В жизни Ф. М. Достоевского был один достаточно трагичный случай. Его приговорили к смертной казни за участие в революционной деятельности. Правда, затем пришло помилование — смерть заменили десятью годами каторги, но само ожидание скорой казни оставило в душе писателя глубокий след.

В романе «Идиот» Достоевский описывает свои переживания в виде размышлений одного из героев также перед смертной казнью. Пять минут до смерти ему казались огромным богатством, безконечным сроком. Ярко представилось: как же это так, теперь он есть и живет, а через несколько минут с ним будет уже нечто. Но самой ужасной была безпрерывная мысль: «Что если бы не умирать! Что, если бы воротить жизнь, — какая безконечность! И все это было бы мое! Я бы тогда каждую минуту в целый век обратил, ничего бы не потерял, каждую бы минуту счетом отсчитывал, уж ничего бы даром не истратил!» Пришло неожиданное помилование. Постепенно острота переживаний спала с души, ушел страх смерти, и ценность жизни уже не ощущалась так ярко. Потекли обычные дни, и много-много минут опять пропало зря.

Перед лицом смерти человек ясно ощущает ценность жизни, что ее нельзя тратить просто так, впустую, потому что наступит итог, когда необходимо будет представить отчет о прожитом. Совесть порой жестоко обличает умирающего человека в том, что земная жизнь его вряд ли будет достойна.

Стоит вспомнить, что последняя ночь Вольтера была ужасной. Он корчился от боли, кричал, призывал на помощь Того, Кого всю жизнь преследовал. В предсмертные минуты он умолял врача: «Заклинаю вас: помогите мне, я дам вам половину своего имущества, если вы продлите мою жизнь хотя бы на шесть месяцев; если же нет, то я пойду в ад, и вы последуете туда же». Он хотел пригласить священника, чтобы облегчить душу, но его свободомыслящие друзья не позволяли ему этого. Он кричал: «Я покинут Богом и людьми. Я пойду в ад. О, Христос! О, Иисус Христос!» Сестра милосердия, француженка, проведшая несколько часов при смертном одре Вольтера, впоследствии ходила только к умирающим христианам. Она сказала: «За все богатства Европы я не хочу видеть другого умирающего безбожника. Это было нечто ужасное».

А Лев Толстой! Сколько глумился он над православной верой и чем закончил? Чувствуя муки души, перед смертью он посещает Оптину Пустынь, но так и не решается на встречу с кем-либо из старцев. А оказавшись на смертном одре, он шлет в Оптину телеграмму с просьбой прислать к нему священника. Прибыл старец преподобный Варсонофий. Но плотное кольцо поклонников вокруг Толстого не допустило его к умирающему. Писатель стонал: «Ну, теперь шабаш, все кончено!.. Не понимаю, что мне делать?» Руки его были сложены как на молитву. Слабым, жалостливым тоном он произнес: «А мужики-то, мужики как умирают!» и прослезился: «Так, видно, мне в грехах придется умирать». Сев на постель, он громким голосом внятно произнес: «Вот и конец, и ничего!» Душевное состояние Толстого передавалось окружающим. «Надо бежать!» — это был голос отчаяния погибшей души.

Итак, быть талантливым и известным всему миру еще не значит быть счастливым и достичь вечного спасения. Смерть в двух вышеописанных случаях — это глубокая трагедия человека. Не дай Бог кому- либо еще такой кончины.

За гроб, в вечность уходит одна душа, а значит, со смертью при человеке остается только внутренний мир, то состояние духа, его укорененность в добром или злом, которое выработалось в течение жизни. Если душа давно укрепилась в добрых навыках, она идет к Источнику добра — Богу. Если же в ней преобладают пороки, злые навыки, они влекут ее от Бога и способны навсегда оставить в мучениях совести. Когда сердце человека открыто навстречу Богу и ближним, он стремится делать только добро, тогда каждый миг его жизни найдет отражение в вечности, потому что при таком состоянии души он будет соединен с вечным Богом.