда и Сергеев, он был там в качестве спортсмена-наездника, а я в качестве спортивного судьи. Мое пребывание в гостинице в Рязани может подтвердить обслуживающий персонал, а также коллеги по школе прикладных видов спорта, однако, кто именно из них видел меня, я сказать сейчас не смогу…»
«Поразительная неизменность, с какой каждого, кто первый обнаруживает труп, стремятся превратить в подозреваемого!» — подумал Денисов. То же было и в штэтле: подозревали мужчину, который первым обнаружил убитую Сусанну Маргулис.
Денисов не удивился, когда в первом же протоколе обыска разобрал написанную по-латышски фамилию — Коэн. Обыск произвели на квартире Карла Коэна и его жен ы.
Рижский Шерлок Холмс послал на экспертизу изъятые на квартире Коэна наволочку, носовой платок со следами крови, просил определить групповую принадлежность…
«Самое страшное, что и эту сестру убьют. — Денисов поднялся, подошел к окну, вернулся. Снова сел. — И убьют тем же самым способом. Ночью. Во время сна. В помещении. Топором».
Цветные снимки старомодных старушечьих вещей — бархатных капоров, муфт, крошечных подушек-думок, атласных одеял сменяли страшные фотографии с места убийства и из морга. Только на одном снимке взгляд неожиданно отдохнул: в кадр случайно попал холодильник с выложенными по верху необычно крупными фиолетово-красными помидорами; жизнерадостный натюрморт, расцветивший унылые листы бесперспективного пятилетней давности уголовного дела.
На одной из страниц Денисов увидел постановление о наложении ареста на почтовую корреспонденцию, далее шли допросы свидетелей.
«Злата Хойна, — указала с подачи следователя одна из свидетельниц, — по национальности еврейка. Вела себя всегда настороженно. Отличалась странной привычкой озираться по сторонам. Особенно перед сном. Даже когда была рассержена и метала громы и молнии, глаза ее оставались всегда холодными и проницательными…»
За допросом шел протокол задержания «гр-ки Хойны Голды Вольфовны в качестве подозреваемой…»
Злату-Голду, однако, спас… Иосиф Вайнтрауб.
Следователь по фамилии Табарчук, по счастью, допрашивал его на русском:
«…С 15-го июля я находился в санатории на Рижском взморье. Моя жена — Влада Вайнтрауб приехала за две недели и сняла комнату недалеко от санатория на улице Йомас. В конце месяца на несколько дней сюда же прибыла моя родная сестра Сусанна Маргулис. 22-го июля на пляже мы трое случайно встретили проживающих в гор. Риге сестер моей жены — Юдит и Злату, с которыми она не виделась многие годы… Встреча эта была теплой, но очень короткой, поскольку моя сестра Сусанна должна была ехать в гор. Ригу в предварительную железнодорожную кассу за билетом Старшей сестре жены Юдит тоже надо было ехать в город. Мы проводили их на станцию, договорившись встретиться в воскресенье, после чего я с женой и ее второй сестрой -Златой — вернулись назад, в санаторий, где вместе ужинали… А в пятницу в санаторий позвонила Злата и сообщила, что Юдит убита у себя на квартире неизвестным лицом…
Моя жена, сестра и я, несмотря на плохое состояние здоровья, участвовали в ее похоронах. А еще через несколько дней мы узнали, что Злату обвинили в убийстве сестры, в связи с ее странным якобы визитом к Юдит на второй день после убийства. На самом деле Злату послала к сестре администрация фабрики узнать, почему Юдит не является на работу…»
В этом месте сбоку на протоколе допроса рука следователя начертала красным карандашом:
«Врет! Она сама поехала…»
«…В связи с этим я позвонил прокурору республики и попросил его личного вмешательства… Я старый коммунист, персональный пенсионер союзного значения…»
Обращение Вайнтрауба решило все. Злату отпустили, а Сусанну Маргулис и Владу Вайнтрауб следователь даже не допрашивал.
Трех из четверых этих женщин уже не было в живых.
Денисов снова разрыл массив слежавшихся бумаг. Один из документов явно был заключением почерковедческой экспертизы с таблицей — фотографиями букв и красными стрелочками — указателями направлений штрихов.
Ламбертс вернулся часа через два. С ним был рижский родственник Карла Коэна, они приехали из морга. Коэн-два несколько раз вынимал платок, вытирал глаза, затем, извинившись, вовсе ушел в коридор.
— Этот задержанный, что ночью приходил в комнату матери и ребенка… Гринчук… — Ламбертс был уже в курсе новостей. — Он бывал в Риге?
— Вряд ли…
— А что Управление?
— Сначала они, как обычно, попробуют обойтись без нас. Потом уж, если ничего не выйдет, отдадут на вокзал… Почерковедческая экспертиза? — Денисов подвинул рижскому коллеге таблицу.
— Ну да, — не по-русски тщательно выговаривая слова, объяснил Ламбертс. — По материалам дела проходит анонимка… — Он быстро перелистал дело. — Вот… — На фотографии были изображены наклеенные на бумагу разнокалиберные квадратики букв, вырезанные из латышских изданий. — Мы провели комплексную почерковедческую, криминалистическую и литературоведческую экспертизы. Это заключение «Три слова, использованные в анонимном письме, в официальном латышском языке в настоящее время не употребляются (лексика досоветского периода), в связи с этим можно предполагать — исполнитель анонимных писем является пожилым человеком, родом из местности, где говорят на ливском наречии…»
— По делу проходят люди, говорящие на этом наречии? -спросил Денисов.
Ламбертс кивнул.
— Конечно! Погибшая Юдит и вся их семья, в первую очередь. Их знакомые. Все родом из Вентспилса.
— А текст анонимки?
— Жалоба на медлительность следствия, что следователь покрывает мужа Златы…
— Карла?
— Да. Кто-то все время катит на него бочку.
— А это? — Денисов показал на перечень в конце заключения.
— Так… Список литературы по лексике и диалектологии, использованный при экспертизе — «Латышская диалектология», «Среднее наречие Курляндии», «Звуки и формы балтийского языка…»
Позвонил Королевский:
— Ламбертс здесь?
— Да.
— Попроси зайти.
— С делом?
— Дело можешь еще подержать.
Оставшись один, Денисов долистал его до конца.
Еще один документ — теперь уже составленный от руки -неожиданно задержал его внимание. Документ, какой можно встретить разве только в деле по нераскрытому убийству.
«Список родственников и знакомых, присутствовавших во время похорон Хойны Юдит Вениаминовны на кладбище «Шмерли» гор. Риги»
Бумага датирована была пятью годами назад и, пролежав в розыскном деле, заметно увяла.
Какой-то исполнительный оперативный уполномоченный, направленный начальством на кладбище, добросовестно переписал присутствующих, чем внес свою лепту в попытку раскрыть старое преступление.
Документ его сохранил актуальность. Оперуполномоченный начал список с имен, каждое из которых значилось теперь на обложках двух новых уголовных дел.
«Общая судьба? — подумал Денисов. — Но почему? Сестры почти полвека не виделись. Сусанна Маргулис с одной из них — с Юдит — виделась очень недолго. По дороге в Ригу… Другую встретила еще несколько раз — до возвращения в Штэтл…»
Он чувствовал: разгадка была именно здесь.
«На кладбище «Шмерли» присутствовали, — писал рижский розыскник: —
1. Маргулис Сусанна Менделевна.
2. Хойна Злата Вольфовна…
По удивительному совпадению женщины, стоявшие в списке под номерами один и два, были убиты в той же самой последовательности.
Под номером три значилось:
«Хойна (Вайнтрауб) Влада Зеевовна…»
