17
Где-то над Нью-Мексико или, может, над Оклахомой я стал сомневаться, правильно ли поступил, взяв билет на тот же самолет, что и Корриган. Вполне можно было лететь и на следующем. А сейчас, сидя на месте пять (а он — на четырнадцатом, позади меня), я никак не мог заснуть. В подобной ситуации логика беспомощна. Если следовать логике, то вряд ли он в полном пассажиров самолете прошел бы по проходу и воткнул в меня нож, в особенности, видя, что при мне нет ни портфеля, ни достаточно объемистой папки, куда можно было бы поместить рукопись романа, но тем не менее спать я не мог и меня раздражало, что он сидит сзади. Я хотел было предложить ему поменяться местами, но сам же отверг это предложение.
Это была долгая и утомительная ночь.
В аэропорту «Ла гардиа», где мы приземлились утром, строго по расписанию, он меня опередил и, схватив свой портфель, побежал к такси. Я же, прежде чем получить чемодан, зашел в телефон-автомат и, позвонив Фрицу, предупредил, что буду завтракать через тридцать минут, и попросил приготовить побольше теста. Когда мое такси переезжало через Куинсборо-бридж, я впервые за четыре дня увидел солнце.
Вульф утром спускался только в одиннадцать, побывав уже у себя в оранжерее, но Фриц встретил меня так, будто я не был дома целую вечность. Распахнув входную дверь, он выхватил у меня из рук чемодан, повесил мои шляпу и плащ на вешалку и прошел прямо в кухню, где тут же поставил на огонь сковородку. Я сидел на высоком стуле, попивая апельсиновый сок, когда услышал шум лифта и через минутку в нарушение всех правил в кухне появился Вульф. Я отнесся к этому с пониманием и с почтением пожал поданную мне руку. Мы обменялись подходящими к случаю замечаниями, и он сел. Кухня — это единственное на свете место, где он не возражает усесться на стул, хотя его зад явно на сиденье не умещается. Я занял свое место за столом, и Фриц бросил мне на подогреваемую снизу тарелку первый блинчик.
— Он похудел, — сказал Фриц Вульфу. Фриц уверен, что без него мы оба через неделю умерли бы с голоду.
Вульф согласно кивнул и сообщил мне новость.
— На сипропедиум минос появились два цветка.
— Замечательно, — откликнулся я с полным ртом. И проглотив, спросил: — Вы, наверное, хотите, чтобы я подробно обо всем доложил? Мне…
— Ешь свой завтрак.
— Я ем. В отличие от вас я могу есть и говорить о делах. Мне нечего добавить к тому, что вам уже известно, кроме того, что я прилетел на одном с Корриганом самолете. В аэропорту он схватил свой саквояж и смылся. Насколько я понимаю, при наличии того, что вы уже собрали здесь, мы вот-вот готовы к атаке?
— Где? — фыркнул он. — На кого?
— Не знаю.
— И я не знаю. Когда ко мне впервые восемнадцать дней назад пришел мистер Уэлман, я высказал предположение, что Дайкс написал этот роман, что он и обе женщины были убиты из-за того, что знали содержание романа и что в убийстве замешан кто-то из юридической конторы. Это предложение подтвердилось, вот и все. Больше нам ничего не известно.
Я проглотил еще один блинчик.
— Значит, моя поездка в залитую дождем Калифорнию была пустым времяпровождением?
— Ни в коем случае. Мы сумели заставить его или их задвигаться, а значит, проявить себя. Теперь нам предстоит продолжить этот процесс, придумав что-то новое.
— Сразу после завтрака? Я ведь не спал всю ночь.
— Посмотрим. Движение, когда оно началось, остановить трудно. — Он посмотрел на часы. — Я опаздываю. Посмотрим. Рад, что ты вернулся. — Он встал и вышел из кухни.
Я завершил завтрак, проглядел утреннюю газету и поднялся в кабинет. Я не был бы удивлен, увидев кипу неразобранной почты, но, по-видимому, за мое отсутствие он постарался не забивать себе голову мыслями. Счета и прочие бумаги были вытянуты из конвертов и аккуратно сложены у меня на столе, а настольный календарь на девятом марта, то есть на сегодняшнем дне. Я был тронут. Я просмотрел несколько бумаг, потом, взяв чемодан, поднялся к себе в комнату. Комната тоже обрадовалась мне. Когда я у себя, я всегда включаю там телефон, но на этот раз забыл. Я разложил вещи по местам, разделся, приняв душ и брился электрической бритвой, когда в дверях, задыхаясь, появился Фриц.
— Телефон, — сказал он. — Мистер Корриган хочет говорить с мистером Вульфом.
— Ах ты, черт! Забыл включить телефон. Сейчас возьму трубку.
Я включил телефон и поднял трубку.
— Говорит Арчи Гудвин.
Я думал, что у телефона миссис Адамс, но оказалось, что это сам Корриган. Он процедил сквозь зубы, что желает поговорить с Вульфом, но я ответил, что до одиннадцати Вульф занят. Тогда он сказал, что они хотели бы с ним повидаться, и я спросил, кто именно.
— Я и мои компаньоны.
— В одиннадцать вас устроит? Или лучше в половине двенадцатого?
— В одиннадцать. Постараемся не опоздать.
Перед тем, как покончить с бритьем, я позвонил Вульфу по внутреннему телефону и сказал:
— Вы были правы. Движение, когда оно началось, остановить трудно. Руководители юридической конторы будут здесь в одиннадцать.
— Вот видишь, — откликнулся он. — Придумывать ничего и не надо.
Было только десять тридцать, а потому я занялся личными делами. Когда я спустился вниз, я был готов ко всему, в том числе и к двухчасовому сну, но с этим, было очевидно, придется обождать.
Они опоздали на десять минут, поэтому Вульф, когда они подъехали, был уже в кабинете. Прежде чем начался разговор, я заметил одну интересную деталь. В торце письменного стола Вульфа лицом к нему, если помните, стоит красное кожаное кресло. Это самое удобное место для посетителей, и когда к нам приходят двое или больше человек, обычно туда садится старший из них. Когда та же группа была у нас в прошлый раз, в кресло уселся как старший компаньон Корриган, но на этот раз туда влез не кто иной, как седовласый, непрерывно мигающий Бриггс, дядя Фред Хелен Трой. По видимому, кроме меня, никто не обратил на это внимания, что само по себе тоже было примечательным. Когда они расселись, ближе всех ко мне оказался Эммет Фелпс, длиннорукий, шести футов росту, не человек, а ходячая энциклопедия; следующим сидел Корриган, затем тяжело опустившийся на стул сонный на вид Луис Кастин, преемник Конроя О′Мэлли в роли постоянного представителя конторы в суде, и, наконец, лишенный права на практику О′Мэлли с горькой складкой у рта.
Вульф повел взглядом слева направо и обратно.
— Итак, джентльмены?
Заговорили одновременно трое.
— Я в таком бедламе разговаривать не в состоянии, — резко сказал Вульф.
Инициативу взял на себя Фредерик Бриггс, который сидел в обитом красной кожей кресле.
— В прошлый раз, — медленно и отчетливо заговорил он, — я и мои компаньоны явились к вам против воли и предложили вам задавать вопросы. На этот раз у нас есть вопросы к вам. Если вы помните, я охарактеризовал ваш метод как безнравственный и достойный порицания, и вы подтвердили это определение тем, что сфабриковали пометку на заявлении Дайкса с просьбой об отставке, подделав почерк одного из нас, а затем передали этот документ в полицию. Чем вы можете оправдать ваши действия?
— Ничем, мистер Бриггс, — взлетели вверх брови Вульфа
— Ваш ответ неприемлем, — яростно заморгал Бриггс. — Я настаиваю… Мы настаиваем на ответе.
— В таком случае я нам отвечу — Вульф был само спокойствие. — Как вы утверждаете, пометка была сделана рукой мистера Корригана. Этому есть три возможных объяснения. Первое: мистер Корриган сам сделал эту пометку некоторое время тому назад. Второе: я подделал эту подпись совсем недавно. И третье: это было сделано кем-то из вас, включая и мистера Корригана, либо до, либо после того, как я попросил показать заявление мне. Разыскать заявление у вас в конторе совсем нетрудно. Вы, сэр, разумеется, не знаете, какое из этих трех объяснений соответствует истине, если, конечно, не сделали надпись своей рукой. На вопросы полиции вы все заявили, что ничего подобного не совершали. Я заявил то же самое. — Вульф стукнул по столу рукой. — Не могу поверить, что вы наделяете меня исключительным правом на ложь.
— Это не ответ. Я настаиваю.
— Перестаньте, Фред, — раздраженно перебил его Кастин. По-видимому, он проснулся. — Я говорил вам, что таким путем мы ничего не добьемся. Рассудить нас некому, даже если бы вы знали, кто на это способен. Переходите к делу.
— Он не сумеет, — Фелпс, равнодушный всезнайка тоже разозлился. — Пусть говорит Кон.
О′Мэлли покачал головой. Горькая складка не исчезла с его губ, даже когда он заговорил.
— Спасибо, Эммет, но меня отстранили от практики. Вы забыли?
— Продолжайте, Фред, — велел Корриган своему младшему — но не по возрасту — партнеру.
— Мне представляется, — настаивал Бриггс, — что мы должны потребовать от вас ответа на мой вопрос, но исходя из обстоятельств я вынужден отказаться от этого намерения. — И моргнул Вульфу. — Далее. Мы пятеро, в том числе и мистер О′Мэлли, крайне заинтересованы в защите репутации и благосостояния нашей конторы. В этом мы единодушны. Ваша же позиция, откровенно заявленная, состоит в том, что основным фактором, вызвавшим смерть Леонарда Дайкса, является рукопись романа, предположительно написанного им под чужим именем, а также, что эта рукопись послужила причиной гибели двух женщин и что один или несколько сотрудников нашей конторы знали о существовании этой рукописи и поэтому являются косвенными соучастниками этих преступлений. Правильно?
Вульф кивнул.
— Изложено плохо, но в принципе я согласен.
— Велите вашему человеку взять записную книжку, и я сформулирую наше заявление вторично.
— Перестаньте, Фред, — рассердился Кастин. — Он ведь не возражает. Что еще вам требуется? Продолжайте.
Бриггс снова заморгал.
— Я готов продолжать, как мы договорились, но при условии, что меня не будут перебивать. — Он повернулся к Вульфу. — Значит, вы не возражаете? Очень хорошо. Следовательно, краеугольным камнем в предпринятом вами расследовании является содержание рукописи, не так ли?
— Да.
— И следовательно, содержание рукописи является весьма важным фактором и для нас, руководства конторы, а также и мистера О′Мэлли. Правильно?
— Да.
— Отсюда следует, что если бы нам была предоставлена возможность ознакомиться с содержанием рукописи, мы, естественно и по праву, должны были бы приложить все усилия, чтобы этим воспользоваться. Правильно?
Вульф потер нос.
— Не хотелось бы уклоняться от сути вопроса, но, хотя это и в самом деле естественно, возникает вопрос о праве. Если это делается во имя закона, тогда да. Если же чтобы укрыть преступника, тогда нет.
— Вопрос об укрытии преступника исключается.
— В таком случае, — пожал плечами Вульф, — сказанное вами совершенно справедливо.
— Отлично. Именно из этих соображений мистер Корриган полетел в Калифорнию. Именно из этих соображений мы сейчас собрались у вас. Нам не известно, как вам удалось предвосхитить появление мистера Корригана в Калифорнии, но тем не менее удалось. Ваш человек не только очутился там, но сумел помешать мистеру Корригану ознакомиться с рукописью, из чего следует, что сам он ее видел, а это значит, что вам и ему знакомо содержание рукописи. Вы вовлекли нашу контору в это дело, вы убедили полицию, что мы имеем самое непосредственное отношение к совершенным преступлениям, вы подделали пометку на заявлении, которое мы передали вам.
— Прошу последнее утверждение взять обратно, — гаркнул Вульф.
— Напрасно вы это делаете, Фред, — сказал О′Мэлли. — Не стоит об этом упоминать.
Бриггс моргнул ему, а потом Вульфу.
— Исходя из обстоятельств, я временно снимаю это утверждение, не отказываясь от него окончательно. Но это ничуть не меняет моего мнения о справедливости нашего требования изложить нам содержание рукописи. Вы втянули нас в это дело. Мы требуем, чтобы вы подтвердили необходимость нашего в нем участия. — И Бриггс, моргая, оглядел своих коллег. — Итак, достаточно ли это ясно и убедительно? — спросил он.
Да, согласились они.
— Достаточно ясно, — хмыкнув, согласился и Вульф, — только слишком уж длинно вы об этом говорили. Вы, джентльмены, что-то чересчур засуетились, явившись сюда всей толпой. Почему бы, черт побери, одному из вас не позвонить мне по телефону и не попросить изложить содержание рукописи? У вас на вашу просьбу ушло бы пять секунд, а у меня на мой ответ — две.
— И что бы вы нам ответили? — спросил Кастин.
— Что я еще не готов.
— Не готов на что?
— Приступить к действиям.
Чтобы по праву оценить весь эффект этих слов, надо было слышать, как Вульф их произнес. Он не огрызнулся, не отрезал раз и навсегда, а произнес их вполне будничным тоном, но если у кого-либо из присутствующих было чего опасаться, то он должен был прочувствовать, какую угрозу таят в себе эти два спокойно и отчетливо сказанных слова. Адвокаты переглянулись.
— Вы хотите сказать, что отказываетесь нам что-либо сообщить? — возмутился Бриггс.
— В данную минуту да, — кивнул Вульф. — Я еще не готов. Как практикующие адвокаты вы, джентльмены, знаете, что сила аргумента зависит от того, как и когда им пользуются. Чтобы раздобыть эти сведения, мне пришлось потрудиться, и я намерен извлечь из них максимум пользы.
— Что я вам говорил, джентльмены? — встал Эммет Фелпс. — Мы только зря тратим время.
— Мистер Фелпс невысокого мнения о ваших умственных способностях, — сухо заметил Вульф.
— Предложите ему деньги, — посоветовал О′Мэлли. — Купите у него то, что ему известно. Сумму эту можно будет потом узаконить, правда, Эммет? — Он встал. — Только на меня не рассчитывайте. У меня нет ни пенни.
— Мне хотелось бы предупредить разговоры о преднамеренном недоброжелательстве, — сказал Вульф. — Я не испытываю никакого удовольствия, держа людей в напряженном ожидании. Я был предельно искренен, сказав, что мне нужно еще кое в чем убедиться, прежде чем приступить к действиям. Действовать, не подготовившись полностью, раскрыть свои карты преждевременно было бы большой ошибкой, а я не дурак.
Кастин встал, подошел к столу и, опершись на него, наклонился к Вульфу.
— Я скажу вам, что я думаю. Я думаю, что все это — блеф. По-моему, вы знаете про эту рукопись не больше, чем знаем мы. По-моему вам известно ровно столько, сколько и тогда, когда мы неделю назад явились сюда. — Он выпрямился. — Пойдемте, джентльмены. Он настоящий очковтиратель. — Кастин повернулся ко мне. — И вы тоже, Гудвин. Жаль, что не я полетел в Калифорнию вместо Джима. Вам пришлось бы туго.
И вышел из кабинета. За ним следом двинулись Фелпс и О′Мэлли. Корриган, который до сих пор не проронил ни слова, решил было что-то сказать, шагнул к столу, но раздумал и, не спуская с меня глаз, направился к дверям. Бриггс выполз из красного кожаного кресла и поморгав Вульфу, сказал:
— Сегодня я еще раз убедился в собственной оценке ваших методов и тактики. — И, повернувшись, вышел.
Я не спеша приблизился к дверям холла и, стоя на пороге, смотрел, как они влезают в свои пальто. Я бы охотно открыл им дверь, но Фелпс опередил меня, придержав дверь, пока все они не вышли, чем очень мне помог, а потом захлопнул ее изо всех сил — можно было не сомневаться, что она закрылась, — и я, повернувшись, занял место за своим столом и позволил себе зевнуть во весь рот. Вульф сидел, откинувшись на спинку кресла, глаза его были закрыты.
— Еще какое-либо движение предвидится? — спросил я. — Или наступило время для раздумий?
Молчание. Я зевнул еще раз.
— Иногда, — заметил я, — вы попадаете как раз в точку и говорите чистую правду. Как, например, когда вы сказали, что вам нужно еще кое в чем убедиться, прежде чем приступить к действиям. Можно, конечно, возразить, что хорошо бы больше, чем кое в чем, но хватит и одного факта, а именно: Фелпс, ученый и любитель литературы, вполне мог их всех прихлопнуть только по той причине, что роман был так скверно написан, что вытерпеть это было ему не по силам.
В ответ ни слова, ни звука. И я вдруг взорвался. Вскочив на ноги, я заорал:
— Займитесь делом, черт побери! Придумайте что-нибудь! Сделайте что-нибудь!
— А я еще сказал, что рад твоему возвращению, — не открывая глаз, отозвался он.
