5
На большее не приходилось и рассчитывать. Разыскав в телефонном справочнике Бронкса домашний адрес Рейчел Эйбрамс, подтвердив его правильность после телефонных переговоров с какой-то женщиной и успев проскочить в метро до часа пик, я мысленно поздравил себя с удачным и быстрым почином. Не прошло и шестидесяти минут с тех пор, как Вульф велел разыскать родственников и друзей мисс Эйбрамс, а я уже вошел в старый многоквартирный дом на Сто семьдесят восьмой улице, в квартале от Гранд Конкур.
И тут же выяснил, что чересчур поторопился. Женщина, открывшая мне дверь в квартиру 4Е, не прятала глаз и спросила как ни в чем не бывало:
— Это вы звонили? Что-нибудь случилось с моей Рейчел?
— Вы — мать Рейчел? — спросил я.
Она с улыбкой кивнула:
— Уже довольно давно. Во всяком случае, это никем не оспаривалось. Что случилось?
К такому повороту я не подготовился. Я считал само собой разумеющимся, что какой-нибудь полицейский или журналист поставит мать в известность о случившемся до моего прихода, так что был готов к слезам и причитаниям, но отнюдь не к тому, что мне выпадет участь сообщить матери страшную весть. Правильнее, конечно, было бы сказать все как есть, но та величавая гордость, с которой несчастная мать произнесла «моя Рейчел», расстроила мои планы и нарушила душевное равновесие. Не мог я и просто извиниться и слинять, сказав, что ошибся номером, поскольку выполнял поручение, завалив которое только потому, что мне вожжа под хвост попала, я расписался бы в профессиональной непригодности. В итоге, я из кожи вон вылез, чтобы пошире улыбнуться, но, должен признать, язык у меня словно присох к гортани.
Она продолжала спокойно и дружелюбно смотреть на меня выразительными темными глазами.
— Наверное, надо бы впустить вас внутрь, — сказала она, — только скажите сначала, что вы хотите.
— Навряд ли я отниму у вас много времени, — выдавил я. — По телефону я сказал вам, что меня зовут Арчи Гудвин. Я собираю материал для статьи о практикующих стенографистках. Ваша дочь обсуждает с вами свою работу?
Она слегка нахмурилась.
— Вы могли бы спросить ее сами. Разве вы не можете?
— Могу, конечно, если у вас имеется причина не говорить.
— С какой стати у меня была бы такая причина?
— Не знаю. Но вот, допустим, если бы она взялась печатать рассказ или статью по заказу какого-то мужчины, рассказала она бы вам о нем — о его внешности или манерах? Или о чем говориться в рассказе или статье?
— Разве это противоречило бы каким-то правилам? — продолжала хмуриться она.
— Нет, конечно. Да дело и не в правилах, мне хотелось оживить материал, показать отношение к ее ремеслу родственников, друзей…
— Так статья будет посвящена Рейчел?
— Да. — Здесь я не солгал. Ни на йоту.
— И ее имя будет напечатано?
— Да.
— Моя дочь никогда не обсуждает свою работу ни со мной, ни с отцом, ни с сестрами, за исключением разве что финансовой стороны. Да и то лишь потому, что часть своего заработка она отдает мне — не для меня, а на семейные нужды, — одна из ее сестер учится в колледже. Но она никогда не рассказывает ни о заказчиках, ни о самой работе. Если ее имя попадет в печать, люди должны знать правду.
— Вы совершенно правы, миссис Эйбрамс. Вы знаете…
— Вы упомянули родственников и друзей. Отец Рейчел придет домой без двадцати семь. Сестра ее, Дебора, здесь, сидит над домашним заданием, ей всего шестнадцать, мала для вас, верно? Другой сестры, Нэнси, сегодня не будет, она у подруги, но вернется завтра, в половине пятого. Теперь — друзья… Один молодой человек, Уильям Баттерфилд, хочет жениться на Рейчел, но он…
Она умолкла, и в глазах ее блеснул огонек.
— Прошу извинить, но это уже слишком личное. Быть может, дать вам его адрес?
— Будьте любезны.
Она продиктовала мне номер дома на Семьдесят шестой улице.
— …Еще она дружит с Гулдой Гринберг, которая живет под нами, на втором этаже, квартира 20. Потом — Синтия Фри… Но это не настоящее ее имя. Вы ее, конечно, знаете.
— Нет, боюсь, не имею чести.
— Она выступает на сцене.
— Ах да, конечно же, Синтия Фри.
— Да. Она училась с Рейчел в средней школе, но потом ее бросила. Не стану говорить о ней дурного. Моя Рейчел такая верная, лучшего друга и не придумаешь. Вот я уже старею, и кто со мной останется? Мой муж, конечно, и Дебора с Нэнси, и друзья — но, главное, я знаю, до самого конца подле меня будет Рейчел. Об этом вы должны написать. Я вам еще расскажу о ней, мистер Гудвин, только вы войдите и сядьте… Ой, телефон звонит… Простите, я сейчас.
Она повернулась и устремилась в комнату. Я не шелохнулся. Через несколько секунд до меня донесся ее голос:
— Алло… Да, миссис Эйбрамс у телефона… Да… Да, Рейчел — моя дочь. Что вы сказали?..
Я не сомневался, что делать дальше. Вопрос был только в том, оставить ли дверь распахнутой или прикрыть ее. Последнее казалось более разумным. Я тихонечко, стараясь не стучать, притворил дверь и пошел по ступенькам.
Выйдя на улицу, я посмотрел на часы — стрелки показывали пять двадцать четыре. Я подошел к перекрестку, оглянулся, заметил в конце квартала аптеку, поспешил к ней, отыскал телефонную кабину и набрал номер. Трубку снял Фриц и соединил меня с оранжереей.
Когда Вульф подошел, я сказал ему:
— Мне удалось поговорить с матерью Рейчел. Она сказала, что ее дочь никогда не рассказывает дома о своей работе. Мы беседовали в настоящем времени, потому что она еще пребывала в неведении о случившемся. Ей хочется увидеть имя Рейчел в газетах, и она его увидит благодаря этому мерзавцу, с которым я разминулся на три минуты. Я ей ничего не сказал, так как только бы потерял на это время. Завтра, когда она осознает, что выяснение подробностей о работе ее дочери может помочь найти убийцу, она, возможно, что-нибудь припомнит, хотя вряд ли. Имена нескольких друзей узнал, но живут они в разных местах. Велите ребятам позвонить мне по этому номеру. — Я продиктовал номер телефона.
— Мистер Кремер настаивает на встрече с тобой, — сказал Вульф. — Я рассказал ему все, и он послал за книжечкой, но желает видеть тебя лично. Судя по голосу, он разозлился. Пожалуй, тебе стоит заехать к нему. Все же мы действуем сообща.
— Угу. И давно? Ладно, ладно, поеду. Не усердствуйте.
Я подождал в кабинке, чтобы никто не занял ее. По мере поступления звонков я перепоручил Уильяма Баттерфилда Саулу, Гулду Гринберг — Фреду и Ситию Фри — Орри, добавив, что желательно разузнать имена других друзей и знакомых мисс Эйбрамс и пусть занимаются ими сами. Покончив с наставлениями, я прогулялся пешком до метро.
В уголовке на Западной Двадцатой улице я испытал на собственной шкуре, насколько разозлился Кремер. Я давно уже сбился со счета, пытаясь определить, сколько раз меня вызывали в это учреждение за последние годы. Когда у нас с Вульфом есть что-то (или Кремер думает, что есть), на что Кремер хотел бы наложить лапу, меня тут же препровождают в его кабинет. Если дело пустяковое, мною занимается сержант Перли Стеббинс или кто-то из их шайки. Если же требуется задать мне нахлобучку, меня бросают на растерзание лейтенанту Роуклифу. Когда мне придется выбирать между раем и адом, я не стану ломать голову, а просто спрошу «А где Роуклиф?» Одно время мы с ним были квиты — он надоел мне ничуть не меньше, чем я ему, — пока в один прекрасный день меня не осенило: надо начать заикаться! Дело в том, что когда Роуклиф горячится и выходит из себя, он начинает заикаться. Вот я и замыслил сперва раздразнить его, а потом разок заикнуться и посмотреть, что получится Результат превзошел все ожидания. Роуклиф так взбесился, что стал мычать и запинаться на каждом слове, после чего я с полным основанием подал жалобу, что он меня передразнивает. С тех пор козыри заимел я, и Роуклиф это знает.
Мы с Роуклифом мозолили друг другу глаза битый час — чистейший фарс, ведь Вульф уже выложил им все без утайки, и добавить мне было нечего. Роуклиф упорствовал, что я преступил закон, обыскав стол и прикарманив записную книжку (сущая правда), и настаивал, что я наверняка нашел еще что-то и утаиваю это от полиции. Так мы сидели и толкли воду в ступе, пока наконец мне не дали подписать свои отпечатанные показания. Я подписал, Роуклиф прочитал и стал приставать с новыми вопросами. Я долго терпел, но потом мне наскучило.
— Послушайте, — сказал я, — вы же сами знаете, что несете полную галиматью. Чего вы добиваетесь — пытаетесь с-с-с-с-сломить мой дух?
Роуклиф стиснул зубы. Но он должен был что-то ответить.
— Я бы с удовольствием с-с-с-сломал тебе шею, — заявил он. — Убирайся отсюда к чертовой матери!
Я убрался, но не туда. Я твердо намеревался перекинуться парой слов с Кремером. Спустившись в вестибюль, я повернул налево, дошел до конца коридора и толкнул дверь, не постучав. Кремера не было, лишь Перли Стеббинс пыхтел над столом, заваленным бумагами.
— Заблудился? — поинтересовался он.
— Нет. Я пришел сдаваться. Я только что з-з-з-зажарил и слопал Роуклифа. Вдобавок мне кажется, что кто-то здесь забыл меня поблагодарить. Если бы не я, ребята с участка почти наверняка посчитали бы это самоубийством или несчастным случаем, и никто бы не просмотрел записную книжку и не обнаружил этих записей.
— Верно, ты нашел книжку, — кивнул Перли.
— Я об этом и толкую.
— И отнес ее домой Вульфу.
— А затем без промедления предоставил вам.
— Да, ты прав. Спасибо большое Устраивает?
— Да Только ответь на один вопрос, чтоб не дожидаться утренних газет. Как названо в заголовках падение Рейчел Эйбрамс из окна?
— Убийство.
— Нагадали на кофейной гуще?
— Нет Нашли следы пальцев на шее. Врач полагает, что ее душили. Стало ли это причиной смерти, покажет вскрытие.
— И я не поспел на каких-то три минуты…
— Ну да? — притворно изумился Перли.
Я изрыгнул сочное словцо. Потом добавил:
— Хватит вам и одного Роуклифа в отделе, — и отправился восвояси. В приемной я зашел в телефонную кабинку, набрал номер, услышал голос Вульфа и доложил: — Извините, что нарушаю ужин, но мне нужны указания. Я в уголовке на Двенадцатой улице, без наручников, провел час с Роуклифом и пошушукался с Перли. Исходя из пятен на шее, официальная версия гласит, что ее задушили и выбросили из окна. Как я вам и говорил. Три имени, что назвала миссис Эйбрамс, я распределил между нашими ребятами, велел им узнавать еще и действовать по своему усмотрению. Сегодня вечером или завтра нужно еще разок навестить Эйбрамсов, только не мне. Сол, пожалуй, сумеет вызвать миссис Эйбрамс на откровенность. А я жду указаний.
— Ты ужинал?
— Нет.
— Возвращайся домой.
Я дошел до Десятой авеню и поймал такси. Дождь моросил, не переставая.
